Реферат по курсу: «Методологические проблемы психологии» выполнил студент V курса 51 группы Мячин И.В.
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М.В. ЛОМОНОСОВА
Факультет психологии
2002
I
Высшие психические функции
Психологическая теория Л.С. Выготского достаточно подробно рассмотрена в работах российских и зарубежных авторов. Цель данной работы состоит в рассмотрении общих положений культурно-исторической теории, наметив которые, возможно мы приблизимся к пониманию центрального вопроса настоящей работы - категория «деятельности» в концепции Выготского.
Исходным моментом теории Л.С. Выготского считается выдвинутая им идея опосредования элементарных (натуральных) психических функций, так называемыми психологическими орудиями. Такой подход представляется достаточно оправданным. Из идеи опосредования элементарных психологических функций психологическими орудиями проистекают, как минимум следующие следствия:
Одна из стержневых мыслей Л.С. Выготского состояла в следующем. По мнению Выготского, объяснительная психология сводит высшие психические функции к низшим и поэтому не может адекватно объяснить специфику высших психических функций. «Все предшествующие исследования, несомненно, имеют огромное значение: они вскрывают связь между развитием человеческих форм деятельности и их биологическими задатками в животном мире. Но они не раскрывают в поведении ребенка ничего, кроме того, что в нем содержится из прежних животных форм его мышления. Новый тип отношений к среде, характерный для человека, новые формы деятельности, которые привели к развитию труда как определяющей формы отношений человека к природе, связь употребления орудий с речью – все это остается для прежних исследований вне пределов досягаемости из-за основных исходных точек зрения» (Т. 6. стр. 14). Понимающая же психология, утверждает специфику высших психологических функций, вместе с тем разрывает связи между ними и низшими психологическими функциями и отказывается от причинного объяснения высших психологических функций.
«Только рассматривая высшие психические функции как продукт синтезов, мы научаемся правильно распознавать их отношения с низшими, или элементарными процессами. Связь эта двоякая. С одной стороны, высшие психические функции возникают не иначе, как на основании низших: в конечном счете, они представляют собой не физиологические процессы нового сорта, а известное сложное сочетание, сложный синтез тех же элементарных процессов (т. 4 стр. 112). И в другом месте: «Высшие процессы в функциональном генетическом и структурном отношении представляют, как показывают исследования, столь значительное разнообразие, что должны быть выделены в особый класс, но разграничение высших и низших функций не совпадает с разделением двух видов деятельности. (Т. 6 стр. 82). Как видно из выше сказанного, работы Выготского проникнуты попыткой отхода от двухэтажной психологии и перехода к системной. Такое двухэтажное строение он, как уже указывалось, застал в современной ему психологии: «Наряду с механической памятью, как высшая ее форма различалась логическая память. Над произвольным вниманием надстраивалось произвольное, над воспроизводящим воображением возвышалось творческое, над образным мышлением возносилось, как второй этаж, мышление в понятиях, низшие чувствования симметрично дополнялись высшими, импульсивная воля – предвидящей. Так в два этажа строилось все учение о главнейших психических функциях». (Т.3, стр.13)
В качестве примера возьмем исследования П. Жане. Жане относит к низшим формам разнообразные автоматические процессы от рефлексов и инстинктов до привычек, навязчивостей, непроизвольных ассоциаций внушенного поведения. Соответственно, высшая психическая деятельность имеет волевой характер. Его поздние взгляды о происхождении воли Л. С. Выготский считал близкими своим.
Один из важнейших тезисов концепции Л. С. Выготского гласит: «Высшие психические функции не надстраиваются, как второй этаж над элементарными процессами, но представляют собой новые психологические системы, включающие в себя сложное сплетение элементарных функций, которые, будучи включенными, в новою систему, сами начинают действовать по новым законам» (т.6,стр.58). В последнем высказывании следует сделать особый акцент на то, что высшие психические функции представляют собой сложные системы, образующие сознание и включающие в себя элементарные функции, или, другими словами, сознание имеет системное строение. Оно характеризуется целостностью, т. е. не сводится к сумме частей его образующих. Это особое единство высшего порядка, в котором отдельные психические функции неразрывно связаны в деятельности друг с другом.
Особое место в работах Выготского занимают вопросы о структуре и иерархичности сознания. Эти характеристики хорошо рассмотрены в ряде работ, по этой причине в настоящей работе мы решили ограничится простым указанием на них, без которого представление о сознании в культурно-исторической психологии было бы неполным. Так, например, высшие психические функции - восприятие, мышление, внимание, память и другие - образуют сложную структуру, а их взаимосвязи и отношения определяют характер сознания в целом, при этом центральным звеном этой структуры, по мнению Выготского, является мышление, развитие которого определяет сущность развития сознания и деятельности, выступает в качестве необходимой предпосылки к развитию личности. Мышление уже само по себе является творческим. Именно в контексте развития личности смысл последнего становится достаточно очевидным - мысль, получившая свое отражение в действии и, есть та единица, тот фундамент, на котором строится личность, или, как однажды заметил В. Бибихин: «Внезапная решимость, благородная способность поступать просто входит в мысль как само существо мысли».
