Петрухина. Е. В.
1. Свои размышления о тревожных процессах, которые мы наблюдаем в современном русском языке, я хотела бы начать с сопоставления высказываний двух известных писателей об отношении к слову. Первое высказывание представляет точку зрения лауреата Нобелевской премии, Андре Жида: чтобы иметь возможность свободно мыслить, надо иметь гарантию, что написанное не будет иметь последствий для автора.Такую позицию занимают многие современные писатели и журналисты, не только западные, но и российские, именно так понимающие свободу слова – как свободу от ответственности за сказанное. Иное отношение к слову, явленное в русской классической литературе, выразил Н.В. Гоголь: «Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку... Опасно шутить писателю со словом. Слово гнило да не исходит из уст ваших!»
О том, что слово обладает огромной энергией, писали и другие наши замечательные соотечественники – философы, писатели, поэты: С.Н. Булгаков, П. Флоренский, А.Ф. Лосев, Ф.Тютчев и многие другие.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется,
– И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать
(Ф.Тютчев)
«Только в слове мы общаемся с людьми и природой», в слове «обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления». Эти слова А.Ф. Лосева служат эпиграфом к одному из изданий книги Павла Флоренского «Имена», над которой Флоренский не переставал работать и в заключении – в советских концлагерях. Примечательно, что эти концлагеря, в которых жестоко ломались человеческие судьбы и все было направлено на подавление личности, на осквернение души, назывались «исправительно-трудовыми», а один из них носил имя «Свободный» (именно в лагере «Свободный» Павла Флоренского в 1934 г. навестила жена; в 1937 г. величайший философ и мыслитель был расстрелян). При помощи слов пытались скрыть злодейскую реальность и манипулировать сознанием. Что изменилось в наше время? Языковой терроризм, увы, не прекратился, он лишь приобрел новые и более изощренные формы, направленные на сокрытие от нас сущности происходящего.
Анализ современной публицистики и вообще текстов СМИ вскрывает тенденцию к отрыву слова от действительности, стремление к иносказанию, к эвфемизмам (греч. euphemismos < (eu) хорошо + (phemi) говорю), неопределенности. Эвфемизмы маскируют суть явления, часто отрицательного, оказываются для него камуфляжем, делая его вполне респектабельным. Такими эвфемизмами в русском языке часто выступают заимствования, поток которых все увеличивается. Одних только «инговых» существительных (типа кастинг, факторинг, ребрендинг), противоречащих русской морфонологической системе и непонятных «непосвященным», много десятков. Непонятными словами удобно пользоваться, когда надо скрыть суть явления. Так, по мнению ряда социологов, свою отрицательную роль в процессе приватизации в России сыграл неологизм ваучер, прикрывший расхищение государственных богатств. Недостаток ликвидности – из того же ряда, а означает этот псевдонаучный термин очень простую ситуацию … это недостаток денег в банках. Но если все назвать своими именами, то могут возникнуть вопросы – а где, собственно, деньги? Как считает историк Н.В. Стариков, автор целой серии сенсационных исторических и экономических книг (например, «Кризи$. Как это делается». СПб, 2009), для того и нужны непонятные термины, чтобы прикрыть ими суть происходящих событий, «чтобы лишние вопросы не возникали».
