Содержание
1. Введение
2. Общественно-политическая обстановка 70-80-х годов 20-го века.
3. Диссидентство. Движение правозащитников.
3.1 Пражские события 1968 г.
3.2 Диссидентское движение
3.3 Подпольные группы
3.4 Суд над Даниэлем и Синявским
3.5 Демонстрация на Пушкинской площади
3.6 «Процесс четырех»
3.7 «Хроника текущих событий»
3.8 «Самиздат»
3.9 Открытые диссидентские группы
3.10 Политзаключенные
4. Заключение
5. Список используемой литературы
1.Введение.
С середины 60-х до середины 80-х годов политический режим в СССР «пришел в себя» после развенчания Сталина и других новаций Хрущевской «оттепели», готовность общества к переменам была ограничена жесткими рамками идеологической парадигмы «строительства коммунизма», политической монополией партийно-государственных структур, номенклатуры, являющейся оплотом консерватизма, и отсутствием влиятельных социальных групп, заинтересованных в демонтаже тоталитаризма.
Несмотря на официальный тезис о сближении социальных групп, на деле шло усложнение социальных отношений. Усиливалась дифференциация в качестве и уровне жизни, реальных правах управленческого строя и остального населения. Противоречивость явлений в советском обществе не могла не отразиться на развитии его духовной сферы - образовании, науке, культуре.
Отношения власти и общества в период с середины 60-х до середины 80-х годов привели к третьей волне эмиграции.
Все это отражало наличие, переплетение и противоборство двух направлений в духовной жизни советского общества с середины 60-х до середины 80-х годов.
В эти годы зародилось диссидентское движение, о котором пойдет речь в данной работе.
2. Общественно-политическая обстановка 70-80-х годов 20-го века.
Концепция «развитого социализма». Смена курса в октябре 1964 г. Должна была неизбежно повлечь за собой и новое идеологическое обоснование. Первоначально свертывание демократических начинаний Хрущева объяснялось необходимостью борьбы с его субъективизмом и волюнтаризмом.
Однако весьма скоро потребовалось более обстоятельное обоснование консервативного внутриполитического курса. Таковым стали концепция «развитого «социализма» и теория перманентного обострения идеологической борьбы социалистической и капиталистической систем по мере продвижения к коммунизму.
В выступлении Брежнева на праздновании 50-летия Октябрьской революции (1967 г.) впервые прозвучал вывод о построении в СССР «развитого социалистического общества», оформившийся со временем в новую целостную идеологическую концепцию «развитого социализма». Она опиралась на вполне реальный факт создания в СССР основ индустриального общества. Авторы концепции высказывали идеи полной, хотя и относительной однородности советского общества; окончательного решения национального вопроса; отсутствия внутри общества каких-либо реальных противоречий. Соответственно предполагалось и бесконечное его развитие. Это, в свою очередь, вело к формированию у руководства КПСС благодушного и самоуспокоенного восприятия действительности. Не подрывая веры в коммунизм, эта концепция переводила задачу его построения из конкретно-исторической плоскости (как этого требовал ХХII съезд КПСС) в теоретическую, отодвигая ее реализацию на долгие времена. Причем, чем сложнее становилась ситуация в экономике и социальной сфере, тем громче звучали рапорты о трудовых успехах и достижениях. Не удивительно, что позже концепция «развитого социализма» была названа идеологией застоя.
Тезис об обострении идеологической борьбы вытекал по существу из сталинского положения об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму, который «обосновывал» в 30-е гг. необходимость массовых репрессий. Теперь же обновленный тезис должен был объяснить общественности преследование инакомыслящих как борьбу с «агентами влияния» Запада, оправдать запреты и ограничения в духовной жизни. Эти идеологические новации были отражены в Конституции 1977 г.
Развитие социальной сферы. За период 1965 до начала 80-х годов были достигнуты значительные успехи в повышении материального уровня жизни советских людей. Росла заработная плата основных категорий трудящихся. Стали получать ежемесячную денежную оплату труда колхозники, росли пенсии и стипендии, существовала развитая система бесплатных социальных услуг, ощутимые льготы устанавливались для пенсионеров, инвалидов, участников Великой Отечественной войны – а это были десятки миллионов людей. Продолжалось жилищное строительство, минимальный продовольственный ассортимент был доступен каждому человеку.
