Якобинская диктатура: политика террора (1793-1794)
Вот уже два столетия продолжаются споры историков о феномене Террора во Французской революции. Но какие бы его интерпретации не предлагались, в них неизменно звучали три доминирующих мотива. Одни считали, что политика робеспьеристов отвечала интересам неимущих слоев ("социальный мотив"), другие — что она была утопична и противоречила любым реальным интересам вообще ("мотив утопии"), третьи стремились представить террор как порождение "фатальной силы вещей" ("мотив обстоятельств»). Любопытно, что на обстоятельства военного времени как на причину Террора никто из рассмотренных нами авторов тогда не ссылался.
Творцы же "черной легенды" Робеспьера приписывали свергнутым "тиранам" безграничное честолюбие, кровожадность, человеконенавистничество и прочие отвратительные качества, фактически сводя причины Террора к психологическим особенностям нескольких, стоявших у власти индивидов. Но с начала 1795 г. зазвучала мысль, что в основе действий робеспьеристов лежала некая законченная система представлений о конечной цели революции, правда, относительно содержания этого идеала высказывались разные точки зрения.
"Социальный мотив"
В известном памфлете Гракха Бабефа "О системе уничтожения населения", увидевшем свет в 1796 г., утверждалось, что Робеспьер и его "партия" следовали тщательно разработанному плану перераспределения имуществ в пользу бедняков, для чего занимались массовым истреблением крупных собственников. Он выдвинул также совершенно фантастическую гипотезу о намерении робеспьеристов уничтожить часть и самих бедняков с целью избавиться от избыточного населения. По его мнению, Неподкупный и его окружение, проводя политику Террора, руководствовались заботой о неимущей части общества и стремились к установлению "подлинного равенства".
Ф. Буонарроти называл сторонников Неподкупного "друзьями равенства" и утверждал, что их доктрина предполагала установление "справедливого" общественного строя путем перераспределения собственности в пользу неимущих: "Устройство складов, где хранились запасы, законы против спекулятивных скупок, провозглашение принципа, в силу которого народ становился собственником предметов первой необходимости, законы об уничтожении нищенства, о распределении государственной помощи, а также общность, господствовавшая тогда среди большинства французов, являлись одними из предварительных условий нового порядка. По мнению Буонарроти, Террор был прежде всего средством реализации социально-экономической программы революционного правительства: "Мудрость, с какой оно подготовило новый порядок распределения имуществ и обязанностей, не может ускользнуть от взоров здравомыслящих людей... В конфискации имущества осужденных контрреволюционеров они усмотрят не фискальное мероприятие, а обширный план реформатора".
П.Т. Дюран де Майян считал Робеспьера "народным диктатором, мало-помалу возвысившимся, благодаря расположению к нему черни". По мнению этого автора, Робеспьер и его сторонники-монтаньяры хотели, чтобы "наказание богатых врагов революции обернулось выгодой для бедных патриотов". Он относился к подобным устремлениям крайне отрицательно.
"Мотив утопии"
Наиболее ярко он представлен в 1795 г. видным политическим деятелем Э.Б. Куртуа. По убеждению автора доклада, трагедия Террора стала результатом грубого нарушения естественного хода вещей, в соответствии с которым до того времени развивалась революция: "Всемирный разум, ...что приводит в движение миры и обеспечивает их гармонию, был подменен разумом одной партии... Революция, которую считали более или менее постепенным переходом от зла к благу, была отныне уподоблена лишь удару молнии. Причину столь фатального развития событий автор доклада видел в желании робеспьеристов провести в жизнь путем жесточайшего государственного принуждения умозрительно созданный ими план социального устройства, совершенно не учитывавший реального положения дел. В своем стремлении реализовать подобную утопию сторонники Робеспьера проявляли упорство религиозных фанатиков, не останавливаясь ни перед чем ради достижения поставленной цели. Эта попытка силой втиснуть реальную общественную жизнь в абстрактную схему имела самые печальные последствия: робеспьеристская политика привела к разрушению торговли, предпринимательства, искусств и ремесел, — отмечал автор доклада.
Английский мыслитель Берк подчеркивал, что уникальность французских событий заключалась именно в той ведущей роли, которую в них играла идеология разрыва с прошлым, — в абсолютном неприятии деятелями революции существовавших до нее социальных реалий: "Французские революционеры недовольны всем; они отказываются хоть что-нибудь реформировать; они ничего не оставляют без изменения, да-да, совсем ничего". Он также пришел к выводу, что во время господства якобинцев пропасть между реальностью и тем абстрактным идеалом, к которому они пытались привести нацию, была как никогда широка. В 1796 г. он дал якобинцам такую характеристику: "Эти философы — фанатики, не связанные с какими-либо реальными интересами, они с таким тупым остервенением проводят безрассудные эксперименты, что готовы принести в жертву все человечество ради успеха даже самого незначительного из своих опытов".
