Реферат
На тему:
Захват Чехословакии и обострение военно-политической обстановки в Европе
Когда в Москве проходил XVIII съезд ВКП(б), в Европе произошли события, которые круто изменили военно-политическую обстановку и предопределили развитие международных отношений до начала второй мировой войны.
В ночь на 15 марта 1939 г. Гитлер вызвал в Берлин президента Чехословакии Гаху и министра иностранных дел Хвалковского и предъявил им ультиматум с требованием подписать договор, по которому ликвидировался президентский режим в Чехословакии, признавалась «независимость» Словакии и вводились в страну германские войска. На следующий день был опубликован указ Гитлера об установлении протектората фашистского рейха над Чехией и Моравией. Независимое суверенное Чехословацкое государство было уничтожено. На этот раз Гитлер, не дожидаясь согласия Н. Чемберлена и Э. Даладье - партнеров по мюнхенской сделке - своим единоличным решением, используя грубую силу, установил полный политический, экономический и военный контроль над всей Чехословакией. 22 марта Берлин в ультимативной форме, угрожая применением силы, заставил Литву подписать договор о передаче Германии единственного литовского морского порта Клайпеды. Эта акция нацистского рейха явилась еще одним свидетельством того, что Гитлер приступил к осуществлению германской экспансии в Европе.
17 марта в МИД Германии была направлена нота французского правительства, в которой содержался протест Французской Республики в связи с действиями Германии в Чехословакии. Французское правительство считало, что произошло явное нарушение буквы и духа мюнхенских соглашений и что оно не может признать законность созданной рейхом новой ситуации в Чехословакии. При вручении ноты французским послом Р. Кулондром государственному секретарю МИД Германии Э. Вайцзеккеру произошел любопытный инцидент. Немецкий дипломат сначала отказался принять ноту и просил МИД Франции пересмотреть свою позицию. Вайцзеккер заметил, что во время переговоров И.Риббентропа с Ж.Бонне в декабре минувшего годы было достигнуто устное соглашение о том, что Чехословакия отныне не будет «объектом обмена мнениями сторон» и что Германия не подписала бы германо-французскую декларацию, если бы вопрос был решен по-другому. Кулондр, естественно, опроверг такое утверждение. В конце Вайцзеккер принял ноту, заявив при этом, что «французское правительство пожалеет о таком демарше».
18 марта народный комиссар иностранных дел СССР М.М. Литвинов вручил ноту послу Германии в Москве Ф. Шуленбургу, в которой говорилось: «...Советское правительство не может признать включение в состав Германской империи Чехии, а в той или иной форме также и Словакии правомерным и отвечающим общепринятым нормам международного права и справедливости или принципу самоопределения народов». Можно заметить, что советская нота была составлена в более решительном тоне, чем французская. В советском документе Германия фактически обвинялась в агрессии, в насильственной ликвидации суверенного государства.
Поверенный в делах Франции в СССР Ж. Пайяр в телеграмме в Париж от 19 марта подчеркнул ясную и четкую позицию Советского Союза в связи с ликвидации независимости Чехословакии гитлеровским рейхом. Но в то же время он отметил, что Москва осудила германскую акцию лишь после того, как узнала о реакции Франции, Англии и США. Но основании такого факта французский дипломат сделал вывод, что политика Москвы находится «на перепутье», а советские лидеры внимательно следят за реакцией великих держав.
Безусловно, демарш Парижа, Лондона и Вашингтона против действия фашистской Германии позволял советскому руководству предполагать, что теперь возможны совместные действия европейских держав по укреплению мира. 18 марта советское правительство предложило незамедлительно созвать совещание представителей СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции для проведения взаимных консультаций в связи с агрессией Германии и изменением политической обстановки в Европе. В ответ на советскую инициативу Лондон предложил представителям Англии, Франции, Польши и СССР подписать совместную декларацию о их намерениях проводить консультации в целях отработки совместных действий по предупреждению агрессии. Советская сторона согласилась с английским предложением, которое однако не было реализовано в связи с отрицательной позицией Польши.