При всем выше сказанном было бы большой натяжкой утверждать, что системный подход получил детальную разработку в своем конкретно-научном воплощении в культурно-исторической психологии Выготского, в работах которого можно встретить лишь указания на перспективность исследований в этом направлении: «В основе исторической теории высших психических функций лежит учение о системном и смысловом строении сознания человека, учение, исходящее из признания первостепенного значения: а) изменчивости межфункциональных связей и отношений; б) образования сложных динамических систем, интегрирующих целый ряд элементарных функций; в) обобщенного отражения действительности в сознании» (т.1,стр.169).
Выготский пытался заходить, подступаться к данной проблеме (определению высших психических функций) с различных сторон. Простое перечисление частных явлений с использованием традиционной и во многом интуитивной терминологии его, разумеется, мало устраивало. По его мнению, более перспективным является использование системной терминологии: «Эти психологические системы, эти единства высшего порядка, заступающие на место гомогенных. Единичных, элементарных функций, мы условно называем высшими психическими функциями» (т.6,стр.81). В основе сознания как иерархической системы лежит главная структурная особенность высших психических функций – их опосредованность знаками (об этом позднее), а во-вторых, функциональными характеристиками (осознанием и произвольность)
В работе «Орудие и знак в развитии ребенка» Л.С. Выготский включил в ассортимент высших психических функций практическое действие. Вообще же не всякое орудийное действие и даже использование знаков относится им к высшей форме. Опосредованное орудием и опосредованное знаком действие - две первоначально разные формы опосредующей деятельности. Однако не орудие само по себе делает затем практическое действие высшей функцией (в широком смысле), а подключение к практическому действию речемыслительной функции: «В наших исследованиях мы обратили внимание на существенное отличие поведения ребенка в шимпанзеподобной ситуации. Оказалось, что ребенок, стоящий перед задачей овладеть какой-либо целью с помощью орудия, не только действует с ним, но и разговаривает». (т.4, стр.152)
Фактически, Л.С. Выготский не дает строгого определения понятия высшей психической функции. Вот как он сам оценивал это: «Можно было бы думать, что, разбирая вопрос о высших психических функциях, нужно начать с того, чтобы дать ясное определение высших психических функций и указать, какие критерии позволяют отделять их от элементарных функций. Но мне представляется, что точное определение не принадлежит к начальному моменту научного знания. Я думаю, что смогу ограничиться вначале лишь эмпирическим и эвристическим»(1960,стр.367). Тем не менее, Выготский считал одной из главных своих задач – преодоление распада психологии на две науки, путем такой трансформации объяснительной психологии, чтобы она могла быть приложима к анализу высших психических функций. Возможно, что сама гипотеза психологических орудий дает решение этой задачи: если считать, что высшие психические функции возникают на основе низших, благодаря опосредованию психологическими орудиями, то появляется шанс через анализ психологических орудий подойти к объяснению специфики высших психических функций и их связи с низшими функциями.
II
Онтогенез и филогенез психических функций
Эта идея прямо задает целостно-исторический подход к психическим функциям, составляющим одну из важных сторон теории Выготского. Действительно, предположение об опосредовании ведет к пониманию психических функций как целостных образований со сложной структурой. С другой стороны, психические функции раскрываются с точки зрения своего генезиса (онтогенеза и филогенеза), в котором и происходит процесс опосредования. Целостность и историзм здесь неразрывно связаны, выступают как проекции одной идеи – идеи опосредования.
Всюду, где научный подход затрагивает несколько генетических сфер, в нем скрыто или явно делаются предположения о взаимоотношениях различных форм развития. Биолог Э. Геккель предложил «закон рекапитуляции» утверждающий, что развитие индивидуальной особи идет параллельно или воспроизводит развитие вида. Схожие представления можно найти в работах Ж. Пиаже, а также С. Холла. Последний показал, что психическое развитие индивида повторяет социокультурную историю.
