Согласно книге Маршалла Маклюэта "Галактика Гутенберга", вышедшей еще в 1962 году, с самого изобретения печати вплоть до 1960-х гг. преобладал линейный способ мышления. Но во второй половине ХХ века ему на смену приходит более глобальное восприятие образов. Это произошло благодаря развитию современных средств телекоммуникации и, как следствие, появлению новых видов средств массовой информации, прежде всего телевидения и других электронных СМИ.
В настоящее время меняется сам принцип восприятия информации вообще и литературы в частности. Сегодня, благодаря Интернет меняется модальность бытования текста, меняется его природа. Более не существует расстояний и зависимости книги от тиража и факта самого издания. Эпоха Гутенберга вступает в свою финальную стадию развития, за которой должно появиться нечто новое. Первые ростки новой эпохи виртуальной культуры появились уже сегодня благодаря принципиально новому детищу информационной цивилизации - сети Интернет. Она перестал быть интересной игрушкой и становится мощным инструментом, позволяющим создать новую модальность взаимодействия автора, читателя и книги. Этим обуславливается появление текстов, существующих только в вритуальном (сетевом) виде благодаря технологии HTML. Литература становится все более интерактивной - один из последних таких русскоязычных текстов - "РОМАН" Р. Лейбова (он же М. Мухин); его текст базируется по адресу http://www.cs.ut.ee/~roman_l/hyperfiction. Подобный текст, скорее всего, не удастся опубликовать на бумаге никогда. Благодаря Интернет сокращается до минимума расстояние между автором и читателем; многие книги, в том числе и тексты Пелевина, были доступны еще до их издания на бумаге.
Вопрос бытования современной литературы связан с самой структурой, идеологией сети. Она представляет из себя своеобразный круглосуточный литературный салон, где есть свои "кружки", то есть сайты, на которых лежат книги, где есть так называемые "форумы", то есть конференции, где обсуждаются новые книги, идет обмен мнениями.
Подобная интерактивнасть созвучна самой природе современной литературы, которая построена по принципу некоего глобального интертекста, в котором существует огромное количество вариантов переживания и прочтения всей предыдущей литературной традиции.
Именно поэтому мне видится логичным как некий интертекст, как своеобразный гиперроман, где ссылки на другие источники не выделены, но существуют, и задача читателя, таким образом, сводится их нахождению и осознания первоисточника.
Исходя из этих соображений мною был проведен эксперимент на уроках литературы в 10-х классах при изучении "Преступления и Наказания" Ф. М. Достоевского.
Современное состояние методики преподавания литературы базируется на конвергентном модусе сознания (в терминах В.И. Тюпы), предполагающего поиск знания и его согласование в противоположность дидактике, скажем, Я.А. Каменского, базирующейся на передаче знания "сверху вниз", не предполагающего ответной реакции ученика, воспринимающего информацию о том, что "Достоевский гений" без всякого энтузиазма, как некий гештальт, образ, не находящий отклика и личного отношения, пусть даже критического к его текстам.
Одной из основных задач учителя на уроке является построение диалога с классом, но на мой взгляд это только первый этап, безусловно принципиально важный для самого факта передачи знания ученикам. Сегодняшнее состояние методики преподавания диктует необходимость новых подходов, обусловленных социально-экономическими особенностями нашей страны в этот, текущий момент и позволяющих заинтересовать ученика, выявить его личное отношение. Позитивное оно или негативное это другой вопрос, в данном случае не важный. Главным мне видится именно личное отношение, а не отношение преподавателя, переданное ученику. В свете вышеизложенного мне видится перспективным изучение классической литературы, в данном случае "Преступления и наказания" Достоевского посредством литературы современной, а именно "Чапаева и Пустоты" В. Пелевина.
Целью диалога на уроке я вижу создание некоего текста, построенного здесь и теперь, пропущенного через личное отношение к изучаемому произведению. Этого можно достичь посредством его деконструкции и воссозданию заново. Но процесс этот видится мне не линейным, а трехмерным. Объемность достигается путем построения диалога не только с учениками, но и непосредственно ученика с текстом и диалога между текстами. Подобный эффект трехмерности создаваемого на уроке диалога я назвал бы гипертекстом.
Создание такого метода было продиктовано необходимостью заинтересовать учеников прочитать "Преступление и наказание", и оживить, актуализировать, создать ориентировочный рефлекс. Трехмерная конструкция гипертекста включает в себя помимо читателя и читаемого текста еще и весь предшествующий литературный опыт. По мнению Умберто Эко подобный текст начинает играть с читателем, предоставляя ему всевозможные варианты прочтения.
Моя гипотеза состояла в том, что заинтересовавшить модным романом "Чапаев и Пустота" писателя Пелевина, особенно тем эпизодом, где Петр Пустота видит инсценировку "маленькой трагедии" "Раскольников и Мармеладов".
После чтения на уроке указанной "маленькой трагедии" и эпизода убийства страрухи из "Преступления и наказания" ученикам десятого класса были заданы следующие вопросы:
1. Воспринимаете ли вы этот текст как простое надругательство над романом "Преступление и наказание"?
