Реферат: Социально-политическое развитие Ливана и региональные тенденции в международных отношениях
Последствия внутриполитических процессов в странах Ближнего Востока выходят за пределы общества и политической системы конкретного государства. Социально-политическое развитие ближневосточных государств происходит в контексте общей ситуации на территории т.н. «Большого Ближнего Востока». Это понятие получило право на существование после распада СССР и наступления нового этапа «интеграции» обширного геополитического пространства от Мавритании до Афганистана и от Кавказа до Юга Аравии.
Официально мировое сообщество, в т.ч. и страны «Большой восьмерки», не приняли американскую инициативу «Большого Ближнего Востока» в качестве программы действий. Однако, несмотря на некоторую прямолинейность и неадекватность методов, предлагаемых в рамках данной инициативы, сам подход к рассмотрению общерегиональных проблем ни в коем случае не утрачивает своей актуальности и точно отражает особенности регионального политического климата.
Для пространства Большого Ближнего Востока характерны общие законы и закономерности развития, объясняемые связью и общностью геополитических и геоэкономических интересов, что и обусловливает формирование некой геополитической «арены». Ее главными регионообразующими факторами являются межгосударственные и этнполитические конфликты, исламские и национально-освободительные движения, проблемы этнорелигиозных меньшинств, существование традиционных систем общественных связей, собственные интеграционные проекты, региональные альянсы, а также интересы и влияние ведущих государств Востока и Запада.
Исходя из вышесказанного, текущую политическую обстановку в Ливане и вокруг него следует рассматривать, учитывая ряд конкретных явлений социально- и военно-политического характера, произошедших за последние полгода (с момента убийства Р.Харири в феврале 2005 г.) в регионе, в первую очередь в Сирии, Иране, а также в Израиле и на палестинских территориях. Несмотря на то, что большинство из них имело внутренний характер, последствия сказываются непосредственно на политическом климате во всем субрегионе Восточного Средиземноморья. В свою очередь стремительное развитие событий внутри Ливана в обозримой перспективе будет оказывать все большее влияние на положение во всем регионе. Кроме того, ситуация в Ливане вносит существенные коррективы и в ближневосточную политику ведущих западных государств.
Оценивая современную ситуацию вокруг Ливана, необходимо учитывать роль региональных и западных СМИ в раздувании конфликтных ситуаций и поддержании обстановки общей неопределенности в стране. Особенно это характерно для неливанских информационных агентств, которые склонны преувеличивать значение отдельных инцидентов в стране и регулярно указывают на неизбежную угрозу развязывания в Ливане вооруженного конфликта. Западные и даже ряд арабских (кувейтская газета «ас-Сияса», Интернет-издание «Элаф») СМИ нередко выпускают достаточно провокационные материалы, которые способствуют поддержанию состояния неопределенности в Ливане.
Важную роль в формировании информационного фона вокруг ливанского кризиса играют сообщения о ходе расследования убийства Р. Харири. Еще до момента обнародования результатов деятельности комиссии ООН у неспециалистов, а также у представителей «арабской улицы» вполне может сложиться впечатление о несомненной «причастности» и даже «заинтересованности» сирийского руководства в устранении одного из наиболее выдающихся ливанских политиков современности.
В мае-июне 2005 г. в Ливане прошли парламентские выборы, в результате которых большинство мест в Палате депутатов получили политики, выступавшие под антисирийскими лозунгами. Тем не менее нельзя однозначно охарактеризовать всех ливанских оппозиционеров как ярых противников «особых отношений» с САР.
Во-первых, можно назвать лишь незначительное количество принципиальных противников Дамаска. Это прежде всего христиане из объединения «Корнет Шехван», фалангисты А.Жмайеля, «Ливанские силы», известный журналист Дж.Туэйни. Казалось бы, серьезной силой, противостоящей сирийскому влиянию, можно назвать маронитскую церковь и лично патриарха Н.Сфейра, однако высшее маронитское духовенство, несмотря на поддержку оппозиционных христианских объединений, проводит линию на диалог и согласование позиций со всеми, в т.ч., и просирийскими силами.
Во-вторых, нельзя говорить и о реальном антисирийском настрое политиков из движения «аль-Мустакбаль». Известно, что семейство Харири имеет тесные связи с Западом. Кроме того, сам покойный Р.Харири, несмотря на постоянные попытки представить его как «героя, павшего в борьбе с Асадами», тесно сотрудничал с сирийцами и представлял большую ценность для Дамаска, где высоко ценили его международный авторитет.
Движение «аль-Мустакбаль» воспользовалось всплеском антисирийских настроений после убийства экс-премьера скорее для того, чтобы заявить о себе и возглавить ливанскую оппозицию. Р.Харири в свое время не спешил этого делать, т.к. весьма настороженно относился к деятельности оппозиционеров и не стремился окончательно разрывать отношения с официальным ливанским руководством и Дамаском.
Зато в дальнейшем, особенно после выборов и формирования нового правительства, даже когда речь заходила об убийстве Р.Харири, никаких антисирийских лозунгов руководство Движения не выдвигало. Наконец, учитывая декларируемый общеливанский характер движения, а также тонкости ливанской политики (например, проблема «Хизбаллы», дальнейшее развитие отношений с Дамаском), С.Харири и его союзники не могут более позиционировать себя как антисирийская сила.
В-третьих, традиционный противник сирийского влияния М.Аун, развязавший в 1989 г. войну против сирийцев и их союзников, пошел на союз в самом «сирийском» избирательном округе – на севере Ливана с такими просирийскими силами, как Сирийская национал-социальная партия, С.Франжье, О.Караме. Прибыв в Ливан в мае 2005 г., М.Аун мог присоединиться к антисирийскому «Бристольскому собранию», однако тогда генералу не удалось найти общий язык с объединенной оппозицией и его Свободное патриотическое движение выступало на выборах отдельно от «Бристольского собрания». В конечном итоге это сильно спутало карты и внесло раскол в антисирийское движение в Ливане.
По результатам прошедших выборов М.Ауну удалось создать противовес основной массе оппозиционных объединений, однако его радикальная политическая программа1 и нежелание идти на компромисс поставили генерала в положение аутсайдера и существенным образом повлияли на его президентские амбиции. Постепенно М.Аун начинает наводить мосты с сирийским руководством и, возможно, попытается заручиться поддержкой Дамаска, выступая как «оппозиция оппозиции».
Вообще, по оценке сирийских аналитиков, большинство членов нового парламента относится к Сирии благоприятно или нейтрально. Кроме того, около 50 депутатов имеют особые политические, экономические или семейные связи с сирийцами. В целом у САР существуют широкие возможности по индивидуальному воздействию на упомянутых выше парламентариев, однако на сегодняшний момент объективно нет политического деятеля, на которого мог бы опереться Дамаск и который был бы способен сплотить лояльных Сирии политиков. Как ни странно, но складывается впечатление, что на эту роль претендует некто иной, как бывший мятежный генерал М.Аун. Он действительно весьма популярен в христианской среде, однако приобрести вес в ливанской политике он сможет только в том случае, если установит союзнические отношения с кем-либо из ведущих политических игроков. Теперь его потенциальными союзниками могли бы стать только представители просирийского лагеря.
Прошедшие выборы помогли ливанским политикам «поделить» страну теперь уже в отсутствие непосредственной сирийской опеки. Более того, результаты голосования по отдельным избирательным округам отражают ставшее традиционным в послевоенные годы соотношение сил и распределение зон влияния партий и крупных кланов в Ливане.
В частности, на юге страны с конца 80-х годов безраздельно господствуют шиитские организации «Хизбалла» и «Амаль». Руководство «Партии Аллаха» официально заявило, что считает выборы в Южном Ливане «референдумом о необходимости сопротивления Израилю», а результаты голосования (с учетом большого отрыва от ближайших конкурентов) действительно указывают на популярность идеи сопротивления в ливанском обществе2.