Другое представление о связи между различными генетическими сферами опирается на принцип, который Вернер назвал «принципом параллелизма». Этот подход явно отвергает принцип рекапитуляции и признает качественное различие между, например, мышлением в современном обществе и мышлением в обществах прошлого. «Развитие психической жизни следует определенным общим и формальным правилам, касается ли это индивида или вида». Общие формальные правила, о которых говорил Вернер, касаются таких процессов как синкретизм и диффузия, характерных для более примитивных форм психики – в отличие от дифференциации и иерархизации, которые свойственны более развитым ее формам. Благодаря действию этих общих генетических процессов, можно найти определенные параллели между онтогенезом и филогенезом. Но Вернер настаивает, что эти параллели лишь формальны, и что «за исключением общего и формального сходства между этими явлениями, есть существенные конкретные различия» (Д. Верч, 1996, стр.36).
Выготский предложил третью формулировку, как уже было сказано, взаимоотношений между различными генетическими сферами.
III
Интериоризация. Закон развития высших психических функций
Вопрос об опосредовании высших психических функций вплотную приводил Л.С. Выготского к проблеме интериоризации, которая считается центральной в его психологическом творчестве, но при этом следует помнить, что данное понятие не ограничивается представлениями Л.С. Выготского, а является общепсихологическим. Традиционно, истоки этого термина приписывают исследователям французской социологической школы. Понятия, сходные с интериоризацией, используются в психоанализе и аналитической психологии. На русский язык этот термин переводится как «переход извне внутрь». В отечественной психологии это понятие также имеет большую историю. Русские психологи (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьев и их сотрудники) обозначали интериоризацией процесс формирования социальных механизмов психики, при этом содержательное наполнение этого термина у каждого ученого свое. К примеру, А. Н. Леонтьев, рассматривая учение об особенностях формирования умственных действий, выдвигает на передний план процесс интериоризации: «Интериоризация действий, т. е. постепенное преобразование внешних действий в действия внутренние, умственные, есть процесс, который необходимо совершается в онтогенетическом развитии человека. Его необходимость определяется тем, что центральным содержанием развития ребенка является присвоение им достижений исторического развития человечества» (А.Н. Леонтьев Проблемы развития психики, стр.379).
Позиции этих ученых по проблемам интериоризации критически оценивали С.Л. Рубинштейн, Б.Ф. Ломов, А.В. Брушлинский, но в рамках данной работы мы не собираемся рассматривать противоречия методологический уровней этих научных школ, тем более что простым их перечислением можно заполнить целые страницы; подобное указание является необходимым для понимания того, что данный вопрос является краеугольным камнем отечественной психологии.
Одновременно идея опосредования служила способом конкретного раскрытия социально-культурной детерминации человеческой психики. Согласно Выготскому все «орудия» выработанные человечеством искусственно, представляют собой элементы культуры – так появляется не декларативная, а конкретная возможность научного анализа социально-исторической детерминации психики.
Изначально «психологические орудия» направлены «вовне», к партнеру. Затем они оборачиваются «на себя», т.е. становятся средствами управления собственными техническими процессами, и далее «вращиваются внутрь». «Все высшие психические функции суть интериоризированные отношения социального порядка, основа социальной структуры личности» (Т. 3 стр. 146). Психическая функция теперь опосредствуется «изнутри», отпадает необходимость во внешнем опосредовании по отношению к ней, стимуле – средстве. Весь этот процесс Л.С. Выготский называл, как известно, полным кругом культурно-исторического развития психической функции в онтогенезе. Это дает ключ к раскрытию процесса интериоризации.
В этот важном пункте следует, сделать упрек некоторым последователям Л.С. Выготского, которые, стремясь изучать деятельность человека как основу становления индивидуального сознания, упустили из виду изначально общественно-коллективную природу этой деятельности, опосредствованно (через идеальное, в смысле аспекта культуры, через знаки) определяющую индивидуальное сознание. Тем самым были нарушены внутренние связи психологии с семиотическими и культурологическими исследованиями, которые так высоко ценил Выготский, сам внесший значительный вклад в эти дисциплины. При этом была ослаблена общая позиция Выготского.
Некоторые психологи, принимая идею о коллективной деятельности как первооснове индивидуального сознания, затем выхолащивают ее. Коллективность нередко сводится ими к сумме деятельностей отдельных людей, а это своего рода шаг назад к идее общественного договора Ж.Ж. Руссо, который считал, что сформировавшиеся существа, называемые людьми, оказавшись вместе, вступают в договорные социальные отношения для того, чтобы возникла возможность совместной жизни, то есть социальное состояние реализуется на основе определенного договора, а такое представление о философском фундаменте культурно-исторической теории не является полным, так как каждый человек рассматривается как автономный.
Данный подход направлен против самой сердцевины теории Выготского – против его идеи коллективной деятельности как генетически исходной ступени в формировании сознания. Как будто предвидя возможные неверные прочтения своих работ в будущем, Л.С. Выготский писал: «Многие авторы давно уже указывали на проблему интериоризации, перенесения поведения внутрь…
Бюлер всю эволюцию поведения сводит к тому, что область выбора полезных действий переносится извне внутрь.
