Отмена сословия самураев
Падение сословия режима Токугава повлекло за собой ряд реформ, целью которых было создать благоприятные политические и экономические условия для развития Японии по западноевропейскому образцу. Первым серьёзным ударом по феодальному строю и привилегиям самурайства было то, что правительство заставило даймё отказаться от их феодальных прав в управлении кланами. В 1869 г. произошло так называемое добровольное возвращение страны и народа императору - хансэки-хокан. Даймё сначала были оставлены во главе их прежних владений в качестве наследственных губернаторов (тихандзи), но после полного уничтожения деления Японии на княжества и введения префектур (кэн) в 1871 г. князей вовсе отстранили от дел управления. Осуществление верховной власти в префектурах стало входить уже в компетенцию правительственных чиновников. Земельная собственность была аннулирована, её владельцами стали помещики нового типа и буржуазия.
В 1872 г. было отменено сложное и строгое сословное деление, принятое в токугавской Японии. Всё население страны (не считая императорской фамилии - кодзоку) стало делиться на три сословия: кадзоку, образовавшееся из представителей придворной (кугэ) и военной знати; сидзоку - бывшего военно-служилого дворянства (букэ) и хэймин - простого народа (крестьян, горожан и т.д.). Все сословия были формально уравнены в правах. Крестьяне и горожане получали право иметь фамилию.
Кроме трёх основных сословий, получили права и японские парии, которые стали именоваться синхэймин, т.е. новый хэймин (или буракумин - жители специальных поселений - бураку). Им также разрешалось иметь фамилию, они стали формально равноправными членами общества. Однако дискриминация по отношению к синхэймин продолжала оставаться, делая законы не более чем пустым звуком.
Одновременно последовала реформа в армии. Вооружённые силы Японии создавались на основе принципа всеобщей воинской повинности с использованием опыта организации ударных отрядов из народа, так называемых нохэй и кихэйтай, воевавших на стороне антисёгунской коалиции. Несмотря на то что все офицерские посты закреплялись за дворянством, бывшие самураи восприняли создание всесословной армии как прямое ущемление своего привилегированного положения.
По существу создание в Японии регулярной армии, в состав которой входили крестьяне и горожане, и привело к формальному прекращению существования самурайства как особого воинского сословия. Недовольство самурайства, подстрекаемого его реакционной частью, нарастало в следствии неустроенности значительного числа представителей бывшего сословия воинов, капитализации пенсий (замены пожизненных выплат единовременными государственными компенсациями, половина которых приходилась на процентные бумаги, выпущенные правительством), отмены права на ношение мечей и т.д. С 1876 г. оружие разрешалось носить только лицам, служащим в армии, флоте, а также полицейским. Наличие оружия было также частью придворной одежды.
Самураи требовали прекращения реформ и возврата к старым феодальным порядкам. Однако остановить развитие капитализма я Японии не могли ни террористические акты самураев, ни их открытые вооружённые выступления. (Крупнейшим выступлением реакционного самурайства было восстание в княжестве Сацума в 1877 г., возглавленное Сайго Такамори). Несмотря на сохранение множества феодальных пережитков, в стране продолжались дальнейшие преобразования.
В первые же годы после ликвидации в Японии сёгуната правительство занялось созданием боеспособной армии, организованной по европейскому образцу. Командные должности в императорской армии были закреплены исключительно за самураями, в особенности за представителями кланов Тёсю (в армии) и Сацума (во флоте). Этот привилегированный слой самураев (около 40 тыс.), укрепившись в государственном аппарате (главным образом в армии), оказался тесно связанным с японской монархией в противоположность самурайской оппозиции - тем самураям, которые не смогли приспособиться к новым условиям и оставили прежнее привилегированное положение на стороне антиправительственных группировок.
Многие самураи шли служить также в полицию, причём эту службу они ничуть не считали зазорной. Население, знавшее, что полиция состоит в подавляющем большинстве из самураев, продолжало по традиции относиться к полицейским почти так же, как в дореформенной Японии к правящему сословию воинов. Таким образом, в эпоху Мэйдзи японская полиция являлась как бы "сословной организацией".
