В.А. Бачинин
Секуляризация, совершавшаяся на протяжении нового и новейшего времени, сопровождалась такими изменениями в сфере общественной жизни, как перераспределение церковной собственности в пользу государства, освобождение властных институтов от практики получения санкций со стороны церкви, эмансипация культуры, воспитания, образования, быта людей от религиозно-церковных влияний.
Культурно-историческая антитеза сакрализации-секуляризации. Секуляризация является противоположностью другого процесса, также характерного для развития культуры и цивилизации — сакрализации. Секуляризация и сакрализация — полюса живой, динамичной культурно-исторической антитезы, между которыми располагается культурное пространство цивилизованного общежития народов и государств. Между ними колеблется исторический маятник, устремляющийся то в одну, то в другую сторону и его движения свидетельствуют либо о волне сакрализации, либо о волне секуляризации. Состояние нормативно-ценностных систем, социальных механизмов моральной и правовой регуляции прямо зависит от этих процессов. Так, волна секуляризации с присущим ей возвышение личностного начала, усилением рационализирующих умонастроений, крепнущим духом антропоцентризма и социоцентризма порождает встречную защитную реакцию со стороны апологетов сакральной картины мира, заставляет их защищать эту картину, оправдывать Бога, создавая разнообразные варианты теодицеи. И напротив, волна сакрализации, сопровождающаяся распространением умонастроений, существенно приуменьшающих масштабы человеческой личности. Это заставляет человека оправдывать самого себя в собственных глазах, искать средства и способы духовного самовозвышения, создавать различные модели антроподицеи.
Секуляризация как деструкция. Процесс секуляризации выполняет одновременно деструктивные и конструктивные функции. С одной стороны он означает деструкцию традиционных форм сакральности, а с другой — подготавливает социальную и духовную почву для новых форм сакральности, в которых абсолютные ценности и нормы обретут тот вид, который в наибольшей степени будет соответствовать новым социально-историческим обстоятельствам. Применительно к праву это выглядит как сохранение естественно-правового ядра при периодических переменах в системах позитивного права. В условиях западной цивилизации волны секуляризации, как правило, начинали угрожать традиционным иерархическим нормативно-ценностным вертикалям, а это было чревато ослаблением устоев социального порядка, падением нравов, ростом преступности, социальными катаклизмами. Символику секуляризованного мира демонстрирует творчество И. Босха. В его картинах мир, покинутый Богом, оставлен на произвол судьбы и оказался во власти темных сил. Всевозможная нечисть, прежде страшившаяся Божьего гнева, теперь осмелела и начала выползать из расщелин и укрытий. Мир наполнился омерзительными и злобными чудовищами. Босх как бы предупреждает: обезбоженный мир станет напоминать кошмар безумца и жить в нем человеку будет по-настоящему страшно, поскольку он окажется бессилен перед распоясавшимися силами тьмы и зла.
Интенсификация правотворчества как реакция на секуляризацию. Циивилизационный макроорганизм, интуитивно ощущая опасность, которую несла в себе секуляризация, предпринимал встречные меры и стимулировал процесс активного правотворчества. Так, в императорском Риме на фоне ослабления религиозных начал, выхолащивания и оскудения религиозных чувств у граждан возникла тенденция развития и укрепления механизмов правовой регуляции социальных отношений. Несомненно, римское право, как замечательный плод античной цивилизации, — один из результатов той скрытой, подспудной секуляризации, которая постепенно высвобождала общественное и индивидуальное сознание из плена языческих верований. Аналогичным образом обстояло дело и в постренессансной Европе: процесс секуляризации сопровождался там интенсивным развитием правосознания, правоотношений и правоведения. Характерно, что классический Восток, не знавший мощных волн секуляризации, не породил сколько-нибудь значительных правовых систем или открытий в области правовой теории. Однако, неразвитость механизмов правовой регуляции на протяжении всей истории государств Востока не приводила к сколько-нибудь заметным проявлениям падения нравов и разгула преступности. И причина заключалась в том, что традиционные нормативно-ценностные регуляторы преимущественно религиозного характера, вместе с достаточно архаическими нормами обычного права успешно осуществляли функцию социального контроля. Так обнаруживает себя существенная культурно-историческая закономерность: чем интенсивнее проходит процесс секуляризации, чем энергичнее осуществляются разрушения в сфере иерархической пирамиды религиозных норм, тем острее становится нужда в развитии институтов права как внешней регулятивной силы, предназначенной удерживать стихию человеческих взаимоотношений в русле цивилизованной нормативности.