От друзских районов Горного Ливана в парламент в очередной раз прошли В.Джумблат и ряд его сторонников по ПСП. Одним из депутатов от округа Метн, несмотря на общую победу избирательного блока М.Ауна, стал представитель влиятельного маронитского клана П.Жмайель. От Бейрута и Сайды места в парламенте получили члены семейства Харири. В целом по остальным избирательным округам можно привести еще ряд таких примеров.
Значительные изменения произошли на севере Ливана. Как показали выборы, там ослабли позиции традиционных, просирийски настроенных кланов Франжье (марониты) и Караме (сунниты). На политической арене вновь появились «Ливанские силы» (вообще этот регион, особенно христианский город Бшарре, в настоящее время можно считать главной «базой» этой организации). Кроме того, на Север впервые «проникли» союзники Харири. Движению «аль-Мустакбаль» удалось закрепиться в традиционной зоне сирийского влияния и не допустить в парламент потенциальных союзников Дамаска из этого региона.
В то же время, опираясь на итоги выборов, нельзя говорить о действительной популярности движения «аль-Мустак-баль» во главе с С. Харири. Скорее речь идет о технически эффективной системе политических альянсов, а также о грамотной работе с электоратом. В некоторых районах (прежде всего на севере Ливана) традиционное клановое и партийное влияние уступило место действительным политическим (а возможно, и материальным) интересам избирателей. Так, за время прошедших выборов Движение стало основным объектом жалоб в связи с подкупом избирателей. Косвенным подтверждением этого также может стать и незначительный отрыв депутатов блока по количеству полученных голосов от своих ближайших конкурентов3. По оценкам ряда ливанских экспертов, прямой подкуп избирателей и другие меры воздействия на их выбор в наибольшей степени применялись во время выборов на Севере Ливана, где проживает значительное количество бедного мусульманского населения, однако в отличие от Юга здесь отсутствует единая объединяющая и поддерживающая политическая сила. В результате выборы превращаются для северян в дополнительный источник дохода, а политические итоги голосования их уже мало волнуют.
Тем не менее, политический и мобилизационный потенциал движения «аль-Мустакбаль» несомненен. Следующим шагом С.Харири теперь должно стать превращение Движения в полноценную политическую партию неконфессионального и общеливанского характера4.
С другой стороны, стоит добавить, что факт распределения мест в парламенте отнюдь не свидетельствует о какой-либо стабилизации политико-идеологического противостояния в Ливане. Следует принять во внимание очевидную аморфность ряда избирательных блоков: это касается, например, движения «аль-Мустакбаль», объединения «Корнет Шехван». Основными поводами для раскола могут послужить противоречия между сторонниками и противниками сотрудничества с действующим режимом в Ливане, с Дамаском, между умеренными и радикалами-политиками. Камнем преткновения, несомненно, станут и президентские выборы. Не исключено, что в обозримой перспективе расстановка сил в парламенте может существенно измениться.
Еще более отчетливо реальный расклад сил в стране отражает состав нового кабинета министров во главе с Ф. Синиорой. Интерес вызывает факт получения министерского портфеля членом «Хизбаллы» М.Фнейшем. Он возглавил Министерство энергетики и водоснабжения. Это одно из ключевых министерств, и его деятельность предполагает надежные связи с Сирией, важнейшим поставщиком электроэнергии и нефтепродуктов в Ливан. Пост министра иностранных дел получил шиит Ф.Салух. Он не является членом ни «Хизбаллы», ни «Амаль», однако считается их политическим союзником. 4 министерских портфеля (3-я по численности «фракция» в правительстве после движения «аль-Мустакбаль» и альянса «Хизбалла» – «Амаль») отошли к сторонникам президента Э.Лахуда. Организация «Ливанские силы» так же, как и «Хизбалла», является новичком в правительстве, однако в отличие от «Партии Аллаха» она получила лишь второстепенный пост – министра туризма5.
Во время консультаций о формировании правительства говорилось о возможности вхождения в него генерала М.Ауна. Однако, на наш взгляд, этот замысел изначально было проблематично реализовать, т.к. достаточно радикальная политическая программа М.Ауна, кроме прочего, предполагает кардинальный пересмотр такого важного аспекта политики Ливана, как отношения с Сирией6, что в корне противоречило бы программе правительства Ф.Синиоры и сразу же могло спровоцировать правительственный кризис.
Расклад сил в правительстве говорит об отсутствии у ведущей политической коалиции – «Бристольского собрания» намерения и возможностей (стоит учесть, что объединенная оппозиция так и не получила желаемых 2/3 мест в парламенте) отстранить от власти союзников Дамаска (Э.Лахуд, спикер парламента Н.Берри и др.) и принципиально изменить отношения с САР. Кроме того, это еще раз подтверждает политическую слабость и недавно возникших («Корнет Шехван», «Свободное патриотическое движение») и традиционных («Ливанские силы», «Исправительное движение Катаиб») антисирийских организаций и политиков. Им удалось проникнуть непосредственно в руководство страной, однако почти 15-летний период политической пассивности даже сейчас делает их аутсайдерами в ливанской политике, чьи основные игроки (Харири и их команда, Джумблат и его ПСП, «Хизбалла», «Амаль», а также нынешний президент Э.Лахуд и его окружение) делили власть в период сирийского господства.
Новый состав кабинета был одобрен как внутри страны, так и внешними «покровителями» Ливана. Однако пока сложно сделать вывод об эффективности действующего правительства и перспективах его дальнейшей деятельности. Основные трудности, с которыми может столкнуться правительство, вероятнее всего, будут исходить именно из его неоднородного состава, а также необходимости «воевать на два фронта»: продолжать следовать линии на сотрудничество с международным сообществом и при этом не потерять доверие внутри Ливана.
Также много вопросов вызывает неопределенное положение Э.Лахуда. Оппозиция уже неоднократно призывала к смещению президента, однако ему удавалось сохранить власть и после «кедровой революции». Вероятнее всего, окончательно этот вопрос будет решен после обнародования результатов расследования гибели Р.Харири, и если Э.Лахуду удастся сохранить пост после этого, то в обозримой перспективе его положению вряд ли что-либо будет угрожать.
По мнению ряда ливанских экспертов, президенту Э.Лахуду удастся удержаться на своем посту даже после завершения расследования Д. Мехлиса. Опираясь на поддержу депутатов из парламентских блоков М. Ауна, а также «Хизбаллы» и «Амаль», Э. Лахуд считает, что доклад международной комиссии не может иметь такую юридическую силу, чтобы обязать его уйти в отставку до завершения срока его полномочий7.
Кроме того, согласно политическим традициям Ливана, после переговоров и консультаций в кулуарах к моменту голосования в парламенте8 обычно остается не более двух кандидатов. Такая практика существенно упрощает процедуру избрания, а также делает более стабильной передачу властных полномочий новому президенту. Очевидно, что в настоящее время оперативно решить проблему выбора, более или менее приемлемого для всех заинтересованных сторон, невозможно, а следовательно, вряд ли можно ожидать, что оппозиция будет предпринимать практические шаги по смещению действующего президента. История Ливана знает кризисы, связанные с противоречиями вокруг президентских выборов, и сложно представить, что оппозиция пойдет на такой риск, только чтобы убрать Э.Лахуда.
Тем временем ливанский президент без каких-либо негативных последствий для себя принял участие в открытии 60-й сессии ГА ООН (при этом сирийский лидер Б.Асад, опасаясь государственного переворота, так и не решился покинуть страну). В доверительной обстановке Э.Лахуд обсудил с К.Ананом ситуацию вокруг Ливана и фактически продемонстрировал международную легитимность своего режима9.
Наконец, в руках у президента и наиболее близких ему политиков (мы намеренно избегаем термина «союзников») потенциально есть инструмент для провоцирования еще больших противоречий в стане оппозиции, а следовательно, выигрыша дополнительного времени: у Э.Лахуда и альянса «Хизбалла» – «Амаль» – 9 портфелей в правительстве. По ст. 69 Конституции, в случае отставки 1/3 министров из состава правительства (всего 24 человека) кабинет в полном составе уходит в отставку. А в современных условиях сформировать очередной кабинет будет еще сложнее, чем первое правительство Ф.Синиоры.
