САМЫЙ ТРУДНЫЙ ДЛЯ РОССИИ НАРОД
Чечня, которую мы не знаем
| Проблема сохранения территориальной целостности России, которая сегодня решается в основном военными средствами, не снимется с повестки дня и после того, как с терроризмом в так называемой Ичкерии будет покончено. Хотя "покончено" будет только с нынешними его проявлениями - ведь подрастает новое поколение чеченцев, которое в своей жизни пока что ничего, кроме бандитизма, бомбежек, похищений людей и т.п., не видело, а идеалом героя для мальчишек является человек с автоматом. Нерешенность чеченской проблемы происходит во многом из-за незнания теми, кто эту проблему пытается разрешить, особенностей истории, культуры, психологии чеченцев. К сожалению, в последнее время почти не говорится о глубинных пластах, на которых зиждется понятие о свободе и несвободе, государственности, независимости, о России в самом чеченском народе, почти не исследуется сам народ. С любезной помощью Музея и Общественного центра имени Андрея Сахарова и его директора Юрия Самодурова "НГ" публикует материалы, подготовленные для намеченной на начало декабря конференции "Чеченская Республика и Россия: общества и государства". На наш взгляд, публикуемые сегодня статьи представляют большой интерес для тех, кто всерьез озабочен возможностью мирного решения проблем России и Чечни. В дальнейшем мы планируем опубликовать другие материалы конференции.
|
ИСТОРИЯ Чечни по многим причинам изучена крайне слабо. Понять же современное состояние Чечни еще сложнее. О теперешней Чечне мы даже не можем сказать, сколько людей в ней проживают - разные цифры колеблются в пределах сотен тысяч. К этому надо добавить некоторую "закрытость" чеченского общества, его болезненное современное психологическое состояние, его (во многом оправданное) недоверие к "чужим", крайнюю политизированность и склонность к созданию разного рода мифологических конструкций.
В отличие от других северокавказских народов, имевших сложнейшую сословную иерархию, чеченцы были обществом в значительной мере эгалитарным. Когда-то чеченцы свергли власть князей - своих, кабардинских и кумыкских, но обстоятельства и хронология этих важнейших для истории Чечни событий практически не известны. Во всяком случае, к концу XVIII века чеченское общество было обществом, где доминировали вольные общинники - крестьяне и воины, объединенные в тейпы и группировки тейпов (тукхумы). Отношения в этом обществе регулировались неписаным, но относительно разработанным традиционным правом, в котором большую роль играло право (и обязанность и институт) кровной мести, делавшей убийство чеченцем чеченца и не только убийство, но и любое преступление против личности делом предельно опасным и серьезным.
Такое общество культивирует (и предполагает), с одной стороны, ценности свободы и равенства, нежелание и, можно сказать, неспособность подчиниться какой-либо внешней и принудительной власти, с другой - развитое стремление к соперничеству (в рамках своего мира, своей социальной среды) и чувство чести. Именно потому, что общество практически не знает фиксированных статусов, обостряется борьба за нефиксированные места в той неформальной статусной иерархии, которую создает общественное уважение. Каждый старается "не ударить в грязь лицом", превзойти других мужеством и силой ("джигитством"), "умением вести себя", мудростью, гостеприимством и, естественно, способностью отомстить за обиды, нанесенные ему или его роду. Каждый тейп соперничает с другим и дает другим разные нелестные и насмешливые характеристики. Такое общество в значительной мере "интровертировано" и "закрыто". Мнение своих значит очень много. Мнение же чужих, например, русских, - мало.
Такое общество, очевидно, в значительной мере "самодостаточно". Государствообразование в нем происходит в связи с необходимостью борьбы со страшной внешней угрозой - русским завоеванием, - одновременно с укоренением идеологии воинствующего ислама, проповедующего газават против неверных суфийского ордена накшбандийа и в виде подчинения власти имамов. При этом и Шамилю приходится трудно с чеченцами, свободолюбие которых протестует против религиозно-государственной дисциплины, которую он пытается внести.
Эта система ценностей, в значительной мере сохранившаяся до сих пор, чеченское свободолюбие и своеобразная динамика "анархической" разобщенности и сплоченности - важнейший источник того, что политическое развитие Чечни пошло по совершенно иному пути, чем у других народов и общепозднесоветская-постсоветская модель была здесь модифицирована "до неузнаваемости".
Именно в силу такой социальной природы и таких ценностей традиционного чеченского общества завоевание и подчинение его для России оказалось задачей предельно трудной, потребовавшей колоссального напряжения сил всей великой Российской империи. В отличие от других кавказских обществ здесь практически не было той социальной верхушки, которую можно было перетянуть на свою сторону. Завоевание крохотной Чечни заняло 75 лет и стоило чеченцам и русским сотни тысяч убитых. Но и после поражения шамилевского имамата продолжаются восстания и, соответственно, усмирения. Бюрократические порядки российского самодержавия отторгаются чеченцами.
Во время Гражданской войны в России чеченцы пытаются вместе с другими народами Северного Кавказа создать независимое северокавказское государство и успешно воюют с Деникиным, способствуя победе большевиков. Большевики в то время готовы обещать всем все что угодно, а чеченцам - так даже управление по законам шариата (как позже это делал Ельцин, призывая автономии брать столько суверенитета, сколько они хотят). И, как и большинство народов Российской империи, чеченцы попадают в ловушку. Советская власть принимает от царской эстафету борьбы за подчинение Чечни порядкам российской бюрократии.
Снова серия восстаний и карательных акций, кульминацией которых стала депортация чеченцев в Казахстан (идея депортации - не сталинская, это - очень старая российская колониальная идея, но реализовать ее смогла лишь тоталитарная сталинская власть).
