Министерство образования Республики Беларусь
УО «Белорусский государственный экономический университет»
Кафедра экономической социологии
КУРСОВАЯ РАБОТА
по дисциплине: Методология и методы социологических исследований
на тему: Влияние манипуляции историей на общественно-политическую жизнь Беларуси
Студент
ИСГО,1-й курс,ДИС-1 (подпись) П.М.Протас
Руководитель
директор ИСГО,
профессор (подпись) Я.С.Яскевич
МИНСК 2010
Реферат
Курсовая работа: 35 с., 22 источника, 3 приложения.
НАЦИОНАЛЬНОЕ САМОСОЗНАНИЕ, ЭТНОСОЦИОЛОГИЯ, ИНСИНУАЦИЯ ИСТОРИЕЙ, ИМПЕРСКАЯ ПОЛИТИКА, ФОРМИРОВАНИЕ СОЗНАНИЯ, ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА, ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ, ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА, РЕЛИГИОЗНОЕ САМОСОЗНАНИЕ, САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ.
Объектом исследования выступает белорусская нация на современном этапе общественно-политического развития Республики Беларусь и за её пределами, где существуют значительные белорусские диаспоры, предметом – национальное самосознание белорусов как важнейший фактор экономической, политической и социальной стабильности общества. Цель работы – определить степень важности и составные части формирования национального самосознания белорусов на современном этапе.
При выполнении работы были использованы методы анализа документов, контент-анализа, наблюдения, сравнительный метод, анализ исторических работ, метод социологического опроса и другие.
Областью возможного практического применения является составление новых учебников по истории Беларуси, формирование нового, исторически объективного образа белорусской нации через общественно-политическое обсуждение в СМИ, идеологической работы.
Автор работы подтверждает, что приведенный в ней материал правильно и объективно отражает состояние исследуемого процесса, а все заимствованные из литературных и других источников теоретические, методологические и методические положения и концепции сопровождаются ссылками на их авторов.
Содержание
Введение
1. Методологическая часть
2. Практики конструирования национальной принадлежности
3. Национальное самосознание белорусской молодёжи
4. Исторические аспекты проблемы
Заключение
Список использованных источников
Приложение А
Приложение Б
Приложение В
Введение
Тема моей курсовой работы является очень актуальной на современном этапе развития белорусского общества как независимой нации, имеющей свою долгую государственную, политическую и экономическую историю. Однако на современном этапе развития белорусского общества продолжается всё та же советско-пропагандистская трактовка нашей истории, её эксплуатация во благо неких политических и экономических амбиций.
Безусловно, что тема трактовки белорусской истории подразумевает под собой и принуждённое формирование национального сознания, что впоследствии сказывается и на экономико-политической стабильности общества. О чём свидетельствует, например, труд Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», который явственно показал, что невнимание к подобным вопросам очень часто приводит к непредсказуемым отрицательным социальным последствиям.
Главной основой, формирующей национальное самосознание, является, во-первых, знание истории своей страны, её объективная и исторически правильная трактовка, лишённая какого-либо идеологического подтекста, что, к сожалению, свойственно и современной Беларуси.
Абсолютное неуважение государственных СМИ к своей истории и национальному языку, обоснование идеологической трактовки истории как некой современной необходимости, является, на наш взгляд, всего лишь продвижением российской имперской политики руководителями нашей страны.
Ситуация, когда критика официальных белорусских историков воспринимается крайне негативно и является реакционной и даже репрессивной по отношению к ним является недопустимой. В стране формируется национальное самосознание, лишённое реальной исторической, социологической и идеологической основы.
Реальная, объективная историческая и иная литература, в том числе и этносоциологическая, не разделяющая официальную точку зрения подвергается жесточайшей критике и способствует неверному пониманию населением свой сущности как белорусской нации.
Безусловно, что данная тема должна рассматриваться не только историей, но и социологией, так как является общественно важной, ведь в белорусском обществе, и это нельзя скрывать и замалчивать, существует определённый раскол. Основной частью общества тема исторического прошлого, и, вообще, её затрагивание воспринимается негативно, как нечто враждебное белорусскому народу. Такая ситуация является просто парадоксальной, и проведённый нами социологический опрос только подтвердил опасения насчёт общественного раскола, на лицо существует отсутствие национальной самоидентификации, что является крайне негативным явлением, учитывая тот факт, что мы уже 19 лет являемся суверенным государством.
1. Методологическая часть
Успех или неудача в реализации новых попыток переосмысления истории Беларуси будет зависеть от доказательности и сбалансированности подходов к решению важнейших проблем. К сожалению, методологической основательности сегодня не хватает многим историческим трудам белорусских исследователей. Представленная в публикациях концепция истории Беларуси связана с процессами незавершенного формирования национального самосознания белорусов. В ней явно обозначены два подхода: 1) политизированный – через исторический материал обосновать закономерность государственного суверенитета Беларуси; 2) сбалансированный, стремящийся раскрыть специфику исторических процессов в Беларуси на базе методологических принципов, выработанных европейской историографией XIX–XX вв. Прослеживается тесная связь развития белорусской исторической науки с основными этапами государственной политики Республики Беларусь в отношении национального суверенитета и национальной культуры.[1,с.123]
Конец 80–90-х гг. XX в. можно считать переломным моментом в истории исторической науки Беларуси. Впервые были предприняты попытки создания базисных концепций истории Беларуси с позиций национальной историографии и органичного включения отечественной (белорусской) истории в общеевропейский контекст исторического развития. Создано первое поколение белорусских учебников (для вузов и средних школ) по истории, что позволило дать новому поколению белорусов более панорамное и альтернативное (по сравнению с предшествующей односторонне-идеологической матрицей) видение своего прошлого.
Политический контекст в определяющей степени повлиял не только на возможность рождения альтернативных концепций реконструируемого исторического процесса, но и на трактовку наиболее значимых его составляющих (проблемы этногенеза белорусов, специфика белорусской государственности и формы ее проявления в различные исторические эпохи, эволюция белорусской культуры в Х–ХХ вв., роль «знаковых» исторических личностей – субъектов белорусской истории и др.). Влияние политики сказалось в изменении «направления» социального заказа, актуализировавшего проблематику, связанную с исследованием: а) тоталитаризма с его репрессивно-карательной политикой, б) трагической судьбы белорусского национально-культурного возрождения в XX в., в) специфики этнического и исторического менталитета белорусов. Не в меньшей мере социально-политическая ситуация сказалась на самой возможности применения иных, чем марксистский, методологических подходов к осмыслению названных явлений и на переоценке, казалось бы, хорошо изученных (по крайней мере, на фактографически-эмпирическом уровне) старых тем. Среди них назовем: историю рабочего класса и крестьянства, историю политических партий и социальных движений и др. Новому видению старых проблем способствовало отмеченное выше существенное методологическое перевооружение исторической науки Беларуси, что позволило открыть иные ракурсы интерпретации в исследовании исторического процесса.[1,с.34]
Структурная перестройка организационных форм исторической науки коснулась как академических институтов исторического профиля НАНБ, так и вузовских центров исторических исследований. В Институте истории НАНБ появились новые проблемно-отраслевые отделы, отражающие актуальные доминанты историографии конца XX в. (отделы: специальных исторических дисциплин, военной истории, национально-культурного развития Беларуси, истории международных отношений). В БГУ открылась кафедра источниковедения и музееведения. В БГУ, ГрГУ им. Янки Купалы и др. образованы центры и лаборатории по истории белорусской и мировой культуры.
Новацией явилось создание в Беларуси негосударственных центров гуманитарной науки, в т. ч. и исторической (Центры «Стратегия» и НИИСЭПИ в Минске, ГЦИВЕ в Гродно), позволивших формировать историографические информационные потоки вне рамок государственной (институциональной) историографии. В итоге в белорусской историографии удалось образовать активно работающую «конкурентную среду».
В ходе дискуссий коренной концептуальной ревизии были подвергнуты такие наиболее значимые проблемы белорусской истории, как:
- процесс формирования государственности в Великом княжестве Литовском и роль в этом процессе белорусского фактора (В. Носевич, А. Кравцевич, М. Ткачев, Г. Голенченко, А. Грицкевич, И. Юхо, Н. Ермолович, П. Лойко и др.);
- значение белорусской культуры и белорусского этноса в формировании культурных и политических традиций Великого княжества Литовского (Г. Голенченко, С. Подокшин, Д. Карев, М. Пилипенко И. Чаквин, А. Мальдис и др.);
- роль военных конфликтов с восточным соседом – Россией – в XVI–XVIII вв. (Г. Саганович, М. Ткачев, О. Яновский и др.);
- роль христианства и христианских конфессий в истории Беларуси (Г. Голенченко, С. Подокшин, Е. Филатова, В. Григорьева, Л. Иванова, С. Морозова, И. Саверченко Н. Дорошевичи др.);
- Октябрьская революция и политика (внутренняя и внешняя) советского государства (М. Бич, Н. Сташкевич, Л. Лыч, И. Игнатенко и М. Костюк, Т. Протько, В. Михнюк др.).
- особенности процесса национально-культурного развития белорусов в XIX–XX вв. и процесс генезиса капитализма в Беларуси (М. Бич, И. Панютич, З. Шибека, А. Киштымов, А. Лютый, Г. Киселев, Д. Карев, П. Терешкович и др.);
- история регионов Беларуси (И. Ковкель, И. Крень, Б. Клейн и др.);
- история белорусского шляхетства и дворянства (А. Грицкевич, Я. Запрудник, А. Смоленчук, А. Нарбут и др.)
