(1800-1844)
Поэт. Родился в усадьбе Мара (Тамбовской губернии, Кирсановского уезда) и был сыном генерал-адъютанта Абрама Андреевича Баратынского. Мальчик рано ознакомился с итальянским языком; уже в детстве свободно писал и по-французски. В 1808 г. его отвезли в Петербург и отдали в частный немецкий пансион, откуда Баратынский перешел в пажеский корпус. Шалость, граничившая с преступлением (кража), повела к исключению его из корпуса с воспрещением поступать на какую бы то ни было государственную службу, кроме военной — рядовым. Это происшествие сильно подействовало на юношу, которому было тогда лет 15; он признавался позднее, что в ту пору “сто раз был готов лишить себя жизни”. Бесспорно, позор, пережитый поэтом, оказал влияние на выработку пессимистического его миросозерцания.
Покинув пажеский корпус, Баратынский несколько лет жил частью с матерью в Тамбовской губернии, частью у дяди, брата отца, адмирала, в Смоленской губернии, в сельце Подвойском. Живя в деревне, начал писать стихи.
В 1819 г. Баратынский по совету родных поступил рядовым в гвардейский Егерский полк в Петербурге. В это время интерес его к литературе настолько определился, что он стал искать знакомства с писателями. Он показал свои стихи Дельвигу, и тот познакомил его с Жуковским, Плетневым, Кюхельбекером и Пушкиным. Влиянию Дельвига надо приписать, что Баратынский серьезнее стал относиться к своей поэзии и в “служении музам” увидел новую для себя цель жизни. В 1819 г., благодаря содействию Дельвига стихи Баратынского появились впервые и в печати. В следующем году Баратынский был произведен в унтер-офицеры и переведен в Нейшлотский полк, расположенный в Финляндии, в укреплении Кюмени и его окрестностях. Пятилетнее пребывание в Финляндии оставило глубочайшие впечатления и ярко отразилось на его поэзии. Впечатлениям от “сурового края” обязан он несколькими лучшими своими лирическими стихотворениями (“Финляндия”, “Водопад”) и прекрасной поэмой “Эда”.
Первоначально Баратынский вел в Финляндии жизнь очень уединенную, “тихую, спокойную, размеренную ”. Все общество его ограничивалось двумя-тремя офицерами, которых он встречал у полкового командира, полковника Лутковского, старинного друга семьи Баратынских и их соседа по имению, который принял к себе в дом юного унтер-офицера. Впоследствии он сблизился с Н.В. Путятой и А.И. Мухановым, адъютантами финляндского генерал-губернатора А.А. Закревского. Дружба его с Путятой сохранилась на всю их жизнь. Путя-та описал внешний облик Баратынского, каким он его увидел в первый раз: “Он был худощав, бледен, и черты его выражали глубокое уныние ”.
Осенью 1824 г., благодаря ходатайству Путяты, Баратынский получил разрешение приехать в Гельсингфорс и состоять при корпусном штабе генерала Закревского. В Гельсингфорсе его ожидала жизнь шумная и беспокойная. К этому периоду его жизни относится его увлечение А.Ф. Закревской (женой генерала А.А. Закревского), той самой, которую Пушкин назвал “беззаконной кометой в кругу расчисленном светил” и к которой редко кто приближался без того, чтобы поддаться очарованию ее своеобразной личности. Эта любовь принесла Баратынскому немало мучительных переживаний, отразившихся в таких его стихотворениях, как “Мне с упоением заметным”, “фея”, “Нет, обманула вас молва”, “Оправдание”, “Мы пьем в любви отраву сладкую”, “Я безрассуден, и не диво”, “Как Мрого ты в немного дней...”. Впрочем, у Баратынского страсть всегда уживалась с холодной рассудительностью, и не случайно он одинаково любил математику и поэзию.
Весной 1825 г. пришел приказ о производстве Баратынского в офицеры. Вскоре после того Нейшлотский полк был назначен в Петербург держать караулы. Здесь Баратынский возобновил свои литературные знакомства. Осенью того же года он вышел в отставку и переехал в Москву. “Судьбой наложенные цепи упали с рук моих” — писал он по этому поводу. В Москве 9 июня 1826 г. Баратынский женился на Настасье Львовне Энгельгард.
Его жена не была красива, но отличалась ярким умом и тонким вкусом. Ее неспокойный характер причинял много страданий самому Баратынскому и повлиял на то, что многие его друзья от него отдалились. В мирной семейной жизни постепенно сгладилось в Баратынском все, что было в нем буйного, мятежного. Только из немногих его стихотворных признаний мы узнаем, что не всегда он мог силой разума победить свои страсти. Внешне его жизнь проходила без видимых потрясений. Он жил то в Москве, то в своем имении, в сельце Муранове (неподалеку от Талиц, близ Троице-Сергиевой лавры), то в Казани, много занимался хозяйством, ездил иногда в Петербург, где в 1839 г. познакомился с Лермонтовым, в обществе был ценим как интересный и иногда блестящий собеседник и в тиши работал над своими стихами, придя окончательно к убеждению, что “в свете нет ничего дельнее поэзии”. Проводя много времени в Москве, Баратынский сошелся здесь с кружком московских писателей: с И.В. Киреевским, Языковым, Хомяковым, Соболевским, Павловым. Современная критика относилась к стихам Баратынского довольно поверхностно, нападая на его будто бы преувеличенный “романтизм”. Но Пушкин высоко ценил дарование Баратынского, и он скоро был признан одним из лучших поэтов своего времени. В сохранившихся письмах Баратынского рассыпано немало острых критических замечаний о современных ему писателях. Очень любопытны, между прочим, его замечания о различных произведениях Пушкина, к которому он далеко не всегда относился справедливо. Позднейшая критика прямо обвиняла Баратынского в зависти к Пушкину и даже высказывала предположение, что с него списан Сальери Пушкина.
В 1842 г. Баратынский, в то время уже “звезда разрозненной плеяды”, издал тоненький сборник своих новых стихов “Сумерки”, посвященный князю П.А. Вяземскому. Это издание доставило Баратынскому немало огорчений. Его обидел вообще тон критиков этой книжки, но особенно статья Белинского.
Осенью 1843 г. Баратынский осуществил свое давнее желание — предпринял путешествие за границу. Зимние месяцы 1843—1844 гг. он провел в Париже, где познакомился со многими французскими писателями (А. де Виньи, Мериме, М. Шевалье, А. Ламартин, Ш. Нодье и др.). Весной 1844 г. он отправился через Марсель морем в Неаполь. Перед отъездом из Парижа Баратынский чувствовал себя нездоровым, и врачи предостерегали его от влияния знойного климата южной Италии. Едва прибыли в Неаполь, как с его женой сделался один из тех болезненных припадков (вероятно, нервных), которые причиняли столько беспокойства всем окружающим. Это так подействовало на Баратынского, что у него внезапно усилились головные боли, которыми он часто страдал, и на другой день, 29 июня (11 июля), он скоропостижно скончался. Тело его перевезено в Петербург и погребено в Александро-Невском монастыре, на Лазаревском кладбище.
|