Ликвидация фашистским рейхом независимой Чехословакии обеспокоила правящие круги Франции и Англии. И дело было не в том, что Гитлер оказался «не джентльменом», обманул Даладье и Чемберлена, нарушив мюнхенские соглашения. В Европе возникла ситуация, которая угрожала интересам Франции и Англии. Германия укрепила свое стратегическое положение, отпала необходимость для верхмахта иметь группировку войск на германо-чешской границе. Рейх получил возможность использовать сеть аэродромов в Чехии и Словакии. По данным французского военного атташе в Праге, немцы захватили в Чехословакии вооружение и снаряжение в количестве, достаточном для оснащения 30-35 дивизий, в том числе: 1,5 млн. винтовок, 20 тыс. пулеметов, 2200 полевых орудий, 1800 противотанковых пушек, 600 танков, 750 самолетов, много боеприпасов и другого военного имущества. Германская армия получила в свое распоряжение 34 тыс. лошадей. В мае 1940 г., когда германские войска осуществляли прорыв к Ла-Маншу, три танковые дивизии верхмата (6, 7 и 8-я) имели на вооружении (60% к общему числу) чешские танки «Прага». Кроме того, Германия отныне могла использовать мощную военную промышленность Чехословакии. Заводы «Шкода», производящие вооружение, использовали 42 тыс. рабочих и по объему производства занимали 2-е место в Европе после концерна Крупа в Германии. В Чехословакии имелись значительные мощности в авиастроении, в автомобильной и химической промышленности. Кроме того, немцы захватили золотой запас страны, который оценивался в 25 млн. фунтов стерлингов.
Агрессивная акция фашистской Германии означала полный провал мюнхенской политики «умиротворения» и внешнеполитического курса Парижа и Лондона, направленного на сотрудничество с нацистским рейхом. Гитлер продемонстрировал, что он не нуждается в «согласии» Франции и Англии на осуществление своих экспансионистских намерений. В политических и военных кругах Франции вновь стал оживленно обсуждаться «традиционный» вопрос: в каком направлении будет развиваться германская агрессия. Уже 16 марта разведывательное управление (2-е бюро) генерального штаба французской армии представило в вышестоящие инстанции доклад о военно-политических последствиях захвата Чехословакии нацистским рейхом. Авторы доклада обоснованно считали, что ликвидация Чехословакии представляет собой первый этап реализации более обширной программы германской экспансии. Аннексия Чехии и Моравии, фактическое подчинение Берлину «независимой» Словакии могут стать в ближайшем будущем, указывалось в документе, исходным пунктом глубокого кризиса, представляющего прямую опасность для Франции. Подчеркивая возросшие военные возможности Германии, авторы доклада делали вывод, что экспансия рейха может быть ориентирована как на восток, так и на запад. Однако высказывалось мнение, что с большим основанием можно ожидать военные действия верхмата в Восточной Европе. Авторы доклада аргументировали свой вывод тем, что Германия испытывает недостаток в сырье для промышленности и продуктах питания. По этой причине Восточная Европа представляет для фашистского рейха весьма выгодную цель для агрессии. Представляет интерес другой документ - доклад французского посла в Берлине от 19 марта, в котором анализировались перспективы внешнеполитического курса Германии. Р. Кулондр также считал, что германская агрессия будет развиваться в восточном направлении: «...Захват Германией Богемии и Моравии и установлении контроля над Словакией, - писал посол, -соответствует политике экспансии на Восток, которую Германия не только не скрывала с осени прошлого года, но и о которой она открыто заявляла». Далее Кулондр делает вывод о намерениях рейха: «... Исключительно оборонительная позиция на Западе, гитлеровские цели и амбиции ориентированы на Восток». Но Кулодр считал, что нельзя отбрасывать вероятность, что «рейх, еще до завершения своих грандиозных планов на Востоке, выступит против западных держав».
26 марта в письме на имя Литвинова полпред Суриц подчеркивает нарастание беспокойства и неуверенности в политических кругах Франции. «...Чрезвычайно знаменательно, что несмотря на то, что последние германские захваты произошли в «Восточной» Европе и еще более приблизили Германию к нашим границам, версия о «восточном» или, точнее, советском направлении германской агрессии начинает постепенно уступать место уверенности (по крайней мере, у ответственных политических деятелей), что очередной удар Германии готовит против Запада».
Возросшая экономическая, политическая и военная мощь нацистской Германии, ее экспансионистская политика и стремление к завоеванию гегемонии в Европе создавали реальную угрозу позиции Франции и Англии. Возникла опасность для французской и британской колониальных империй. 20 марта французский МИД передал английскую послу в Париже ноту, в которой говорилось: «Новые немецкие акции, возможно, и направлены против Востока, но в случае успеха повлекут за собой гегемонию рейха в Европе. Такая вероятность порождает угрозу безопасности и жизненным интересам Франции и Англии». Гибель независимой Чехословакии вызвала беспокойство правительств малых стран Европы. Французские дипломаты, аккредитованные в столицах европейских государств сообщали на Кэ д'Орсе, что если Франция и Англия не окажут противодействия актам насилия со стороны Германии, то они полностью потеряют влияние в Европе.