Анализ тематики исследований по истории Беларуси показывает сохранение ряда недостатков в планировании научной работы в республике, характерных и для 80-х гг. Это, прежде всего неравномерность исследовательских интересов к разным эпохам истории Беларуси. Основной акцент, как и ранее, делается на изучении XX ст. Много нерешенных вопросов остается в исследовании эпохи феодализма, что затрудняет анализ «сквозных» крупных проблем истории Беларуси X – начала XX в. Вследствие этого представляются ограниченными возможности создания обобщающих исследований по ряду фундаментальных проблем (история конфессий, эволюция сословно-классовой структуры белорусского общества и политико-правовых институтов власти, история менталитета и др.). [3,с.67]
Открытию новых тем исследований и пересмотру устоявшихся догм и стереотипов в трактовке отечественной истории способствовало развитие исторической периодики. Именно она стала полигоном и лабораторией для создания новых историографических версий и орудием формирования национального самосознания. В указанном направлении заметные заслуги имеют открывшиеся в последнее десятилетие исторические журналы «Спадчына» (с 1989 г.), «Беларускі гістарычны часопіс (с 1993 г.), «Белорусская мінуўшчына» (с 1993 г.), «Беларускі гістарычны агляд» (с 1994 г.), «Гісторыя: праблемы выкладання» (с 1997 г.). Заслуга этих журналов видится в том, что главное внимание они уделяют малоисследованным и дискуссионным проблемам истории Беларуси, активно вводят в научный оборот забытое и «репрессированное» источниковое наследие. Каждый из названных журналов стремится освоить свою нишу в рамках белорусской историографии. [5,с.198]
Доминирующее место в этих изданиях заняла историко-культурологическая проблематика, с которой могут сравниться лишь исследования по политической истории. Главной причиной резкого повышения интереса к проблемам духовной культуры и прежде всего к ее истории явилась новая волна белорусского национального возрождения, прокатившаяся с конца 80-х гг. и, видимо, постепенно затухающая со второй половины 90-х гг. Анализируемые периодические издания в большей («Спадчына, «Беларуская мінуўшчына») или меньшей степени старались познакомить своего читателя с достижениями культуры, стремясь поколебать стереотипное представление о белорусе как о носителе только фольклорной традиции «крестьянского» этноса. В целом же белорусская историческая периодика 90-х гг. стояла на позиции признания безусловной и самодостаточной ценности белорусской национальной культуры, прежде всего белорусского языка как наиболее яркого выражения самобытной сущности этноса.
При всем богатстве эмпирического материала, помещаемого в белорусской исторической периодике, пока редки попытки осмыслить его теоретически. Недостаточно выявлены особенности формирования на территории Беларуси того культурно-исторического комплекса, который явился результатом действия многочисленных этнических, конфессиональных, социально-экономических, политических и иных факторов.
Радикальная ревизия устоявшихся концепций истории Беларуси, произошедшая в 90-е гг. XX в., в немалой степени определялась кризисным состоянием, которое переживает историческая наука Республики Беларусь. Отказ от марксистской методологии истории и поиски более универсальных методологических подходов (цивилизационного, в частности) привели к коренному переосмыслению критериев периодизации национальной истории. В центре дискуссий о периодизации находился вопрос о соотношении формационного и цивилизационного подходов к анализу истории белорусского общества. Внедрение новых критериев периодизации отразилось в содержании учебников по истории Беларуси. В итоге периодизация истории Беларуси стала выравниваться по стандартам западноевропейской историографической традиции XX в. Принципиально новым моментом, отраженным в учебниках, стало применение методов исторической компаративистики, когда белорусская история включалась и рассматривалась в общем контексте европейского исторического процесса. Существенному пересмотру подверглись ключевые историко-теоретические понятия, положенные в основу понимания содержания социально-политической истории (общественный прогресс, революция и реформы, кризисы и альтернативы исторического развития, государство и личность). [9,с.99]
Соответственно среди исследовательских приоритетов, на наш взгляд, сегодня выделяются две проблемы. Первая – это проблема истории белорусской государственности (исследования И. Юхо, Н. Улащика, С. Сокола, В. Круталевича, Н. Сильченко и др.); вторая – проблема эволюции исторической памяти белорусов Х–XX вв., исследуемая с конца 80-х гг. в ГрГУ им. Янки Купалы коллективом историков кафедры всеобщей истории, а в Минске – кафедрой истории Беларуси. Обе проблемы тесно взаимосвязаны и представляют существенный интерес в деле развития белорусской государственности. Думается что, исторической науке Республики Беларусь предстоит сыграть значительную роль в формировании национального самосознания белорусов и рамках XXI в.
Очевидно, что изучаемая нами тема должна изучаться тремя науками – историей, социологией и политологией, и ведущее место в ней должно принадлежать именно социологии, ведь, возможно, именно она позволит сформировать белорусам национальную идентичность.
Как было указано выше в реферате, мы использовали довольно широкий спектр социологических методов исследования касательно этого опроса, но наиболее значимыми мы считаем метод социологического опроса и контент-анализа. Данные по итогам использования данного метода предложены далее в приложениях, где представлена анкета. Выборку мы проводили среди школьников, так как именно эта категория населения наиболее восприимчива к теме национальной самоидентичности, и её национальной самосознание формируется именно в годы получения среднего образования. Безусловно, в силу наших финансовых и иных возможностей, наше исследование ни в коей мере нельзя назвать репрезентативным, однако мы думаем, что в целом результаты опроса отражают состояние проблематики по всей стране, что обусловлено спецификой выборки. [11,с.147]
2. Практики конструирования национальной принадлежности
Этнос представляет собой сверхсложную систему разнообразных общественных отношений. Разобраться в этой многомерности очень важно как для понимания самих общественных отношений, так и для выявления характерных черт данного общества, являющегося представителем конкретного народа.
История любой области научного знания с большей или меньшей очевидностью свидетельствует, что ее возникновение всегда было обусловлено практическими потребностями людей. Становление социальной школы в этнологии в этом отношении не является исключением. Многочисленные исторические исследования ученых из разных стран убеждают нас, что на протяжении всей человеческой истории (от первобытного состояния до наших дней) люди тесно взаимодействуют между собой внутри своих социальных групп, а также между самими социальными группами - этносами.
Этнология является значительной частью-ответвлением социокультурной антропологии. Это систематическое сравнительное изучение моделей и процессов в современных и исчезнувших культурах.
Этносы как объект изучения этнологии являются результатом развития не только природных, но и социокультурных процессов. Поэтому этнология включает социологический и культурологический аспекты исследования этнических процессов и тем самым пересекается с социологией и культурологией. При этом необходимо отметить, что социология и этнология имеют общую историю и единые корни.
Изначально социология складывалась как наука о формах совместной жизни и деятельности людей, и поэтому предметом ее изучения были формы человеческой социальности: социальные группы и слои, социальная структура, социальные институты и т.д. Центральной категорией социологии является общество, обозначающее формы связей между людьми, как правило, совместно живущими и действующими на общей территории. Тем самым социология ориентируется на исследование форм человеческой социальности, или социального взаимодействия. Эти элементы социальных отношений представляют научный интерес и для этнологии, так как в её предметное поле входят вопросы устойчивых форм, образцов поведения людей в обществе. Но изучение этих вопросов этнологией осуществляется иным способом, чем в социологии.
Слово «принадлежность», которое мы в жизни используем преимущественно в узком смысле, имеет, тем не менее, и более широкое значение. Состоит его широкое значение в том, что, не смотря на советы пламенных мыслителей «думать своей головой» и «действовать сообразно ситуации», люди всё же вынуждены накапливать в себе поверхностные воспоминания о ежедневных практиках поведения и мышления по причине сложности и многогранности повседневной жизни. [10, с.190]
В качестве доказательства многогранности этой жизни достаточно взглянуть на количество изучаемых типов мировосприятия в элементарном общеуниверситетском курсе «Введение в философию», либо же просто просмотреть любой популярный интернет-ресурс, изобилующий дискуссиями с претензией на философствование. Там вы без труда сможете найти десятки и сотни примеров совершенно разных взглядов на мир, практик мышления, мировосприятия. Я считаю, что сам факт существования подобной разрозненности уже есть основание утверждать, что каждый человек сознательно или бессознательно должен сделать некий личный выбор среди множества стилей мышления и поведенческих моделей, зачастую друг другу противоречащих. Можно попытаться утверждать, что вы полностью абстрагируетесь от подобной модельной системы поведения. Однако, даже если вместо выбора уже существующей практики вы выбираете себе нечто собственными руками изобретённое, вы тем самым лишь дополняете уже существующий список этих самых моделей. Ведь подобно другим, будете придерживаться своих взглядов, привычек, мнения. По этим признакам вас будут идентифицировать другие люди, используя для краткости описания такие прилагательные, как «эмоциональный», «подозрительный», «надёжный». Это и есть основа принадлежности, и термин этот можно впервые упомянуть в тот момент, когда между каким-либо субъектом и каким-либо объектом становится возможным узреть ассоциативную связь.
Не смотря на простоту этого описания в частном, общее всеохватывающее определение принадлежности описать проблематично, в том числе и для мэтров, так как термин часто становится составной частью собственного дискурса. Тем не менее, существуют весьма сложные проблемы и явления, для описания которых такой неосязаемый термин всё же является необходимым по той причине, что именно его многогранность позволяет объединить множество составляющих одного явления. В связи с тем, о чём я хочу написать, я пока не могу однозначно констатировать наличие как таковой проблемы, однако есть явление, которое я предлагаю рассмотреть именно через призму понятия принадлежности. [10,с.232]
Для того чтобы это явление описать, я выбрал путь продвижения от общего к частному. Это удобно в виду того, что общее в данном случае будет больше дистанцировано от нас самих как от личностей, что позволит мельком взглянуть на суть проблемы без вовлечения себя самих в поле зрения. По мере развития мысли, я буду плавно подходить к частному, которое затронет и нас.
