Задачей данного параграфа является классификация многообразия двух основных форм собственности: частной и общественной.
Наиболее известной разработкой классификации многообразия форм собственности являются труды К. Маркса и Ф. Энгельса, а также этой проблеме посвящали свои исследованиях А.И. Герцен, А.В. Чаянов, М.И. Туган-Барановский, Г.В. Плеханов, Н.Н. Алексеев, Г.В. Плеханов. Существенный вклад в изучение данного вопроса вносят работы современных исследователей: В.Л. Иноземцева, Ю.А. Замошкина, В.М. Межуева, А. Шаффа, А.Г. Глинчиковой и других.
Исторические типы развития и смены способов производства в марксизме отражаются следующими понятиями: первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и коммунистический способы производства. К. Маркс упоминает также античный и азиатский способ производства, основой которого являются земледельческие общины, эксплуатируемые возвышающимся над ними деспотическим государством. Структуры, характерные для азиатского способа производства, существовали реально, но среди исследователей нет единства мнений по вопросу о том, был ли это способ производства самостоятельным или он является модификацией одного из докапиталистических способов производства. В ходе развития и смены общественно - экономических формаций были реализованы различные формы собственности. Например, в условиях рабовладельческого общества имели место в качестве частной формы собственности мелкое и крупное землевладение, промышленное строительство, рудники; в условиях феодального общества - монастырская собственность, латифундии, ремесленные и цеховые мастерские; в условиях капиталистического общества — мелкая и крупная собственность на средства производства, государственная собственность, акционерная собственность, собственность транснациональных компаний и т.д.
В то же время определенными видами общественной формы собственности выступали общинная, артельная, кооперативная, собственность общественных организаций, союзов, товариществ, а также государственная собственность (в зависимости от характера государства). Имеет место также социалистическая собственность, которая представляет собой особую группу форм собственности на определённом этапе развития общества.
Жан-Жак Руссо одним из первых философов пришел к выводу, что «не всякая форма правления пригодна для всякой страны». Логично предположить, что и не всякая форма собственности пригодна для всякого типа общества. В различных обществах реализуются адекватные этим обществам формы собственности и, подобно потоку воды, заполняющему любую низину, канаву, ямку на поверхности земли, частная собственность, реализующаяся по принципу свободы воли, и общественная собственность, реализующаяся по принципу совершенства, принимают все необходимые для каждой из них формы, заполняя собой все ячейки в пределах жизни наличного общества. При этом важно отметить, что формы собственности в любом своем проявлении не изменяют своей природы.
Нам представляется очевидным, что классификация видов собственности не вполне разработана. В настоящее время имеет место ряд классификаций форм собственности, хотя основным недостатком данных классификаций является то, что они имеют сугубо внешний характер и в них не учитывается природа каждой из форм собственности. Например, указывается такая форма собственности как государственная, но не учитывается многообразие типов государства: правовое государство, теократическое государство, социальное государство, соборное государство, которое различали русские философы «серебряного века» и т.д. Отсюда, многообразие типов государства не может не предполагать многообразия типов государственной собственности.
Н.А. Бердяев, исследуя явление многообразия форм собственности, пишет, что различные её виды должны быть адекватными способу общественного производства. Согласно представлениям философа, «понимание хозяйственной жизни, как социального служения, совсем не означает превращения всякого хозяйственного субъекта в чиновника, не означает признания государства единственным хозяйственным субъектом. Бесспорно, часть промышленности, наиболее крупной, должна перейти к государству, но наряду с этим хозяйственным субъектом должна быть признана кооперация людей, трудовой синдикат и отдельный человек, поставленный организацией общества в условия, исключающие возможность эксплуатации своих ближних. Государство при этом будет иметь контрольные и посреднические функции, призванные не допускать угнетения человека человеком». Очевидно, что понятие «социального служения» используется Бердяевым в контексте «социального государства», где оно имеет контрольные и посреднические функции, но не допускает эксплуатации человека человеком. По мнению автора, при плюралистической социальной системе, предполагающей наличие в ней кооперативных и прочих трудовых объединений, государству отводится роль регулятора данных отношений.
В фундаментальном исследовании К. Маркса «Экономические рукописи 1857 года» получило всестороннее обоснование развитие форм собственности с древнейших времен и до возникновения капитала и наемного труда. В теоретическом анализе форм собственности в их историческом развитии Маркс ставит на первое место отношение между собственностью и трудом, между собственником и непосредственным производителем.