2. Обнаруживаете ли вы в данном тексте продолжение идей Достоевского?
3. Вредно или полезно читателю, изучившему роман Достоевского "Преступление и наказание" читать Пелевина?
4. Ваше непосредственное впечатление от данно текста.
5. Какой показалась интонация разговора с русской классикой (раздражает, возмущает, настораживает, эпатирует, завораживате, кажется неприемлимой?
6. Воспринимаете ли вы данный текст как призыв покончить не только с достоевщиной, но и с Достоевским?
Результаты этого опроса говорят о том, что моя гипотеза о значимости создания гипертекста на уроке литературы верна, так как в полученных мною детских работах присутствуют очень разные интерпретации взаимодействия текста Пелевина с текстом Достоевского. Мнения колеблются от полного неприятия пелевинского текста до одобрительных отзывов о нем.
Например:
Екатерина: На мой взгляд произведения Пелевина нельзя считать ни продолжением романа, ни грубым искажение его. Это потрясающая своей неожиданностью и новизной интерпретация. Скорее даже, размышление на волнующую свех тему преступления, порожденного дурманом индивидуализма, в котором за основу принят сюжет "Преступления и наказания".
Настя: Мне кажется, что в словах Пелевина нельзя искать простое надругательство над романом Достоевского. В них также нет и продолжения идеи "Преступления и наказания". Я вижу в тексте отражение ассоциаций автора, которые в нем вызывает роман Достоевского. Каждый человек воспринимает какое-либо произведение по-своему. Нельзя сказать, что "Преступление и наказание" вызывает у всех читателей какие-то чувства и вносит какие-то изменения в мировоззрение того, кто рочел роман. <...> Интонация разговора с мировой классикой настораживает: можно ли так смело обращаться с тончайшим полотном идеи Достоевского. Но ведь эмоции, вызванные у Пелевина романом еще тоньше, еще сложнее и намного сумбурнее. Все это завораживает, вызывая интерес и желание разобраться, прав ли Пелевин в своем отношении к мировай литературе. Я думаю что человеку, изучившему Достоевского, полезно прочитать этот текст, чтобы взглянуть на "Преступление и наказание" под другим углом.
Мария: Идея текста мне показалась глупой. Я воспринимаю этот текст как надругательство над романом Достоевского. Меня пугает эта "человек в маске-бабка" с топором, которая кидается на Раскольникова и душит его. Меня возмущает идея о том, что текст можно посчитать за продолжение романа "Преступление и наказание". Я думаю что человеку, изучившему "Преступление и наказание" вредно читать Пелевина, который, видимо, не до конца поняв роман, нашел в нем лишь повод для создания своего глупого, пустого "текстишки".
Ирина: Только сначала можно воспринять этот текст как надругательство над романом Достоевского. Вот и я , немного поразмыслив над этим текстом, хочу сказать что не считаю его ни насмешкой, ни надругательством. <...> Этот текст есть продолжение идей Достоевского. Сценка кажется странной, но в ней заложен свой смысл...
А: Честно говоря, первым впечатлением от данного текста было некоторое замешательсто и недоумение. Ничего подобного я еще никогда не слышала и не читала. На первый взгляд - полная бессмыслица. И вот эта бессмыслица привлекла меня, насторожила и заинтересовала.
Достоевский выдержал еще один перевод в иронический дискурс, что безусловно говорит о качестве его романа. С другой стороны, нельзя не сказать и о тексте Пелевина - ибо только с помощью его "Чапаева и Пустоты" удалось создать диалог-разногласие, соеденить различное восприятие и оценки романов. Современный текст помог наполнить классический роман личным отношением, показать генетическую связь сегодняшней литературы с предыдущей традицией. Такое интерактивное взаимодействие легитимировано современным состоянием литературы, базирующейся во многом на материале предыдущих эпох. Такой подход позволяет осветить вопрос о целостности текста, то есть по сути своей проблему взаимодействия текстов друг с другом и с читателем. Игра текста смыслами дает возможность созать свой, личный текст из выявленных смыслов; происходит конструирование своего отношения благодаря деконструкции романа. Полученный в результате этого текст по своей природе интерактивен, это гипертекст на бумаге и сознании; к плоскости страницы добавляется третье измерение - разум и память.
Д.А.: Пелевин попытался найти ответ на вопрос: актуален ли роман Достоевского в наше время. И если да, то как он перекликается с современностью. Автор пытается найти общие точки соприкосновения. Интонация разговора с русской классикой показалась мне несколько иронической, но в то же время завораживающей. Ведь за видимой простотой и юмором изложения скрыт очень глубокий смысл.
Оксана: Роман Достоевского обретает "второе дыхание", новую жизнь.
Мне видится весьма актуальным использование подобной методики на уроках литературы, так как она позволяет избавиться от клишированности восприятия текста, она дает импульс для создания собственного мнения, развития своих мыслей и своего отношения к изучаемому произведению. И именно в этом я вижу главную задачу преподавания литературы в школе.
Список литературы
Дмитрий Умбрашко. Пелевин и Достоевский на уроке литературы.
|