В качестве новой тенденции после событий «кедровой революции» можно отметить начавшееся возрождение христианского политического лагеря, который фактически бездействовал в период сирийского господства в Ливане. Маронитские политики сыграли важную роль в событиях, последовавших после гибели Р.Харири в феврале 2005 г., впервые после завершения гражданской войны приняли активное участие в парламентских выборах, а в дальнейшем будут стремиться увеличивать свой вес в ливанской политике. В этом контексте в повестку дня встают такие вопросы, как консолидация маронитского политического лагеря, отношения маронитских политических организаций с представителями остальных политических сил в Ливане, место и роль маронитской церкви, а также направления и перспективы «внешней политики» ливанских маронитов и их отношений с диаспорой, большинство которой также составляют христиане.
Новые тенденции затронули такие важные аспекты, как реорганизация и восстановление христианских политических партий и движений. На волне «кедровой революции» начался процесс освобождения от сирийского влияния партии «Катаиб». В ближайшее время также должно последовать и воссоединение двух «партий Катаиб»: просирийской во главе с К.Пакрадуни и традиционной, основанной на ливанском национализме, под руководством А.Жмайеля (т.н. «Исправительное движение Катаиб»).
Так, 21 июля 2005 г. по решению суда действующее руководство партии было признано незаконным. В начале сентября для управления партией был создан временный комитет. В него вошли 9 человек из числа бывших и действующих членов руководства партии, включая бывшего президента Ливана, внука основателя партии А. Жмайеля и теперешнего председателя К. Пакрадуни. Ожидается, что после выборов нового партийного руководства партия сможет вновь стать полноправным участником политической жизни страны и отстаивать интересы ливанских христиан10.
26 июля после 11-летнего заключения на свободу вышел лидер «Ливанских сил» С.Джаджа, а уже в начале августа ливанский парламент восстановил закон о политических партиях 1908 г.11, что de facto легализовало деятельность «Ливанских сил». В рамках этого закона официальное оформление должно получить также «Свободное патриотическое движение» М.Ауна12. Оба упомянутых политика в конце гражданской войны выступали как непримиримые противники. В условиях же постсирийского Ливана они – игроки на мирной политической арене страны и возглавляют уже не вооруженные милиции, а возникшие на их основе политические движения.
Представляется, что дальнейшие перспективы их взаимоотношений будут зависеть от степени их готовности отказаться от воззрений и принципов времен войны. Определяющую роль также сыграют позиции каждого из политиков внутри общины, а также действия их общих политических противников: прежде всего режима Э.Лахуда и «Хизбаллы».
И М.Аун, и С.Джаджа неоднократно заявляли о намерении участвовать в создании нового демократического и свободного от прошлых противоречий Ливана. Однако значительные политические амбиции обоих политиков и перспектива стать неформальным лидером христианской общины в «демократическом Ливане», вероятнее всего, вновь приведут к противостоянию между ними. Не исключено, что дело может дойти не только до риторики периода гражданской войны, но и до методов, применявшихся в то время.
Конечно, наличие сильной христианской составляющей на политическом поле Ливана крайне важно для успешного функционирования государства, основанного на системе конфессионального представительства. Однако после гражданской войны, в которой идеология ливанского национализма маронитов потерпела очевидное поражение, правохристианский политический лагерь превратился в главный источник реваншистских настроений в стране, и любые провокации с его стороны могли поставить под угрозу неустойчивый мир в Ливане. С того момента и до «кедровой революции» ливанские христиане, находясь под контролем сирийских и ливанских спецслужб, переживали период «ихбата», т.е. разочарования, крушения надежд, другими словами – почти полного политического бездействия внутри Ливана.
Сегодня можно констатировать, что этот период подошел к концу и на данном, пока еще переходном этапе будущее ливанских христиан зависит от политики тех христианских организаций и лидеров, которые сейчас возвращаются на политическую арену. Разумеется, современная ситуация принципиально отличается от того, что было в первые послевоенные годы, и в настоящее время для ненасильственного восстановления политических позиций ливанских христиан есть значительный потенциал. Лозунг «национального примирения», подхваченный со всех сторон ливанского политического спектра (включая таких в прошлом воинственных лидеров, как С.Джаджа и М.Аун), может обеспечить достаточно благоприятный фон для функционирования ливанской государственной машины в новых условиях.
Вместе с тем, несмотря на ряд примирительных тенденций, исходящих из христианского лагеря, он в очередной раз может стать угрозой стабильности внутри Ливана. В частности, расшатать ситуацию способны не всегда контролируемые руководством действия низовых звеньев тех же «Ливанских сил», «Свободного патриотического движения», фалангистов. Особенно тех их членов, которые проживают в «пограничных» районах и непосредственно соседствуют с представителями «конкурирующих» конфессий и партий. Речь идет о юго-востоке Бейрута, населенном маронитами и шиитами, о поселениях в горах к востоку от столицы, где в мае 2005 г. были столкновения между фалангистами и сторонниками Сирийской национально-социальной партии (СНСП), о христианских районах к востоку от Триполи, где традиционно конфликтовали вооруженные формирования «Ливанских сил», СНСП, а также принадлежащей клану Франжье партии «Марада». В частности, в июле боевиков из «Марады» обвинили в нападении на виллу оппозиционера Самира Франжье (он приходится дальним родственником просирийски ориентированному политику Сулейману Франжье), который в альянсе с С.Харири одержал победу над своими родственниками в выборах на Севере.
В то же время у маронитской политической элиты уже возникают и собственные, достаточно радикальные взгляды на будущее ливанского общества. По мнению политических и религиозных лидеров маронитской общины, заявленный процесс «национального примирения» подразумевает реинтеграцию в ливанское общество активистов партии «Хранители кедра», а также бывших боевиков Армии Юга Ливана (АЮЛ). Члены этих организаций проживают в США, Европе, а также Израиле (в Израиле находится большинство бывших боевиков АЮЛ, по разным оценкам, от 2 до 3 тыс. чел.)13.
Члены обеих милиций с оптимизмом восприняли изменения в Ливане и с подачи ливанских христиан уже задумываются о возвращении в страну. Более того, руководство партии «Хранители кедра», размещающееся сейчас в США, намерено даже в полном объеме восстановить свою политическую деятельность в Ливане14. В прошлом эта организация тесно сотрудничала с израильтянами, а также была одной из 4 организаций, объединившихся в 1976 г. в «Ливанские силы». Сейчас в заявлениях руководства «Хранителей» звучат весьма резкие оценки современной ситуации в стране15. И не исключено, что, вернувшись в Ливан, организация своей деятельностью, особенно пропагандистской, будет препятствовать стабилизации обстановки. Стоит также добавить, что в ливанском досье из Библиотеки Конгресса США «Хранители кедра» единственные из всех христианских милиций названы «террористической организацией»16, однако на отношение к «Хранителям» в США это никак не повлияло.
Не исключено, что и «Хранители кедра», и бывшие боевики АЮЛ могут быть использованы в Ливане как агенты израильского и, возможно, американского влияния, а также привлечены непосредственно к подрывной деятельности в интересах этих стран. Определенную обеспокоенность также вызывает и радикальный антипалестинский настрой обеих организаций. Такая политика особенно опасна в свете наметившегося сближения между ливанским правительством и руководством ПНА.
Наряду с возвращением в страну ливанских «политэмигрантов», а также не менее часто обсуждаемой идеей об интенсификации отношений с диаспорой и предоставлении ливанским эмигрантам избирательных прав ливанский политический истэблишмент вновь поднял проблему ликвидации конфессионализма в Ливане.