Подобное объяснение феномену Террора предложила А.Л.Ж. де Сталь, активная участница революционных событий и автор одной из первых исторических работ о них. Эпоха Террора, по ее утверждению, была отмечена беспрецедентным господством политического фанатизма. Машина террора, сложившаяся в значительной степени стихийно, в якобинский период приводилась в действие пружиной идеологии. Большинство же политиков (за исключением Неподкупного) не оказывали практически никакого влияния на ход событий: "Политические догмы, царили в то время, но уж никак не люди".
Монтаньяр Левассер, отмечал в своих мемуарах, что политика этой "партии" строилась в соответствии с теоретическими принципами, едва ли осуществимыми на практике. Причем верность робеспьеристов своей доктрине доходила, по словам Левассера, до фанатизма: "Робеспьер и Сен-Жюст в применении своих теорий не останавливались ни перед чем; оспаривать их идеи значило объявить себя их личным врагом, а это могло закончиться только смертью". Он характеризовал Робеспьера и Сен-Жюста как "людей непреклонных, руководствовавшихся принципами и искренне желавших республики, хотя для ее победы они оказались способны применить и кровавые методы".
«Мотив обстоятельств»
После реставрации Бурбонов роялистская публицистика обрушила на революцию жесточайшую критику, фактически отождествив ее с Террором. Вот тогда-то в воспоминаниях бывших революционеров и людей им сочувствующих зазвучал "мотив обстоятельств". Например, известный писатель Ш. Нодье обозначил его следующим образом: "События бывают гораздо сильнее характеров и... если некоторые люди давили на своем пути народы, то потому, что их толкала сила столь же непреодолимая, как та, что пробуждает вулканы и низвергает водопады". Этот же "мотив" есть и у Левассера: "Никто не думал устанавливать систему террора. Она была создана силой обстоятельств...". По его словам, репрессии 1793-1794 гг. были вызваны необходимостью борьбы с интервенцией и внутренней контрреволюцией.
"Мотив обстоятельств" преобладал у Б. Барера и Л. Карно. "События показали, — писал Барер, — что не было иного пути к спасению Франции и свободы и что Конвент избрал единственный способ обеспечить национальную оборону". Террор был необходимым средством защиты, ответом ударом на удар, — так считал Карно.
Ж. Фуше ссылался на то, что внешнее и внутреннее положение Франции не оставляло возможности для выбора. О себе "палач Лиона" писал, что "вынужден был приспосабливаться к языку эпохи и платить дань роковой силе обстоятельств".
Бывший монтаньяр А. Тибодо в своих воспоминаниях также писал о стихийном характере возникновения и распространения Террора. "Ничто не было так далеко от систематичности, как террор... — утверждал он. — Именно сопротивление внешних и внутренних врагов революции мало-помалу довело дело до террора".
Итоги террора.
Не сбылись мечты о пересоздании французского народа по морально-культурному типу, измышленному последователями Руссо и Мабли. Не к уравнению состояний привел Т., а лишь к насильственному их перемещению в руки спекулянтов, дельцов и пособников Т. Ничего не выиграли и крестьяне от эпохи Т., а многие из них пострадали.
Принудительные меры правительства времен Т. так парализовали промышленность и торговлю, что оно могло лишь с величайшими усилиями и жертвами поддерживать в Париже прежнюю цену на хлеб, которого было так мало.
Моральный результат его: он не пересоздал французского народа в том смысле, как надеялись Робеспьер и Сен-Жюст, но произвел переворот в настроении и образе мысли французов: "Т. сокрушал все умы, давил на все сердца; он составлял силу правительства, а она была такова, что многочисленные обитатели обширной территории как будто утратили все качества, отличающие человека от скотины. Казалось, что в них осталось лишь на столько жизни, сколько правительству было угодно им предоставить. Человеческое я не существовало более; индивидуум превратился в автомат: ходил, возвращался, мыслил или переставал мыслить, сообразно с тем, как его толкала или вдохновляла общая тирания".
Этот моральный переворот сопровождал собою политический переворот. Террористы внесли в войну и в политику тот же дух насилия и деспотизма, которым проникнуто было их внутреннее управление. Их войны были проявлением гордыни и властолюбия. Господство террористов послужило переходом от народовластия в смысле свободы, из которого исходила революция, к власти над народом, которою она окончилась.
Был ли Террор необходим?
Некоторые утверждают, что Террор был необходим для спасения Франции. Кине, страстный поклонник революции, возразил на это: "Упрямая иллюзия террористов - в том, что они взывают к успеху, чтобы оправдать себя перед потомством. На самом деле лишь успех мог бы оправдать их. Но где же он, этот успех? Террористы были поглощены эшафотом, который они соорудили; республика не только погибла, но стала ненавистна, контрреволюция победоносна, деспотизм заступил место свободы, за которую целый народ клялся умереть. Это ли успех? Сколько раз еще будут повторять бессмыслицу, что гильотина была необходима для спасения революции, которая не была спасена?".
|