Но мы имеем в виду другое, когда говорим о внешней стадии в истории культурного развития ребенка. Для нас сказать о процессе «внешний» – значит сказать «социальный». Всякая высшая психическая функция была внешней потому, что она была социальной раньше, чем стала внутренней, собственно психической, функцией, она была прежде социальным отношением двух людей» (т. 3 стр. 144). И далее: «Мы можем сформулировать общий генетический закон культурного развития в следующем виде: всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва – социальном, потом – психологическом, сперва между людьми как категория интерпсихическая, затем внутри как категория интрапсихическая» (т.3 стр. 145).
IV
Психологическое орудие и деятельностная детерминация психического развития
Известно, что в роли психологических орудий Л.С. Выготский видел знаки. Знаки он понимал специфически: не как рефлексолог (знак как условный раздражитель в системе условных рефлексов), не как представитель «глубинной» психологии (знак как зрительный символ, носитель бессознательных влечений). Позиция Выготского выгодно отличалась от бихевиористской уже тем, что оперирование знаками не отождествлялось с сознанием, не превращалось в его эквивалент, но трактовалось как средство его развития, формирования, построения. Предполагалось, что благодаря речевым знакам «низшие», «натуральные» психические функции преобразуются в высшие, включенные в новый детерминационный ряд – культурно–исторические. Обращение к знакам как объективному независимому от индивидуального сознания средству «конструирования» этого сознания ставило последнее в зависимость не от вызывающей адаптивные реакции физической среды, а от особой «культурной» среды. Если в общей иерархии психический процессов индивида имеются два различных уровня – высший и низший, то корни различия следует искать не в спонтанном развитии самой психики, а в двух «ипостасях» мира (природе и культуре), с которым взаимодействует человек. Но мир знаков не существует сам по себе. Он представлен только в общении, но тогда в качестве непременного аспекта функционирования тех орудия, благодаря которым натуральное в психике становится «человеческим и только человеческим», выступало социальное отношение. Таким образом, знак - это не фактор, который извне преобразует биологическую особь с ее инстинктами, влечениями, ощущениями в разумное и волевое существо. По этой причине нужно было перейти от биологической интерпретации знака к исторической и Выготский превосходно осуществил это. «Подобно тому, как применение того и или иного орудия диктует весь строй трудовой операции, подобно этому характер употребляемого знака является тем основным моментом, в зависимости от которого конституируется весь остальной процесс» (т. 3, стр.96). Таким образом, знак для Выготского - это и действие, и изготовленный социумом, способный жить только в историческом контексте «предмет». Сопоставление знака с орудием труда не было внешней аналогией. Применение орудия «диктует весь строй трудовой операции», точно также обстоит дело и со знаком. Научиться применять его значит овладеть соответствующими знаковыми операциями. Подобно тому, как орудие, став между человеком и миром. Не разрушило их естественную связь, а утвердило ее на новой основе, функционирующий знак – это и присущий человеку «орган» проникновения в действительность, и независимое от индивидуального «потребителя знаков» обозначение самой действительности. Он посредник между организмом и реальностью и вместе с тем самый высокий, истинно человеческий «канал связи» между ними. Принадлежа истории, а не природе, он существует в мире, который развивается по социальным, а не по биологическим законам. Поэтому овладевший им индивид соединяется посредством него не только с внешней, физической реальностью, но и с реальностью исторического бытия.
С момента рождения человеческое существо погружается в процесс функционирования знаков, предметов, несущих исторически сложившийся и социально закрепленный способ оперирования ими, приобщаясь тем самым к миру культуры. При таком понимании психическое развитие отдельной личности выступает не как адаптация к окружению (при нарушении равновесия, с которым возникает «вспышка сознания»), а как овладение культурными ценностями, их усвоение. Очевидно, что это усвоение изначально социально по своей природе. Оно может возникнуть только в процессе общения, сотрудничества, совместной деятельности. Любой сигнал становится знаком для меня лишь потому, что он служит знаком для других. Сперва он создается человеком для другого человека и лишь впоследствии. Уже обретя знаковую функцию и диктуемый ею способ поведения, он может «переместиться» из внешней системы отношений во внутреннюю индивидуального сознания сферу.