Очевидно, что сама по себе отмена конфессиональной системы коренным образом изменит баланс политических сил в стране и теоретически приведет его в соответствие с реальным политическим (читай – демографическим) потенциалом конфессиональных групп в Ливане. Христиане уже более тридцати лет не являются большинством населения, хотя и сохраняют за собой ведущие посты в руководстве и силовых ведомствах страны.
Драматизм ситуации заключается в том, что с уходом сирийских войск, «ливанизацией» партии «Катаиб», возрождением «Ливанских сил», возвращением мятежного генерала М.Ауна у маронитов появилась возможность со временем вновь стать значимым фактором в ливанской политике. Однако это представляется возможным только в случае сохранения за христианами существующих квот в государственном руководстве.
За полную ликвидацию политического конфессионализма активно выступают ливанские мусульмане (скорее даже шииты), т.к. именно они в силу своей многочисленности могли бы получить наибольшие политические дивиденды от деконфессионализации. Последствия такого развития событий в целом, несомненно, будут очень серьезными как для ситуации внутри страны, так и для ее внешней политики и регионального окружения. И в любом случае христиане вообще и маронитская община, в частности, окажутся перед лицом практически полной маргинализации.
При этом может возникнуть и противоположная тенденция. По мере политического оживления маронитской общины, а также возникновения у христиан ощущения возможности вернуть свои позиции в государстве не исключено начало репатриации. Подобная ситуация была уже в 1982–83 гг., когда после размещения в Ливане многонациональных сил в стране возникла надежда на скорейшее прекращение боевых действий, и многие эмигранты, бросая свой успешный бизнес за рубежом, спешили вернуться на родину. Сейчас этот процесс в первую очередь должен затронуть активистов до недавнего времени практически парализованных в Ливане политических организаций. Кроме уже упоминавшихся «Хранителей кедра» активную работу со своими зарубежными ячейками ведет и руководство «Ливанских сил»17.
На наш взгляд, весь комплекс вопросов, связанных с межконфессиональными отношениями внутри Ливана и диаспоры, вряд ли действительно беспокоит ливанских политиков. Скорее всего, решение отдельных проблем может быть использовано как пропагандистский шаг или в рамках политического торга по более актуальным и реалистичным вопросам.
Говоря об изменениях в политике ливанских христиан, нельзя не упомянуть и о роли и позиции маронитской церкви как наиболее влиятельной христианской религиозной организации в стране. Фактически, маронитская Патриархия утратила политическое влияние на общину с началом гражданской войны в 1975 г., когда на первый план выдвинулись вооруженные формирования христианских партий, в рядах которых, кстати, воевали и маронитские монахи. В отличие от церковного руководства монашество было далеко от центристских позиций и с началом вооруженного конфликта встало на сторону правохристианского лагеря18.
После завершения гражданской войны в связи с ослаблением христианских политических организаций церковь вновь стала позиционировать себя как защитница интересов христиан. Долгое время патриарх Н.Сфейр выступал как покровитель оппозиции и активно осуждал ливанскую политику САР, а также действия президента Э.Лахуда. Тем не менее с обострением ситуации в стране в феврале-марте 2005 г. высшее руководство маронитской церкви перешло на примиренческие позиции. Оно старается поддерживать ровные отношения с представителями всего политического спектра страны, в т.ч. и с президентом Э.Лахудом, что негативно оценивается оппозицией. В очередной раз официальная маронитская церковь отдаляется от наиболее радикально настроенных христианских политиков и оппозиции вообще.
Можно полагать, что продолжая следовать этим курсом, маронитская церковь и лично патриарх Н.Сфейр рискуют ослабить свое политическое влияние. В случае действительного возрождения ливанских христиан, как и во время войны 1975–90 гг., вероятнее всего, политические организации будут играть роль главных выразителей интересов и покровителей ливанских христиан. Разрыв политического маронизма с церковью может способствовать радикализации политики маронитских организаций и обострению политических противоречий, в т.ч. на конфессиональной почве, что особенно опасно в современных условиях.
Тем не менее, учитывая особенности политического развития Ливана на современном этапе, вряд ли можно ожидать, что ливанские христиане своими силами и исключительно политическими средствами смогут принципиально исправить ситуацию и в полной мере реинтегрироваться в политическое пространство Ливана как самостоятельная сила. По мнению ливанских наблюдателей, в ближайшей перспективе политический климат в стране будет определяться балансом сил и отношениями между С.Харири, на которого сделали ставку США, и «Хизбаллой», которая de facto является наиболее мощной военно-политической организацией в Ливане, а также пользуется поддержкой Ирана и Сирии.
Тем не менее у ливанских маронитов еще остается весомый политический аргумент, что еще долго будет выделять их среди представителей других ливанских конфессий. Речь идет об институте президентства и грядущих президентских выборах 2007 г. Однако начало президентской гонки может сильно накалить обстановку в маронитском политическом лагере. Последнее время в качестве наиболее вероятного кандидата в президенты выступал М.Аун. Ситуация несколько изменилась после парламентских выборов в июне 2005 г., когда генерал окончательно порвал с объединенной оппозицией, а следовательно, лишился необходимой поддержки со стороны ее членов. Он также утратил и демонстрируемый им имидж общеливанского политика, стоящего над межконфессиональными и межклановыми противоречиями.
По мере развития ситуации пропасть между М.Ауном и его бывшими потенциальными союзниками только увеличивается. Теперь кампанию по дискредитации генерала Ауна начали и «Ливанские силы»19. На этом фоне его успех на президентских выборах, особенно без поддержки извне, становится маловероятным. С другой стороны, в таких условиях вообще снижается вероятность избрания на высший пост кого-либо из известных военно-политических деятелей времен гражданской войны. Таким образом, наиболее перспективной сможет стать компромиссная кандидатура из числа независимых умеренных оппозиционеров.
Проблема «Хизбаллы» в сложившейся обстановке играет особую роль в ливанской политике. Деятельность этой организации связана не только с Ливаном, но также затрагивает интересы Ирана, Сирии, Израиля и США. После ухода из Ливана сирийских войск положение «Партии Аллаха» в этой стране существенно изменилось. Организация освободилась даже от чисто формального контроля и покровительства со стороны Дамаска и уже показывает свой потенциал как серьезная политическая сила, способная бороться за власть в ливанских условиях.
Принципиальное значение для деятельности «Хизбаллы» в Ливане на современном этапе сыграли состоявшиеся в июне президентские выборы в Иране. Сам факт избрания президентом радикального консерватора и активного участника событий 1979 г. в Иране М.Ахмадинежада обозначил возвращение исламской республики к более активной внешней политике, одним из столпов которой долгое время выступает ливанская «Хизбалла»20. Так, изменения в Тегеране придали уверенности руководству «Партии Аллаха», которая не только расширила свое представительство в парламенте (с 12 до 14 депутатов из 27 мест по шиитской квоте), но и добилась участия в новом ливанском правительстве.
В этом контексте новый смысл приобретает проблема разоружения «Хизбаллы». Некоторое время назад считалось, что прекратив военные действия против Израиля, «Партия Аллаха» может и должна интегрироваться в политическую систему Ливана и стать одной из политических партий. Однако современная ситуация явно показывает, что у партии достаточно ресурсов, чтобы эффективно выступать в двух качествах – бороться против Израиля на Юге и одновременно отстаивать интересы «сопротивления» и шиитской общины в парламенте и правительстве.
Сохраняя статус региональной политической силы, «Хизбалла» начинает приобретать и все больший внутриполитический вес, что вызывает беспокойство других ведущих игроков на политической арене страны. Более того, ливанские шииты сегодня действуют в составе эффективного альянса, объединяющего некогда враждовавшие «Хизбаллу» и «Амаль». Коалиция одержала победу на выборах в Южном Ливане, составляет второй по численности блок в парламенте, получила пять важных портфелей в новом правительстве. Такая расстановка сил создает надежный тыл для действий «исламского сопротивления», а также представляет неплохие возможности для усиления веса шиитов в ливанской политике.