Есть, конечно, в нашем обществе, и смелые, ответственные сограждане, авторитетные личности, которые могут публично и обоснованно назвать всё своими именами. Здесь вспоминается доклад Александра Исаевича Солженицына на юбилейном заседании Российской Академии Наук в июне 1999 года. Солженицыну вручали Большую Ломоносовскую медаль Российской Академии Наук, и он выступил с ответной речью, озаглавив ее прямо и недвусмысленно – «Наука в воровском государстве» (текст этого выступления можно прочитать на официальном сайте А.И. Солженицына). Это социально острое продуманное выступление, где всё было названо своими именами. С началом реформ 90-х годов «бес оголтелой коммерции внедрен как верховная идеология».«В атмосфере, когда воровство проросло всю государственную систему», он проник и в высшую школу, которая по-разному на него реагирует. «Время нынешнее не отмечает, не венчает достойных. Однако каждый делающий знает сам, перед совестью, полноту и чистоту совершенного». А.И. Солженицын высказал глубокое убеждение в том, «именно успехи высшей школы становятся сегодня ключом к устоянию или неустоянию всей России как государства. И не только в численности добротно образованных людей, и не только в высоте частно-прикладных знаний, но и в обширности общего кругозора их мировоззрения: лишь в такой среде могут вырастать фундаментальные идеи науки». К сожалению, эти слова не были услышаны, о чем свидетельствует и введение в нашей стране ЕГЭ, который, с одной стороны, не способствует созданию богатого кругозора, а с другой – увы, пока не может быть проведен без подлогов и фальсификации в нашей стране, наследнице «выжигающих, истребительных», неискренних, воровских «наших десятилетий».
Как наследство таких десятилетий в жизни России выступают и проникающие в русскую речь и в русский язык жаргонные криминальные словечки, например наехать, мочить, охмурять, валить, вязать, повязанные, прикалывать(ся), прикол, отмазать и т.д. Это отдельные слова, вроде бы они никакой угрозы для русского языка не представляют, но надо помнить, что за словом стоит концепт, фрагмент мировоззрения, и он вторгается вместе со словом в нашу картину мира. Эти слова приносят с собой образ примитивного человека-вещи, а не личности с богатым и неповторимым внутренним миром. А раз это вещь, то с ней можно делать все эти «простые» физические действия, которые называют приведенные глаголы типа мочить, на самом деле страшные действия.
Большой резонанс в СМИ и в обществе имели опубликованные детские анкеты, в которых на вопрос "Кем ты хочешь стать?" некоторые ребята отвечали: "Киллером. Потому, что денег много". Давно уже проникшее в русский язык слово-диверсант киллер, затемняющее истинную суть профессии наемного убийцы, вполне вписывается в такую картину мира, где жизнь человека-вещи, примитивного механизма, ничего не стоит. Поток заимствований из английского языка, потеснивших русские слова, а также заимствования из криминального жаргона – это эффективный способ скрыть реальность. Мы легко поддаемся на это, так как в современном обществе ощутимо явное стремление уйти от действительности – в развлечения, игру, в мечтания и фантазии. Такое стремление чувствуется и в так называемом ОРФО-арт (тоже эвфемизм), т.е. в письменной коммуникации сообщества «продвинутых» пользователей Интернета, которые «абычьно пруцца» от публичного попрания всех правил орфографии и дозволенного печатного сквернословия, от «миравова ризананза» их «творчества», с научной точки зрения изучаемого взрослыми дяденьками и тетеньками. А уж когда этот новояз проникает в современную литературу, то … усиливается роль «мира аномального», с его «переизбытком неумных, неостроумных и т.п., невыносимо монотонных штампов-паразитов» (В.П. Григорьев. Перевертень нормы: норма>мрон в поэтическом языке (ПЯ) // Русский язык сегодня. Проблемы языковой нормы. М., 2006).
Говоря об ответственности за каждое слово, об энергии слова, я не могу не сказать о том, что меня очень беспокоит – о распространении в российском обществе сквернословия, особенно среди молодежи. Слышу мат на улицах Москвы, Петербурга, Подмосковья, слышала даже в стенах университета. Мат часто называют нецензурной, ненормативной, непечатной, обсценной лексикой. При нашем отношении к цензуре и запрещающей норме эта запретная лексика может даже вызывать интерес и ассоциации с удалью и смелостью, которая не боится никаких запретов. Латинский термин обсценная лексика более точен – от лат. obscenus — ‘отвратительный, непристойный, неприличный, зазорный’. Да кто ж знает точное значение этого латинского термина? Без прикрас суть матерщины передает издревле известное слово сквернословие, образованное от лексемы скверна. Скверна в Словаре живого великорусского языка Владимира Даля толкуется как ‘мерзость, гадость, пакость, все гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно; нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина…; смрад; вонь; непотребство, разврат, нравственное растление; все богопротивное’. Как же уберечься от этой скверны? Только так: Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе… А блуд и всякая нечистота не должны даже именоваться у вас (Послание апостола Павла к ефесянам 4:29; 5:3).