Мышление человека ассоциативно, поэтому человеку свойственно запоминать что-либо, с чем связаны какие-то ассоциации. Ассоциативная связь в данном случае выступает своего рода опознавательным знаком, номером камеры хранения, куда будет помещён какой-либо багаж. Например, вы можете запомнить какой-то день из жизни, только лишь потому что в этот день встречались с бывшими одноклассниками и отлично провели с ними время. В противном случае, этот день мог бы быть похожим на тысячи других, ничем друг от друга не отличающихся, просто датой календаря. Следовательно, для того, чтобы быть незаметным и не запоминающимся, весьма удобно не афишировать свою принадлежность к чему-либо. Например на параде в толпе людей, одетых в белые костюмы, нам всегда бросается в глаза единственный человек, который возглавляет толпу и одет в красный костюм. Более того, наше ассоциативное мышление более не будет воспринимать эту группу людей как монолитную толпу, но будет интерпретировать группу людей на параде как толпу в белом и человека в красном. Ассоциации с ними также будут разные, уже не «толпа людей», а например «дирижёр и оркестр», «офицер и рядовые». Следует обратить внимание, что дирижёр - это человек, личность, с присущими ему индивидуальными человеческими чертами, а оркестр - люди, которые будучи объединены в группу, характеризуются не личными чертами каждого её члена, а свойствами её некого коллективного «я». Таким образом, часто незаметно для себя самих, мы формируем в своём мышлении мелкие, на первый взгляд незначительные, ассоциативные принадлежности. Процесс этот начинается в раннем детстве и сопровождает человека в течение всей его жизни. Из этого в том числе складываются наши базовые представления о жизни, мире вокруг нас, общие логические конструкции. Для того, чтобы это доказать, мы можем попробовать представить деревню с троллейбусом в качестве общественного транспорта. Любой человек, знающий слова «деревня» и «троллейбус», будет весьма и весьма удивлён. Но вовсе не потому, что он знает о какой деревне речь и ему доподлинно известно, что троллейбусов в ней нет. Удивлён он будет именно потому, что деревня с троллейбусом у него совершенно не ассоциируется.
Из описанного выше очевидно, что ассоциации «деревня-троллейбус» у человека быть не может потому, что он никогда о таких деревнях не слышал, никогда их не видел. Иными словами, опыт внушил ему, что подобное невозможно. Логическое осознание причины отсутствия троллейбусов в деревне появляется лишь тогда, когда человек задаёт себе вопрос «почему?», но на уровне повседневных моментальных рефлексов, как я уже описал в первом абзаце, человек прибегает именно к своему опыту. Чем меньше в течение своей жизни человек видит исключений из правил, тем больше он доверяет своим опыту и ощущениям, и тем легче ему отвечать на вопросы, когда это не требует немедленного логического анализа. Иначе говоря, чем более разнообразен мир человека, тем чаще человек о чём-либо задумывается, и чем менее мир разнообразен, тем больше человек полагается на приобретённые им в течение жизни знания и ощущения. На восприятие принадлежностей эта зависимость оказывает непосредственное влияние, так как в том числе и разнообразием окружающего мира определяется общее количество субъектов, между которыми можно устанавливать и запоминать ассоциативные принадлежности. К примеру, по автомобилю мы можем определить некоторые особенности вкуса его хозяина, и чем больше мы знаем марок автомобилей, тем больше мы знаем особенностей вкуса их хозяев, или тем больше мы можем знать названий автоклубов и каких-то общих свойств их членов — тем больше мы знаем возможных принадлежностей, и тем меньше мы бываем удивлены при встрече с чем-либо новым. Мы не удивляемся открытию нового вида насекомого в южноамериканских джунглях, потому как нам известно об огромном количестве их видов. Но можем быть очень удивлены, если прочтём новость о том, что найдены люди новой, четвёртой расы (так как со школьной скамьи привыкли считать, что их всего три). Отсюда налицо зависимость разнообразия нашего мира с нашими практиками восприятия принадлежностей. [17]
Уже очень много лет исследователи и просто вовлечённые в белорусскую действительность аналитики говорят о своеобразии «белорусского менталитета». Им в ответ часто возражают оппоненты, которые зачастую и вовсе отрицают существование такового. Как бы то ни было, никто не спорит с тем, что белорусское общество инертно к вызовам, аморфно в своём поведении, образе жизни, требованиям к ней. Когда мы из-за границы привозим в Беларусь предметы элементарного быта для родственников и друзей, мы уже редко задумываемся о том, почему их нет в самой Беларуси. Когда мы вспоминаем о почти утраченном белорусском языке, то уже давно не удивляемся, как могла вся нация заговорить на чужом. Ещё меньше мы удивляемся тому, что наши соседи принимают все удары судьбы и общества, совершенно не пытаясь сопротивляться: мало кто верит результатам выборов, но все рано или поздно признаёт легитимность избранных; никто не желает своим детям распределения после обещанной конституцией бесплатной учёбы, но никто не пытается заявить о своих правах. После нескольких написанных о принадлежности абзацах, осмелившись увязать теорию с явлением «белорусского менталитета», я пришёл к выводам: 1) белорусское общество видит жизнь такой, потому что не имело в своём опыте достаточно других примеров его устройства; 2) белорусское общество не пытается объединить усилия и что-либо изменить так как не представляет общество другим, и было бы весьма и весьма удивлено какому-либо другому его устройству. Иначе говоря, белорусское общество как коллективная единица, с радостью или без, но видит свою принадлежность именно к такому социальному устройству. Однако с тезисом, пронумерованным как первый, у многих людей может возникнуть желание поспорить, ведь люди на территории современной Беларуси жили и при ВКЛ, и при РП, и при монархии, и при тоталитаризме. Для одного и того же общества это возможно не недостаток, а даже избыток примеров и ассоциативных связок, передающихся воспитанием из поколения в поколение. Мне тоже так кажется, до того момента, как я вспоминаю об официальной интерпретации белорусской истории. Выпускник Европейского гуманитарного университета, известный среди своих коллег как Змицер Кафка, писал о Беларуси буквально следующее: «Впрочем, это уже сложившаяся традиция в Беларуси - отправлять историю на свалку, отрезая её кусищами, гигантскими ломтями. Собственно, из всей биографии белорусов для употребления оставлен только период со дня освобождения Минска от н.-ф. захватчиков, который официально празднуется как день освобождения Беларуси и рождения нации. Это искусственное омоложение к географической провинциальности добавляет провинциальность историческую, делая Беларусь неприметным островком в истории. Что за нация родилась в тот день, какое у неё лицо, для решения каких исторических задач возникла и где она до этого пропадала - совершенно непонятно.» Мне кажется, что описанные в цитате процессы очень удачно подходят для продолжения нашей логической цепочки тезисов о развитии принадлежностей в белорусском контексте. [14,с.78]
Фундамент формирования принадлежности основывается на том, что мы в повседневной жизни привыкли считать мелочами. Среди этих безликих столбов, в бело-розовых домах начинается наш путь по ассоциации себя как индивида с чем-либо, будь то принадлежность к белорусам, консерваторам, демократам, художникам, рабочему классу, жителю панельного дома или студенту какого-либо университета. Сложность и уникальность белорусского общества я вижу в том, что за привычной безликостью пейзажа и вообще всего окружающего, очень часто бывает сложно осознать, что из себя представляет объект ассоциации. Индивиды в этом обществе просто не могут вспомнить ни одну мелкую или крупную деталь данного конкретного объекта, а потому вынуждены вспоминать его название, и, продвигаясь по запутанной логической цепочке, самим себе сперва объяснять, что же это в теории такое и как себя с этим лучше ассоциировать. Для примера можно попробовать представить, чем кроме названия отличаются принадлежность к университету БГУ и к университету МГЛУ. У обоих заведений нет каких-либо ярко-выраженных традиций, существенных различий организации учебного процесса, психотипов учащихся там студентов, символов университета, узнаваемых за пределами ограниченного коллектива энтузиастов, мировоззренческих установок. Таким как статус университета в понимании людей, его размер, место расположения в городе, количество девушек среди учащихся, харизма ректора, мода на одежду и дата профессионального праздника. Ведь даже случайно познакомившись со студентом филологического факультета БГУ или переводческого факультета МГЛУ, мы не сможем однозначно утверждать, где же именно этот студент учится. Я никогда не мог и теперь не возьмусь утверждать, что выпускники БГУ как специалисты очень заметно отличаются от выпускников родственных специальностей других ведущих университетов страны. Более того, зачастую в Беларуси я по общению с человеком вообще не могут определить, учился ли он когда-либо в университете. Из известных мне исключений, лишь только Европейский гуманитарный университет, известный когда-то в Минске как экспериментальная площадка для европейских методов образования и попытка создать заповедник академической свободы с возрождением качества гуманитарного знания в белорусском обществе, уже около четырёх лет вынужден работать в Вильнюсе, проиграв в Минске схватку с политической элитой за лицензию на образовательную деятельность. [10.с.54]
Смею предположить, что прецедент закрытия ЕГУ в Минске можно рассматривать как прецедент отторжения инородного. Понятие «инородный» можно кратко определить как «принадлежащий чему-либо совсем другому, нежели среде, в которой оказался». И хотя в устных легендах это закрытие обычно приписывают «оппозиционности» университета, я склонен считать это мнение не более, чем желанием упростить объяснение произошедшего и уйти в сторону от сути проблемы. ЕГУ задумывался как амбициозный проект интеллектуалов из области гуманитарных наук, которым опостылели проблемы советского образования в этой сфере. Этот университет не только не противопоставлял себя официальному, но и сотрудничал с Министерством образования РБ, Белорусским государственным университетом и другими организациями. ЕГУ никогда не поддерживал оппозиционные движения ни финансово, ни морально. В вопросе «оппозиционности» он отличался от многих других учреждений лишь только тем, что не придавал политическим взглядам своих студентов такое значение, какое согласно выработанным уже рефлексам и долгу службы придавалось в других заведениях. В отличие от декана одного из факультетов БГЭУ, деканы не ЕГУ не были уличены в угрозах студентам-диссидентам на первой же встрече 1 сентября. Иными словами, ЕГУ позиционировал себя не как идеологически-воспитательное учреждение, а как университет с конкретной целью. Именно этим он и отличался от других университетов: он не был лишённым смысла и опоры, по инерции работающим заводом по выпуску именных дипломов, а работал по разработанному плану с преследованием здесь и сейчас нужных целей. Студенты ЕГУ учились на иностранных языках, слушали лекции выдающихся учёных, приглашённых со всего мира. Мне лично кажется, что в после перестройки для молодого поколения это бальзам на душу и вообще очень полезные опыт и знания. Ан нет, всё это претило белорусскому министру образования Александру Радькову, который поставил ректора ЕГУ Анатолия Михайлова в затруднительное положение вопросом: «Зачем приглашать иностранных преподавателей и превращать ЕГУ в проходной двор?» Именно эта «инородность» университета, как я считаю, и послужила началу процесса его отторжения в белорусской системе образования. Возникает вопрос: существует ли это отторжение только на уровне зримом политическом, либо же внешнее — отражение внутреннего?