Но и в социальной сфере накапливались противоречия из-за неспособности властей динамично направлять ее развитие. Нарастала трудовая апатия, многочисленные трудовые почины и разные формы соревнования при отсутствии стимулов превращались в кратковременные – к очередному юбилею – кампании и показуху. Уравниловка и «выводиловка» в оплате труда на общественном производстве пробуждала частную инициативу, так называемую «теневую экономику» в мелких ее проявлениях: «левые» приработки, хищения на производстве («несуны») – мало кто жил «на одну зарплату».
Недовольство людей вызывали очереди в магазинах и ассортимента дефицит, низкое качество отечественных товаров побуждало к погоне за импортным, что порождало спекуляцию. Росли не обеспеченные товарами и услугами денежные сбережения населения в сберкассах, что рассматривалось идеологическими властями как показатель роста уровня жизни советских людей. Вызывала нарекания работа транспорта, низкая эффективность бесплатного медицинского обслуживания, качеству услуг. Молодые и образованные работники были недовольны своим медленным социальным продвижением.
В начале 80-х годов все социальные проблемы усугубились как в связи с полной недееспособностью политического руководства, так и в связи с внешней ситуацией. По уровню потребления алкогольных напитков СССР вышел на первое в место в мире, в провинции была фактически введена карточная система на основные продукты питания. Сократилась продолжительность жизни населения, увеличилась детская смертность. Реально наметилось снижение жизненного уровня населения.
Противоречия в развитии художественной культуры. Первоначально брежневское руководство заявило о продолжении в области художественной культуры линии «золотой середины», выработанной еще при Хрущеве. Это означало отказ от двух крайностей – очернительства, с одной стороны, и лакировки действительности – с другой. Эта позиция прозвучала и в отчетном докладе ХХIII съезду КПСС. Однако в выступлениях на том же съезде руководителей региональных партийных организаций прозвучало требование «давать решительный отпор вылазкам фальсификаторов истории» (под ними понимались критики сталинизма). Обвинив руководство партии в «недостаточной партийной требовательности к отбору и публикаций произведений литературы, искусства и кино», они призвали не печатать тех произведений, которые «искажают нашу действительность, проповедуют пессимизм, скептицизм, упадничество, тенденциозно искажают отдельные этапы жизни советского общества». В качестве примера была названа повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича».
По указанию отдела пропаганды ЦК КПСС начала расцветать «производственная» тематика. В работах, посвященных этим проблемам, все завершалось благополучно после вмешательства партийных чиновников. А недостатки списывались на происки врагов или недостатки воспитания.
С середины 70-х гг. стала активно внедряться практика госзаказов на постановку фильмов, написание сценариев, романов и пьес. В партийных инстанциях заранее определялись не только их количество и тематика (приоритет принадлежал историко-революционным, военно-патриотическим и производственным проблемам), но и исполнители тех или иных ролей. Такой подход очень скоро привел и к застою и в художественной культуре. Значительно усилился идеологический контроль за средствами массовой информации, учреждениями культуры. Значительно возросла и роль цензурного пресса. Все чаще запрещались публикации художественных и публицистических произведений, выход на экраны уже готовых кинофильмов, исполнение тех или иных музыкальных произведений, организация художественных выставок. Театральные постановки (даже классического репертуара) выпускались лишь с одобрения специальных комиссий.
На проводившихся совещаниях идеологических работников вновь зазвучали «ждановские» оценки отдельных произведений и их авторов, обвинявшихся в «мелкотемье», «натуралистическом описании мелких страстишек», «сенсационности», «псевдоноваторстве», «подражательстве буржуазному искусству» и т. п.
«Железный занавес» вновь опустился, лишив советских людей возможности читать книги и смотреть фильмы ряда зарубежных авторов. Это порой объяснялось даже не содержанием самих работ, а политической оценкой их авторов, которые негативно высказывались о тех или иных действия советского руководства.
Деятели культуры, которые не принимали «правила игры» и выступали с собственными оценками, суждениями, сомнениями, чаще всего оказывались за пределами СССР или лишались возможности работать с полной отдачей. В 70-х – начале 80-х гг. на чужбине оказались писатели В. Аксенов, А. Солженицын, В. Максимов, В. Некрасов, В. Войнович, поэт И. Бродский, кинорежиссер А. Тарковский, театральный режиссер Ю. Любимов, виолончелист М. Ростропович, оперная певица Г. Вишневская, поэт и исполнитель А. Галич и др.