Знак для Выготского – это психологическое орудие, имеющее определенное, выработанное в истории культуры значение. Эта трактовка идет еще от ранних работ Выготского по психологии искусства. Здесь можно выделить несколько направлений, особенно сильно повлиявших на Выготского: историческое языкознание (Гумбольдт, Штейнталь, Потебня, Шпет), символизм в литературе и искусстве начала ХХ в. (А. Белый, О. Мандельштам, В. Мейерхольд и др.), этнопсихология (Л. Леви-Брюль, Р. Турнвальд) и, возможно, собственно семиотические работы Пирса и Соссюра. В последнее время многие исследователи - Дж. Верч, М. Коул и другие, - указывают на близость идей Л.С. Выготского и М. Бахтина. Хотя и не существует достоверных сведений о том, что Выготский был знаком с творчеством Бахтина, идеи последнего о диалогизме и полифоничности сознания внутренне близки работам Выготского.
Освещая этот культурный фон его жизни, менее всего хочется быть понятым таким образом, что он просто заимствовал ряд идей у своих предшественников и современников. Разумеется, было и это, но в науке иначе и не бывает, при этом каждый из них был глубоко оригинален в создании своего исследовательского направления и только из отсюда мы видим насколько глубоки были связи между ними. Задача продумывания и понимания этих связей, возможного синтеза идей развитых в области деятельности и сознания человека выдающимися представителями искусства, философии, языкознания, литературоведения, физиологии и других, - это интереснейшая задача для историков науки.
Введение понятия психологическое орудие позволило Л.С. Выготскому трансформировать двучленную схему анализа психики, принятую бихевиористами, в трехчленную схему анализа психики, введя в нее в качестве промежуточного звена психологическое орудие.
«Употребление орудий ребенком напоминает орудийную деятельность обезьян только до тех пор, пока ребенок находится на доречевой стадии развития. Как только речь и применение символов-знаков включаются в манипулирование, оно совершенно преобразуется, преодолевая прежние натуральные законы и впервые рождает, собственно человеческие формы употребления орудий» (т. 6 стр. 22).
Вот как характеризует Левитин главную идею Выготского: «Чтобы понять внутренние психические процессы, надо выйти за пределы организма и искать объяснение в общественных отношениях этого организма со средой. Он любил повторять: те, кто надеется найти источник высших психических процессов внутри индивидуума, впадает в ту же ошибку, что и обезьяна, пытающаяся обнаружить свое отражение в зеркале позади стекла. Не внутри мозга или духа, но в знаках, языке, орудиях, социальных отношениях таится разгадка тайн, интригующих психологов» (стр.40, 1978).
Несмотря на все выше сказанное, Выготский не был первым, кто обратил внимание на социальную и культурную детерминации психики. В конце прошлого века Дильтей выступил с идеями о новой понимающей психологии, которой надлежит описывать человеческие переживания не изолированно от включений личности в созидаемую культуру, а в неразрывной связи с единицами исторического развития человечества. Выдающийся исследователь того же периода, Дюркгейм полагал, что процессы мышления не являются результатом естественной эволюции или проявлением внутренней духовной жизни, а формируются обществом. Идеи Дюркгейма вдохновили многих исследователей. Среди них следует выделить французского психолога Пьера Жане, считавшего, что сложные формы памяти, а также представления о пространстве, времени и числе являются продуктом конкретной истории общества, а не являются категориями, имманентно присущими мышлению. В связи с этим, справедливо, что многие историки психологии ищут истоки культурно-исторической теории в работах Жане.
Л. Леви-Брюль, имевший большое влияние на психологов того времени, утверждал, что мышление неграмотных людей подчиняется иным правилам, чем мышление образованных людей. Он характеризовал «примитивное» мышление как «пралогичное» и «хаотично организованное», не воспринимающее логическое противоречие и допускающее, что естественными явлениями управляют мистические силы. Как мы видим, к тому периоду уже складывались определенные подходы, рассматривающие психику человека как культурный феномен. Основной заслугой Выготского является создание целостного единого психологического базиса, хотя он утверждал в конце жизни, что культурно-историческая психология не является разработанной. Это скорее следует рассматривать как личную скромность.
Самое важное, что перечисленные аспекты образуют единую систему принципиально новых психологических представлений. Они показывают, какой новый пласт психологической реальности Л.С. Выготский сумел сделать объектом научного анализа, введя в концептуальный аппарат психологии представление о психологических орудиях. При этом были разработаны особые методики исследования (например, методики двойной стимуляции Выготского-Сахарова), являющиеся конкретным воплощением идеи психологических орудий. Д.Б. Эльконин в одной из своих работ, посвященной творчеству Выготского, указывал на то, что Выготский был творцом метода, который сам назвал экспериментально-генетическим; этим методом вызывают к жизни или экспериментально создаются новообразования – такие психические процессы, которых еще нет, тем самым создается экспериментальная модель их возникновения и развития, вскрываются закономерности этого развития. Именно метод, в первоначальном смысле этого слова, метод как способ познания. Создание данного метода послужило резким скачком в ответе на вопрос о развитии высших психических функций.