Правительство Даладье должно было также учитывать враждебные настроения против немцев в общественном мнении Франции. Советский полпред во Франции Я. З. Суриц писал в НКИД: «По степени взбудораженности и всеобщей встревоженности реакция французской общественности на последний гитлеровский захват Чехословакии превосходит все то, что мы наблюдали в прошлогодние сентябрьские дни. Прежде всего нужно отметить совершенно исключительную по своему размаху и единодушную волну возмущения и ожесточения против немцев». Все эти факты настоятельно требовали внесения корректив во внешнюю политику Франции и возвращения к проблеме определения внешнеполитических приоритетов.
После захвата Чехословакии еще одно соглашение с Германией (новый Мюнхен) было сопряжено с большой опасностью. Правительство Даладье склонялось к тому, чтобы наряду с укреплением союза с Англией восстановить контакты с Советским Союзом, который мог стать партнером в противоборстве с нацистской Германией. В Париже заговорили о достоинствах франко-русского сотрудничества. Попытки изолировать СССР, вывести его «за скобки европейской дипломатии» оказались иллюзорными. Советский Союз с населением более 180 млн. чел., обладал значительным промышленным и военным потенциалом и мог стать решающей силой на Европейском континенте в противодействии агрессивным устремлениям нацистской Германии. Эти факторы и определили некоторый поворот в дипломатии Парижа.
17 марта Я. З. Суриц сообщает в Москву, что, по имеющейся в его распоряжении информации, на заседании радикал-социалистической фракции парламента было принято решение послать к Даладье делегацию и предложить немедленно осуществить меры по улучшению франко-советских отношений. Более того, парламентарии высказались за установление контактов между военными штабами Франции и СССР. Сложилась ситуация, в которой Париж и Лондон спешили продемонстрировать свое внимание к Советскому Союзу. «Последние недели я не могу пожаловаться на отсутствие контактов с французским правительством, - писал в Москву Я. З. Суриц. - Создалось даже такое своеобразное положение, что этот «контакт» начинает уже нас тяготить. Бонне решительно меня одолевает своими преследованиями и чуть ли не ежедневными встречами».
По мнению известного французского историка Р. Ремона обострение политической и военно-стратегической обстановки в Европе весной 1939 г. определило новый этап во внешней политике правительства Даладье, которое теперь считало необходимым противодействовать насильственным акциям Гитлера. На наш взгляд, такое утверждение весьма категорично и не учитывает двойственности и непоследовательности политики Парижа.
Следует иметь в виду и глубокое недоверие советского руководства к политике Франции и Англии, которое сложилось после Мюнхена. Министр иностранных дел Франции Ж. Бонне предложил направить в Советский Союз французскую торговую делегацию. Москва расценила это предложение Бонне как попытку под флагом торговых переговоров осуществить политический зондаж и весьма холодно отнеслась к инициативе французского министра. 19 марта в письме наркома иностранных дел М.М.Литвинова советскому полпреду в Лондоне подчеркивалось, что, несмотря на чехословацкие события, Чемберлен и Даладье в случае, если Гитлер сделает «новый миролюбивый жест», «начнут вновь выступать в защиту мюнхенской линии». Западные политики, по мнению наркома, не отказывались от «любезной им концепции движения Германии на Восток». 26 марта в письме советского полпреда в Париже давался подобный анализ внешнеполитического курса Франции. Я.З.Суриц считал, что мюнхенцы в Париже, еще имеют сильные позиции. «Излишне, я полагаю, - писал Я. З.Суриц, - напоминать, что лучшим исходом для мюнхенцев было бы втравить нас в войну с Германией. Это единственная форма войны, которую они сейчас приветствовали бы. Это расценено было бы как столкновение между двумя одинаково вредными противниками «западных стран».