Объективно противостояли идеологии неосталинизма, застоя представители «деревенской» прозы (Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, Б. Можаев, В. Шукшин), в образной форме показывавшие последствия сплошной коллективизации для судеб русской деревни. О проблемах нравственности в сталинские и последующие годы писали Б. Васильев, Ю. Трифонов.
Свой взгляд на смысл жизни и роль интеллигента в ней предлагали популярные в те годы режиссеры Г. Товстоногов, А. Эфрос, М. Захаров, О. Ефремов, Г. Волчек, Т. Абуладзе, А. Герман, А. Аскольдов и др.
Специфической чертой культуры 60-70-х гг. была так называемая «магнитофонная революция». Записи песен и сатирических выступлений, не поддававшиеся контролю, получили широкое распространение. Признанными лидерами здесь были В. Высоцкий, А. Галич, Ю.Ким, Б. Окуджава, М. Жванецкий и др. Всегда с аншлагом проходили концерты А. Райкина, с помощью сатиры бичевавшего пороки общества.
Все это свидетельствовало о наличии и противоборстве двух направлений в отечественной культуре – официально-охранительного, выполнявшего социальный заказ властей, демократического, готовившего предпосылки для духовного обновления общества.
3. Диссидентство. Движение правозащитников.
Диссидент
– 1. лицо, отклонившееся от господствующего вероисповедания, вероотступник 2. человек не согласный с господствующей идеологией, инакомыслящий.
Диссиденты
– название участников движения против тоталитарного режима в СССР. С конца 1950-х гг. диссиденты в разных формах выступали за соблюдение прав и свобод человека и гражданина (правозащитники), против преследования инакомыслия, протестовали против ввода советских войск в Чехословакию (1968) и Афганистан (1979). Подвергались репрессиям со стороны властей.
3.1 Пражские события 1968 г.
В конце 60-х годов руководство Чехословакии осуществило ряд мероприятий по демократизации общества (внедрение рыночных начал в экономику и др.), расцененных лидерами других соцстран как "контрреволюционные". С целью подавления "контрреволюции" в ЧССР были введены войска государств - участников ОВД.
21 августа 1968 г.
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года войска пяти стран Варшавского Договора - СССР, НРБ, ГДР, ВНР и ПНР - перешли чехословацкую границу. По этому поводу ТАСС сделал заявление. ТАСС уполномочен заявить, что партийные и государственные деятели Чехословацкой Социалистической Республики обратились к Советскому Союзу и другим союзным государствам с просьбой об оказании братскому чехословацкому народу неотложной помощи, включая помощь вооруженным силам. Это обращение вызвано угрозой, которая возникла существующему в Чехословакии социалистическому строю и установленной Конституцией государственности со стороны контрреволюционных сил, вступивших в сговор с враждебными социализму внешними силами... Дальнейшее обострение обстановки в Чехословакии затрагивает жизненные интересы Советского Союза и других социалистических стран, интересы безопасности государств социалистического содружества. Угроза социалистическому строю Чехословакии представляет собой вместе с тем угроз устоям европейского мира. Советское правительство и правительства союзных стран - Народной Республики Болгарии, Венгерской Народной Республики, Германской Демократической Республики, Польской Народной Республики, исходя из принципов нерасторжимой дружбы и сотрудничества и в соответствии с существующими договорными обязательствами, решили пойти навстречу упомянутой просьбе об оказании братскому чехословацкому народу необходимой помощи... Советские воинские подразделения вместе с воинскими подразделениями названных союзных стран 21 августа вступили на территорию Чехословакии. Они будут незамедлительно выведены из ЧССР, как только создавшаяся угроза завоеваниям социализма в Чехословакии, угроза безопасности стран социалистического содружества будет устранена и законные власти сочтут, что в дальнейшем пребывании там этих воинских подразделений нет необходимости. Предпринимаемые действия, не направлены против какого-либо государства „ ни в какой мере, не ущемляют чьих-либо государственных интересов. Они служат цели мира и продиктованы заботой о его укреплении. Братские страны твердо и решительно противопоставляют любой угрозе свою нерушимую солидарность. Никому и никогда не будет позволено вырвать „и одного звена из содружества социалистических государств.
Правда. 21 августа 1968 г.