Как говорил Дэвид Истон, политическая система стремится к состоянию стабильности. Этот же закон работает в социальной среде за пределами политического поля. Я не изучал все науки, но полагаю, что способность любой системы сохранять стабильность обусловлена её постоянным стремлением к стабильности. Когда именно белорусское общество погрузилось в состояние, где у индивидов редуцирована способность открыто в обществе себя как-то идентифицировать и последовательно отстаивать свою позицию — это тема для другой курсовой работы, однако даже последние 10-15 лет всеобщей стабильности уже дают основание считать, что белорусская общественная система к ней стремится. Это явление приводит к тому, что любая попытка проявить принадлежность или приверженность к чему-либо может создать индивиду массу проблем с коллективным «я» общества или даже другими его индивидами. Более того, очень часто эта система работает вхолостую и по инерции душит даже безопасные для неё ростки ромашек в саду одуванчиков. Эта защитная реакция стабильного общества распространяется на самые разные сферы произрастания этих побегов: начиная от давления на белорусскоязычных и без того уже маргинализировавшихся людей, заканчивая насмешками родителей и друзей по поводу учёбы в ЕГУ. Всё это, очевидно, не может обойти стороной и вопрос национальной идентичности в белорусском обществе. По уже описанному ранее сценарию, белорусы, ровно как и другие люди из других общественных систем, едва ли могут для себя самих объяснить, что такое «белорусское» и чем оно отличается от всего остального. Всем известно что такое «французская гордость», «английская аристократия», «российская зима», «американские горки». Но ничего подобного из недр белорусской культуры и истории извлечь с пользой не удаётся. Более того, даже при попытке сконструировать какие-либо зачатки белорусской идентичности, её инженеры непременно сталкиваются с проблемой. Согласно Бергеру и Лукману, идентичность состоит не только из акта самоопределения, но также требует и своего рода внешнюю легитимацию. Выражаясь проще, если назвать себя «потомками литвинов», «наследниками ВКЛ» или даже «белорусскоязычными», то без признания легитимности этих взглядов как таковых кем-то ещё, идентичность невозможно считать состоявшейся. Чем более высокий уровень пытается охватить тот или иной атрибут идентичности, тем больше он нуждается в подобного рода внешней типизации. Именно по этой причине Российская Федерация склоняет геополитических союзников к признанию Осетии и Абхазии, именно поэтому Турция противится поднятию вопроса о геноциде армян и именно поэтому во многих странах вводится уголовное преследование за отрицание Холокоста. По той причине, что признание или непризнание этих фактов третьей стороной определяет степень реальности или метафизичности этих фактов, будь то независимость Осетии, уничтожение миллионов людей или право на существование белоруса. Люди, называющие себя носителями белорусского языка и культуры, в некотором роде не являются таковыми по той причине, что это за ними признаёт абсолютное большинство их соотечественников. Они же считают их отщепенцами, не пережившими сложный подростковый возраст и создающими массу проблем своим родителям вместо того, чтобы учиться, работать и вообще «быть как все нормальные люди». [15,с.109]
Подобный ход событий — всего лишь разновидность дарвинизма, и работает во всех уголках нашей планеты совершенно одинаково. Разница лишь в том, что по каким-либо причинам займёт место на пьедестале в понимании общества или сообщества, а что станет ему враждебным. В джунглях выживает самый сильный и быстрый, в рыночном капитализме — самый ловкий и гибкий специалист, а в Беларуси — тот, кто меньше остальных готов заявлять о своих амбициях с самоидентификацией в качестве мандата. В итоге в джунглях элиту составляют самые сильные хищники, в рыночном капитализме — выдающиеся бизнесмены, а в Беларуси — люди, которые под жесточайшим прессом видеокамер и устремлённых в экраны телезрителей говорят: «Я православный атеист».
Я не случайно решил перейти к заключению после описания процесса отторжения индивида белорусским обществом. На мой взгляд, такой переход весьма символичен, так как именно после череды актов отторжения человека, который отдаёт себе отчёт в том чего он хочет, с чем себя ассоциирует и что не может терпеть (вне зависимости от того, что конкретно он выбрал), он приходит к выводу: либо он начинает жить по правилам этого общества, либо же задаёт себе правильное ускорение, преодолевает гравитацию и немедленно покидает эту систему. Было бы лукавством утверждать, что за пределами белорусского общества созревание до ощущения себя чужим происходит как-то иначе. Но справедливости ради не следует забывать, что несмотря на это мы именно из-за пределов белорусского общества привозим себе самые простые вещи включая одежду, именно из-за пределов белорусского общества мы черпаем знания о «другом мире», оттуда же мы с собой привозим примеры для подражания и цели для достижения. Но главное, что желающие преодолеть белорусскую гравитацию в качестве своей мотивации в известном мне лично абсолютном большинстве случаев объясняют своё желание не страстью к национальной культуре, а к культуре нам чуждой.
Так и не разобравшись толком, что это значит - быть белорусом, не заимев своего «культурного лица», белорус, когда оказывается за границей, старается скорее слиться с толпой. И совсем не радуется встреченному земляку - такому же безликому человеку. Несмотря на достаточно высокую эмиграцию из Беларуси, белорусские диаспоры в мире совершенно незаметны среди других.» Возможно сегодня, в начале XXI-го века, в Республике Беларусь формируется молодая нация, которая родилась в «день освобождения от фашистских захватчиков», что было меньше столетия назад, а поэтому не успела излечиться от страха заключённого в тюрьме мученика. Любая принадлежность, ровно как и её формирование, на мой взгляд, сегодня в белорусском обществе является актом категоричности и результатом недостаточно обдуманных актором действий. Причина тому проста: сам факт принятия решений уже является категоричностью и максимализмом для общества, члены которого как бывшие заключённые совершенно разучилось принимать решения и нести какую бы то ни было ответственность, в том числе и за себя. В таких условиях любое проявление принадлежности может повлечь осуждение, настороженное отношение со стороны окружающих, с возможным последующим отторжением. Получив все права и свободы, наши соотечественники снова решили вернуть всё привычное на свои места с небольшими косметическими изменениями: стали строить одинаковые бело-розовые дома, и ездить на экскурсии в супермаркеты стран-соседей, закрываться от тлетворного влияния западной профессуры, выдворяя несогласные университеты. И лишь только гонимые обществом диссиденты подозревают, что солнце и небо для этого общества светят не настоящие. [12,с.67]
3. Национальное самосознание белорусской молодёжи
В условиях нарастания международных коммуникаций, развития средств массовой информации, роста миграции населения, актуальным является изучение психологии этничности как одного из смыслообразующих факторов поведения человека. Одной из самых уязвимых сфер человеческих взаимоотношений в трансформирующемся поликультурном обществе является национальное самосознание. Установлено, что именно подростковый возраст является ключевым моментом формирования национального самосознания.
Современной молодежи уже в недалеком будущем придется брать на себя ответственность за судьбу Беларуси, искать оптимальные пути преодоления возникающих трудностей, решать важнейшие проблемы экономического, политического, и культурного развития государства. На современном этапе развития белорусского общества среди молодежи прослеживается невысокий уровень развития национальной самооценки, чувство национального достоинства, отсутствие интереса к историко-культурной самобытности своего народа. Сложность исторической судьбы, протекания политических, экономических, социально-культурных процессов в нашей республике определяет факторы, влияющие на национальное самосознание современной молодежи.
Осознание себя как индивида в определенной этнической группе приводит не только к интерпретации конкретной этнической общности, но и обеспечивает личности развитие особенностей дифференцировать и выделять свое "Я" в этнической группе. Именно сравнение, нахождение сходных признаков (внешности, языка, обычаев), то есть выполнение простейших познавательных операций укрепляет национальное самосознание на основе межличностного отношения в многонациональной группе.
Разработкой теоретических аспектов национального самосознания занимались такие социальные психологи, как Н.П. Белинский, Н.А. Бердяев, Я.Н. Коломинский, О.П. Смолин, В.А. Сосин, А.Г. Спиркин, М.Г. Тайчинов, А.В. Сухарев, С.Л. Бухарева, Т.Г. Стефаненко, Л.Н. Иванова, А.Н. Гуревич.