Так как сами формы производственных отношений многообразны, Маркс фиксирует лишь наиболее крупные, типические формы, позволяющие охватить историю человеческого общества в целом, не только показать преемственность развития, но и выделить качественные этапы в этом развитии. Он характеризует производственные отношения прежде всего с точки зрения формы проявления системы производственных отношений, формы организации общественного производства (натуральное, капиталистическое и планомерное хозяйство), с точки зрения типа субъектности (личная зависимость, вещная зависимость и свободная индивидуальность).
Согласно Марксу: «Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) — таковы те первые формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах. Личная независимость, основанная на вещной
зависимости, такова вторая крупная форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние, - такова третья ступень. Вторая ступень создает условия для третьей. Поэтому патриархальный, как и античный строй (а также феодальный), приходят в упадок по мере развития торговли, роскоши, денег, меновой стоимости,
в то время как современный общественный строй вырастает и развивается одновременно с ростом этих последних».
Как видим, соотнося выделенные ступени развития общества с формационным делением всемирной истории, К. Маркс показывает, что первая форма охватывает все докапиталистические формации, включая первобытнообщинную, вторая совпадает с капитализмом, третья - с коммунистической формацией. Общепринятая концепция не предполагает различения типов общества. Согласно данной концепции все общества должны проходить одни и те же этапы развития, причем на некотором этапе частная собственность окажется отвергнутой и должна объявиться общественная собственность на средства производства. Мы полагаем такую точку зрения не совсем верной, так как, на наш взгляд, различение типов общества предполагает, что общества не обязательно должны проходить одни и те же этапы развития.
Отсутствие общественного разделения труда, замкнутость, изолированность от внешнего мира, самообеспеченность средствами производства и рабочей силой, а также удовлетворение всех (или почти всех) потребностей за счет собственных ресурсов составляют главные черты натуральной формы хозяйства. Маркс отмечает, что в натуральном хозяйстве патриархальной крестьянской семьи в процессе производства хлеба, скота, пряжи, холста, предметов одежды и т.д. «различные работы, создающие эти продукты: обработка пашни, уход за скотом, прядение, ткачество, портняжество и т.д., являются общественными функциями в своей натуральной форме...». В данных условиях «...затрата индивидуальных рабочих сил, измеряемая временем, уже с самого начала выступает здесь как общественное определение самих работ...». Для такого хозяйства преимущественное значение имела потребительная стоимость, а не меновая, его целью было личное потребление, которое мало изменялось от одной эпохи к другой.
Неизменной структуре потребностей способствовала и традиционность производственных пропорций. Технические изобретения и передовые производственные навыки распространялись крайне медленно, так как в условиях господства натурального хозяйства уровень производительности труда одного хозяйства почти не оказывал влияния на другое. Прогресс первобытных общин состоял в развитии средств индивидуального производства. Возникает и развивается разделение труда, и здесь же появляется неравенство в условиях труда и в разделении продуктов. Расширение и углубление общественного разделения труда, обусловленного ростом индивидуальной производительной силы человека, становится главенствующим фактором в процессе изменения форм собственности. «Различные ступени в развитии разделения труда, - писали Маркс и Энгельс, - являются вместе с тем и разными формами собственности...». Разложение европейской первобытной общины в конечном счете вело к её распаду на мелкие частные хозяйства. Члены общины обособлялись в качестве работников, имеющих индивидуальные орудия труда. Возникшее при этом неравенство в условиях труда, накопление движимой, а позднее и недвижимой, собственности в руках частных лиц неизбежно привели к порабощению непосредственных производителей.
Маркс составил каталог видов общин по их отношению к собственности, в то же время, с нашей точки зрения, такое рассмотрение первоначальных форм собственности неудовлетворительно, поскольку автор не выделяет в качестве исходной родовую общину: «...работник относится к объективным условиям своего труда как к своей собственности; это и есть природное единство труда с его вещными предпосылками. Поэтому работник (даже) независимо от своего труда имеет предметное существование. Индивид относится к самому себе как собственник, как господин условий своей действительности. Подобным же образом относится он к другим индивидам, и - смотря по тому, имеет ли эта предпосылка
своим исходным пунктом общину или отдельные семьи, образующие общину, - индивид относится к ним или как к совладельцам, т.е. носителям общей собственности или же как к самостоятельным собственникам, таким же, как и он, т.е. к самостоятельным частным собственникам, наряду с которыми общая собственность, ранее поглощавшая все и охватывавшая всех, сама, в виде особого ager
publicus
,
выступает рядом с множеством этих частных земельных собственников». Несмотря на то, что далее Маркс пишет о том, что первой предпосылкой первой формы земельной собственности является «естественно сложившийся коллектив: семья и разросшаяся в племя семья или (образовавшие племя) несколько семей», он все же не склонен рассматривать родовую общину как первоначального, естественным образом возникшего собственника. У Маркса совершенно четкое и определенное представление о собственнике-индивиде, возникшем априори. Среда же, в которую он вписывается, будь то родовая, семейная, племенная или любая иная общность, всегда вторична: «...индивиды ведут себя не как рабочие, а как собственники и как члены того или иного коллектива, - целью всего их труда является обеспечение существования отдельного собственника и его семьи, а также и всей общины».