Акция протеста группы диссидентов (К. Бабицкий, Л. Богораз, П. Литвинов, В. Делоне, В. Дремлюга, В. Файнберг) на Красной площади в Москве против ввода войск СССР и других стран — участниц Варшавского договора в Чехословакию, осуществлённого с целью пресечения политики либеральных реформ в этой стране. В октябре 1968 участники демонстрации были осуждены на различные сроки лишения свободы. Августовская демонстрация стала одним из первых открытых выступлений против политики коммунистического руководства СССР.
3.2
Диссидентское движение
Всесильная политическая партия, единственная в стране, подменившая собой целое государство и выступавшая от его лица, ожесточенно боролась с наиболее талантливыми, творческими деятелями культуры, науки, не сумевшими или не захотевшими растворить свою индивидуальность в «общепартийном», «общепролетарском», общегосударственном деле. По мере того как крепли мощь тоталитарного государства и всесилие руководящей им партии, она стремилась безраздельно подчинить одной коммунистической идеологии науку, философию, архитектуру, кино, театр, живопись, музыку, наконец, свободное писательское слово.
История советских диссидентов — важная часть общей истории сопротивления государственному произволу, насилию и лжи, которое, в самых различных формах, не прекращалось даже в самые страшные годы господства тоталитарной системы.
Машине государственного террора так и не удалось до конца искоренить инакомыслие — не только политическое, но и культурное, религиозное, социальное, гуманитарное. Религиозные течения и целые концессии отказывались подчиняться коммунистическому диктату и уходили в подполье. Люди продолжали сочинять стихи и прозу, философские и научные трактаты, не соответствующие требованиям государственной цензуры; другие люди переписывали запретные тексты от руки, а позднее — на пишущей машинке.
Понятно, что режим, претендующий на гордое звание тоталитарного (то есть страна, строящая коммунизм в понимании того времени), не мог позволить себе мириться с независимой гражданской активностью. Вероятно, партийные верхи и руководители КГБ искренне считали такую активность “политическим преступлением” и пытались пресечь ее с помощью соответствующих статей Уголовного кодекса. Обнаружилось, однако, что и эти статьи, замечательно приспособленные для борьбы с революционерами-подпольщиками, в применении к диссидентам попросту не срабатывают. То есть: конечно, нет никаких затруднений в том, чтобы, располагая отлаженным механизмом тайной полиции и полным контролем над судебными органами, посадить человека в лагерь на много лет за самиздатский поэтический альманах, или за несанкционированный интерес к отечественной истории, или за принадлежность к определенной религиозной общине, или за желание эмигрировать. Но вот объяснить на языке права, почему это является преступлением, оказалось невозможным. Более того: политические преследования реанимировали в общественном сознании и придали актуальное звучание тем положениям советской Конституции, которые, как подразумевалось по умолчанию, никем и никогда не должны были приниматься всерьез. К несчастью для режима, среди этих положений оказались и свобода мысли и слова, и свобода совести, и свобода шествий и митингов и даже свобода ассоциаций. Как только это было осознано мыслящей частью общества, значительная доля диссидентской активности сосредоточилась на организации общественного протеста против политических преследований. Вскоре этот протест превратился в небольшое по численности участников, но весьма энергичное общественное движение, которое стали именовать правозащитным.
Мало кто из правозащитников предполагал, что протесты и в самом деле могут защитить кого-то от гонений. Однако сам факт предания этих гонений гласности оказался психологически значимым и для преследуемых, и для преследователей. Репрессии, которым подвергались диссиденты, ставили отныне в положение «правонарушителей» не их, а власть, которая в своих репрессивных реакциях никак не умела (хотя и пыталась) уложиться в собственные законы. Первоначально адресатами правозащитных петиций были официальные советские органы, позднее возник жанр “открытых писем”, еще позднее — заявления в международные организации. Но куда бы ни были адресованы протесты правозащитников, они, в первую очередь, информировали о политических гонениях общественное мнение в СССР (через Самиздат и передачи западных радиостанций) и за рубежом (через тамошние масс-медиа). В конце 1960-х гг. правозащитники организовали собственные информационные бюллетени, создали собственные независимые ассоциации.
Правозащитная активность консолидировала отдельные проявления диссидентства, превратила его в единую, или, во всяком случае, связную среду. Правозащитное движение стало ядром советского диссидента и одновременно — его информационной базой.