Начали предсказываться и подтверждения, подчиняясь единому закону, особенности развития различных психических функций (внимания, памяти, мышления). Особенно хорошо проработанной является работа А.Н. Леонтьева «Развитие памяти».
Этот вновь открытый для психологии мир конституировался идеей психологических орудий, представляющей собой ключ к пониманию творчества Л.С. Выготского.
Исходя из предположения о целостности всего творчества Л.С. Выготского, мы считаем, что анализ его психологической теории адекватнее всего вести в соответствии с теми приемами, которые разработал сам Л.С. Выготский. Сумма этих приемов была реконструирована выше. Первым же вопросом ко всякой теории является вопрос о том, каков ее объяснительный принцип. Обратившись к этому вопросу, мы сталкиваемся на первый взгляд с удивительной картиной.
Происхождение гипотезы о роли психологических орудий следующим образом описано Л.С. Выготским, например, в статье «Инструментальный метод в психологии»: «В поведении человека встречается … ряд искусственных приспособлений, направленных на овладение собственными психическими процессами. Эти приспособления по аналогии с техникой могут быть … условно названы психологическими орудиями» (стр.224-234). Не может не казаться странным, что с помощью довольно условной аналогии обосновывается фундаментальная гипотеза. В самом деле, наличие некоторой аналогии между, скажем, узелками, зарубками «на память» (известные образцы психологических орудий) и орудиями труда можно установить.
Однако почему на основании этой аналогии Выготский предполагает столь огромную роль психологических орудий, относит к ним даже такое фундаментальное психологическое образование, как слово, речь?
Здесь существует известный парадокс. Многие факты, например, относительно роли внешних средств в запоминании, были прекрасно известны психологам и до знаменитых исследований Выготского-Леонтьева (существовал даже такой термин «мнемотехника»). Однако для такого выдающегося исследователя памяти, как А. Бине, эти факты означают наличие лишь некоторого искусственного приема симуляции, выдающейся памяти, и не более того. Л.С. Выготский те же самые факты рассматривал как такие, которые проливают свет на основные закономерности процесса онтогенеза памяти. Следовательно, главное различие между А. Бине и Л.С. Выготским - различие в исходных теоретических позициях. Можно задаться другим вопросом, как же могла эта теоретическая позиция сложиться у Л.С. Выготского на основании аналогии с орудиями труда?
Тот факт, что в процессе труда орудия играют центральную роль отмечался многими мыслителями. Для Выготского особенно важны в этом плане указания Ф. Энгельса, содержащиеся в «Диалектике природы». Однако встает вопрос: если орудия труда играют решающую роль в структуре и генезисе трудовой деятельности, то почему Л.С. Выготский предполагает, что существуют их аналоги в сфере психики - так называемые психологические орудия? Далее можно, конечно, искать эти аналоги, но, даже найдя их, на каком основании можно предполагать, что психологическими орудиям принадлежит решающая роль в структуре и генезисе психических функций?
На наш взгляд ответ может быть только один. Если считать, что психика детерминируется не трудовой деятельностью, то введение в качестве важнейшей категории психологии психологических орудий на основании аналогии с процессами труда может представляться лишь случайным шагом, совершенно не совместимым с глубокой методологической рефлексией Л. С. Выготского, с осознанным поиском им объяснительного принципа своей теории. Если же считать, что, по мнению Л.С. Выготского, психика детерминируется именно трудовой деятельностью, а категория деятельности является общим объяснительным принципом его теории, то гипотеза Л.С. Выготского становится оправданной и логичной.
Как говорилось выше, Л. С. Выготский всегда выступал против понимания детерминации в психологии и в методологии как прямой, непосредственной по типу редукции («психологии в равной мере сегодня необходимо создание косвенного метода исследования»). Это вполне приложимо и к данному случаю.
Гипотеза деятельностной детерминации психики ставила практическую деятельность и психические функции человека в отношения филогенетической преемственности. Гипотеза Л.С. Выготского о принципиальном сходстве в структуре трудовой деятельности и психических процессов приобрела особый характер («интеллектуальная деятельность», «деятельность внимания», «деятельность памяти», «деятельность восприятия» и т. п.). При этом в анализе деятельностной детерминации психики и самой практической деятельности Выготский опирается на положения К. Маркса. Наиболее важным для психологии является положение К. Маркса о том, что деятельность в сознании имеет обратную представленность, разворачивается через знаковые содержания. Именно этим переворачиванием, если говорить словами М.К. Мамардашвили, очерчивается сознание у К. Маркса. В соответствии с этим Выготский выделяет как центральный (в структурном и генетическом отношении) момент трудовой деятельности, наличие в ней орудийной опосредованности и предполагает возможность аналога этому в структуре и генезисе психических функций. Он сознательно ищет психологические орудия (а не случайно обнаруживает их под влиянием произвольной аналогии) и придает им центральное значение, и из всего массива высказываний Выготского ограничимся следующим: «Допустить, что труд … не связан с изменением поведения человека, нельзя, если принять вместе с Энгельсом, что «орудие означает специфически человеческую деятельность, преобразующее воздействие человека на природу – производство». Неужели в психологии человека ничто не соответствует тому отличию в отношениях к природе, которое отделяет человека от животных?» (1960,стр.80).