С нашей точки зрения, большое значение имеет признак, по которому сформирована община. В кровнородственной общине всё зависит от родовитости, авторитета её главы, соблюдается выстроенная на этом авторитете иерархия. При этом, чем выше положение члена иерархии, тем выше претензии на собственность и, напротив, чем ниже положение, тем эти претензии меньше. В соседской же общине существуют отношения, выстроенные на определенном равноправии, на необходимости считаться с другими людьми. Главой соседской общины (старейшиной, старостой и т.п.) выбирается, как правило, самый справедливый, честный, мудрый, т.е. лучший, который не претендует на старшинство, основанное на большей доле собственности. Собственность становится отношением и именно как отношение, а не владение встраивается в систему других отношений в обществе и оттачивается как совершенство.
Личная собственность земледельцев и ремесленников стала превращаться в частную собственность по мере распространения денежной ренты. Появился продукт для реализации на рынке. Постепенно рыночное хозяйство сформировалось как целостная система. Земля стала активно приобретаться у аристократов теми, кто её обрабатывал, и осваивалась капиталистическим способом - созданием излишков продукта для продажи. Дворяне же начали вкладывать деньги, образовавшиеся от продажи земли, в торговлю и промышленность. «В результате, - пишет В.Л.Иноземцев, - были окончательно утрачены различия между личной и частной собственностью, и понятие «частная собственность» стало применяться к любой собственности, вне зависимости от её назначения и направления использования».
Частная собственность не приобретает другого характера со сменой способа производства. В рамках рабовладельческого общества происходит развитие частной собственности и выражается, например, в том, что в ней наиболее полно находит воплощение актуальный аспект свободы воли, все более предметно, более основательно, с другой же стороны, происходит дифференциация, так как общество не однородно (в нем имеют место различные социальные группы), и поэтому в каждом элементе социальной структуры частная собственность приобретает свое значение. По мере развертывания социальной структуры рабовладельческого общества развертывается и частная собственность.
А.И. Герцен, подчеркивая принципиальное различие европейской и славянской общины, пишет: «Русская сельская община существует с незапамятного времени, и довольно схожие формы её можно найти у всех славянских племен. Там, где её нет, - она пала под германским влиянием. У сербов, болгар и черногорцев она сохранилась в ещё более чистом виде, чем в России. Сельская община представляет собой, так сказать, общественную единицу, нравственную личность; государству никогда не следовало посягать на неё; община является собственником и объектом обложения; она ответственна за всех и каждого в отдельности, а потому автономна во всем, что касается её внутренних дел». Примечательно, что Герцен, говоря о славянской общине, кроме экономической её стороны, выделяет нравственную составляющую. Это, безусловно, говорит о том, что в любом своем проявлении, в данном случае в виде общинной собственности, форма общественной собственности не меняет своей сущности, а именно, остается определенным общественным отношением, встраивающимся в систему других общественных отношений.
Наряду с постоянными поселениями на Руси развивались подвижные общины: вольная артель и военная община казаков. Подчеркивая принципиальное различие подобных форм собственности в жизни западного и российского обществ, А.И. Герцен пишет: «Артель — лучшее доказательство того естественного, безотчетного сочувствия славян с социализмом, о котором мы столько раз говорили. Артель вовсе не похожа на германский цех, она не ищет ни монополии, ни исключительных прав, она не для того собирается, чтоб мешать другим, она устроена для себя, а не против кого-либо. Артель - соединение вольных людей одного мастерства на общий прибыток общими силами».