Под влиянием правозащитников менялось и отношение к праву у диссидентов, а также у сочувствующих им социальных групп: из инструмента защиты от преследований оно становилось самостоятельной ценностью, столь же важной, как личная независимость и гражданская ответственность. Помимо прочего, эта система ценностей была хороша тем, что в ней сравнительно мирно могли сосуществовать приверженцы самых разных политических доктрин (от анархистов до монархистов, включая сторонников либеральной демократии западного образца, коммунистов-ортодоксов, националистов-почвенников и изрядное количество граждан, абсолютно индифферентных к политике как таковой), националистов и интернационалистов, представителей различных религиозных концессий, людей самых разнообразных интересов — культурных, общественных, научных и пр. В СССР начала складываться первая, еще грубая и несовершенная, модель гражданского общества. А Самиздат (с конца 1960-х гг. это слово начали писать с заглавной буквы) выполнял в этой модели роль свободной прессы.
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что государственная система продолжала считать диссидентскую и правозащитную активность проявлением политической оппозиции. В определенном смысле она таковой и была, ибо независимая гражданская инициатива действительно несовместима с тоталитарным государством, пусть даже с той сравнительно травоядной его формой, которая имела место при Брежневе.
Диссидентством или диссидентом (англ. Dissent) мы именуем совокупность движений, групп, текстов и индивидуальных поступков, разнородных и разнонаправленных по своим целям и задачам, но весьма близким по основным принципиальным установкам:
- свобода и права личности
- ненасилие;
- гласность;
- требование соблюдения закона,
- по формам общественной активности:
- создание неподцензурных текстов;
- объединение в независимые (чаще всего — неполитические по своим целям) общественные ассоциации;
- изредка — публичные акции (демонстрации, распространение листовок, голодовки и пр.)
и по используемому инструментарию:
- распространение литературных, научных, правозащитных, информационных и иных текстов через самиздат и западные масс-медиа.
- петиции, адресованные в советские официальные инстанции, и “открытые письма”, обращенные к общественному мнению (отечественному и зарубежному); в конечном итоге петиции, как правило, также попадали в самиздат и/или публиковались за рубежом.
Внутри самого диссидентского мира особое место занимало правозащитное движение, объединившее ранее разрозненные проявления независимой гражданской и культурной инициативы в единое целое. Правозащитники создали единое информационное поле, поддерживавшееся самой диссидентской активностью
На определенном историческом этапе освободительной борьбы (сер.1960-х—нач.1980-х гг.) данный способ независимой гражданской активности абсолютно доминировал на общественной сцене.
3.3
Подпольные группы
Диссидентское движение (слово «диссидент» можно перевести как «несогласный», «инакомыслящий») в Советском Союзе начиналось с немногочисленных подпольных кружков, обычно молодёжных. Они стали зарождаться сразу после Великой Отечественной войны, в 40-е гг. Новый толчок движению придали XX съезд КПСС и осуждение на нём «культа личности Сталина».
С середины 60-х гг. диссидентское движение «вышло на свет», стало открытым, гласным. После этого у многих диссидентов возникло стойкое предубеждение к подполью. Однако «подпольные» диссиденты не исчезали до самой «перестройки». В 1981 г. в Москве, например, состоялся суд над членами нелегального кружка еврокоммунистов,
выпускавших журнал «Варианты» (в этот кружок входили Андрей Шилков,
Михаил Ривкин
и др.).
3.4 Суд над Даниэлем и Синявским
В Москве 10 февраля 1966 г. перед Верховным судом России предстали писатели Юлий Даниэль
и Андрей Синявский. В течение десяти лет они под псевдонимами тайно печатали свои повести и рассказы на Западе. Когда это раскрылось, их обвинили в антисоветской агитации. В газете «Известия» в январе 1966 г. была опубликована статья «Переве
ртыши», в которой сообщалось обо всём этом. В зал суда допускали только по особым билетам, хотя процесс считался открытым. Из-за этого друзья обвиняемых не могли попасть в зал. Это был первый публичный политический процесс за последние 20 лет. Но ещё больше поражало другое. Впервые после «процесса эсеров» в 1922 г. обвиняемые на показательном суде отказались каяться и признавать свою вину.
Особое негодование вызвала повесть Ю.Даниэля «Говорит Москва», в которой он писал о том, что власти объявили «День открытых убийств». По этому поводу на суде писатель говорил: «Мне говорят: мы оклеветали страну, народ, правительство своей чудовищной выдумкой о Дне открытых убийств. Я отвечаю: так могло быть, если вспомнить преступления во время культа личности, они гораздо страшнее».