Кремлевское руководство не могло не учитывать, что в политических кругах Парижа и Лондона, несмотря на обострение военно-политической обстановки в Европе и возрастание угрозы со стороны Германии интересам Франции и Англии, продолжали существовать замыслы направить германскую агрессию на восток, столкнуть в войне Советский Союз и Германию. Французский историк Ф.Фонвией-Алкье писал: «На Западе, возможно, существовало искушение освободиться от двух врагов сразу же, подталкивая СССР и Германию сражаться до истощения... Такая точка зрения совпадала с доктриной, которую повторяли газеты весной 1939 года». Военная газета «Франс милитер» в номере за 4 марта 1939 г. высказала предположение, что Германия, насытившись завоеваниями на территории СССР, перестанет представлять опасность для других европейских стран. Реакционный публицист Ж. Бенуа-Мешен, известный своими прогерманскими взглядами, издал в Париже брошюру, в которой разъяснял французам содержание книги Гитлера «Майн Камф». Он убеждал читателей, что экспансионистские планы нацистской Германии не угрожают Франции. «На Востоке и только на Востоке ожидают рейх великие цели... Восток, Восток, Восток... Это слово повторяется как лейтмотив под пером Гитлера. Он видит в нем богатые закрома Украины плодородные «черные земли», фонтаны нефти, бьющие на склонах Кавказа, гигантскую сильную Аркадию», - писал Бенуа-Мешен. Конечно, в официальных заявлениях французские лидеры воздерживались от подобных прямых высказываний.
Информация об антисоветских публикациях во Франции и сведения о внешнеполитических взглядах в официальных кругах Парижа не могли не настораживать кремлевских лидеров.
Но в то же время советская дипломатия не закрывала двери советско-французским переговорам, которые могли бы содействовать укреплению мира в Европе. Москва видела беспокойство в правящих кругах Парижа, вызванного ростом угрозы со стороны Германии.
20 марта нарком иностранных дел М.М. Литвинов представил И.В. Сталину служебную записку о предстоящих переговорах с английским министром внешней торговли Р. Хадсоном. В записке речь шла о советско-английских отношениях, но документ проливал свет на весь комплекс европейской политики СССР после захвата Чехословакии. Нарком отмечал, что Советский Союз готов сотрудничать с другими государствами в целях действительного сопротивления агрессорам. В свете этой главной задачи советское правительство считало целесообразным проведение взаимных консультаций, совещаний и конференций, сотрудничество миролюбивых государств в рамках Лиги наций или вне ее. Вместе с тем М.М. Литвинов считал необходимым проявить осторожность и сдержанность. «В виду безрезультативности наших прежних многочисленных предложений мы новых предложений сейчас выдвигать не намерены и ждем инициативы со стороны тех, которые должны показать чем-нибудь, что они становятся действительно на путь коллективной безопасности». Такая линия советской дипломатии была утверждена И.В. Сталиным.
22 марта состоялась встреча советского полпреда Я.З. Сурица с премьер-министром Франции. Э.Даладье говорил о решимости франко-английской Антанты противодействовать любой агрессии в Европе, и высказал предположение о возможности соглашения между Францией, Англией и СССР и трехстороннего сотрудничества, в том числе и по военным вопросам. Несмотря на расплывчатость заявлений французского премьер-министра, оно давало основание для развития советско-французских контактов.
В Берлине была замечена тенденция к сближению СССР, Франции и Англии в целях предупреждения новых агрессивных акций Германии. Дипломатия рейха предпринимала усилия для того, чтобы успокоить правительства Парижа и Лондона после захвата Чехословакии и поддержать надежды многих западных политиков в том, что Германия намерена предпринять экспансию на Восток. В этом отношении определенный интерес представляет беседа Ж. Бонне с германским дипломатом Г. Шольцем, которая состоялась 23 марта в Париже. Шольц получил назначение на пост германского консула в США. Но несмотря на свое скромное служебное положение, Шольц имел большое влияние в Берлине. Он был одним из старейших членов нацистской партии, почетным полковником СС, другом Гитлера и Гесса, имел связи в правительственных и финансово-промышленных кругах рейха. МИД Франции был осведомлен об этом германском дипломате, и Ж. Бонне, вероятно, придавал большое значение неофициальной беседе с гостем из Берлина. Разговор касался широкого круга политических и экономических вопросов. Но, по всей видимости, главным в этой беседе были настойчивые попытки германского дипломата убедить французского министра в том, что германский рейх не угрожает Франции. «Надо предоставить Германии свободу рук на Востоке Европы, - заявил Шольц. - Нет ни одного немца, который бы хотел воевать с Францией и Англией. Но эти державы должны понять положение Германии в центре Европы и необходимость найти для нее возможность экспансии. Пусть Франция и Англия позволят нам двигаться на Восток, и Германия откажется от заморских владений, останется континентальной державой и не будет бороться с Англией за господство на океанах». Скорее всего, французский министр иностранных дел внимательно и благожелательно выслушал заявление Шольца, но никаких обязательств, естественно, не давал.