Община русских славян значительно отличалась от общин германских племен. В ней не было строгого культа предков; она не была связана прочными религиозными узами с какой-либо территорией; состав её был гораздо однороднее. Эти черты равенства и вольности она приобрела ввиду слабости завоевательного начала и торговли. Общины на Западе распались на довольно раннем этапе истории. Там выделилось сословие сельских собственников, которые отличались скупостью и необщительностью. Деревенские мещане-собственники жили в домах-хуторах в окружении полей-лоскутов, отгородившись от соседей. В России же, где не было раздробления полей в частную собственность, напротив, крестьянин всегда жил «на миру», сообразно с деревенским самоуправлением. «Германская община пала, встретившись с двумя социальными идеями, совершенно противоположными общинной жизни: феодализмом и римским правом», - пишет Герцен.
Согласно Н.Н. Алексееву, «римский правовой индивидуализм заложил основу тому воззрению, что в собственности дело идет о воле и силе единоличного человека по отношению к подлежащей его господству вещи. Римлянам было чуждо представление о собственности, установленной волей богов или силами общественных связей. Римлянин сам был установителем собственности, собственностью было для него то, что захватил силой человек». Итак, по мнению мыслителя, западный мир утратил свое общинное устройство в связи с идеей права.
Г.В. Плеханов, рассуждая о разрушении западноевропейской общины, отмечает, что «на место общинного принципа с его правом на землю каждого гражданина стал сначала тот феодальный принцип, что право на землю дается только рождением, затем буржуазный принцип, что землей может владеть всякий, кто в состоянии заплатить за неё деньги. Самый серьезный кризис западноевропейские общества пережили именно тогда, когда разрушение общины видоизменило тип земельных отношений в народе». Исторически сложилось, что западное общество культивировало независимость личности. В таких условиях общинный уклад был обречен. Англосаксонские народы освободили личность, отрицая общественное начало, обособив человека. В ситуации культа индивидуальности собственность не может быть ничем иным как проявлением свободы воли: владеть, пользоваться и распоряжаться.
Наряду с общинной в некоторых странах развивалась такая форма общественной собственности, как монастырская собственность. В книге В.Б. Кобрина «Власть и собственность в средневековой России» осуществляется документальный экскурс в историю возникновения монастырской собственности. Автор, основываясь на дошедших до нас актах о сделках между монастырями и светскими землевладельцами, пишет: «До второй половины XIV в. монастыри Северо-Восточной Руси не были крупными земельными собственниками. Они жили не по «общежительному», а по «келиотскому» уставу. Монастырь состоял из нескольких обособленных келий, монахи сходились лишь для молитвы, еда же и хозяйство у каждого были свои. Во второй половине XIV в. знаменитый основатель Троице-Сергиева монастыря Сергей Радонежский провел реформу монастырской жизни: монастыри стали общинами с коллективной собственностью».
Эпоха феодализма на Западе, предшествовавшая капиталистической формации, была построена на широком признании института частной собственности. При этом феодальное общество признавало целый ряд различных субъектов собственности, преимущественно земельной, права которых были различны. Н.Н. Алексеев пишет, что «такими субъектами считали народ, короля, феодальных сеньоров и, наконец, самих владельцев земли». Право господства (составляющее содержание собственности) было разделено между несколькими субъектами — членами постепенно возвышающейся феодальной иерархии. Как отмечает Н.Н. Алексеев: «Верховный собственник был одновременно землевладельцем-коммерсантом и носителем публичной власти. Таким образом, в феодальном обществе были смешаны функции частные и публичные, право господской власти не отличалось от прав власти, построенной на началах общественного служения». Исследователь также приводит отличие собственности от права публичной власти, принадлежащей государству: «Собственность, говорили они, есть право полного распоряжения материальными вещами, публичная же власть есть право распоряжения лицами».
Феодальный строй не развился в России в том качестве, как он развился в Западной Европе. Феодальная сословная структура представляла собой ассоциацию, направленную против порабощенного, производящего класса. Отношения господства и подчинения становятся существенным моментом присвоения. При этом непосредственный производитель не отделен от орудий производства, а низведен к ним.
Несомненно, частная собственность получила свое наиболее полное воплощение в период капитализма. Как заметил В.Л. Иноземцев: «Триумф частной собственности пришел с расцветом буржуазного общества». Частная хозяйственная активность четко отделилась от сферы компетенции государства, а «право собственности на большинство средств производства не могло быть реализовано вне рамок экономического взаимодействия с собственниками рабочей силы».
