Тургенев и Бунин относятся к разным поколениям одной эпохи. Отцы и дети. Отцы застали расцвет того, что дети могут только припоминать: “Склад средней дворянской жизни еще и на моей памяти, — очень недавно...”, “Крепостного права я не знал и не видел, но, помню...”, “Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие... Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства”.
Для Тургенева охота, как для всякого добропорядочного помещика, — дело обычное, она — составная часть его жизни, и потому Тургенев говорит об охоте, как, впрочем, и обо всем другом, в настоящем времени, создающем эффект присутствия: “За четверть часа до захождения солнца, весной, вы входите в рощу... Вы отыскиваете, оглядываетесь... Солнце село, но в лесу еще светло... Вы ждете...”
Что же мы видим у Бунина? “И вот опять, как в прежние времена, съезжаются мелкопоместные друг к другу, пьют на последние деньги, по целым дням, пропадают в смежных полях...” Эпоха уходит вместе с охотой и дворянством, Бунин — один из последних ее представителей, и потому так печальны его рассказы, что все в прошлом: “Были и разрушающиеся, но все еще жившие на широкую ногу усадьбы с огромным поместьем, с садом в двадцать десятин. Правда, сохранились некоторые из таких усадьб еще и до сего времени, но в них уже нет жизни...”
Охота и дворянство — понятия неразделимые: “Вы, кажется, также любите охоту, Лука Петрович? — Любил бы... да, знаете, неловко, по причине звания. За дворянами нашему брату не приходится тянуться” (Тургенев); “За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков — охота”. Именно любовь к охоте, а следовательно, и природе объединяет Тургенева и Бунина. Вот что говорит Тургенев в набросках к статье об охоте: “Люблю охоту за свободу”, “за восход и закат солнца”, “за то, что с нею, как и с поэзией, связано особое чувство”, “которое стоит выше всего и зависит только от меня”. У Бунина все это тоже подразумевается: “Утром я сажусь в седло и с одной собакой, с ружьем и с рогом уезжаю в поле. Ветер звонит и гудит в дуло ружья, ветер крепко дует навстречу, иногда с сухим снегом. Целый день я скитаюсь по пустым равнинам”. Тургенев и Бунин, при всех их различиях, писатели необычайно схожие. Оба — пессимистично-меланхоличные, один — потому что предчувствует, другой — потому что присутствует при кончине старого доброго мира. Но совпадение их видения природы просто поразительное! Сравним, к примеру, два описания ночного неба и Млечного Пути: “Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое созвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад... Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь... А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами...” — и второе: “Бесчисленные золотые звезды, казалось, тихо текли все, наперерыв, мерцая, по направлению Млечного Пути, и, право, глядя на них, вы как будто смутно чувствовали сами стремительный, безостановочный бег земли...” Где Тургенев, а где Бунин, вы сможете определить лишь по многословности и пышности Бунина и по относительной простоте Тургенева. Не буду вдаваться в подробности, но согласитесь, век XIX и 1900 год чувствуется. И все же, повторюсь, несмотря на это, отрывок из тургеневской поэмы, “преданной сожжению”, включает в себя многие бунинские характерные образы:
...И понемногу начало назад
Его тянуть: в деревню, в темный сад,
Где липы так огромны, так тенисты,
Где ландыши так девственно душисты,
Где круглые ракиты над водой
С плотины наклонились чередой,
Где тучный дуб растет над тучной нивой,
Где пахнет конопелью да крапивой...
Туда, туда, в раздольные поля,
Где бархатом чернеется земля,
Где рожь, куда ни киньте вы глазами,
Струится тихо мягкими волнами.
И падает тяжелый желтый луч
Из-за прозрачных, белых, круглых туч;
Там хорошо...
Их речь одинаково красива, слова звучат и переливаются хрустальным звоном, а мысленному взору открываются великолепные живые картины: “...Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая...” — и тургеневское: “...А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда березка, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе... небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой...”
Картины природы предстают перед нами увиденными глазами героев, прошедшими через их души и сердца. Малейшее колебание настроения отражается в окружающем пейзаже. “Митя... глянул на... крышку гроба, обитую золотой парчой, — и вдруг почувствовал: в мире смерть! Она была во всем: в солнечном свете, в весенней траве на дворе, в небе, в саду...” Обычно весна ассоциируется с возрождением, но мимо бунинского героя только что прошествовала смерть, и даже весна стала какой-то не такой: “...все преобразилось как бы от близости конца мира, и жалка, горестна стала прелесть весны, ее вечной юности”. Такую же зависимость восприятия окружающей природы от состояния человека мы видим и у Тургенева, когда усталый заблудившийся охотник плутал в окрестностях Бежина луга: “Один пологий холм сменялся другим, поля бесконечно тянулись за полями, кусты словно вставали вдруг из земли перед самым моим носом”. Словом, как писал Бунин, “нет никакой отдельной от нас природы, каждое малейшее движение воздуха есть движение нашей собственной жизни”.
|