В современной науке существуют различные точки зрения на генезис самосознания. Традиционным является понимание самосознания как исходной генетически первичной формы человеческого сознания, основывающейся на самоощущениях, самовосприятие человека, когда еще в раннем детстве формируется у ребенка целостное представление о своем физическом теле, о различении себя и всего остального мира. Исходя из концепции "первичности" указывается, что способность к самопереживанию оказывается особой универсальной стороной самосознания, которая его порождает. [16]
Существует и противоположная точка зрения (Л.Л. Рубинштейн) согласно которой самосознание - высший вид сознания, возникший как результат развития сознания. Не сознание рождается из самопознания, из "Я", а самосознание возникает к ходе развития сознания личности.
Третье направление психологической науки исходит из того, что осознание внешнего мира и самосознание возникли и развивались одновременно, едино и взаимообусловлено. По мере объединения "предметных" ощущений складывается представление человека о внешнем мире, а в результате синтеза самоощущений - о самом себе. В онтогенезе самосознания можно выделить два основных этапа: на первом этапе формируется схема собственного тела и формируется "чувство Я", Затем по мере совершенствования интеллектуальных возможностей и становления понятийного мышления самосознание достигает рефлексивного уровня, благодаря чему человек может осмысливать свое отличие в понятийной форме. Поэтому рефлексивный уровень индивидуального самосознания всегда остается внутренне связанным с аффективным самопереживанием. Исследования показали, что самоощущение контролируется правым полушарием мозга, а рефлексивные механизмы самосознания - левым полушарием. [11,c.65]
Критерии самосознания:
выделение себя из среды, сознание себя как субъекта, автономного от среды (физической среды, социальной среды);
осознание своей активности - "Я, управляю собой";
осознание себя "через другого" ("То, что я вижу в других, это может быть и мое качество");
моральная оценка себя, наличие рефлексии - осознание своего внутреннего опыта.
Ощущение человеком своей единственности поддерживается непрерывностью его переживаний во времени; помнит о прошлом, переживает настоящее, обладает надеждами на будущее. Непрерывность таких переживаний и дает человеку возможность интегрировать себя в единое целое.
При анализе динамической структуры самосознания используют два понятия: "текущее Я" и "личностное Я". "Текущее Я" обозначает конкретные формы осознания себя в текущем настоящем, т.е. непосредственные процессы деятельности самосознания. "Личностное Я" - это устойчивая структурная схема самоотношения, ядро синтеза "текущих Я", В каждом акте самосознания одновременно выражены элементы самопознания и самопереживания.
Поскольку самоотражаются все процессы сознания, постольку человек может не только осознавать, оценивать и регулировать собственную психическую деятельность, но и сознавать себя сознающим, самооценивающим.
В структуре самосознания можно выделить:
- осознание близких и отдаленных целей, мотивов своего "Я" ("Я как действующий субъект");
- осознание своих реальных и желаемых качеств ("Реальное Я" и "Идеальное Я");
- познавательные, когнитивные представления о себе ("Я как наблюдаемый объект");
- эмоциональное, чувственное представление о себе.
Таким образом, самосознание включает в себя:
- самопознание (интеллектуальный аспект познания себя);
- самоотношение (эмоциональное отношение к самому себе).
В целом можно выделить три пласта сознания человека:
- отношение к себе;
- отношение к другим людям;
- ожидание отношения других людей к себе (атрибутивная проекция).
Национальное самосознание как фактор становления личности
Национальность, как характеристика личности, является неуловимым феноменом этничности и представляет собой совокупность особенностей личности, складывающихся в определенных социокультурных условиях, деятельности и общения и обусловливает способы поведения. Говоря о межнациональных отношениях, мы имеем в виду характеристики, присущие данной этнической группе, которые создают национальную субстанцию. [11.с.105]
Изучение этнической самоидентификации начавшееся еще в работах западных психологов З. Фрейда и Э. Эриксона, было продолжено затем К. Левином и С. Московичи. В России вопросы национальной психологии, психологии взаимодействия народов начали подниматься в работах русских философов В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, изучались П.А. Сорокиным, Л.Н. Гумелевым, в советский период - С.М. Арутюняном, Ю.В. Бромлеем, Л.М. Дробижевой, В.И. Козловым, И.С. Коном, В.В. Пименовым, Б.Ф. Поршневым. Сегодня эта тема в различных аспектах разрабатывается Л.Г. Почебут, Ю.П. Платоновым, О.С. Михалюк, В.Н. Куницыной, В.Ю. Хотинец, Н.М. Лебедевой и их учениками.
Вопросы национального самосознания стали предметом специального изучения в различных науках, определивших данный феномен со следующих точек зрения.
Н.К. Милютников рассматривает национальное самосознание как коллективное сознание, где каждый член единого коллектива воспринимает себя на уровне нахождения сходства и различия себя с другими. Однако этот же автор утверждает, что формирование социального самосознания не в полной мере зависит от поиска сходных и различных характеристик. По его мнению, носителем национального самосознания выступает язык, выражающий чувства и стремления представителя конкретной нации.
Вопросы национального самосознания были предметом изучения Н.Л. Бердяева, который понимал нацию как единство исторических судеб, а национальное самосознание связывал с осознанием религиозно-нравственного идеала. Фактором становления национального самосознания определял изучение истории, которую рассматривал ядром национального сознания. Именно история обеспечивает единство исторических судеб народа и непрерывную связь одного поколения с другим.
С.Л. Франк национальное самосознание считал универсальной всечеловеческой категорией. Понимая его как национальный дух, в котором раскрывалось своеобразие духовных тенденций. Факторами развития национального самосознания он определят культурный и жизненный опыт, формирующийся на принципах общности, единства и переплетения духовных ценностей. Исходя из этого, можно предположить, что национальное самосознание складывается как система ценностей, осмысленных личностью с точки зрения своей национальной самобытности. [8,с.374]
С.Н. Булгаков рассматривает национальное самосознание как признак нации, имеющий историческое происхождение, особое бытие и самобытность. По его мнению, формирование национального самосознания возможно путем изучения национального творчества, объективированною в отдельных ею продуктах.
Национальное самосознание - это особый социокультурный и социально - психологический феномен, результат сложного процесса самоопределения человека в социальном пространстве относительно многих других этносов. Национальное самосознание - это не только осознание и понимание, но и восприятие, эмоциональное оценивание, переживание своей принадлежности к этой этнической общности.
Для большинства людей в неустойчивой ситуации переходного общества семейная и национальная принадлежность (восприятие себя членом "семьи" - маленькой или большой) становится наиболее приемлемым способом вновь ощутить себя частью некоего целого, найти психологическую поддержку в традиции. Отсюда повышенное внимание к национальному самосознанию. Национальное самосознание включает в себя весь набор представлений человека о своем этносе, а также чувства и намерения, связанные с этими представлениями.
Определение национального самосознания позволяет выделить в его структуре три основных компонента.
Когнитивный компонент включает в себя этническую осведомленность (объективные знания и субъективные представления об этнических группах - своей и чужих, их истории и традициях, а также различиях между ними) и этническую самоидентификацию (использование этнических "ярлыков" - этнонимов).
Эмоционально-оценочный компонент - это оценка качеств собственной группы, отношение к членству в ней, значимость для человека этого членства.
Поведенческий компонент этнической идентичности - реальный механизм не только осознания, но и проявления себя членом определенного этноса, как вовлеченность в его социальную жизнь, "построение системы отношений и действий в различных этноконтактных ситуациях".
Таким образом, национальное самосознание - это, в первую очередь, результат когнитивно-эмоционального процесса осознания себя представителем этноса, определенная степень отождествления себя с ним и обособления от других этносов.
4. Исторические аспекты проблемы
Белорусы – тот редкий народ в Европе, говоря о котором, до сих пор обычно надо начинать с доказательства, что такой народ существует. Народы-соседи белорусов, как правило, обладают разветвленной системой представлений о себе и других, в рамках которой белорусам как особому народу места практически нет.
Русское сознание и национальная философия, как правило, прочно связаны с московским православием и восприятием украинцев и белорусов в лучшем случае в качестве “ветвей” триединого русского народа.
Литовцы воспринимают Великое княжество Литовское (ВКЛ), существовавшее в XIII – XVIII вв., как государство, созданное литовцами, покорившими некоторые русские (восточнославянские) княжества, и с трудом могут вписать в эту схему белорусов в качестве особого народа. Литовская историография не обладает разветвленной системой текстов о ВКЛ как государстве двух народов или государстве, где бы литовцы господствовали над именно белорусами.
Польское историческое самосознание часто помнит белорусов в качестве “забитых” крестьян и с трудом адаптируется к белорусам в качестве образованного народа, обладающего собственным отношением к истории Польши и Речи Посполитой. Польская историческая традиция так же, как правило, разделяет точку зрения о ВКЛ как результате завоевания литовцами части русских княжеств. [1,с.456]
Украинская традиция ориентирована на осмысление тех моментов украинской истории, которые мало касаются белорусского культурного компонента: противостояния Степи и кочевникам, казачеству, украинско-польским взаимоотношениям.
Народы-соседи белорусов не обладают развитой системой негативных представлений о белорусах на массовом уровне, связанных с межэтническими столкновениями между ними и белорусами. В массовой памяти этих народов насилия, совершенные над ними на территории Беларуси или с участием белорусов, остались столкновением между этими народами и некой иной, этнически не совсем белорусской силой. Чаще всего негативная память касается эпохи противостояния этих народов и Российской империи, этих народов и СССР.
Наконец, почти все соседние народы полагают значительные части территорий, населенные белорусами, частью своего культурного ландшафта и воспринимают местное белорусское население как представителей своего народа, лишь временно изменивших этническую самоидентификацию, язык и историческую память. “Возвращение” назад в лоно “материнского” народа “виленских поляков”, “кресовых католиков” или даже православных Поднепровья зачастую выглядит в уже устоявшейся культурной традиции литовцев, поляков или тем более русских относительно легкой пропагандистской (просветительской) задачей.