А. Синявский вспоминал: «Наше «непризнание» сыграло определённую роль в развитии диссидентского движения, хотя мы прямо с этим движением никак не были связаны, а действовали в одиночку. Мы были изолированы и не могли думать, что это вызовет какие-то «протесты» в стране и за рубежом и поведёт к какой-то цепной реакции. Мы просто были писателями и стояли на своём».
«Цепная реакция» действительно была ошеломляющей. В 1958 г. никто в стране не выступил в защиту Бориса Пастернака, которому было предъявлено аналогичное обвинение. На этот раз 62 писателя обратились с просьбой разрешить им взять арестованных коллег на поруки. К этому моменту их уже осудили: Синявский получил семь лет лагерей, Даниэль — пять.
На XXIII съезде партии с речью против Даниэля
и Синявского выступил писатель Михаил Шолохов, Он совсем недавно, в 1965 г., получил Нобелевскую премию по литературе. На съезде Шолохов сказал: «Мне стыдно не за тех, кто оболгал Родину и облил грязью всё самое светлое для нас. Они аморальны. Мне стыдно за тех, кто пытался и пытается брать их под защиту. Вдвойне стыдно за тех, кто предлагает свои услуги и обращается с просьбой отдать им на поруки осуждённых отщепенцев» (Бурные аплодисменты). Писатель обратился к делегатам съезда от Советской армии с вопросом: «Как бы вы поступили, если бы в каком-нибудь подразделении появились предатели?».
«И ещё я думаю об одном, — продолжал М. Шолохов. — Попадись мне эти молодчики с чёрной совестью в памятные 20-е годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а «руководствуясь революционным правосознанием» (Аплодисменты), ох, не ту меру получили бы эти оборотни! (Аплодисменты) А тут, видите ли, ещё рассуждают о «суровости приговора».
3.5
Демонстрация на Пушкинской площади
Вскоре после ареста Ю.
Даниэля и А. Синявского возникла идея провести демонстрацию протеста. Это предложение выглядело очень необычно. Более 35 лет в Москве не проводилось независимых политических демонстраций. Последней была демонстрация троцкистов в 1927 г.
Автором идеи стал математик и поэт Александр Есенин-Вольпин.
Он считал, что надо обратиться к властям с требованием: «Соблюдайте собственные законы!».
«Алик был первым человеком в нашей жизни, — рассказывал Владимир Буковский, — всерьёз говорившим о советских законах. Но мы все посмеивались над ним. Знали бы мы тогда, что таким вот нелепым образом, со смешного Алика Вольпина
с кодексом в руках, начинается наше гражданско-правовое движение — движение за права человека в Советском Союзе».
Вольпин написал «Гражданское обращение». Вместе с несколькими друзьями он отпечатал его на машинке и распространил. В нём он, прежде всего, призвал потребовать от властей «строгого соблюдения законности». «Невероятно, чтобы творчество писателей могло составить государственное преступление», — говорилось в обращении. Завершалось оно так; «Ты приглашаешься на «митинг гласности» 5 декабря сего года в шесть часов вечера в сквере на площади Пушкина у памятника поэту. Пригласи ещё двух граждан посредством текста этого обращения».
Наступило 5 декабря — день Сталинской конституции. В назначенное время на Пушкинской площади собралось около двухсот человек. «Многие пришли на площадь потому, что не могли не прийти. Кое-кто — просто поглазеть, из любопытства», — вспоминал А. Вольпин. Были, конечно, и чекисты, пришедшие по долгу службы.
Сначала толпа стояла в отдалении, потом, набравшись смелости, стянулась к памятнику. Над ней поднялись плакаты: «Уважайте Советскую конституцию!», «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!». В ту же минуту чекисты выхватили эти лозунги из рук демонстрантов и задержали примерно 20 человек. «Тут, в наступившем замешательстве, — писал В. Буковский, — на подножие памятника взобрался Юрий Галансков и крикнул: «Граждане свободной России, подойдите ко мне...». Граждане свободной России в штатском тотчас же бросились к нему, сбили с ног и уволокли в машину». Однако на этот раз с задержанными обошлись весьма мягко: всех отпустили через два часа. Правда, участвовавших в демонстрации студентов позднее исключили из вузов. В сентябре 1966 г. появился ещё один, более серьёзный ответ властей на декабрьскую демонстрацию. В уголовный кодекс внесли новую статью (190-3). Слова «демонстрация» в ней не было, речь шла о «групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Но применяли её именно к демонстрантам.