Однако до конца советской эпохи чеченцы оставались для советской власти народом "неблагонадежным" и "подозрительным" (это естественно: после того, как ты причинил кому-то много зла, доверять ему ты уже не можешь). И не только в глазах власти. Память о бесконечном сопротивлении российскому колониализму, на которую наложились выдвинутые сталинской пропагандой для оправдания депортации обвинения в том, что "чеченцы помогали Гитлеру", делали образ чеченца и в глазах рядового русского несколько страшноватым и зловещим. В конце концов строку Лермонтова о "злом чечене, ползущем на берег", знал практически каждый русский школьник.
Стремление чеченцев выйти из состава Российской Федерации в своей основе совершенно естественно, рационально и нормально. Но при этом надо понимать, что оно не могло принять формы трезвого расчета. Депортация чеченцев в 1944 году для чеченского сознания значит приблизительно то же, что для еврейского гитлеровский геноцид или для армянского - резня 1915 года. Это - страшная травма, воспоминание об этом и ужас перед возможностью повторения этого преследует каждого чеченца. И события 1991-1994 гг. оживили этот ужас. Поэтому чеченцы не просто боролись за свободу Чечни, они боролись за жизнь, за существование своего народа, не только против реальных угроз и опасностей, но и против мифологической угрозы.
Третий фактор, обусловивший события 1991-1996 гг., также связан с первыми двумя. Это - специфика социальной структуры позднесоветского чеченского общества. Урбанизация шла медленно, и громадное число сельской молодежи (а рождаемость у чеченцев по советским меркам была громадной) не могло устроиться ни в селе, ни в городе и активно погружалось в маргинальную для советского общества экономическую деятельность - прежде всего "шабашила" в чеченских строительных артелях, работавших по всему Советскому Союзу.
Поэтому нет ничего удивительного, что узкий интеллигентски-бюрократический чеченский слой и не смог взять в свои руки руководство национально-освободительным движением, направив его в "цивилизованное" русло, и был сметен революцией 1991 года и затем войной, вынесшими на поверхность и сделавшими элитой чеченского общества представителей низовых и маргинальных социальных слоев. И именно эти люди, с их значительно более традиционалистской психологией, с их более спокойным отношением к смерти - и чужой и своей - смогли возглавить сопротивление и разбить Российскую армию, что, естественно, никогда бы не смогли сделать чеченские профессора и партработники.
Поражение в чеченской войне для России - отнюдь не однозначное зло. Сила чеченского сопротивления в какой-то мере сбила нараставшее в русской верхушке стремление компенсировать провалы в экономике и тяжелое положение народа разного рода великодержавными действиями и "позами". Очевидно, определенные выгоды получили от чеченской войны и наши "бывшие автономные" республики, обращение с которыми Центра при другом исходе могло бы быть куда более жестким.
Однако сами чеченцы не получили ничего, кроме разоренной и измученной страны. Очень многое в печальном положении послевоенной Чечни объясняется действием именно тех факторов, которые привели чеченцев к военной победе.
Прежде всего это то же самое чеченское "вольнолюбие" и нежелание подчиняться внешней и принудительной, государственной, власти, которое переносится с чужой, российской, и на свою собственную власть. Во время войны чеченцы героически изображали правильно организованные государство и армию - со своими президентом, вице-президентом, генштабом и командующими фронтами. Но как только война кончилась, чеченский "анархизм" вновь вышел наружу. При этом он вышел усугубленный естественными последствиями революции и войны, вынесшей на поверхность и сделавшей политической элитой социальные слои и социальные типы, способные воевать и побеждать, но очень мало соответствующие задаче построения нормального дееспособного государства. Масхадов имеет дело с очень плохо управляемым народом и не имеет тоталитарной идеологии и партии - чеченская революция была национальной, а не идеологической. Помешать Басаеву совершать "газават" Масхадову практически невозможно.
Малокультурная (будем называть вещи своими именами), очень плохо понимающая, как устроен "нечеченский" мир, и не знающая, как решать грандиозные задачи, стоящие перед ней, современная чеченская политическая элита мечется. В головах ее бродят самые причудливые идеи, которые иногда проговариваются, повергая мир в изумление (вроде высказывания Масхадова, что идеологию ваххабизма в Чечню подбросили через Саудовскую Аравию евреи). И чувствуя, что построение "нормального" правового демократического государства никак не получается, она судорожно ищет какой-то сильной, тоталитарной идеологии. Но главное направление поисков - ислам и шариат. Если просто так чеченцу очень трудно казнить или посадить в тюрьму другого чеченца, то, может быть, это будет сделать легче, если все это будет совершаться по воле Аллаха?
Но и этот путь - крайне труден. Интерпретации шариату даются самые разные, а на горизонте маячит опасность глубокого раскола между основным суфийским направлением ислама и проникающими через посредство различных ближневосточных центров "фундаментализмом" и саудовским ваххабизмом.
Чеченцы сейчас склонны, что вполне естественно, видеть за своими бедами "российские спецслужбы", "израильские спецслужбы". Но хотя, может быть, какие-то внешние силы Чечне и вредят, главный источник чеченских бед - само чеченское общество. Все чеченские проблемы упираются в одну - трудность создания в Чечне упорядоченного правового государства, трудность, связанную с глубокими особенностями чеченской культуры, причем теми же самыми особенностями, которые сделали чеченцев таким храбрым и страшным для врага народом. Чеченские беды - это те чеченские "недостатки", которые - продолжения чеченских "достоинств". Поэтому, как бы ни сложилась дальнейшая история Чечни, путь к правовому государству чеченцам предстоит долгий и мучительный.
Статья Дмитрия Фурмана
|