Для констатации существования белорусов как народа, представляется, проще всего отталкиваться от результатов Всеобщей переписи 1999 года. [1,с.487]
Разумеется, белорусы как народ существовали и раньше, однако именно данные переписей позволяют понятно объяснить факт существования белорусов представителям иных народов. Аппеляция к белорусскому этническому мифу – культурно-просветительская деятельность Ф. Скорины, Статуты ВКЛ, походы великого князя Витовта, Полоцкое княжество и проч. – менее очевидна, ибо белорусский исторический миф до сих пор активно оспаривается как национально ориентированными интеллектуалами соседних народов, так и внутри страны. Всеобщая перепись 1999 года впервые за много десятилетий проводилась на основании самоидентификации каждого человека. Опрашиваемым задавались вопросы о национальности, родном языке, языке, на котором они обычно разговаривают дома. Белорусами определили себя 82% населения, белорусский язык в качестве родного назвали 73,7% (т.е. 86,5% белорусов, проживающих в РБ), белорусский язык в качестве языка, на котором разговаривают дома, – 36,7% населения (41,3% белорусов).
Эти данные коррелируют с данными предыдущей всеобщей переписи 1989 года, где запись об этнической принадлежности опрашиваемых заносилась на основании паспортных данных человека, однако пункт о родном языке заполнялся на основании заявления опрашиваемого. Белорусский язык тогда назвали родным 65,6% населения.
Примерно те же данные на основании той же методики учета, как при Всеобщей переписи 1989 года, фиксируются и предыдущими переписями:
Год Всеобщей переписи 1959 1970 1979 1989 1999
Все население (тыс. чел.) 8065,7 9002,3 9532,5 10151,8 10045,2
Белорусы (тысяч человек) 6532 7289,6 7568 7904,6 8158,9
(Население Белоруссии по переписи 1999 года.
То есть мы можем уверенно предполагать, что этническая самоидентификация населения на протяжении как минимум послевоенного периода не претерпела принципиальных изменений. Население БССР массово самоидентифицировало себя в качестве белорусов на протяжении многих десятилетий. С другой стороны, идентификация себя в качестве именно белорусов четко связана с восприятием белорусского языка в качестве одной из отличительных черт белорусской идентичности. Население сознательно называло белорусский язык родным, понимая его отличие от иных распространенных в регионе языков.
Хочется также отметить, что белорусы в массе своей хорошо владеют как минимум двумя языками уже в силу того, что белорусский язык является обязательным для изучения в школах. В сельской местности образование практически все послевоенные годы (а в восточной Беларуси – и в довоенный период) практически полностью является белорусоязычным. Проблема выбора домашнего языка между, скажем, русским и белорусским не является проблемой владения или невладения языком.
Иное дело, что разговорный язык населения региона не всегда совпадает с родным языком и с этнической самоидентификацией. Массовое использование в быту языков иных народов – прежде всего русского и польского – является нормой для белорусов. В этом отношении они напоминают современные кельтские народы – с той разницей, что степень сохранности своего разговорного языка у белорусов в целом значительно выше, чем, например, у ирландцев или шотландцев.
Первой Всеобщей переписью, которая фиксировала родной язык опрашиваемых на основании их самоидентификации, была перепись 1897 года. Большинство населения, проживавшего на территории современной Беларуси, определило своим родным языком белорусский язык. Даже в католической Виленской губернии белорусы (по родному языку) составляли 56,05 % населения (литовцы – 17, 58%, евреи – 12,72%, поляки – 8,17%, русские (великороссы) – 4,94 %).
Всеобщая перепись 1897 года фиксировала также вероисповедание опрашиваемых. Большинство населения будущей Беларуси принадлежало либо к Русской православной церкви (РПЦ), либо к римско-католическому костелу, либо к различным направлениям иудаизма. Ни одна из конфессий не культивировала белорусский язык или не идентифицировала себя в качестве национальной церкви белорусов. Более того, практически все церкви отрицали существование белорусов в качестве особого народа и идентифицировали себя в качестве национальных церквей прежде всего русских, поляков, евреев. Немалая часть населения региона также указывала в качестве своего родного языка не тот язык, который принят в качестве своего рода официального в той конфессии/церкви, к которой они принадлежали2. Прежде всего, это касается католиков, которые массово указывали в качестве родного языка как польский, так и белорусский и литовский языки.
Таким образом, исходя из данных Всеобщей переписи 1897 года, мы видим, что население хорошо представляло себе различия своего родного языка от иных языков. Прежде всего – от русского и польского как официальных языков господствующих в регионе церквей. Указание белорусского языка в качестве родного языка было сознательным. Массовый би- или полилингвизм является одной из ярких черт белорусского культурного ландшафта, которая отличает Беларусь от гораздо более моноязычной в своей массе России. При этом этническая самоидентификация населения или его конфессиональная принадлежность часто не совпадали с указанным родным языком.
Данные Всеобщих переписей конца XIX – XX столетий в целом подтверждаются результатами этнографических и языковых исследований, проведенных как в рамках Российской империи, так и тех государств, в состав которых входила территория Беларуси после 1917 года.
Статус белорусского языка как особого языка, а не диалекта иных языков был четко сформулирован еще в 1903 году в труде “Белорусы” Е. Карского. Ныне этот статус филологами практически не оспаривается. На белорусском языке существует обширная литература.
Итак, следует признать, что белорусы как особый народ существуют и четко фиксируются по всем принятым в этнографии признакам на протяжении достаточно длительного периода. Белорусы составляют основную часть населения современной Республики Беларусь. Конечно, и до проведения переписей белорусская этническая целостность имела за собой длительный период развития. Следовательно, предметом анализа должна быть специфика белорусской идентичности и особенности истории белорусов, а не сам факт их существования, а также, в контексте нашей темы – причины плохого знания русскими белорусов, которое часто требует рационального объяснения самого факта существования белорусов как народа.
Различия между русскими и белорусами касаются не только их этнической идентичности и отличий между двумя языками и литературами. В конечном счете, любая идентичность может быть изменена с помощью целенаправленного воздействия пропаганды, язык общения при каких-то обстоятельствах достаточно легко меняется основной массой населения, а литература, случается, предается забвению и отмирает. История многих народов знает много примеров такого рода. Соседние народы обычно разделяет некая причина, которая поддерживает их взаимные отличия, позволяет этим отличиям вновь и вновь возникать и развиваться. Мне представляется одной из важнейших причин существования разной идентичности и культуры русских и белорусов неодинаковый тип взаимоотношений двух народов с тем пространством, в рамках которого они развиваются. [11,с.90]
Отметим важную черту: белорусы занимают небольшую по сравнению с русскими территорию. Эта территория была освоена белорусами достаточно давно. Массовых освоений таких регионов, как Поволжье, Север, Сибирь, Дон, Кубань и иных обширных пространств, на которые в ходе своего исторического развития приходили и расселялись русские, белорусы в течение примерно тысячи лет не знали. Те группы населения современной Беларуси или же те белорусы, которые покидали свой регион (его географические границы – между Полесьем и южной Прибалтикой), как правило, ассимилировались в местах своего нового расселения и не поддерживали тесной связи с местами, откуда пришли. Эти люди терялись для белорусской культуры и идентичности.
Регион расселения белорусов охватывает в основном территорию нынешней Республики Беларусь и некоторые приграничные районы соседних стран. Заметные миграционные движения на этой территории были всегда, но имели специфические особенности: миграции, как правило, не были связаны с массовым переселением иноэтничного населения в сельскую местность. Мигранты оседали преимущественно в городах. Такая модель миграций была характерна почти для всех европейских стран. Но в регионе Беларуси эта общая закономерность дополнялась почти полным отсутствием сельских территорий, которые были бы полностью колонизированы некими иноэтническими мигрантами. Беларусь не знала германизации Судет, мадьяризации ряда карпатских регионов, или польской колонизации некоторых территорий правобережной Украины.
В силу специфики региональных политических отношений на территории между Полесьем и южной Прибалтикой очень часто разгорались разрушительные войны. В ходе войны, как правило, погибало в основном городское население. Послевоенное восстановление городов всегда осуществлялось за счет активного привлечения иноэтнических элементов. Потери же сельского населения – даже очень высокие, достигавшие трех четвертей от довоенного, – в основном возмещались за счет регенерации уцелевших местных жителей. Такими четко фиксируемыми разрушительными периодами в истории Беларуси были:
Ливонская война 1557-1582 гг. (потери коснулись преимущественно восточной части Великого княжества Литовского, т.е. белорусских земель).
Война 1648-1667 гг. (около половины населения, в восточной части ВКЛ – около трех четвертей, почти все городское население).
Северная война 1700-1721 гг. и предшествовавшие ей внутренние войны в Речи Посполитой (до трети населения, прежде всего городского).
Вторжение войск Наполеона в Российскую империю (около четверти городского населения.). [10,с.332]
Первая мировая война 1914-1918 гг. (эвакуация около 1,5 млн населения из западной Беларуси, уничтожение почти всех городов в этой части Беларуси) и последовавшая гражданская война на руинах Российской империи, а также советско-польская война 1919-1920 гг.
Вторая мировая война 1939-1945 гг. (около трети населения, свыше трех четвертей горожан).
Демографические тенденции по более ранним периодам истории Беларуси просматриваются гораздо менее подробно, но общий фон и там особых споров между историками не вызывает.
В ходе войн или иных политических процессов особо сильному воздействию подвергался политический класс. Практически всегда после очередного опустошения культурная самоидентификация политического класса Беларуси резко изменялась. А вместе с нею обычно изменялись политическая культура, принятый в среде политического класса язык, историческое самосознание и конфессиональная принадлежность.