В последние годы в прессе и в Интернете появилось много материалов, свидетельствующих о пагубном воздействии сквернословия на живые организмы, человеческие гены и психику (см. о биологических и медицинских исследованиях Красноярского центра медицинских технологий при Сибирском отделении наук и др.). Растения, политые «обруганной» водой, болеют, не давая плодов, даже гибнут. Скверна привычных бранных слов, как болезнь, поражает психику человека и, возможно, даже влияет на его генетический код. А сквернословие на страницах книг, журналов и интернет-изданий – это уже самая настоящая эпидемия, распространение болезни. Фиксирующий же бранную лексику словарь (подчеркнем, что таких коммерчески выгодных словарей немало), без четких оценивающих и рекомендательных лингвистических помет, представляется чем-то вроде пробирок с вирусами, причем плохо хранящихся.
2. Как же русский язык выживает и сохраняется в таких острых эпидемических условиях? Думается, за счет уравновешивания бурной жаргонной и иноязычной стихии книжно-литературными категориями и лексическими группами высокого стиля, неутраченным в современном русском языке наследием взаимодействия с церковнославянским языком – наследием высокого стиля, которое неподвластно никаким «понижающим» влияниям. Это богатство – мощнейшее средство оздоровления загрязненной среды современной русской духовной и языковой культуры. В качестве примера современных текстов высокого стиля, врачующих и русский язык, и томящуюся душу растерянного «носителя русского языка» приведу несколько отрывков из духовной публицистики, к сожалению, неизвестной российским школьникам и студентам. В отрывках речь идет о браке и семье, которая тоже требует оздоровления и поддержки. Первый блок отрывков из статьи Сергея Сергеевича Аверинцева «Брак и семья: несвоевременный опыт христианского взгляда на вещи»: «…Слова апостола Павла … о браке: «Будут двое во едину плоть», — обескураживающая, неожиданная точность этих слов стала мне окончательно ясна, кажется, только после моей серебряной свадьбы. Не казенная «ячейка общества». Не романтический «союз сердец». Единая плоть. … Благословенная трудность семьи – в том, что это место, где каждый из нас неслыханно близко подходит к самому важному персонажу нашей жизни — к Другому. … Ох, этот другой — он же, по словам Евангелия, Ближний! …Вне Другого нет спасения; христианский путь к Богу — через Ближнего. … Мужчина и женщина, создающие новую семью, должны прийти непременно из двух разных семей, с неизбежным различием в навыках и привычках, в том, что само собой разумеется — и заново привыкать к перепадам, к чуть-чуть иному значению для элементарнейших жестов, слов, интонаций. Вот чему предстоит стать единой плотью». Второй текст о том же из беседы митрополита Антония Сурожского: «Любовь – удивительное чувство, но оно не только чувство, оно – состояние всего существа. Любовь начинается в тот момент, когда я вижу перед собой человека и прозреваю его глубины, когда вдруг я вижу его сущность. <…> Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью, – только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась. <…> И в браке… благодаря взаимной вере и взаимной любви, два человека перерастают всякую рознь и делаются единым существом, одной личностью в двух лицах. Это является одновременно полнотой брака душевно-духовно-телесного и полнотой целомудрия, когда два человека друг ко другу относятся как к святыне и все свои отношения, включая и телесные, превращают в таинство, в нечто превосходящее землю и возносящее в вечность».
В заключение выскажу твердую убежденность, что именно на высшем духовном уровне языка формулируются основополагающие нравственные понятия, сохраняющие наше сознание и жизнь от разрушения, высокие понятия, которые в упрощенном виде преломляются на всех других уровнях вплоть до бытового и влияют на нашу жизнь во всем богатстве ее проявления. Задача филологов и учителей-практиков приблизить к нашим детям русскую духовную литературу, научить понимать ее, напитать речь молодых живительными высокими словами.
|