Именно «Хизбалла» и «Амаль» являются основными сторонниками деконфессионализации ливанской политической системы. С учетом военного потенциала партии подобные лозунги справедливо создают у возрождающихся христианских партий в Ливане ощущение непосредственной угрозы. По сообщениям кувейтской газеты «ас-Сияса», «ряд маронитских организаций» принял решение о восстановлении своих военных структур и закупке для них в Европе тяжелого вооружения с целью создания противовеса «Партии Аллаха»21.
В то же время нельзя говорить об однозначно агрессивном характере политических устремлений «Хизбаллы». Организация прошла длительный эволюционный путь и смогла адаптироваться к условиям сосуществования в Ливане, где одним из ключевых принципов является компромисс, что в мирное время позволяет удерживать конфликты от сползания к гражданской войне. Сейчас партия и так находится на виду у мирового сообщества и в ближайшее время, вероятнее всего, воздержится от решительных действий внутри Ливана. Руководство прекрасно чувствует границы дозволенного, в том числе и в вопросе сохранения дружественных отношений с движением «Амаль». Разжигание какого-либо политического конфликта крайне нежелательно для лидеров партии, т.к. таким образом достаточно легко скомпрометировать себя и укрепить позиции противников «Хизбаллы», в том числе и внутри Ливана.
Важным аспектом проблемы является вопрос о существовании какого-либо внешнего контроля и поддержки партии со стороны. В свое время сирийский «зонтик» помог «Хизбалле» после завершения войны и во время разоружения остальных милиций в полном объеме сохранить свое вооруженное крыло, а также регулярно получать средства для продолжения конфронтации с Израилем. После ухода сирийцев из Ливана стало очевидно, что «Хизбалла» стала независимой в политических вопросах, и в дальнейшем Дамаск мог служить для нее только излишним сдерживающим фактором, что было бы негативно расценено в Тегеране.
На сегодняшний день, на наш взгляд, в треугольнике Иран – «Хизбалла» – Сирия сложились достаточно гармоничные отношения, адекватные развитию ситуации в Ливане и регионе. Другими словами, «Партия Аллаха» уже объективно не нуждается в постоянном военно-политическом прикрытии извне, а заинтересована главным образом в сохранении стабильного снабжения из Ирана. С другой стороны, Тегеран может использовать эту шиитскую организацию как средство давления на Израиль. Однако очевидно и то, что иранцам также нет смысла до предела раскалять обстановку как в Ливане, так и в районе ливано-израильской границы. Особенность современной ситуации в Восточном Средиземноморье заключается в том, что любое вооруженное противостояние в регионе может стать поводом для военной интервенции американцев. В этом случае в рамках «борьбы с международным терроризмом» удар может быть нанесен и по «Хизбалле» и, возможно, даже по отдельным объектам в Иране.
Надо понимать, что давление на «Хизбаллу» с целью ее разоружения, а также любые вооруженные провокации со стороны ливанских христиан также могут вызвать ответные действия со стороны «Партии Аллаха». В этом контексте не стоит упускать из виду тот факт, что у «Хизбаллы» существует широкая сеть ячеек за рубежом, в том числе в странах, где традиционно проживают крупные ливанские общины – в Западной Европе, Латинской Америке, Африке и США. Кроме того, известно, что «Партия Аллаха» поддерживает постоянный контакт с шиитскими организациями в арабских государствах Персидского Залива.
Отдельно следует затронуть проблему противостояния на ливано-израильской границе. В 2000 г. израильтяне уже создали прецедент и ушли с Юга Ливана, летом 2005 г. началась реализация плана одностороннего размежевания с палестинцами. Теперь в СМИ стали появляться сообщения о возможном уходе израильтян из района ферм Шебаа. Однако в районе т.н. «голубой линии» кроме ферм Шебаа находится еще ряд спорных участков территории22 и, несмотря на действия израильтян, «исламское сопротивление» на Юге Ливана еще долгое время будет сохранять свою легитимность в глазах ливанцев и увеличивать авторитет «Партии Аллаха».
События в Израиле и на палестниских территориях, несомненно, оказывают воздействие на формирование регионального политического климата. Говоря о влиянии израильского фактора на ситуацию в Ливане в контексте данного анализа, хотелось бы с новой точки зрения взглянуть на ливанско-из-раильские отношения.
Хорошо известно о существовании «особых отношений» между Ливаном и Сирией. Однако, рассматривая ситуацию вокруг Ливана в контексте «Большого Ближнего Востока», можно также говорить и об «особых отношениях» между Ливаном и Израилем, которые включают как экономико-географическую, так и военно-политическую составляющие.
Важный аспект ливано-израильских отношений связан с сотрудничеством между руководством Израиля и маронитским политическим истэблишментом в Ливане. Принципиальным моментом здесь является то, что и марониты, и евреи позиционируют себя на мусульманском Ближнем Востоке как меньшинства, находящиеся во враждебном окружении23. Набольшего расцвета маронитско-израильские отношения достигли в период гражданской войны, и сейчас, несмотря на не очень удачный опыт того времени, возможности для полноценного восстановления сотрудничества сохраняются.
Однако стоит внимательнее посмотреть на ливанскую оценку таких отношений. Очевидно, что до конца 80-х годов Ливан не выступал таким последовательным противником Израиля, как, например, Сирия или насеровский Египет. В начальный период войны в Ливане фалангисты, «Ливанские силы», а также АЮЛ активно сотрудничали с Израилем. Бывший президент Ливана Б.Жмайель фактически спровоцировал военное вмешательство израильтян во время событий вокруг города Захле и горы Синнин в 1981 г., а также подготовил почву для крупномасштабного израильского вторжения в 1982 г.
В то же время доподлинно известно и то, что для ливанцев израильские союзники, как правило, выступали политическим инструментом и средством дополнительной военной поддержки. Тот же Б.Жмайель, уже готовясь к возможному израильскому вторжению, провозгласил лозунг о полном суверенитете ливанского руководства над всей территорией страны и с помощью израильтян намеревался распространить свое господство на весь Ливан.
На наш взгляд, маронитско-израильские отношения прежде всего определяются обстановкой в Ливане вообще и положением маронитов, в частности. Фактически эти обстоятельства отражают, насколько марониты заинтересованы в связях с Израилем в конкретный момент.
После ухода сирийских войск в ливанской системе безопасности возник вакуум, что может привести к усилению взаимодействия израильтян и возрождающихся христианских политических организаций. Такие контакты чреваты серьезной угрозой в случае возникновения любой конфликтной ситуации с вовлечением в нее ливанских христиан. На современном этапе ливанские христиане все еще крайне уязвимы, но у них уже не существует какого-либо ограничения на собственную «внешнюю политику», что позволяет снова обратиться за помощью к израильтянам.
Что касается позиции руководства Израиля, то по оценкам израильских экспертов, там надеются на скорейшее установление дипломатических отношений с северным соседом. Более того, в случае конкретных инициатив и гарантий со стороны официального Бейрута израильтяне даже готовы пойти на ряд уступок в урегулировании пограничных проблем. С этой точки зрения в Израиле весьма оптимистично смотрят на изменения в ливанской политике и ожидают прорыва в двусторонних отношениях24.
Так, внешнеполитические шаги ливанских христиан могли бы стать катализатором сближения двух государств. По нашему мнению, ливанско-израильское сотрудничество в современных условиях в случае мирного развития ситуации в Ливане и понимания со стороны остальных арабов (особенно Сирии, где разъединение двух треков мирного процесса будет воспринято негативно) потенциально могло бы стать важным стабилизирующим фактором в регионе.
В то же время, даже если предположить, что в обозримой перспективе удастся прийти к нормализации отношений между Ливаном и Израилем, узловой проблемой, которая, вероятнее всего, будет влиять на формирование политики всех заинтересованных сторон, включая «Хизбаллу», станет раздел водных ресурсов приграничных рек. Этот фактор напрямую связан с жизнеспособностью еврейского государства и в перспективе будет играть решающую роль в формировании ливанской политики Израиля.