Не менее важен вопрос о том, почему конкретным воплощением психологических орудий для Выготского стал знак. Это привело к тому, что в 30-е годы в качестве единицы психической жизни у Выготского стало выступать значение («Мышление и речь»). Здесь опять следует идти путем анализа методологических положений Выготского - через анализ единицы необходимо уточнить понимание объяснительного принципа.
Знак в близкой к семиотике трактовке выступает у Л.С. Выготского в роли психологического орудия не случайно, а результате сознательной теоретической установки.
Тот факт, что «стимулы-средства» (первоначальное наименование психологических орудий) имеют значения, т. е. являются знаками, был открыт Л.С. Выготским в ходе экспериментов на обобщение. Однако это меньше всего можно назвать «открытием» в эмпирическом смысле слова – это было не открытие, а иной ракурс рассмотрения ситуации, задаваемый общей теоретической установкой.
Бесспорно, что на формирование этой установки Л.С. Выготского оказал влияние тот семиотический и околосемиотический круг идей, в котором вращались ученые того времени. Однако нас интересует не детальное рассмотрение преемственных связей или установление и раскрытие влияний, а то, в какой мере подобная – семиотическая – интерпретация психологических орудий согласуется с идеей деятельности как объяснительным принципом психологической теории, так как именно это место теоретических построений Выготского подверглось критике со стороны его учеников за «недеятельностный подход», «противоречивость творчества».
Критика эта вполне понятна, так как она обозначает тот пункт, в котором расходятся деятельностный подход Л.С. Выготского и деятельностный подход его учеников. Этот вопрос представляется для нас центральное значение, поэтому остановимся на его рассмотрении подробнее.
Мир культуры представленной знаковыми системами, вписывается в мир деятельности только в том случае, если накладываются определенные условия на трактовку самой деятельности. Деятельность в этом случае должна выступать как исторически развивающаяся предметно-практическая родовая деятельность человечества, детерминирующая и самую культуру. Эта трактовка деятельности представляет собой скрытый момент в теории Л.С. Выготского и вместе с тем момент, во многом объясняющий ее происхождение и ее актуальность.
Попытка Л.С. Выготского строить психологическую теорию, апеллируя к категории родовой (и в этом смысле индивидуальной) деятельности, была достаточно оригинальной и даже парадоксальной для его времени. В ХХ в. многие психологические теории стремились выйти за пределы субъективного мира при объяснении психики. Но категории, к которым они обращались, - поведенческие реакции, бессознательные влечения (здесь, правда, дело обстояло сложнее - вспомним «коллективное бессознательное») и т. д. - соотносилась лишь с индивидуумом. Детерминация психики надындивидуальными категориями, как правило, признавалась “в принципе” (скажем, на уровне ее детерминации всей объективной реальностью, законами природы и т. д.), но не выступала в качестве актуального момента теории.
В особом положении стояла, пожалуй, французская школа от Дюркгейма до Пиаже, близость которой к позициям Л. С. Выготского неслучайно отмечалась исследователями его творчества. Не касаясь важного вопроса о соотношении его теории и французской школы, отметим лишь их принципиально разные философские корни, что вело и к более конкретным различиям. Так, для французской школы такая индивидуальная категория как социальное воздействие, обозначала, по сути дела, последний, «актуальный» слой реальности, детерминирующий генезис и строение психики. Л.С. Выготский же шел дальше – к предметно-практической деятельности человечества, благодаря чему он смог раскрыть для психологического исследования новый пласт реальности.
Перед Л.С. Выготским вставал, однако, важнейший вопрос: как «психологизировать» и «индивидуализировать» такую категорию, как предметно-практическая деятельность человечества, как ввести ее в реальную ткань психологического исследования? Суть решения Л.С. Выготского, с одной стороны, состояла в разработке идеи психологического орудия или знака, который является основой генезиса психических функций: «Процесс происхождения операций, связанных с употреблением знаков, не только не может быть выведен из образования привычек или изобретения, но вообще является категорией, которую нельзя вывести, оставаясь в пределах индивидуальной психологии.