Все же весной 1939 г. Париж склонялся к укреплению военно-политического союза с Англией и установлению контактов с Советским Союзом.
В советско-французских отношениях сложилась особая ситуация: с одной стороны, СССР и Франция понимали необходимость противодействия экспансионистским устремлениям фашистской Германии, а с другой стороны, не могли сразу же освободиться от взаимного недоверия и предубеждений.
Для советского руководства так называемые «западные демократии» являлись образцом вероломства. Именно Париж и Лондон, по мнению кремлевских лидеров, прикрывались фразами о демократии, толкали Гитлера к войне с СССР. Мюнхенские соглашения подтверждали такие оценки. Париж и Лондон не могли избавиться от вражды к чуждому им во всех отношениях советскому строю, боялись распространения «большевистской заразы», опасались коварных замыслов Сталина и сомневались в военной мощи СССР. Преодолеть эти завалы взаимного недоверия являлось трудной задачей для дипломатии СССР, Франции и Англии.
После захвата Чехословакии резко усилилось давление Германии на Румынию, а затем на Польшу. Это породило беспокойство в Париже и Лондоне. Для французской и английской дипломатии возникло несколько неприятных вопросов. Во-первых, Гитлер может вновь предпринять чреватые серьезными последствиями акции без согласия Парижа и Лондона, что окончательно подорвет авторитет Франции и Англии на мировой арене. Во-вторых, Франция может потерять Польшу и Румынию как своих союзников, хотя и не очень надежных. В-третьих, подчинение Гитлером в той или иной форме Польши и Румынии лишает дипломатию Парижа и Лондона шансов на достижение какого-либо соглашения с СССР и исключает возможность вести переговоры с Москвой, чтобы оказать давление на Гитлера. И, главное, Германия, создав прочный барьер на Востоке, изолировав Францию, сможет обрушиться на традиционного противника на Западе. Кроме того, французские и английские лидеры вынуждены были учитывать общественное мнение в своих странах. После Мюнхена во Франции и в Англии в значительной мере изменилась политическая обстановка. Общественность стала с большим недоверием относиться к политике уступок агрессорам. Даладье и Чемберлен встречали в парламентах осуждение своей политики со стороны оппозиции. По данным опроса населения Франции о внешней политике правительства, произведенного в конце октября 1938 г., 70% опрошенных высказались за решительное противодействие новым требованиям Гитлера. В феврале 1939 г. после захвата Чехословакии фашистским рейхом 76% опрошенных французов и француженок согласились с использованием силы для пресечения агрессии гитлеровского рейха.
Такая ситуация диктовала необходимость разработки каких-то мер по безопасности Франции и Англии, а также по укреплению позиций правящих кругов в своих странах. Весной 1939 г. была отмечена дипломатическая активность Парижа и Лондона, направленная на укрепление франко-английского военно-политического союза. В ходе франко-английских военных переговоров были согласованы вопросы координации военных действий двух держав в случае войны с Германией. 31 марта, выступая в палате общин, премьер-министр Англии Н.Чемберлен заявил, что в случае агрессии против Польши «правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах». Чемберлен сообщил членам парламента, что французское правительство согласно с позицией Англии. 13 апреля премьер-министр Франции полностью поддержал политику гарантий, проводимую Лондоном, и подтвердил франко-польский альянс, в основе которого лежали почти забытые франко-польский договор 1921 г. и военная конвенция.
После итальянской агрессии в Албании французское и английское правительства дали гарантии Греции и Румынии. Гарантии на случай агрессии были предложены французской дипломатией Голландии, Швейцарии и Дании, но правительства этих стран не приняли эти предложения. Стремясь укрепить свои позиции на Ближнем и Среднем Востоке и ограничить растущее германское влияние в этих районах, Англия и Франция стремились удержать в орбите своей политики Турцию. После длительных переговоров 12 мая 1939 г. был заключен англо-турецкий договор о взаимопомощи, а 23 июня аналогичный франко-турецкий договор. Англия и Франция по этим договорам обещали Турции помощь в случае нападения на нее какой-либо державы. Турция брала на себя обязательства оказывать Англии и Франции помощь лишь в том случае, если нападение на эти страны будет совершено в восточной части Средиземного моря.