Рюриковичи и их миф эпохи Киевской Руси с киево-византийским православием и сильным варяжским компонентом в историческом самосознании правящей элиты сменились Гедиминовичами (язычниками и этническими литовцами), которые затем в значительной мере приняли католичество и “старобелорусский язык” в качестве официального языка ВКЛ. Шляхта XVI – начала XVII вв. создала миф о своем происхождении в контексте сарматского мифа польской шляхты, развила демократические политические институты и традиции, прошла через латинизацию и реформацию к римо-католичеству и значительной языковой полонизации. После войны 1812 года произошла мощная языковая и идентификационная полонизация уцелевшей шляхты и магнатов в рамках польского романтизма и национальной консолидации польского народа. В ходе Второй мировой войны и первых послевоенных лет остатки полонизировавшейся шляхты в целом погибли или покинули регион Беларуси.
Таким образом, белорусы – это в основном потомки той части преимущественно сельского населения, которая осталась жива в ходе часто повторяющихся войн. На протяжении жизни каждых трех-четырех поколений повторялись разрушительная война и послевоенное восстановление. Политический класс в регионе Беларуси в ходе войн несколько раз радикально менялся по культуре и идентичности, оставаясь, тем не менее, местным по происхождению. Политическая и культурная традиция в период между войнами никогда не успевала приобрести окончательную устойчивость и несколько раз резко прерывалась.
Формирование белорусов как современной нации развернулось преимущественно в XIX столетии на базе крестьянской культуры и традиции. Развитие белорусской нации сопровождалось подавлением остатков культурных групп, связанных в существованием Речи Посполитой, Польши, позднее – Российской империи. Новый политический класс Беларуси возник преимущественно в послереволюционный период и сформировался прежде всего на основе крестьянства. Города были заселены крестьянами и мигрантами из других регионов бывшего СССР в ходе послевоенной урбанизации. Довоенное городское население в ходе Второй мировой войны в массе своей погибло. Бывшие советские партизаны, оказавшиеся у власти в Беларуси в результате Второй мировой войны, в определенной мере являлись социокультурным аналогом боярства времен Киевской Руси и ВКЛ или шляхты Речи Посполитой. Советская идеологическая интерпретация белорусской идентичности выполнила в регионе интеграционную идеологическую и культурную функцию.
Интеграционная панславистская идеология, которая ныне весьма распространена в Беларуси, особенно среди представителей ее политического класса, может быть понята как своего рода аналог демократической шляхетской идеологии Речи Посполитой –идеологии, которая может быть распространена из региона Беларуси вовне и способствовать реализации внешнеполитических задач белорусского государства. Регион Беларуси в моменты своего политического взлета всегда обладал идеологией и системой ценностей, приемлемой для распространения вовне. Эта “экспортная” идеология обычно обеспечивала политическую стабильность региона и была формой распространения очередным местным политическим классом своих духовных ценностей. Современное своеобразное белорусское славянофильство и советский консерватизм фиксируют ценности сформировавшегося в ХХ столетии политического класса Беларуси и обеспечивают успех белорусской внешней политики на самом важном для РБ ныне направлении – на постсоветском пространстве. [7,с.87]
В этой связи следует обратить внимание на три важных, хотя и частных обстоятельства, которые часто всплывают во время обсуждения белорусских тем. Несмотря на несколько сотен лет унии с Польшей, Великое княжество Литовское не знало значительных польских миграций на свою территорию. Основными направлениями миграций поляков являлись степные районы Украины. ВКЛ было отделено от Польши полосой труднопроходимых лесов. Освоение поляками территорий северо-восточнее Варшавы началось достаточно поздно, в основном после Люблинской унии 1569 года. Согласно этой унии, в ходе которой возникла Речь Посполитая как федерация Королевства Польского и Великого княжества Литовского, ВКЛ сохранило очень высокую степень самостоятельности: свою политическую систему и законодательство, армию, финансы, таможню, государственный язык. Законодательство ВКЛ запрещало подданным королевства занимать государственные должности в ВКЛ и владеть землею. (Законодательство Королевства Польского таких запретов относительно подданных ВКЛ не вводило).
После присоединения ВКЛ к Российской империи массовых переселений русского населения на эту территорию также не было. Основными регионами, привлекавшими в тот период мигрантов, были степные пространства Причерноморья, позднее – Северный Кавказ, юг Сибири, Дальний Восток. На территории же современных Беларуси и Литвы происходил тот же демографический взрыв, что и в Великороссии, и малоземелье выталкивало самих белорусов за пределы региона, препятствуя оседанию в нем людей “извне”. Несмотря на жесткие подавления антироссийских восстаний (1830-31, 1863-64) и раздачу конфискованных у восставших земель русским помещикам, доля этнических русских в составе дворянского сословия на территории современной РБ также была невысока – до 5% землевладельцев.
В период между двумя мировыми войнами в западную часть Беларуси, которая оказалась в составе Польши, было переселено несколько сотен тысяч этнических поляков. Поляки-переселенцы занимали преимущественно административные должности. Некоторые из них получили за особые заслуги перед польским государством обширные земельные участки и составили общину польских колонистов. После присоединения западной части Беларуси к СССР, в ходе тяжелых боевых действий 1941-1944 гг, а также в ходе депортаций и послевоенных обменов населением между Польшей и СССР эти поляки-переселенцы в основном либо покинули территорию Беларуси, либо погибли.[12,с.77]
Автохтонность белорусов – принципиально важная черта белорусской идентичности, обусловленная историей региона. Распространенное в Беларуси самоопределение “тутэйшыя” (“здешние”) является одной из базовых черт этнической самоидентификации. Часто эта часть самоидентификации – “тутэйшесть”, автохтонность – для населения и отдельных микросоциумов, индивидуумов важнее любой политической, культурной или даже языковой компонент.
Заключение
Безусловно, для создания некого образа-концепта белорусской нации необходимо приложить большие усилия, причём не только политическому руководству, но и всем гражданам нашей страны. Беларусь может создать такой концепт, и , в отличие от многих других государств этот концепт будет основываться на реальных исторических событиях, объективно отражённых в современных реалиях. Ибо без такой концептуальной модели уважения наших граждан к истории Беларуси не будет основываться на уважении, чувстве согласованной идентичности, а будет искусственно навязываться идеологическими моделями современного белорусского политического руководства – а это верный признак уничтожения вообще национального самосознания.
Остается лишь удивляться явному противоречию: белорусскую нацию российские политики, журналисты, историки обычно называют «братским народом», но как только эта нация родила своих историков, пишущих белорусскую историю, — как их за это «дерзкое поползновение» сразу назвали «лающим чудовищем». Однако ни одной нации без своих историков не бывает — хотя москвичи пытаются это оспорить (разумеется, только в отношении соседей, не себя самих).
Создается впечатление, что «братскими народами» российские авторы считают народы республик бывшего СССР только до тех пор, пока они не воссоздают свою Государственность и свою собственную Историю Отечества. С этого рубежа они кажутся россиянам уже совсем не «братскими», хотя все нации без исключения имеют равное право на свою Страну и свою Историю.
Вот вокруг этого права, осуществленного в форме нынешней государственной независимости республик бывшего СССР, идет вся полемика. Независимо от конкретного содержания разных концепций российских историков, все они едины в отрицании права наций на самоопределение в форме суверенных государств. Точнее, с их позиций «правильным» является только такое «самоопределение», когда нация добровольно отказывается от независимости и просит принять ее в состав России. Если же им говорят, что подобный подход — это в «чистом виде» российский империализм, они начинают беситься от возмущения.
Ни одна из 14 республик бывшего СССР не оспаривает право на государственность другой такой же республики. Соответственно, с уважением и пониманием относятся к изучению их учеными своего прошлого, к поискам своих истоков. И только в нынешней Российской Федерации такие поиски называют «националистическими» и «лаем чудовищ». Как им кажется в Москве, они ныне окружены «лаем стаи чудовищ» из 14 республик. Но, полагаю, дело не в соседях. Просто мы и россияне живем теперь в разных плоскостях реальности.
Список использованных источников
1. В.В.Деружинский.Тайны беларуской истории.Мн;2009
2. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма.Переиздание.М, 2008.
3. Гуревич А.М. Мотивация эмиграции. - СПб.: Речь, 2005. Иванова Н.Л. Социальная идентичность в различных социокультурных условиях // Вопросы психологии. - 2004. - №4.
4. Ермаловіч М. Старажытная Беларусь: полацкі і навагародскі перыяд. Мн., 1994.
5. Загорульский Э.М. Археология Белоруссии. Мн., 1963.
6. І.П. Крэнь.Гісторыя Беларусі. Ч. 1. Са старажытных часоў да канца XVII ст.. Мн., 2000.
7. Ковкель И.И., Ярмусик Э.С. История Беларуси с древнейших времен до нашего времени. Мн., 1998.
8. Ластоўскі В. Кароткая гісторыя Беларусі. Мн., 1993.
9. Нарысы па гісторыі Беларусі. Ч. 1. Мн., 1994
10. Саганович А.Н. Беларусь – эвтаназия в центре Европы., Вильнюс, 2008
11. Стефаненко Т.Г. Компоненты этнической идентичности: когнитивный, аффективный, поведенческий // Мир психологии. - 2005. - №2..
12. Сухарев А.В., Бухарева С.Л. Особенности этнической идентичности подростков в этнически ориентированных научных центрах // Вопросы психологии. - 2005. - №6. - С.82-91.
13. Шахотько Людмила, Население и общество . N 49 . (Ноябрь 2000)
14. Электронный ресурс: http://www.edc.spb.ru
15. Электронный ресурс: http://www.euro.ru
16. Электронный ресурс:http://www.