Вместе с самураями-офицерами во вновь созданные вооружённые силы были привнесены многие черты, присущие некогда воинам феодальных самурайских дружин. В основном это было наследие идейного характера.
Идеологическая обработка солдат новой армии была основана на морально-этическом кодексе самурайства - бусидо, несколько изменённом в соответствии с духом времени. Если раньше для самурая, по бусидо, прежде всего существовали только интересы даймё и клана, то отныне мораль воина стала "японским национальным духом", который воспитывал любовь к императору и Японии. Солдаты императорской армии эпохи Мэйдзи должны были в соответствии с указом императора от 1884 г. развивать в себе прежде всего "уважение к верности и исполнению долга", а также испытывать полное презрение к смерти. В число главных качеств солдата входили и другие аналогичные требования самурайской морали эпохи средневековья. После издания указа было отдано специальное распоряжение, предписывающее читать пункты этого рескрипта вслух перед войсками каждое воскресенье с тем, чтобы солдаты могли его выучить наизусть и руководствоваться им повседневно.
Таким образом, этическое воспитание солдат японской империи почти идентично поучениям "пути воина", с той лишь разницей, что самопожертвованию ради императора и государства теперь учили не профессиональных воинов, а всех, кто призывался на действительную службу.
После 1868 г. в Японии было отменено официальное применение самураями сэппуку - обряда сословия воинов эпохи феодализма, "оберегавшего" в соответствии с бусидо честь буси". Тем не менее добровольное сэппуку продолжало существовать, и каждый его случай встречался скрытым одобрением определённой части нации, создавая по отношению к лицам, совершившим обряд, ореол славы и величия. Такое отношение к феодальному обычаю в немалой степени было обусловлено реакционной пропагандой, называвшей харакири "священным храмом японской национальной души", "великим украшением империи" и "драгоценным инструментом, оберегающим честь благородных". (На одном из съездов феодальных князей, состоявшемся в 1869 г., предложение об уничтожении института харакири вообще было отвергнуто 200 голосами против 3 при 6 воздержавшихся). Этим можно объяснить многочисленность самоубийств посредством харакири среди солдат императорской армии во время русско-японской (1904 - 1905) и других войн, которые вела Япония. На первое место в воспитании воина и нации вообще в послереформенной Японии ставился принцип "национального", всё "чужое" считалось второстепенным и подчинённым главному.
В этом же ключе воспитывалось и молодое поколение. Прямо или косвенно принцип "национального" воспитания присутствовал во всех дисциплинах, преподаваемых в школах детям. Усвоение принципов "национальной" этики считалось при обучении более важным, чем развитие ума учеников. С первых уроков школьникам внушалась мысль, что в недалёком будущем они должны встать в ряды армии и именно в ней служить на пользу родине. Эта польза преподносилась в самых реальных представлениях, характерных для любого империалистического государства: завоевание земель, приобретение новых колоний и т.п.
Государство настойчиво стремилось выработать у юношества верность и безграничную преданность династии, микадо - "олицетворению родины". Здесь на помощь официальной японской педагогике приходило конфуцианство и синтоизм. Чувство верноподданичества, согласно учению Конфуция, должно корениться в культе предков. Почитая своих родителей, японец почитал и их предков; почитая микадо как "высшего родителя", "отца" всех японцев), он почитал предков императора - богов.
Значительное внимание в японской амии уделялось офицерскому составу - непосредственному носителю самурайских традиций. Офицера называли "отцом" солдата; рядовых учили относиться к нему точно так же, как к императору. Офицер, по императорскому рескрипту, считался непосредственным исполнителем воли императора в армии и человеком, относящимся к своим подчинённым подобно тому, как император относится к своему народу. Его приказ приравнивался к приказу императора, невыполнение этого приказа расценивалось как неподчинение воле императора.