Развитие частной собственности происходит, подчиняясь интересам и потребностям господствующих классов. Н.Г. Чернышевский осмысливал ситуацию развертывания частной собственности как «борьбу производителей между собою за сбыт товара, борьбу работников между собою за получение работы, борьбу фабриканта с работником за размер платы, борьбу бедняка против машины, отнимающей у него прежнюю работу и прежний кусок хлеба; эта война называется конкуренциею». Писатель и философ определяет такую конкуренцию не как прогресс, а как неизбежную реализацию природной сущности частной собственности: «У кого больше капитала, тот богатеет, а все другие разоряются: из самой свободы возникает монополия миллионеров, порабощающих себе все; выгода каждого противоположна выгоде других людей и каждый род занятий враждебен другому. Рынки завалены товарами, не находящими сбыта...».
Капиталистическая частная собственность довела до крайности процесс отчуждения рабочей силы от условий труда. Целью её производства было уже не столько производство товара для товарообмена, сколько - получение прибыли путем эксплуатации живого труда и присвоения прибавочной стоимости. На этом этапе мелкая и средняя частная собственность зачастую перерастала в крупную и очень крупную.
Хотя экономическая система, опирающаяся на частную собственность, не была застрахована от экономических кризисов, депрессий и т.п., тем не менее, данная форма собственности через многообразие, присущих ей форм, доказала свою жизнеспособность. Кроме негативных сторон, на которые указывают многие исследователи, она обладает и рядом достоинств, позволяющих ей развертываться в адекватной ей системе общественных отношений. Например, как пишет Ю.А. Замошкин: «Частная собственность, связанная с наемным трудом, - не монополистическая и не угрожающая стать монополистической обладает своими, именно ей присущими, преимуществами. Владельцы этой собственности могут с высокой степенью свободы и весьма быстро перемещать средства туда, где сложится наибольший спрос, где возникнет нехватка капитала, ресурсов, трудовых усилий». При этом автор прямо указывает, что данные преимущества частной собственности, в первую очередь, служат самому собственнику в деле воплощения его воли: «Они могут в максимальной степени реализовать свободу воли, выбора - и потому очень гибко и в кратчайшие сроки реагировать на динамику потребностей рынка».
Л.Г. Глинчикова считает, что отношения капитала развились до такого уровня, что «преодолели юридическую форму частной собственности и вышли на уровень акционерной и государственной собственности (оставаясь капиталистическими по сути)». На наш взгляд, есть основания полагать, что собственность акционерных обществ реализуется в зависимости от типа общества либо как характеристика осуществления свободы воли, либо как определенное социальное отношение, и является частной или общественной собственностью. Например, в качестве общественной формы собственности акционерную форму собственности показал Николай Гаврилович Чернышевский. Он пишет о развитии общественной собственности в современной ему действительности следующим образом: «В сфере громадных предприятий стала все сильнее и сильнее выступать тенденция, противоположная безграничному праву частной собственности (укажем развитие этой тенденции по двум направлениям, известным каждому: акционерные общества захватывают все больше и больше места в промышленной деятельности; когда частная собственность мешает осуществлению громадных предприятий, замышляемых акционерными обществами, закон устраняет её с их пути посредством экспроприации, которая все больше и больше входит в законное правило и при столкновениях государственной деятельности с частною собственностью...».
В России, традиционно аграрной стране, капитализм не получил такого повсеместного распространения, как в Европе и Америке. В то же время в России большое распространение получило кооперативное движение. О развитии в России таких кооперативных объединений, как потребительные общества и кредитные товарищества, писали видные экономисты М.И. Туган-Барановский и А.В. Чаянов. Последний определяет кооперацию как вид ведения хозяйства, имеющего социальное движение, постоянно развивающегося, переходящего из одной фазы в другую, живущего в различных правовых и экономических условиях и образующего свои организационные формы. Исследуя экономические процессы, оказывающие влияние на жизнь крестьянских хозяйств, А.В. Чаянов указывает, что «мы не можем в нашем экономическом мышлении пользоваться исключительно только категориями капиталистического строя уже по одному тому, что огромная область народного хозяйства, в виде сельскохозяйственного производства, построена в большей своей части не на капиталистических началах, а на началах трудового семейного хозяйства, которому свойственны иные мотивы хозяйственной деятельности и даже иное понимание выгодности». Выводы исследователя строятся на изначальном понимании различия способов производства в двух обществах. Он обращает внимание на то, что российскому обществу присущи иные, отличные от западного общества, основы хозяйствования.
Автор широко известного труда по анализу социалистических форм коллективной собственности М.И. Туган-Барановский характеризует кооперативные товарищества как не только жизнеспособные, но и успешные, быстрорастущие хозяйства, которые являются почти беспримерными в хозяйственной истории общества.