17. Электронный ресурс:http://www.aport.ru
18. Электронный ресурс:http://www.eubasics.allmansland.com/
19. Электронный ресурс:http://www.euro.eu.int/
20. Электронный ресурс:http://www.europa.eu.int/
21. Электронный ресурс:http://www.km.ru/euro
22. Яскевич Я.С. Политический риск в контексте мировой глобализации., Мн,2004
Приложение А
Анкета к исследованию «Национальное сознание белорусской молодёжи»
Класс____
Возраст _____ (количество полных лет)
Пол мужской/женский (подчеркнуть нужное)
1. Ваша национальность (по документам)
2. белорус (ка)
3. россиянин (ка)
4. украинец (ка)
5. другая (указать) __________________________________________
2. Кем по национальности Вы себя считаете
___________________________________________________________
3. Какие признаки, по Вашему мнению, объединяют людей белорусской национальности
1. язык
2. традиции
3. общее историческое прошлое
4. общность территории
5. общее будущее
6. религия
7. черты внешнего облика
8. черты характера
9. ничто не сближает
10. другое (указать) __________________________________________
4. Каким выше указанным признакам Вы соответствуете?
____________________________________________________________
6. Причисляете ли Вы себя к представителям белорусского народа?
1. Да
2. Нет
3. Причисляю к группе безэтничных
7. Свободно ли Вы владеете белорусским языком?
1. Да
2. Нет
8. Часто ли Вы используете его в разговорной речи?
1. Каждый день
2. Иногда
3. Только на уроках белорусского языка и литературы
4. Не использую
9. Как Вы относитесь к тому, что большинство белорусов использует вместо белорусского языка русский?
1. Отрицательно
2. Положительно
3. Безразлично
10. Какие сугубо белорусские обычаи и традиции Вам известны_______________________________
11. Соблюдаете ли Вы белорусские обычаи и традиции в повседневной жизни?
12. Считаете ли Вы необходимым знать историю Беларуси?
13. Относитесь ли Вы с уважением к историческому прошлому нашего государства?
14. Интересно ли Вам изучать природу родного края?
15. Бережно ли Вы относитесь к родной природе?
16. Как Вы считаете, присуще ли современным подросткам чувство исторической ответственности за судьбу страны?
17. А лично Вам присуще это чувство?
18. Вы бы согласились поменять место жительства с Беларуси на другую страну?
19. Возникает ли у Вас чувство гордости за участие белорусов в международных конкурсах (спортивных, музыкальных)?
20. Какое чувство возникает у Вас при встрече белоруса, пребывая за рубежом?
___________________________________________________
21. Считаете ли Вы себя патриотом (своей страны)
Приложение Б
Результаты исследования
Процедура исследования: исследование проходило на базе СОШ № 1 г. Мозыря на выборке учащихся 10-11 классов. Общее количество участников составило 103 человека, среди которых 57 девушек, что составляет 55% от числа всех испытуемых и 46 юношей (45%). Средний возраст респондентов составил 16-17 лет. Исследование проводилось анонимно.
Когнитивный компонент
На вопрос "Ваша национальность (по документам)?" 100% респондентов дали ответ "белорус". На вопрос "Кем по национальности Вы себя считаете?" 93% ответили "белорус", остальные 7% дали ответ "россиянин". Очевидным остается тот факт, что 7 человек белорусской национальности отнесли себя к русскоэтничным.
Ответы на вопросы, отражающие отличительные признаки белорусского народа и соответствие этим признакам отображены в таблице 1.
Таблица 1
"Какие признаки, по Вашему мнению, объединяю людей белорусской национальности?" |
"Каким признакам Вы соответствуете?" |
Язык - 50% |
Язык - 29% |
Общее историческое прошлое - 57% |
Общее историческое прошлое - 35% |
Общность территории - 64% |
Общность территории - 47% |
Общее будущее - 71% |
Общее будущее - 17% |
Религия - 21% |
Религия - 5% |
Черты внешнего облика - 35% |
Черты внешнего облика - 23% |
Черты характера - 7% |
Черты характера - 23% |
Ничто не сближает - 7% |
Ничто не сближает - 0% |
По полученным результатам последних двух вопросов можно сделать вывод о субъективном несоответствии отличительным чертам белорусской национальности белорусской молодежи.
Ответы на вопрос "Какие сугубо белорусские обычаи и традиции Вам известны?" содержал далеко не весь перечень, однако 51% отметили "Каляды", 42% "Масленицу", 35% "Купалье".35% респондентов не дали ответ.
42% учащихся ответили положительно на вопрос "Считаете ли Вы необходимым знать историю Беларуси?", 35% затруднились с ответом и 15% дали ответ "Нет, не считаю".
На вопрос "Как Вы считаете, присуще ли современным подросткам чувство исторической ответственности за судьбу страны?" 15% ответили положительно, 64% отрицательно и 28% не задумывались.35% учащимся, по их мнению, присуще чувство исторической ответственности за судьбу страны, 8% не присуще это чувство, 57% учащихся не задумывались на этот вопрос.
Таким образом, исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что когнитивный компонент национального самосознания не сформирован.
Эмоционально-оценочный компонент
На вопрос "Причисляете ли Вы себя к представителям белорусского народа?" 93% ответили положительно и 7% не причисляет себя к этой группе.
На вопрос "Как Вы относитесь к тому, что большинство белорусов использует вместо белорусского языка русский?" 64% респондентов ответило "Положительно", 36% ответило "Безразлично" и не было получено ни одного ответа "Отрицательно".
На вопрос "Относитесь ли Вы с уважением к историческому прошлому нашего государства?" 78% учащихся дали ответ "Да" и соответственно 22% ответ "Нет".
На вопрос "Интересно ли Вам изучать природу родного края?" 72% ответили положительно и соответственно 28% отрицательно.
65% респондентов дали ответ "Да" на вопрос "Возникает ли у Вас чувство гордости за участие белорусов в международных конкурсах (спортивных, музыкальных)?" и 35% этого чувства не возникает.
На вопрос "Какое чувство возникает у Вас при встрече белоруса, пребывая за рубежом?" ответы были получены в свободной форме.16% указали "гордость" и 54% указали "радость".
И на вопрос "Считаете ли Вы себя патриотом своей страны?" 71% посчитал себя таковыми, 21% дали ответ "Нет" и 8% "Не знаю".
Подведя итог, можно сказать, что эмоционально-оценочный компонент не сформирован в достаточной мере.
Поведенческий компонент
На вопрос "Свободно ли Вы владеете белорусским языком?" только 36% ответили положительно и соответственно 64% ответили "Нет".15% респондентов никогда не используют белорусский язык в разговорной речи, 57% - только на уроках белорусского языка и литературы, 28% - иногда употребляют белорусский язык и 0% не используют родной язык ежедневно.
На вопрос "Соблюдаете ли Вы белорусские обычаи и традиции в повседневной жизни?" дали ответ "Да" лишь 22%, ответ "Иногда" 42% и ответ "Нет" зафиксирован у 35% учащихся.
На вопрос "Бережно ли Вы относитесь к родной природе?" ответы распределились следующим образом: "Всегда" - 78%, "Иногда" - 22% и "Никогда" - 0%.
На поставленный в анкете вопрос "Согласились бы Вы поменять место жительства с Беларуси на другую страну?" 72% респондентов дали ответ "Да" и соответственно 28% - "Нет".
Исходя из результатов анкетирования, нельзя говорить о сформированности поведенческого компонента национального самосознания.
Итак, подведя итог, можно сформулировать следующий вывод: гипотеза о том, что белорусской молодежи присущ низкий уровень сформированности национального самосознания подтвердилась, поскольку не один компонент не развит в достаточной степени.
Приложение В
В процессе изучения национального самосознания нами выделялись такие его основные компоненты:
Когнитивный компонент (объективные знания и субъективные представления об этнических группах).
Эмоционально-оценочный компонент (отношение к своей этнической группе).
Поведенческий компонент (использование языка, поддержание культурных традиций, участие в социальных организациях).
Задачами работы стали:
Провести анализ литературных источников по данной тематике отечественных и зарубежных авторов.
Изучить сформированность национального самосознания белорусской молодежи методом анкетирования.
Анализ и интерпретация полученных результатов.
В ходе исследования компонентов национального самосознания нами были выдвинута следующая гипотеза: белорусской молодежи присущ низкий уровень сформированности национального самосознания.
Объектом исследования является личность юношеского возраста.
Предмет исследования - национальное самосознание.
Целью данной работы стало изучение национального самосознания белорусской молодежи.
1. Национальное самосознание белорусской молодежи как психологическая проблема
1.1 Понятие самосознания
Взаимодействуя и общаясь с людьми, человек выделяет сам себя из окружающей среды, ощущает себя субъектом своих физических и психических состояний, действий и процессов, выступает для самого себя как Я, противостоящее другим и вместе с тем неразрывно с ними связанное. Субъективно переживание собственного Я выражается прежде всего в том, что человек понимает свою тождественность самому себе в настоящем, прошлом и будущем.
Одним из симптомов некоторых психических заболеваний состоит в утрате человеком тождественности с самим собой, потере собственного Я. В социальной психологии выделяют три сферы, в которых осуществляется становление, формирование личности: деятельность, общение, самосознание.
В ходе социализации расширяются и углубляются связи общения человека с людьми, группами, обществом в целом, происходит становление в человеке образа его "Я". Образ "Я", или самосознание (представление о себе), не возникает у человека сразу, а складывается постепенно на протяжении его жизни под воздействием многочисленных социальных влияний и включает 4 компонента (по В.С. Мерлину):
- сознание отличия себя от остального мира;
- сознание "Я" как активного начала субъекта деятельности;
- сознание своих психических свойств, эмоциональные самооценки;
- социально-нравственная самооценка, самоуважение, которое формируется на основе накопленного опыта общения и деятельности.
|