После израильского вторжения 1982 г. палестинцы стали наиболее маргинализированной частью ливанского общества. Некоторые изменения статуса палестинцев произошли уже после «кедровой революции», когда правительство Н.Микати расширило список видов неквалифицированного труда, которыми могут заниматься палестинцы. Тем не менее эти меры весьма далеки от статуса «иностранного рабочего», за получение которого (в качестве компромиссного варианта) выступают многие ливанские палестинцы25.
Палестинская проблема вновь вышла на первый план в связи с началом реализации израильского плана одностороннего размежевания с палестинцами и визитами представителей их руководства в Ливан. Палестинское государство начинает приобретать очертания, и ПНА приступила к более активной работе с беженцами за пределами Палестины. В свою очередь ливанские палестинцы развернули деятельность по развитию официальных палестино-ливанских отношений. Первым результатом стало соглашение о перемещении из Ливана в сектор Газа около 3 тыс. палестинцев для усиления служб безопасности ПНА.
Для нынешнего ливанского руководства эти процессы могут иметь весьма благоприятные последствия, т.к. укрепление в ливанских лагерях беженцев позиций ПНА позволит, с одной стороны, ослабить влияние просирийских группировок, а с другой, – лишить поддержки исламистские организации, которые особенно активны среди палестинских беженцев.
Важен тот факт, что лагеря беженцев, особенно расположенные в районе городов Триполи и Сайда, являются важной опорой для деятельности радикальных исламистских организаций (практически все они суннитские по составу, в основном ваххабитского толка и в качестве конечной цели провозглашают установление в Ливане исламского государства). Лагеря, до сих пор пользующиеся экстерриториальным статусом, удобны и как укрытие, где в случае каких-либо действий со стороны ливанских правоохранительных органов могут найти убежище «активисты» этих организаций. В палестинских лагерях активно действуют эмиссары «аль-Каиды».
Ливанские власти до сих пор не могут самостоятельно установить полный контроль над ситуацией внутри палестинских лагерей, и поэтому укрепление позиций ПНА в лагерях беженцев может способствовать гармонизации палестино-ливанских отношений.
Достаточно тесно с палестинской проблемой связана и деятельность ливанских исламистских организаций. Традиционно исламистский фактор в Ливане проявлялся достаточно слабо. Долгое время исламистская идеология не могла прижиться в Ливане. Сунниты (в настоящее время именно они являются главной движущей силой радикальных исламистских организаций) изначально занимали достаточно высокое положение в ливанском обществе, что параллельно с привычной для Ливана «идеологией» родственных и территориальных связей препятствовало возникновению и развитию в стране радикальных религиозных идей.
Во время гражданской войны традиционные общественные связи в Ливане подверглись значительным изменениям. Анархия, вызванная продолжительным вооруженным конфликтом, обусловила масштабное обнищание ливанцев-мусульман, а также способствовала проникновению в страну радикальной мусульманской идеологии и ее сторонников.
В отличие от шиитского населения страны, буквально «разделенного» между «Хизбаллой» и «Амаль», у ливанских мусульман-суннитов не было единой объединяющей базы и сдерживающей силы. Кроме того, проблема только усложнялась наличием массы бесправных палестинцев, которые до сих пор проживают в неподконтрольных правительству лагерях и нелегально созданных поселениях.
С учетом вышесказанного радикальные суннитские организации занимают маргинальное положение на ливанской политической арене. Они пользуются незначительной поддержкой населения (не более 20% суннитской общины без учета палестинцев), оторваны от суннитского политического истеблишмента, мало представлены во властных структурах, из-за своих религиозно-политических установок не могут пойти на политический союз с другими ливанскими организациями, в т.ч. и мусульманскими. С одной стороны, это вынуждает их искать поддержки у наиболее бедной и политически незащищенной части населения (это опять же мусульмане-сунниты и палестинцы), а с другой, – объясняет готовность этих организаций к силовой конфронтации с ливанским руководством и делает их открытыми для иностранного влияния26.
Следует также учесть, что после гибели Р.Харири в стране практически не осталось суннитских политиков, пользующихся более или менее значительной поддержкой населения (очевидно, что ни молодой С.Харири, ни действующий премьер-министр Ф.Синиора не могут претендовать на место и авторитет Р.Харири). Кроме того, значительная часть суннитской общины (прежде всего это просирийски настроенные политики) оказывается вытесненной из процесса урегулирования современных внутриполитических противоречий. Те же мусульмане-сунниты, которые действительно принимают участие в управлении страной, поддерживают тесные связи с американцами и европейцами, что не может не вызывать недовольства исламистов и сочувствующих им.
Такое положение суннитских нотаблей, традиционно пользовавшихся значительным авторитетом в крупных прибрежных городах (Бейрут, Сайда, Триполи), только способствует радикализации наиболее бедных представителей общины, которые в поисках социальной защиты и политической опеки вынуждены обращать взор на исламистов. Вместе все это превращает суннитский радикализм в Ливане в удобный инструмент для дестабилизации обстановки в стране.
В контексте региональной ситуации проблема исламизма в Ливане многогранна. С одной стороны, спекуляции в западной прессе на тему активизации ливанских исламистов, а также до недавнего времени весьма популярное дело О.Бак-ри являются инструментами для дальнейшего возмущения ситуации в Ливане, разжигания противоречий среди ливанских мусульман. Кроме того, вопросы исламизма весьма болезненно воспринимаются в Дамаске, и поэтому муссирование сообщений о деятельности радикальных мусульманских организаций в Ливане и Сирии вносит напряженность в сирийско-ливанские отношения.
С другой стороны, потенциально Ливан вполне может превратиться в арену для деятельности различного рода салафитско-джихадистских течений. Еще в марте 2005 г. ливанские наблюдатели фиксировали рост политической активности исламистских группировок в связи с ожидавшимся выводом сирийских войск из Ливана. Пока на виду лишь реорганизация их политических структур, однако обострение политических противоречий в стране и рост общей неопределенности обстановки неизбежно обеспечат приток в ряды радикалов значительного количества потенциальных боевиков, в т.ч. и из числа приезжих «моджахедов», получивших опыт участия в «джихаде» в различных регионах мира.
На наш взгляд, суннитский радикализм в Ливане сможет в полной мере выйти из тени традиционных политических организаций и действительно начнет влиять на политику в стране в двух случаях. Во-первых, перейти к активной военно-полити-ческой деятельности исламисты, скорее всего, будут способны только в случае продолжительного кризиса власти, общего фона межконфессиональных противоречий, а также очевидной неспособности ливанских служб безопасности контролировать ситуацию в стране. Фактически в этом случае речь может идти об обстановке, предшествующей началу гражданской войны.
В другом случае всплеск исламистской активности может произойти в результате чрезмерного вмешательства американцев и их союзников в ливанскую политику, особенно в таких вопросах, как разоружение «Хизбаллы», политика в отношении палестинских беженцев, урегулирование с Израилем. Антиамериканские настроения в регионе и в Ливане весьма живучи и в любой момент могут вырваться наружу.
Численность военизированных структур наиболее воинственных организаций в Ливане («Джунд аш-Шам», «Джамаат ат-таухид аль-ислямийя», «Асбат аль-ансар» и др.) примерно можно оценить в несколько сотен человек. Динийский мятеж в январе 2000 г. продемонстрировал немалый военный потенциал радикальных организаций, выявив в то же время и территориальную ограниченность их деятельности.
Некоторым показателем повышенной активности и амбиций ливанских исламистов могут стать их угрозы и обвинения в адрес ряда ведущих ливанских организаций. Так, по сообщениям ливанских СМИ, объектом критики со стороны исламистских организаций стала «Хизбалла», которая обвиняется в отходе от «исламских идеалов» и стремлении подчинить результаты противостояния Израилю политическим целям партии внутри Ливана27. 14 сентября также появились сообщения об угрозах со стороны «аль-Каиды» в адрес «Ливанских сил».