Подчеркивая общественную природу таких объединений, Туган-Барановский пишет о «доброй воле вступать в состав членов» потребительного общества или кредитного товарищества, а также о том, что «никто не препятствует каждому члену выходить из этих организаций». Рассуждая о развитии такой формы общественной собственности, мыслитель полагал, что почти все виды современных ему кооперативов найдут себе место и в социалистической общине будущего, с тем, однако, различием, что «они по необходимости примут характер трудовых кооперативов и, соответственно этому, должны будут существенно измениться в своей внутренней структуре».
Ученый говорит об изменении структуры кооператива, однако, не сомневается в неизменности природы общественной собственности, принципов, на которых она зиждется, а именно коллективизма и социальной направленности. Развитие многообразия форм общественной собственности он видит в таких проявлениях хозяйственного устройства, как «трудовая кооперация в области промышленности», «производительные ассоциации», а в области сельского хозяйства «трудовые общины, с весьма сложным внутренним кооперативным строем».
Пришедший на смену зачаточному капиталистическому строю в России социализм также обладал многообразием форм общественной собственности. В статье 11 Конституции государственная собственность характеризуется как основная
форма социалистической собственности - общее достояние советского народа. Формулировка статьи 11 открывает простор для разработки нового понимания общенародной собственности, поскольку термин «исключительная собственность» применен в этой статье лишь в отношении собственности государства на землю, её недра, воды, леса, а не в отношении средств производства в промышленности, строительстве, сельском хозяйстве, имуществе предприятий.
Многосубъектность общенародной собственности предполагала и четкую структурированность её объектов. В действительности это обнаруживалось в том, что органы управления, предприятия и объединения, а также колхозы и совхозы не «владели, пользовались и распоряжались» соответствующей частью общенародной собственности, а пребывали в определенном отношении, которое являет собой формы обмена, распределения, другие формы, но является именно отношением, а не формой владения.
Разрабатывая проблему многообразия форм собственности и различия их природы, А.А. Зиновьев обращает внимание на ошибочное применение одинаковых критериев при оценке экономических достижений в обществах с двумя различными формами собственности. Он пишет: «Если смотреть на советские предприятия с точки зрения экономической рентабельности, т.е. с капиталистическими западными критериями, то у нас не было вообще никаких рентабельных предприятий. Но это ошибочно - рассматривать советскую экономику с критериями западной экономики. Ибо это была не просто экономика, а сверхэкономика! Это было явление более высокого уровня социальной организации. И с этой точки зрения советское хозяйство (хозяйственный аспект, хозяйственная сфера) было на порядок выше всего того, что можно наблюдать на Западе. Какие критерии принимать? Я принимал такие критерии, например, как способность обеспечивать работой граждан страны, отсутствие безработицы, бескризисность, степень паразитарности и другие».
Большинство определений индустриального общества после Маркса строится на поиске характерных черт, с одной стороны, сближающих «капитализм» и «социализм», а с другой, на поиске общества будущего — постиндустриального общества.
Рассуждая о частной собственности, Дж. Гэлбрейт пишет о мире корпораций, «быстро развивающихся в техническом отношении, обладающих огромными капиталами и сложной организационной структурой», противостоящей «сфере деятельности тысяч мелких традиционных собственников». Для данной сферы характерно централизованное планирование и отделение формального права собственности от реального распоряжения и контроля. Гэлбрейт показывает, что «происходит широкая конвергенция различных индустриальных систем». Аналогичным образом Д. Белл в своих работах указывает на то, что «индустриальный сектор носит прежде всего производящий характер, он использует энергию и машинную технологию для изготовления товаров», а «постиндустриальный является обрабатывающим и здесь обмен информацией и знаниями происходит, в основном, при помощи телекоммуникаций и компьютеров».
По свидетельству американского социолога Миллса: «Американцы склонны считать себя самым индивидуалистическим народом в мире, а между тем обезличенные корпорации достигли у них наивысшего развития и проникают в настоящее время во все области, во все мелочи повседневной жизни. Вся история американской экономики со времен гражданской войны является под этим углом зрения историей создания и укрепления этого корпоративного мира централизованной собственности». Миллс отмечает, что частная собственность становится все более централизованной, а, следовательно, по мнению автора, речь уже не идет о стихийном рынке, где господствовала свободная конкуренция.