Демонстрация протеста 5 декабря 1965 г. произвела сильное впечатление на людей, как в Советском Союзе, так и во всём мире. С этого дня она стала традиционной. Каждый год 5 декабря (а потом 10 декабря, в День прав человека) на Пушкинской площади собирались диссиденты, снимали шапки и так молча стояли несколько минут. Порой их собиралось несколько десятков, порой — более сотни человек. Приходили сюда и чекисты, и милиция. Иногда они разгоняли толпу, иногда — только наблюдали, не вмешиваясь. Эта традиция не прерывается уже около 30 лет. 10 декабря 1965 г. считается днём рождения правозащитного движения.
3.6
«Процесс четырех»
После суда над Ю.
Даниэлем
и А. Синявским двое диссидентов — Александр Гинзбург и Юрий Галансков
— составили и распространили «Белую книгу» об этом процессе. В неё вошли советские и зарубежные газетные статьи о суде, письма протеста, последнее слово подсудимых и многие другие материалы.
В 1967 г. составителей книги и двух их «сообщников» (Веру П
ашкову и Алексея Добровольского) арестовали, В январе 1968 г. состоялся суд — «процесс четырёх», как его тогда окрестили. Гинзбург получил пять лет заключения, а Галансков — семь лет. Ему так и не довелось выйти на свободу: 2 ноября 1972 г. он скончался в лагере от язвы желудка.
Именно этот второй публичный политический процесс вызвал самые широкие общественные протесты. Письма протеста подписали около тысячи человек — совершенно небывалое прежде количество. Многие ещё не вполне понимали, чем это им грозило. Теперь их увольняли с работы, тем самым полностью выталкивали из привычной жизни.
Последствия этого были двоякими. С одной стороны, столь массовые протесты больше не повторялись. С другой — сотни людей окончательно примкнули к диссидентам. В результате движение твёрдо встало на ноги.
3.7
«Хроника текущих событий»
Вскоре после «процесса четырёх» произошло ещё одно событие, очень важное для диссидентского движения в СССР. 30 апреля 1968 г. вышел в свет первый выпуск бюллетеня «Хроника текущих событий».
А. Сахаров назвал «Хронику» «самым большим достижением» диссидентов. Это была своеобразная летопись общественной жизни страны.
Тираж каждого её номера составлял всего три десятка машинописных копий. Но, конечно, он ещё многократно увеличивался за счёт огромного количества перепечаток. «Хронику» читали во всём Советском Союзе. Если в первом номере сообщалось только о событиях в Москве и Ленинграде, то через год в выпуск пришли вести уже из 34 городов (позднее их число возросло до 140).
Адреса и имена редакторов в «Хронике» не указывались, хотя власти нередко их знали. Сообщения стекались в издание совершенно необычным путём. В пятом выпуске описывалось, как это происходило: «Каждый легко может передать известную ему информацию в распоряжение «Хроники». Расскажите её тому, у кого Вы взяли «Хронику», а он расскажет её тому, у кого он взял... Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы Вас не приняли за стукача».
Обычно «Хроника» лишь беспристрастно сообщала о событиях, не давая никаких оценок от себя. Но в нескольких принципиальных случаях она сочла необходимым нарушить своё обычное правило. Однажды это произошло в связи с «делом Фе
тисова». В 1956 г. А, Фетисов вышел из партии в знак протеста против осуждения «культа личности». Он высоко оценивал деятельность И. Сталина и А. Гитлера. Весной 1968 г. А. Фетисова и трёх его последователей арестовали и поместили в психиатрические больницы. Кто-то из диссидентов написал в связи с этим статью «Своя своих не познаша», где иронизировал над Фетисовым и одобрял его арест.
«Хроника» так ответила на эту статью: «Этот документ дважды порочен. Во-первых, вместо серьёзной критики автор ограничивается насмешками над „очевидной глупостью фетисовских идей". «Хроника» считает, что столь радикальная антидемократическая программа заслуживает столь же радикальной, но абсолютно серьёзной научной критики. Во-вторых, выражать удовлетворение по поводу того, что власти отправили твоего идейного противника в «жёлтый дом», — безнравственно. Это значит уподобиться тому же Фетисову, который считал, что Синявского и Даниэля следовало бы расстрелять...».
