Эротика на протяжении тысячелетий оставалась одним из важнейших компонентов культуры. Ученые, раскопавшие Помпеи и Геркуланум, были удивлены тем, как много "нескромных" изображений постоянно присутствовали в обыденной жизни римлян. Там были лампы с носиками для масла в виде фаллосов. Сосуды для вина не менее сомнительной формы или настенные изображения мифологических сцен. Выходило так, что куда бы римлянин ни взглянул, всюду перед ним открывалась какая-нибудь "обнаженка". Однако между изображением обнаженного тела и порнографией лежала целая пропасть.
Рассказывают, что студент Винкельмана, знаменитого исследователя античной культуры, в брачную ночь был неприятно удивлен: он-то думал, что у женщин между ног все именно так, как у статуй, которые были представлены в собрании профессора, а там оказалось. В этом заключается одно из самых важных свойств эротики: не надо воспринимать ее в качестве учебника по анатомии. Эротическое искусство отражает наши представления об идеальном и желанном и ни в коей мере не служит, как выразился один русский гимназист начала века, "отправлению половой нужды". Жившие в Спарте мужчины могли позволить себе ходить практически голыми потому, что тела их, закаленные ежедневными упражнениями, приближались к идеальным формам. Однако, горе тому, кто будет пытаться, подобно Пигмалиону, найти в сегодняшней реальной жизни ожившие античные статуи.
Сексуальная привлекательность не обязательно связана в мировой культуре с обнажением. Египтяне сочетали своеобразный минимализм в одежде (жарко!) с умением украшать свое тело, акцентируя внимание на малых деталях, - именно им принадлежит честь изобретения косметики и духов. Иудеи, чуравшиеся наготы. Устами своего правителя - царя Соломона - воспели эротизм видимых (или показываемых) частей тела. Они находили сексуально привлекательными - губы, глаза, зубы. Линии рук, походку. Увиденное как бы стимулировало фантазию и помогало представить то, что скрыто под одеждой. У некоторых восточных культур "сокрытое" оказалось настолько абсолютизированным, что они могли., подобно японцам, считать красавицами именно тех женщин, которые пишут хорошие стихи и обладают прекрасным почерком.
Распространение христианства очень сильно изменило отношение к эротике. Римляне и греки были оптимистами, они считали: "Завтра будет еще хуже!" - а поэтому надо наслаждаться жизнью здесь и сейчас. Для христиан самой главной стала идея о грядущем спасении. А поэтому мирские и плотские идеалы отошли на второй план. Даже эротизированные образы "Песни песней" царя Соломона стали трактоваться в смысле любви не к женщине, а к церкви и Богу. Единственный мужчина, который мог изображаться полуобнаженным, это Иисус Христос, и интерес к плотской жизни как будто бы пропал, однако это продолжалось недолго.
Стоило европейцам отправиться за море, в крестовые походы, как сдержанность уступила место чувственности. А любовь к Богу - любви к прекрасной даме. Наступил расцвет эпохи рыцарства, и хотя многое не могло быть изображено, но оно говорилось, писалось, чувствовалось. Появились не только учебники и наставления, согласно которым рыцарь должен был ухаживать за своей дамой - в моду вошли даже суды любви, в которых рассматривались дела отверженных и слишком навязчивых поклонников. Люди стали играть в любовь, а сама суть этой игры выдвинула на первый план не приземленные желания, а переживания эротические, ведь согласно кодексу любовной чести, нельзя было обладать или жить в браке с той, кому поклоняешься. Интерес к эротике, впрочем, проснулся не только в среде благородного сословия.
Телесными образами заинтересовались школяры и студенты университетов, принявшиеся подражать наполненным эротическим символизмом поэмам классиков, и именно из их среды вышли люди, которые стали духовными наставниками эпохи Возрождения. Для художников открылась возможность изображать объемное, реальное и сексуально привлекательное человеческое тело, представлявшее собой не только идеал духовный (ибо изображали, в основном, Богоматерь да святых), но и идеал телесный, потому что все возвышенное должно быть прекрасным. Именно поэтому пришлось одному художнику подрисовывать в Сикстинской капелле листики, чтобы прикрыть слишком эротичные творения Микеланджело.
|