Действительно, современное материальное производство включает в себя и те отрасли, которые производят средства для удовлетворения социальных и духовных потребностей. Так, возникает ряд новых отраслей материального производства, которые непосредственно обслуживают развитие науки, расширяются и индустриализуются те его отрасли, которые работают на удовлетворение многообразных духовных потребностей людей. Материальное производство в его нынешнем виде невозможно без духовного производства, без науки. Однако, в связи с положениями вышеназванных исследователей, мы подчеркиваем, что корпоративный интерес всегда принимает форму ведомственности, кастовости. Он крайне эгоистичен, стремится подчинить себе любой другой интерес и всегда противостоит интересу общественному по самой своей природе. Необходимо иметь в виду, что тип производственных отношений, как указывают К.Е.Тарасов и Е.К.Черненко, «определяет как форму отношений между людьми внутри общества и между отдельными обществами, так и форму способа производства в целом, то есть форму использования производительных сил и тем самым форму связи общества с природой».
Мы полагаем, что нельзя согласиться с концепцией «постиндустриального общества» в той её части, где исследователи строят определение такого общества на поиске характерных черт, сближающих «капитализм» и «социализм». Несомненно, капитализм, основанный на частной собственности, развивался и принимал все более эффективные формы. По словам Ю.К. Плетникова: «Капитализм вынужден был обратиться к некапиталистическим способам поддержания своей стабильности: целевое планирование (программирование) и государственное регулирование экономики, в том числе с использованием индикативного (показательного) планирования, ориентирующего деятельность хозяйствующих субъектов в соответствии с прогнозами изменения рыночной конъюнктуры; перераспределение национального дохода, учитывающее определенные интересы трудящихся слоев населения, и др.».
Подчеркивая принципиальное различие общественного и частного производства, М.И. Скаржинский выделяет особые, присущие общественному труду черты, как-то: «заведомое, плановое формирование структуры совокупной рабочей силы, централизованное управление всеобщественным процессом труда, дифференциацию совокупного труда на конкретные виды и подвиды». При этом автор подчеркивает упорядоченность, не стихийный характер общественного труда, обращает внимание на то, что в стихийной рыночной интеграции многообразных, конкретных видов частного труда, «общественный характер» данного частного труда «может получать лишь косвенное проявление».
В последнее время некоторые исследователи пишут о качественных изменениях в сфере производства. Например, польский философ А. Шафф полагает, что «труд в том виде, как он понимается сегодня, т.е. наемный труд, будет исчезать. Я не знаю темпов, в которых будет проходить этот процесс, но ясно, что он уже начался». Рождается новый тип производства и вместе с ним новый тип производительного работника, который оперирует «не механическими орудиями труда, а сложной вычислительной техникой и информационными технологиями. Профессиональной характеристикой такого работника является его способность генерировать новое знание, внедрять в производство новые образцы, поставлять полезную информацию, повышающую конкурентоспособность предприятия на рынке. В лице такого работника мы также имеем дело с классом, но качественно иным, чем рабочий класс в его традиционном понимании. В отличие от последнего источником его дохода является не физическая рабочая сила, а полученное им образование, которое он затем превращает в средство производства нового знания, его расширенного воспроизводства».
Очевидно, что и производство, в котором наука становится главной производительной силой, «всеобщим условием труда» (по Марксу), не может существовать и развиваться по законам капиталистической экономики. Как отмечает В.М. Межуев: «Наука, знание не может быть объектом чьей-то частной собственности. И в качестве главной производительной силы она не подлежит приватизации, по самой своей природе принадлежит каждому и потому всем. Частная собственность на средства материального производства не распространяется на воплощенное в них научное знание, что и отличает его от стоимости — сгустка абстрактного труда, измеряемого всего лишь рабочим временем. Можно приватизировать электростанцию, но нельзя приватизировать теорию электричества. Она, как и любое другое научное знание, принадлежит каждому. Но только в таком смысле можно говорить об общественной собственности. Маркс понимал под ней не коллективную (совместную) собственность всех на что-то (коллективной может быть и частная собственность), а собственность каждого, индивидуальную собственность на все, которая потому только и является общественной собственностью, собственностью всех».
В.Л. Иноземцев полагает, что «информационные продукты» становятся доступными каждому работнику, способному обеспечить им «адекватное применение». Кроме того, он считает, что «в обществе, ориентированном на информационные ценности, тенденция к отделению капитала от труда изменяется на противоположную».