В деле культивирования у японцев национализма с 70-х годов XIX в. особенно большое значение начало приобретать синто, после того как оно стало по существу государственной религией Японии. При сёгунате Токугава синто было оттеснено как религиозное течение на второй план, так как имело тесную связь с императором, не обладавшим реальной властью. Конституция 1889 года закрепила форму "государственного синто" и разрешила свободу вероисповедания. С этого времени синто стало считаться культом национальной морали и патриотизма и могло совмещаться с исповеданием любой религии. Синтоизм, впитавший в себя многие догмы конфуцианства, способствовал милитаризации Японии, содействовал её политике, стал духовной опорой японской военщины. Император как "божественный" потомок верховной богини синтоАматэрасу-омиками, стал рассматриваться как живой бог, обеспечивающий своим существованием благоденствие и возвеличение Японии.
Догмат божественности и непрерывности династической линии должен был внушать японцам веру в покровительство богов нации, священное единство народа и исключительность национального духа. Это способствовало развитию национализма и шовинизма, враждебному отношению ко всему иноземному; отсюда лозунг "Азия для азиатов под верховным руководством Японии".
В первые же годы после революции 1868 г. правительство приступило к созданию новых синтоистских храмов, задуманных как очаги пропаганды монархической пропаганды. Таковыми были храмы в честь богини Аматэрасу и храм Ясукуни-дзиндзя (Сёконся), который построили для почитания душ воинов, погибших во время этой революции, и который стал со временем центром милитаристской пропаганды.
За короткое время Япония, используя опыт Запада, превратилась в богатое капиталистическое государство с сильной и хорошо вооружённой армией. За несколько десятилетий XIX века, Япония смогла добиться того, для чего западным странам потребовалось намного больше времени. При этом восприятие европейской культуры было прежде всего подчинено военным задачам. Это стало возможным потому, что военное и военно-морское министерства, генеральные штабы находились на особом положении и по существу были поставлены выше других министерств и ведомств.
Таким образом, к концу XIX в. японская армия, воспитанная в духе средневековой идеологии самурайства и оснащённая современным вооружением, была в состоянии реализовать агрессивные планы милитаристских кругов, стремившихся к захвату колоний и новых рынков сбыта под прикрытием лозунга "исправления исторической несправедливости". На самом же деле захватнические устремления Японии были вызваны запоздалым выходом её на мировую арену в качестве великой державы и стремлении наверстать упущенное.
Как и все завоеватели всех времён, японские милитаристы поставили перед собой грандиозные цели и задачи по разделу мира. Однако этому не суждено было осуществиться. Япония потерпела первое в своей истории столь сокрушительное поражение, что была вынуждена капитулировать.
24 августа 1946 г. парламент Японии принял новую конституцию страны, обнародованную в ноябре того же года. В её преамбуле говорится: "Мы, японский народ, хотим вечного мира… Мы хотим занимать достойное место в международном обществе, которое борется за сохранение мира". Таким образом, Япония навсегда отказалась от войн, от применения силы или угрозы применения силы для разрешения спорных вопросов с другими странами. Конституция отделяла синто от государства; император становился лишь символом страны и единства японского народа, отвергая своё "божественное происхождение".
Что касается повседневной жизни японцев, то наличие пережитков самурайского прошлого в настоящее время хорошо прослеживается во время празднеств, прославляющих доблесть средневековых воинов. Как и прежде, эти праздники, рассчитанные на воспитание молодёжи в духе самурайских традиций, ежегодно напоминают о прошлом сословия воинов. К их числу можно отнести уже упомянутый средневековый обычай намаои (в бывшем княжестве Даттэ); праздник клана Маэда (княжество Кага), называемый "хяку мангоку мацури" (с его непременной процессией даймё), который был выдуман в довоенной Японии для поддержания памяти о самурайском прошлом страны; праздник клана и храма Такэда, проводимый в честь главы клана Такэда Сингэн (12 марта, в день смерти князя) при участии 24 конных воинов, одетых в самурайские доспехи и символизирующих военачальников феодальной армии Такэда; мацури "карацу окунти", имевшей место в бывшем воинственном клане Набэсима, ябусамэ и т.д.
Таким образом, можно сказать, что наследие феодализма в лице "самурайского духа" в несколько подновлённом виде, но прежнее по сути ещё живёт в современной Японии.
|