Некоторое время назад Ливан являлся одной из опор региональной политики САР, однако в настоящее время он кажется «ахиллесовой пятой» сирийского руководства, и не последнюю роль в этом играет навязанная извне интернационализация внутриполитического кризиса в Ливане.
Развитие ситуации в Ливане с конца 90-х годов высветило многочисленные просчеты в ливанской политике Дамаска. Со времени вступления сирийских военных на территорию Ливана в 1976 г. и постепенного и продуманного установления в стране сирийского контроля произошли значительные изменения как на региональном, так и на международном уровнях. В условиях нового расклада сил в регионе и в Ливане сложившаяся система сирийского военно-политического присутствия на территории западного соседа начала оказывать чрезмерное воздействие на ливанское общество. Действия сирийского руководства и его многочисленных ливанских союзников становились все более прямолинейными и жесткими, что в конечном итоге стало вызывать недовольство со стороны остальных ливанцев. Недостаточно взвешенная политика Дамаска, усиливающийся сирийский контроль, получивший свое отражение в силовых действиях против оппозиции, а также неоднократное вмешательство в ливанские конституционные процессы в конечном итоге спровоцировали усиление антисирийских настроений в Ливане, которые выплеснулись после трагических событий 14 февраля 2005 г.
Более того, объективная оценка последствий гибели Р.Ха-рири позволяет сделать вывод, что в результате нее именно интересы Сирии пострадали в наибольшей степени, и этот факт не позволяет говорить о причастности официального Дамаска к убийству бывшего ливанского премьер-министра. Тем не менее периодически озвучиваемые результаты этапов международного расследования указывают на возможную вовлеченность сотрудничавших с сирийцами ливанских военных, что может негативно повлиять на репутацию Дамаска.
Что касается действий самих сирийцев, то в последнее время они стараются не только дистанцироваться от внутриливанских событий, но и пересмотреть свое отношение к ним. Сегодня военно-политические приоритеты, избранные Сирией в последней трети XX в., такие, например, как оказание давления на Израиль, дополняются очевидной необходимостью поддерживать «имидж» миролюбивой страны, что в свою очередь могло бы позволить ей строить равноправные отношения с ведущими игроками на мировой политической арене, такими как Евросоюз и США. На данный момент Дамаск заинтересован в недопущении активизации как ливанских, так и сирийских исламистов, а также в сохранении сотрудничества с Ливаном в области безопасности.
Несмотря на кажущуюся слабость, Дамаск без какого-либо ущерба для себя летом 2005 г. инициировал т.н. «пограничный кризис», когда «из соображений безопасности» сирийцы тормозили, а в течение некоторого времени вообще перекрыли проезд автотранспорта из Ливана через КПП на сирийско-ливанской границе. В результате в Дамаск прибыла делегация во главе с новым премьер-министром Ф.Синиорой, который подтвердил «особый» характер сирийско-ливанских отношений и приверженность ливанцев двусторонним договоренностям в сфере безопасности 1991 года.
Кроме того, сирийцы намеренно поощряют развитие новых противоречий внутри ливанского политического истеблишмента. Лучшим подтверждением этому можно считать согласие сирийцев и их ливанских союзников на освобождение из заключения С.Джаджи и возвращение М.Ауна. Последний не только способствовал расколу внутри оппозиции, но и попытался сплотить вокруг себя часть просирийских сил.
Приведенные выше факты еще раз подтверждают, что несмотря на очевидное политическое поражение и уход сирийцев из Ливана, Дамаск лишь частично утратил влияние на обстановку в Ливане. Достаточно продуманная ливанская политика Дамаска на протяжении последних 30 лет создала надежную базу, благодаря которой САР еще долгое время будет иметь голос в ливанских делах. Возрастающая политическая активность Вашингтона на ливанском направлении, несомненно, позволит американцам играть более значимую роль в Ливане, однако полностью вытеснить сирийцев и действовать без учета их т.н. «особых отношений» США будет практически невозможно. Официально для США Дамаск уже не является объектом «демократизации» (по крайней мере, по иракскому сценарию) и в Вашингтоне признали, что режим Б.Асада способен к самостоятельной трансформации, и готовы к налаживанию обычных дипломатических отношений с Бейрутом28.
Фактически вновь действует формула 1982 г. тогдашнего министра иностранных дел САР А.Хаддама: «Израильтяне могут сделать Б.Жмайеля генералом, но не могут превратить его в общеливанского лидера». Сегодня американцы способны «раскрутить» С.Харири, М.Ауна, а при необходимости и С.Джаджу, однако только при участии Дамаска любой из этих политиков может претендовать на реальное руководство страной.
Развитие ситуации в Ливане было весьма одобрительно встречено в Вашингтоне. Как страна, входящая в состав Большого Ближнего Востока, Ливан важен для американцев в качестве нервного центра арабского Машрика, не менее чувствительного, чем Ирак и страны Персидского Залива. Этноконфессиональное многообразие Ливана позволяет американцам отсюда воздействовать на различные болевые точки всего региона. Речь идет о ливанских христианах, о шиитах, «Хизбалле» и ее иранских спонсорах, суннитском радикализме, палестинцах, активной армянской диаспоре, курдах, для которых Ливан является относительно безопасной «штаб-квартирой», а также об исторически сложившихся отношениях с Сирией и полувековом конфликте с Израилем.
Если говорить более конкретно, то сейчас можно выделить четыре цели внешней политики США по отношению к Ливану. Первое – это всестороннее поддержание демократических процессов в Ливане и превращение его в «движущую силу» «Нового Ближнего Востока».
После этого становится возможным достижение второй цели, а именно – стабилизации обстановки на южной границе Ливана и ослабления действующих в стране антиизраильских сил («Хизбалла») и настроений. Наконец, уже около 30 лет американцы пытаются протолкнуть идею поселения в Ливане более 350 тыс. палестинских беженцев, чего, однако, ни при каких условиях не позволяют ливанцы. В свою очередь, максимальный прогресс на этих трех направлениях позволил бы сдвинуть с мертвой точки процесс ливано-израильского мирного урегулирования.
После т.н. «кедровой революции» и парламентских выборов Ливан на настоящий момент стал «образцом» демократического государства на Ближнем Востоке. США крайне важно сохранить достигнутое и в дальнейшем опираться на ливанский опыт. Ведь в случае с этой страной «демократизация» произошла скорее по «цветным» европейским сценариям, чем по жестоким принципам американской ближневосточной политики (хотя без этого тоже не обошлось). Логично, что следующим шагом США может стать организация всесторонней экономической помощи Ливану. В этой связи весьма актуальна проблема монополизации американцами спонсорства Ливану29.
Исторически государством-покровителем Ливана выступала Франция. Очевидно, что Париж не обладал и не обладает такими возможностями, как Вашингтон, и в решении политических проблем вокруг независимого Ливана (после 1943–46 гг.), а потому нередко действовал уже на вторых ролях. С начала гражданской войны 1975 г. часть ливанской политической элиты, в частности, К.Джумблат, Р.Эдде рассчитывали, что именно Франция сыграет ключевую роль в урегулировании кризиса с наименьшими потерями для ливанской государственности и экономической системы. В конечном итоге именно США стали той западной страной, чья позиция была определяющей в решении ливанской проблемы.
Ситуация несколько изменилась после прихода к власти Р.Харири, который имел дружеские отношения с президентом Франции Ж.Шираком. Французам удалось частично вернуть себе роль покровителя Ливана, организовав, в частности, в ноябре 2002 г. в Париже международную конференцию по Ливану.
