|
Ж.В. Кормина
В последнее время в социальных науках довольно много внимания уделяется вопросам народной веры (народной религии, народного православия). Под этим термином обычно понимается комплекс представлений и ритуалов, образующих ткань повседневной религиозной жизни рядовых верующих, прежде всего крестьян. Важно при этом, что религиозные воззрения носителей традиционной культуры являются органической частью этой культуры, существующей по актуальным для нее законам и правилам.
Тезис о том, что в религиозном опыте носителей крестьянской культуры ритуальные практики доминируют над «мифом» — нарративизируемыми религиозными представлениями, существующими в виде фольклорных текстов, таких как легенда, историческое предание, — видимо, не требует специальных доказательств. Это доминирование обнаруживается прежде всего на уровне функционирования того или иного явления религиозной жизни, скажем, обряда похорон, почитания местных святынь или икон.
Знание того, как правильно выполнить то или иное обрядовое действие, оказывается принципиально более значимым, чем понимание христианской сути ритуала. Так, всем известно, что иконы должны находиться только в особо отведенном для них месте (красном углу, церкви и т.д.), их надо украшать к праздникам и первыми спасать во время пожара и т.п., однако смысл изображенного часто оказывается не важным для верующего: в ответ на просьбу исследователя объяснить, что изображено на иконе, нередко высказываются самые фантастические предположения, не имеющие ничего общего с действительным образом.
Фольклорные и этнографические материалы позволяют констатировать, что в системе народного православия место мифологии, поддерживаемой официальной церковью и зафиксированной в Священном писании и предании и санкционирующей существование той или иной практики, занимает комплекс запретов и предписаний, или правил совершения этого действия. Самый яркий пример тому — похоронно-поминальные обряды. Для подавляющего большинства носителей культуры несущественны ни топография «того света», ни, соответственно, размышления о том, куда именно и каким образом попадет душа умершего. Гораздо важнее правильно его снарядить, похоронить, а впоследствии поминать.
Соблюдение правил, контролируемое деревенскими ритуальными специалистами, которые обычно одновременно являются и религиозными лидерами, обеспечивает сохранение равновесия мира, нарушаемого с каждой смертью. Все действия направлены на создание символической границы между «тем» миром и «этим»; выполнение просьб умерших, сообщаемых ими в снах, также имеет своей действительной целью благополучие живых. Правильно выполненный обряд способствует переходу умершего в новый статус — он переходит в категорию родителей. Иными словами, умерший мыслится относительно «этого» света, он занимает некое место в «земной» системе координат.
Существенное место в народном православии занимает почитание местных святынь — локусов, с которыми связаны, с одной стороны, легенды о явлении сакральных предметов (чаще всего икон) и священных персонажей (Богородицы, Христа и пр.), а, с другой стороны, рассказы о чудесных исцелениях и, соответственно, практики почитания таких мест, включающие в первую очередь именно ритуалы лечения. Несмотря на то, что многие источники фиксируют существование легенд, объясняющих происхождение сакрального локуса, почитание может продолжаться и при их утере — полной или частичной. В таком случае остается лишь название места (напр.: Забудущие, Марк Пустынник, Пещорка) и приуроченность его посещения к определенному дню. Этого оказывается достаточно для того, чтобы продолжилось функционирование святыни.
Распад сюжета легенды и ее вымывание из традиции происходит с исчезновением людей, контролирующих почитание святыни. Впрочем, рядовому верующему, который приходит к святыне по завету с надеждой избавиться от недуга, или вылечить ребенка, или просто поучаствовать в празднике, знание легенды вовсе не необходимо. Как показали полевые исследования, проведенные в Гдовском р-не Псковской обл., где есть пользующееся довольно большой популярностью почитаемое место, т. наз. Пещорка у деревни Т., далеко не каждый, кто приходит или когда-нибудь приходил в 6-ю пятницу к святыне «на богомолье», может воспроизвести этиологическое предание, объясняющее святость этого места. В фольклорном репертуаре подавляющего большинства верующих предание о некогда явившейся здесь Богородице представлено в виде клише, которые не анализируются и не разворачиваются в связный текст («там Божий след»). Вообще в нарративах о почитаемом месте в зависимости от личных предпочтений рассказчика преобладают «пейзажные» описания этого локуса, описания праздника, или рассказы о том, для чего туда ходили, т.е. о лечебных практиках. «Божий след» (камень-следовик) является для местных жителей, в общем, деталью ландшафта, придающей этому ландшафту особый смысл.
Вероятно, функцию «мифа», подтверждающего в глазах носителей традиционной культуры святость почитаемого места, выполняют рассказы о его осквернении с последующим наказанием святотатцев. Однако с точки зрения Церкви в лице ее представителей — священнослужителей и «профессиональных верующих» — каждый конкретный случай почитания тех или иных объектов должен быть соотнесен с каким-то сюжетом Священной истории.
«Облагораживание» церковью традиционной религиозной практики почитания деревенских святынь может происходить также и на других уровнях. Так, интерпретируя календарную приуроченность паломничества к Пещорке, приходской священник связывает 6-ю пятницу с Вознесением, а камень-следовик у Пещорки — с камнем со следом Христа в Иерусалиме. Другой ход — организация здесь служб во все богородичные праздники: раз здесь явилась Богородица, значит логично приходить сюда для молитвы не только в 6-ю пятницу, но и в праздник иконы Казанской Божьей Матери, в Успенье и т.п.
Наконец, для подтверждения того, что чудо явления Богородицы в Пещорке у деревни Т. действительно произошло, священник конструирует предание, искренне веря, что он лишь собрал и упорядочил рассказы, бытующие в народе. Получившийся текст, имеющий весьма отдаленное сходство с традиционными нарративами как по структуре, так и по содержанию, будет распространяться через проповеди, церковную и местную печать, и есть все основания предполагать, что через некоторое время именно этот вариант легенды о явлении Богородицы у деревни Т. будет наиболее полным и самым распространенным, во всяком случае, среди активных прихожан и жителей ближайших к Пещорке деревень.
Пока же адептами нововведений остаются в основном чужаки: знакомые священника, приезжающие из Петербурга, местная интеллигенция, недавно переехавшие мигранты из других регионов. Любопытно, что заботу о святыне взяла на себя женщина, недавно переехавшая в Т. с Украины, так что в настоящее время контроль за почитанием святыни осуществляется почти исключительно чужими, противопоставленными местному населению не только по сроку проживания в этой местности, но и по религиозной и — шире — культурной традиции, носителями которой они являются.
|