Политика гарантий Англии и Франции вызвала оживленные комментарии в политических и дипломатических кругах всех государств. Многие наблюдатели отмечали, что англо-французские гарантии ряду стран имеют в первую очередь политическое, а не военное значение. Для таких выводов имелись серьезные основания.
Масштабы военного экспорта Англии и Франции в Польшу, Румынию, Грецию и Турцию были весьма ограничены. Еще большие сомнения вызывали возможности англо-французских вооруженных сил в операциях по оказанию реальной помощи этим странам. Англия располагала мощным военно-морским флотом, главная задача которого состояла в обеспечении безопасности Британских островов и коммуникаций с обширной колониальной империей. В 1939 г. планы по наращиванию мощи английских ВВС еще находились в стадии реализации. Сухопутные силы Англии были незначительны. Лишь в июле 1939 г. в метрополии вступил в силу закон об обязательной воинской повинности. Франция располагала значительными военно-морскими силами, но которые также, как флот Англии, должны были охранять морские коммуникации Франции с колониями. Французская авиация была слабой и по количеству и по качеству уступала ВВС Германии. Французская сухопутная армия считалась в Европе сильной. Но надежд поляков на активные действия французской армии в поддержку Польши было мало. Французская армия по численности все же уступала верхмату. Кроме того, действия французского командования сковывала официальная военная доктрина, ориентирующая войска на ведение в первую очередь оборонительных сражений позади мощной укрепленной линии Мажино. Таким образом западные союзники не имели реальных сил для защиты тех государств, которым были даны гарантии.
В зарубежной историографии политика гарантий, провозглашенная Лондоном и Парижем, оценивается как «радикальный поворот», «как дипломатическая революция». Конечно, после захвата Чехословакии в политическом курсе Франции и Англии наметились определенные изменения, однако квалифицировать эти изменения как «революцию» нет оснований. Но в то же время, мнение некоторых отечественных историков, что политика Франции и Англии была продолжением мюнхенского курса и, более того, замаскированной провокацией для разжигания германо-польской, а затем и германо-советской войны, представляется недостаточно обоснованным и нуждается в некоторой коррективе. Англия и Франция продемонстрировали определенную твердость и предупредили Берлин о своей решимости оказывать поддержку Польше и другим европейским государствам. Действовали они, естественно, прежде всего, в своих собственных интересах. В июне 1939 г. Чемберлен на заседании кабинета подчеркнул: «Наша генеральная политика направлена не на защиту отдельных государств, которым могла бы угрожать Германия, а на предотвращение ее господства на континенте, в результате которого рейх стал бы столь мощным, что мог угрожать нашей безопасности».
Гарантии Польше и другим европейским государствам западные союзники рассматривали, в первую очередь, как средство давления на Германию в целях предотвращения силовых решений Берлина, как предупреждение рейху о заинтересованности Англии и Франции в сохранении статус-кво в Европе. Англо-французские гарантии Польше и Румынии объективно были выгодны СССР. Они в определенной мере свидетельствовали об отказе Лондона и Парижа от политики безоговорочных уступок Германии. Нападение Германии на Польшу и Румынию могло привести к вступлению в войну Франции и Англии. В этом случае стратегическое положение рейха значительно ухудшалось. Возникала вероятность военно-политического сближения СССР с Францией и Англией. Конечно, о решительном повороте во внешнеполитическом курсе Парижа и Лондона говорить еще было преждевременно.
Безусловно, французская и английские политики не исключали возможность соглашения с гитлеровской Германией на приемлемых для них условиях. «Новый Мюнхен» был труден, но гипотетически возможен. Франция и Англия могли согласиться на уступки Германии и удовлетворить притязания рейха на Данциг и польскую территорию для экстерриториального коридора, который, обеспечил бы связь с Восточной Пруссией. Англо-франко-германское соглашение за счет Польши могло вновь породить международную изоляцию СССР. Глубокое недоверие и подозрительность в отношениях Советского Союза с Францией и Англией не были преодолены ни с той, ни с другой стороны. Советское руководство не могло не обратить внимание на тот факт, что Прибалтийские государства не получили гарантий Франции и Англии. Таким образом, коридор для германской агрессии против СССР оставался неприкрытым.
Берлин резко отреагировал на англо-французскую политику гарантий. 28 апреля, выступая в рейхстаге, Гитлер заявил о денонсации англо-германского морского договора и германо-польского пакта о ненападении. В этих сложных условиях нарастания напряженности в Европе начались активные дипломатические контакты между Москвой, Парижем и Лондоном.