Реальность сегодняшнего дня такова, что США пытаются полностью взять в свои руки контроль над ситуацией в Ливане. Это подразумевает, что французы должны отказаться от реализации собственных «ливанских проектов», включая возможное проведение новой международной конференции, и лишь обеспечивать поддержку американским инициативам. Однако значительная часть ливанской политической элиты (преимущественно христиане) сохраняют свои традиционные связи в Париже и вряд ли одобрят одностороннюю ориентацию на США. Не исключено, что американцы могут дать французам больше свободы в Ливане, однако в ответ будут ждать от них усиления сотрудничества по Ираку, Ирану и другим ближневосточным проблемам.
Французская политика на Ближнем Востоке, несомненно, имеет более благоприятный имидж в Ливане. В этой связи стоит отметить, что во время недавнего всплеска насилия в стране ливанцы вновь вспомнили американского госсекретаря Г.Киссинджера. По мнению многих ливанцев, именно он несет непосредственную ответственность за раскручивание межконфессиональных противоречий в самом начале гражданской войны, а также способствовал началу военной интервенции Дамаска в 1976 г. Напротив, французская политика всегда руководствовалась принципом сохранения территориальной целостности Ливана. Она характеризуется меньшим прагматизмом по отношению к Ливану, а также является более гибкой в таких чувствительных вопросах, как, например, разоружение «Хизбаллы». В то же время, несмотря на разные цели и подходы, сейчас США и Франция стараются действовать сообща и не демонстрировать существующие разногласия.
Что касается реальных результатов политики западных государств, то пока предпринимаемые ими действия вряд ли будут способствовать достижению консенсуса внутри Ливана и дружественным отношениям между Ливаном и Сирией. Как отмечал сирийский представитель при ООН Ф.Мекдад, и как показали дальнейшие события, резолюция № 1559 уже «разделила ливанский народ». Появление этого документа в связи с продлением полномочий президента Э.Лахуда придало первый импульс еще не оформившейся оппозиции и помогло ей указать на тех, кто шел «против международной законности». Усилия американцев по запуску «международного» процесса по расследованию убийства Р.Харири обеспечат им уже прямую возможность оказывать влияние на ливанские дела и сирийско-ливанские отношения. Подобно эпопее с комиссиями МАГАТЭ и «иракским оружием массового поражения», результаты расследования могут быть использованы США как повод и удобный предлог для ужесточения американской политики в отношении Дамаска и его ливанских союзников.
Сейчас многие эксперты связывают назначение К.Райс на пост госсекретаря США как возврат к американской внешней политике времен Г.Киссинджера. По их мнению, современная кризисная ситуация в Ливане искусственно раздута, а американцы вновь хотят превратить эту страну в полигон для политических экспериментов30.
Парадокс заключается в том, что процессы демократизации на Ближнем Востоке будут действительно отвечать интересам США в долгосрочной перспективе и способны стабилизировать политический климат в регионе. Однако в ближайшее время эти процессы скорее вызовут обратную реакцию – отторжение, рост антиамериканизма, а как следствие – нестабильность в регионе31. Кроме того, по мнению американских же экспертов, нельзя говорить о стопроцентной устойчивости «молодых демократий»32. В связи с Ливаном эта мысль особенно актуальна. Уникальная ливанская демократия, существовавшая до середины 70-х годов, основывалась на конфессиональном балансе и практически не регулируемой, но весьма эффективной рыночной экономике. Сейчас ни того, ни другого не существует, и сложно предположить, что в современных условиях в Ливане демократия сможет существовать без вмешательства извне. В лучшем случае она будет нуждаться в значительных объемах финансовой помощи.
При неблагоприятном варианте развития ситуации – в случае роста напряженности в стране и возникновения вооруженных конфликтов всплеск экстремизма может вызвать «эффект домино», который в условиях «Большого Ближнего Востока» затронет даже регионы, непосредственно не относящиеся к арабскому Востоку. В настоящий же момент американская политика в Леванте может усугубить ливанский кризис, спровоцировать нестабильность в Сирии, а в конечном итоге только ускорить нежелательное развитие ситуации в регионе.
Ливан в очередной раз стал заложником политических процессов регионального уровня, и поэтому угроза внутригосударственной стабильности может возникнуть под влиянием внешних факторов, а именно иранского, израильского, палестинского и, несомненно, американского.
В настоящий момент ситуация в Ливане и вокруг него при видимой стабильности таит в себе ряд аспектов, каждый из которых в любой момент может сорвать наметившееся оздоровление ситуации. Проблема конфликтов, подобных ливанскому, заключается в том, что их первопричины лежат в плоскости, обозначаемой современными политологами как «human security». В русской трактовке это понятие подразумевает право человека жить в соответствии с его представлениями о собственной идентичности, право защищать свой образ жизни. Вопросы идентичности включают в себя национальность, религию, специфическую трактовку истории, особые политические теории («Географическая Сирия», концепция исламского государства, «Великий Ливан», изоляционистские устремления ливанских христиан и т.д.), уникальный характер внешних связей.
Все это в конечном итоге определяет специфический образ жизни не только этноконфессиональных групп, но и отдельных семейств в Ливане. С одной стороны, подобный плюрализм способствует возникновению открытого универсального общества, каким был Ливан в 60-е годы. С другой стороны, множественность в принципе обуславливает высокую конфликтогенность ливанского общества, которое в начале 70-х окончательно утратило внутренний баланс и вступило в период то затихающих, то вновь вспыхивающих социально-политических конфликтов.
Решение проблемы безопасности в Ливане вполне возможно, однако при этом необходимо четкое определение соответствующих мер. Понятие безопасности имеет две трактовки: первая – это действия и механизмы по установлению или принуждению к безопасности, различного рода силовые действия или демонстрация силы (в ливанских условиях этот метод нашел воплощение в резолюции СБ ООН № 1559); вторая трактовка – шаги, направленные на создание и поддержание ощущения безопасности, т.е. необходимого социально-политического климата (безопасность такого рода существовала в Ливане до начала гражданской войны и основывалась на исправно функционирующем Национальном пакте 1943 г.), способствующего мирному решению политических противоречий.
Именно последний подход, на наш взгляд, в наибольшей степени отвечает специфике основанного на компромиссе ливанского общества. Точечные меры по навязыванию политических решений извне способствуют дисбалансу в обществе и создают потенциальные конфликтные ситуации, когда одна сторона чувствует себя слишком сильной, чтобы идти на компромисс. Другая сторона оказывается слишком слабой и зажатой в угол (в таком положении нередко оказывались ливанские христиане), а потому готова к любым действиям, чтобы исправить свое положение.
Современная ситуация в Ливане указывает на то, насколько сильно эта страна подвержена внешнему влиянию. Ливан гармонично вписывается в пространство Большого Ближнего Востока, а следовательно, в значительной степени зависит от процессов и тенденций, существующих в регионе. В свою очередь эта страна также принимает участие в формировании регионального политического климата, и в случае сохранения внутриполитической нестабильности и эскалации кризиса внутриливанские и сирийско-ливанские противоречия могут взорвать ситуацию за пределами Ливана и Сирии.
ближний восток ливанский политэмигрант
Список литературы
1. www.tayyar.org.
2. Elections 2005 Lists and Candidates // Lebanon wire.
3. The Daily Star, 11.08.2005.
4. Lebanon wire, 19.07.2005.
5. www.tayyar.org.
6. Ан-Нахар, 20.09.2005.
7. ст. 49 Конституции Ливанской Республики президент избирается Палатой депутатов (парламентом).
8. Ас-Сафир, 21.09.2005.
9. www.el-kataeb.org
10. Байан хизб «Хирас аль-Арз», 13.09.2005, 18.09.2005. С официального сайта партии «Стражи кедра» – www.gotc.com.
11. www.lebaneseforces.com – информационный ресурс партии «Ливанские силы», 17.09.2005.
12. Аль-Хаят, 30.08.2005.
13. Ас-Сияса, 15.08.2005.
14. Рассадин П.А. Возможные последствия вывода сирийских войск из Ливана // Современный Ближний Восток: сирийско-ливанское направление. Выпуск 8(10). – М., 2005, с. 17.
|