Развитие позитивного права как следствие секуляризации. В Европе нового времени в процессе секуляризации постепенно сузилась сфера компетенции канонического права, целый ряд направлений в правоотношениях, касающихся международных, политических, гражданских, семейно-брачных, уголовных вопросов перешел в ведение светских государственных судов. В итоге в большинстве европейских стран за каноническим правом осталась область преимущественно внутрицерковных отношений. На протяжении XVIII — XIX вв. секуляризация проявилась в форме заметного усиления позитивно-правовых умонастроений среди западных правоведов и философов, склонных рассматривать право как самостоятельную регулятивную силу, опирающуюся на мощь светских социальных институтов и не нуждающуюся в религиозных и метафизических обоснованиях своих норм. Формируется сугубо светская, «государствоцентристская» модель права, в которой последнее предстает уверенным в собственной самодостаточности, в том, что оно способно самостоятельно, без помощи религии и церкви поддерживать необходимый социальный порядок. При этом практические кодификации как бы отменяют все предшествующие религиозно-философские и религиозно-этические искания, приведшие к появлению тех или иных конкретных норм и законов. Философскому и юридическому позитивизму важен прежде всего сам закон в его прагматическом приложении. Здесь действует отмеченная М. Вебером логика исторической рационализации права, проявляющая не только в его секуляризации, но и в возрастании роли факторов специализации и бюрократизации правоотношений, в непомерном увеличении числа регулирующих их нормативных актов. Все это позволяет говорить о двойственной, амбивалентной природе процесса секуляризации, который не вписывается в границы однозначных положительных или отрицательных оценок. С одной стороны, Европа обязана ему появлением того богатства правовых идей и систем, которым она гордится. Вместе с тем, это богатство вряд ли способно компенсировать те существенные потери в сфере духа и духовности, которыми обернулась для культуры практика обесценивания высших абсолютов и разрушение классических нормативно-ценностных иерархий.
Необходимость в динамическом равновесии между началами сакральности и секулярности. Социально-историческая практика успела продемонстрировать ту культурную модель, которая позволяет успешно сочетать тенденции сакральности и секулярности на началах цивилизованного паритета. Культура европейского барокко XVII в. являет собой пример сочетания духа антроподицеи и духа теодицеи, человеческого и божественного, секулярного и сакрального, свободы и ответственности. В барочной картине мира Бог и человек выступают на равных, представляют собой две равнозначные доминанты. Эта двухдоминантная модель миропорядка не отменяет традиционной иерархической вертикали и одновременно не сковывает человека, не ограничивает его духовную и практическую свободу. Более того, она защищает человека от соблазна вседозволенности, оберегает от падений в бездну имморализма. В ней религиозные, моральные и правовые нормы не конкурируют между собой, а дополняя усилия друг друга, служат одной цели — укреплению цивилизованного социального порядка.
Российская модель секулярности. Русская культура серебряного века была близка к барочной модели миропорядка. Сознание высокой продуктивности союза теодицеи и антроподицеи присутствовало в трудах многих мыслителей конца XIX — начала XX вв. Одновременно философия, литература, искусство несли в себе предчувствие того, что последствия грозящей осуществиться секуляризации обернутся для России чудовищными катастрофами, невероятным падением нравов, тотальной экспансией зла. Между крайностями тотальной секуляризации и абсолютной сакрализации культуры располагалось пространство возможного компромисса, продуктивного союза противоположных начал. Русское необарокко, сочетающее идеи либерализма, гражданского общества, правового государства с принципами духовности, подчиненной высшим религиозным абсолютам, несло в себе возможность спасения российской цивилизации от революционной катастрофы. Но безудержная экспансия секулярности обернулась историческим парадоксом — уничтожением не только религиозных основ духовности, нравственности, законопослушания, но и почвы для развития начал свободы, гражданского общества и правового государства.
|