4 апреля Я.З.Суриц сообщил в НКИД, что по имеющимся у него сведениям на заседании совета министров Франции при обсуждении гарантий Польши и Румынии был поднят вопрос о франко-советском сотрудничестве. В результате дебатов министру иностранных дел Ж.Бонне было дано поручение правительства после предварительного согласия Лондона осуществить зондаж позиции СССР о возможности пересмотра франко-советского пакта о взаимопомощи в сторону расширения сферы его применения. Кроме того предлагалось выяснить отношение советского правительства к вероятному пакту о взаимопомощи между Францией, Англией, СССР и Польшей. 6 апреля в Париже состоялась встреча советского полпреда Сурица с министром иностранных дел Франции Ж. Бонне. Речь шла о текущих делах, но министр перевел разговор на необходимость более тесного франко-советского сотрудничества, однако Бонне при этом не сделал ни одного конкретного предложения. По мнению Сурица, «все эти разговоры со мной имеют лишь целью поддержать во мне впечатление о консультации, тесном контакте и т.д.». Французская дипломатия, полагал полпред, считала, что СССР заинтересован в оказании помощи Польше и Румынии в случае нападения на них Германии и вынужден будет поддержать Польшу, поскольку защита соседней страны от экспансии фашистского рейха соответствует интересам Москвы. Из таких предположений делался вывод, что не обязательно вести переговоры с Советским Союзом и брать западным державам какие-то обязательства по отношению к России. Конечно, положение «общего автоматического резерва» для Польши было неприемлемо для СССР. «Ясно только одно, - писал в Москву Суриц, - что Бонне хочется, чтобы мы взяли на себя обязательства и, вероятно, главный удар со стороны Германии». На следующий день утром французский министр позвонил в советское полпредство и попросил Я.З.Сурица приехать на Кэ д'Орсе по «очень экстренному делу». Встретив советского полпреда, Бонне заявил, что обстановка в Европе продолжает обостряться, что военные специалисты убеждены в вероятности агрессии со стороны Германии в самое ближайшее время. СССР не может быть равнодушен к захвату Румынии и Польши, - заметил Бонне и посчитал «желательным немедленно начать переговоры между СССР и Францией на предмет выяснения, какие меры должны быть приняты обеими сторонами в случае нападения Германии на Румынию и Польшу».
Стремясь подкрепить свои предложения, Бонне предпринял некоторые акции, которые носили демонстративный характер. 9 апреля он предложил военному атташе Франции в Москве встретиться с наркомом обороны СССР К. Е. Ворошиловым и поставить вопрос об условиях помощи Польше и Румынии со стороны Советского Союза.
Демарш Ж. Бонне мог иметь определенное значение. Нарком иностранных дел СССР М.М.Литвинов направил 9 апреля И.В.Сталину служебную записку, в которой просил указаний о характере ответа советского правительства на предложение французского министра. Нарком отметил в своей записке, что Бонне является «наиболее последовательным и непреклонным сторонником так называемой мюнхенской политики». Надо иметь в виду, писал Литвинов, что ответ советской стороны Бонне может использовать для доказательства невозможности сотрудничества с СССР. Поэтому, считал нарком, следует заявить, что советское правительство готово выслушать и изучить любые предложения. До сих пор Польша и Румыния за помощью не обращались, и СССР свободен от каких бы то ни было обязательств в отношении помощи этим странам. Предложение наркома было одобрено И.В.Сталиным. 10 апреля Литвинов направил Сурицу телеграмму, в которой изложил инструкцию полпреду.
10 апреля французский министр иностранных дел Ж.Бонне информировал поверенного в делах Франции в Москве Ж. Пайяра о своей беседе с советским полпредом Я.З.Сурицем. По словам Ж. Бонне, он вновь поставил вопрос о помощи Советского Союза Польше и Румынии при возникновении войны. Развивая свою мысль, Бонне заявил, что франко-советский договор о взаимопомощи вступает в силу только в случае прямой агрессии Германии против СССР или Франции. Необходимо, продолжил Ж.Бонне, достигнуть договоренности СССР с Польшей и Румынией, через территории которых будет лежать путь германской агрессии. СССР обеспокоен возрастающей опасностью со стороны Германии и не может согласиться с тем, что рейх утвердится в Польше и Румынии. Вот поэтому необходимо уточнить условия советской помощи Польше и Румынии. Бонне заявил, что он уверен в возможности убедить Варшаву и Бухарест в необходимости принять помощь СССР, может быть, не прямую. Но для этого надо, чтобы французское правительство четко представляло себе характер этой помощи для того, чтобы довести это до сведения правительствам Польши и Румынии.