На наш взгляд, это, безусловно, так. Однако, по мнению В.М. Межуева, такая индивидуальная (она же и общественная) собственность - это собственность лишь на науку и культуру в целом. Другими словами, понятие «общественная собственность» якобы является не экономической категорией. Она, по рассуждениям исследователя, означает реальное присвоение каждым индивидом всего общественного богатства в его невещественной форме. Получается некий гибрид: рынок, частная собственность на средства производства, с одной стороны, и общественная собственность на научное знание и культурные достижения — с другой. Однако мы полагаем, что частная собственность может распространяться как на научные открытия, так и на предметы мировой художественной культуры. Вызывает сомнение, что частная корпорация, финансирующая, например, фармакологические разработки, сделает их достоянием общества, а не употребит в своих сугубо корыстных интересах. Мы полагаем, что принцип реализации свободы воли, лежащий в основе частной собственности, остается при любой её форме, при любом способе производства.
Тем не менее, сегодня становится очевидным, что изобилие материальных благ приводит к становлению общества, которое стремится к прогрессу не путем удовлетворения потребностей, а путем безграничного расширения потребления информационных благ. В.Л. Иноземцев в одной из работ приводит слова О. Тоффлера об информации как о наиболее демократичном, по своему характеру, источнике хозяйственной власти. В.Л. Иноземцев резко возражает, считая информацию, напротив, наименее демократичной основой власти, т.к. «впервые в истории условием принадлежности человека к господствующему классу становится не право владеть благом, а способность им воспользоваться»
. Следовательно, по мнению исследователя, из-за сущностных отличий внутреннего потенциала членов общества новое классовое деление может стать гораздо более жестким, чем при господстве частной собственности. Ведь статус человека будет определяться, прежде всего, его образовательным уровнем, способностью превращать информацию в знания.
А.Г. Глинчикова полагает, что «в недрах индустриального общества развивается новый тип общества, базирующийся на неотчуждаемом по своей природе типе труда - творческом, интеллектуальном труде». При этом исследователь указывает, что «формы отделения рабочей силы от условий труда могут быть разными. Они могут складываться как частная собственность на условия труда, могут складываться как государственная собственность на условия труда». Однако нам представляется, что базовые принципы реализации собственности распространяются и на интеллектуальную собственность в соответствии с типом общества и его социальной природой. В коллективистском обществе интеллектуальная и творческая продукция не присваиваются частным образом, а принадлежат всему обществу, в соответствии с нормами и правилами этого общества.
В рамках дискуссии Ф.Т. Михайлов полагает, что «общенациональная собственность, охраняемая законом (в том числе — на. земли), кооперативная, корпоративная собственность, собственность на землю, на средства производства и обращения деловых и культурных гражданских инициатив — такие формы собственности способны возникнуть и утвердиться лишь в обществе, изживающем классическую частную собственность». Отметим здесь, что перечисленные формы собственности имеют место как в индивидуалистическом, так и в коллективистском обществах, однако, в индивидуалистическом обществе, в условиях правового государства они характеризуют многообразие частной формы собственности, а в социальном государстве на базе коллективистского общества - многообразие общественной формы собственности.
Многообразие общественной собственности представляет собой развитие общественного отношения. Это процесс совершенствования данного отношения в системе других общественных отношений, процесс развертывания их системности, организационной определенности, актуальной общественной законченности, которая завершается и в собственности в том числе.
Многообразие же частной собственности, как формы реализации свободы воли, предполагает многообразие воль, устремлений эгоизма. Эти воли группируются по определенным направлениям, но природа у частной собственности одна. Одной и той же природой обладают индивидуальная частная собственность, банковская собственность, собственность корпораций и т.д.
Суммируя все сказанное выше о многообразии форм собственности, можно сделать следующие выводы:
- замена частной собственности общественной собственностью не является этапом развития общества, т.к. в обществе реализуется и развивается та форма собственности, которая ему адекватна;
- многообразие форм частной собственности, представляющее собой многообразие воплощений свободы воли, характеризует развитость индивидуалистической субъектности;
- многообразие форм общественной собственности, представляющее собой многообразие отношений общественной собственности, характеризует развитость коллективистского типа субъектности.
Литература
1. Суханов, Е.А. Право собственности и иные вещные права в России / У. Маттеи, Е.А. Суханов // Основные положения права собственности. М.: Юристь, 2002. 384 с.
2. Плетников Ю.К. Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Марксизм и утопизм» / Ю.К. Плетников // Вопр. философии. 2004. №2. С. 43-112.
3. Парсонс, Т. Система современных обществ / Т. Парсонс. М.: Аспект пресс, 2003. 270 с.
|