Здесь, как на то указывает А.Г. Асмолов, могла возникнуть в психологии гомогенная многоступенчатая теория, в которой деятельность как объяснительный принцип адекватна такому продукту культуры, как знаковая система, опосредствующая психические функции (конечно, знаковая система не единственный проводник деятельностной детерминации). С другой стороны, средством «психологизации» исторически развивающейся предметной деятельности человечества служила фундаментальная идея Л.С. Выготского о том, что всякая высшая психическая функция первоначально возникает интерпсихологически и лишь, затем становится интрапсихологической.
Однако это решение по целому ряду причин не было в достаточной степени осознанно учениками Л.С. Выготского. Они избрали иное решение - они проводили «психологизацию» методологического деятельностного подхода путем обращения к принципиально новой идее индивидуальной деятельности, носящей отпечаток внеиндивидуальной деятельности. Эта идея составила основу цикла работ А.Н. Леонтьева и его сотрудников с 1930-х по 1970-е гг.. На этом пути ими были получены существенные результаты (например, выделение вслед за Выготским структуры деятельности, описание специфических действий), соответствующих ряду конкретных психических процессов, и т. д.
Для нас важной является здесь указание на момент «развилки» между Выготским и его учениками, определившей, в частности, их невосприимчивость к его идее знакового опосредования. С объективной точки зрения в этом моменте проявилось различие между двумя способами конкретизации в психологии философско-методологического деятельностного подхода.
До сих пор говорилось только о начальной методологической установке Л.С. Выготского. В какой же мере эта начальная установка сохранялась в работах Л.С. Выготского?
Нам представляется, что понимание проблемы «знак и значение» в конкретных работах Л.С. Выготского в значительной степени вышло за пределы начальной методологической программы, особенно на последнем этапе его научного творчества. В последних работах Л.С. Выготского проблема значения приобретает самодовлеющий характер, а идея прямого введения деятельностной детерминации как объяснительного принципа, хотя в опосредованной форме, не представляется логически необходимой. Вместе с тем она имплицитно содержится во всех его работах, но для понимания этого необходимо обратиться к детальному анализу этой проблемы в рамках философии.
Объяснительный деятельностный принцип теории Л.С. Выготского был создан им в рамках марксистской философской традиции. Л. С. Выготский призывает на страницах своих работ пройти весь путь анализа психологической теории в обратном порядке – от философской традиции до конкретно-научных построений, на каждом этапе сверяя логику построения теории с логикой изначальных философских оснований. По мнению Л. С. Выготского психологическая теория тем более монолитна и органична, чем ближе совпадают эти логики. Сквозь эту призму замешательство и упреки его учеников и последователей выглядят как несостоятельные. Дело в том, что Л.С. Выготский вслед за К. Марксом открывает феноменологическую природу сознания, его квазипредметный характер и вводит абстракцию, позволяющую приблизиться к пониманию психологии.
Актуальность идей Л.С. Выготского именно в том и состоит, что только сегодня на уровне современных философских позиций можно попытаться ответить на вопрос, поставленный Выготским, т. е. последовательно реализовать в психологии деятельностный подход, опираясь на адекватные методологические представления.
Список литературы
Асмолов А.Г. Психология личности. М., 1990.
Верч Дж. Голоса разума. М., 1996.
Выгодская Г.Л., Лифанова Т.М. Лев Семенович Выготский. Жизнь. Деятельность. Штрихи к портрету. М., 1996.
Выготский Л.С. Собрание сочинений. Т. 1,2,3,4,6. М., 1982-1984.
Выготский Л.С. Проблема культурного развития ребенка. Вестник МГУ (14). 1991/4
Выготский Л.С. Игра и ее роль в психическом развитии. Вопросы психологии. 1966/6.
Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1997.
Давыдов В.В., Радзиховский Л.А. Теория Л.С. Выготского и деятельностный подход в психологии. Вопросы психологии. 1980, № 6, 48-59; 1981, № 1, 67-80.
Давыдов В.В. Значение творчества Л.С. Выготского для современной психологии. Советская педагогика. 1982/6
Коул М. Культурно-историческая психология. Наука будущего. М., 1996.
Леонтьев А.А., Л.С. Выготский. М., 1990.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1974.
Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М.,1981.
Лурия А.Р. Этапы пройденного пути. М., 1982.
Мамардашвили М.К. Анализ сознания в работах Маркса. Вопросы философии. 1968/6.
Пузырей А.А. Культурно-историческая теория Л.С. Выготского и современная психология. М.,1986.
Радзиховский Л.А. Деятельность: структура, генез, единицы анализа. Вопросы психологии. 1983/6.
Эльконин Д.Б. Послесловие. – В кн.: Выготский Л.С. Собр. Соч. в 6-ти т. М., т. 4, с. 386-403.
Ярошевский М.Г. Л.С. Выготский в поисках новой психологии. Санкт-Петербург, 1993.
|