Выполняя инструкции министра иностранных дел, французские дипломаты в Москве предприняли ряд шагов, которые должны были продемонстрировать намерения Парижа сотрудничать с Советским Союзом в деле противодействия германским агрессивным замыслам.
Поверенный в делах Франции Ж. Пайяр 11 и 16 апреля при встрече с заместителем наркома иностранных дел говорил о стремлении Парижа к укреплению франко-советских связей и зондировал позицию СССР в случае агрессии Германии против Польши. В своем донесении в МИД Франции Пайяр сделал вывод: «СССР постоянно опасается таких маневров, которые могут обострить его отношения с Германией и заставят Советский Союз «таскать для кого-то каштаны из огня». СССР испытывает отвращение к односторонним обязательствам... Он стремится в конце концов получить в своих интересах формальные заверения против риска, который возник бы перед ним в результате взятия на себя обязательств». 13 апреля по поручению Парижа французский военный атташе О.Палас явился в наркомат обороны и просил приема у маршала Ворошилова, чтобы обсудить вопрос о возможном сотрудничестве между военными инстанциями Франции и России в случае военного конфликта с Германией. В частности, Палас был намерен выяснить возможности СССР оказать помощь французской армии, если бы Франции пришлось вступить в войну с Германией из-за Польши. Ответственный офицер НКО, принимавший Паласа, ответил, что маршал Ворошилов отсутствует, а вопросы, которые интересуют французского военного атташе, надлежит ставить в порядке дипломатическом. При встрече с поверенным в делах Франции Ж. Пайяром и военным атташе генералом Паласом с наркомом иностранных дел М.М.Литвинов высказал неудовольствие позицией Польши и Румынии, которые избегают прямых контактов с советским правительством. Однако, подчеркнул нарком, советская сторона не отказывается от обсуждения проблемы обеспечения безопасности Польши и Румынии, настаивая в первую очередь на созыв конференции представителей всех стран, заинтересованных в создании коллективной безопасности в Европе.
Дипломатическая активность Парижа и Лондона создавала впечатление, что предшествующая политика, то есть мюнхенская политика, осуждается и перечеркивается. В политических кругах Франции заговорили о целесообразности возрождения принципов коллективной безопасности. Однако Москва сдержано встречала словесные авансы французской дипломатии. В конфеденциальном письме к полпреду Я.З.Сурицу 11 апреля М.М.Литвинов писал, что Бонне и Чемберлен время от времени разговаривают с советскими представителями для того, чтобы успокоить оппозицию и продемострировать желание установить контакты с СССР. Кроме того, по мнению наркома, намерения Парижа и Лондона состоят в том, чтобы «не входя с нами ни в какие соглашения и не беря на себя никаких обязательств по отношению к нам, получить от нас какие-то обязывающие нас обещания». Нарком рекомендовал полпреду проявлять осторожность и сдержанность в переговорах с западными дипломатами, не раскрывать позиций советского руководства и не давать конкретных предложений на неопределенные намеки и заявления Ж.Бонне.
Можно заметить, что оценки руководства НКИД французской политики страдали определенной односторонностью, не учитывали всех факторов влияния на внешнеполитический курс Парижа. Советский полпред Я.З.Суриц, внимательно изучивший политическую атмосферу в столице Франции, отмечал, что во французской дипломатии можно заметить не только маневрирование, не только желание обмануть общественное мнение. Определенные акции Парижа были продиктованы реальной угрозой войны. Сам Ж.Бонне, по мнению Сурица, впервые понял, что «его политика подвела страну к краю пропасти, а его самого (что для него, вероятно, важнее) - к политическому банкротству». В сложившейся обстановке стало опасно пренебрегать сотрудничеством с СССР. «Сейчас говорят с нами скорее языком просителей, говорят как люди, в нас, а не мы в них, нуждающиеся. Мне кажется, что это уже не только «маневры», не втирание очков, а сознание, что вода уже подходит к горлу, что путь мирных переговоров с агрессорами сейчас уже крепко прикрыт и что война нависла». Конечно, Кремль проявил осторожность и осмотрительность в отношениях с таким политиком, как Бонне. Но на международной арене происходили значительные изменения, внешнеполитический курс Парижа менялся и возникали пусть еще не очень четкие, но заметные перспективы улучшения советско-французских отношений.
|