Благодаря «Хронике» страна и мир узнавали о положении в советских лагерях, тюрьмах, психиатрических больницах, сотнях арестов, судов, приговоров по политическим обвинениям, о национальных и религиозных движениях.
Мало кому из редакторов «Хроники» удавалось долго оставаться на свободе. Первого редактора, Наталью Горбаневскую, арестовали через год, в 1969 г. Несмотря на аресты, «Хроника» выходила целых 15 лет.
Все эти годы продолжались аресты редакторов: в 1979 г. арестовали Татьяну Великанову, в 1980 г. — Александра Лавута, в 1983 г. — Юрия Шихановича. Издание «Хроники» прекратилось в 1983 г. Всего за полтора десятка лет вышли 64 выпуска.
3.8
«Самиздат»
Очень важной частью диссидентского движения стала самодельно размноженная литература — «самиздат». Это название полушутливо расшифровывали так: «Сам пишу, сам издаю, сам распространяю, сам и отсиживаю за это».
Литературный самиздат появился ещё в конце 50-х гг. Прежде всего это были стихи неофициальных поэтов — М. Цветаевой, О. Мандельштама и др. Затем последовали переводы, рассказы, лагерные воспоминания. В 1958 г. в самиздат попал роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Таким образом, распространялись произведения более трёхсот авторов.
В конце 60-х гг. наряду с литературным возник новый, политический самиздат. Это были бюллетень «Хроника текущих событий», правозащитные сборники, а позднее журналы «Вече», «Поиски», «Варианты», «Поединок» и др.
Перепечатывали самиздатовские произведения чаще всего на пишущих машинках. Передавали из рук в руки друзьям и знакомым. Правозащитник Людмила Алексеева вспоминала: «Все знали, что надо при этом быть осторожными, но редко кто действительно был осторожен. Обычно люди сами смеялись над своими конспиративными потугами. Ходил тогда в Москве анекдот о телефонном разговоре приятелей, обменивающихся самиздатом: «Ты уже съел пирог, который тебе вчера дала моя жена?»— «Съел». — «И жена твоя съела?» — «Да». — «Ну, тогда передай его Мише — он тоже хочет его попробовать».
3.9
Открытые диссидентские группы
Во время «процесса четырёх» число писем в защиту подсудимых невероятно возросло. Количество подписей достигло тысячи. Это вызвало немалое беспокойство властей. К «подписантам»,
как их называли, стали применять жёсткие меры — увольняли с работы, исключали из партии.
После этого количество писем протеста заметно уменьшилось. Диссиденты раздумывали, как придать таким письмам больший вес. Прежде всего, они решили изменить их адресатов. Письма стали направлять не властям, а международной общественности, что вначале выглядело дерзко и непривычно. Затем роди
лась мысль об организациях — не подпольных, как прежде, а открытых, гласных.
Такие открытые диссидентские группы стали совершенно новым явлением 70-х гг. Первая из них, под названием «Инициативная группа защиты прав человека в СССР», возникла 28 мая 1969 г. В неё вошли 15 человек (Т. Великанова, Н.
Горбаневская,
А. Лавут
и др.). Первый опыт имел очень большое значение.
Как ответят власти? Может быть, немедленно арестуют всю группу целиком? Вскоре стало ясно, что власти предпочитают выборочные, постепенные аресты. К 1972 г. из пятнадцати человек были арестованы восемь.
Конечно, и после этого «успешного опыта» в каких-либо группах состояло лишь меньшинство диссидентов. Но зато количество групп стало расти. В ноябре 1970 г. появился Комитет прав человека, в который входили академик А. Сахаров, В. Чалидзе
и др.
В 1975 г. в Хельсинки был принят Заключительный акт совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Западные страны признали раздел Германии и послевоенные границы в Европе. В обмен Советский Союз обязался соблюдать права человека.
Многие диссиденты отнеслись к этому событию неодобрительно, как к новой победе советских властей. «Но вдруг среди нас, — вспоминал П.
Григоренко,
— нашёлся человек, взглянувший на Заключительный акт иначе, чем смотрели все мы». Это был профессор-физик Юрий Орлов.
Он предложил создать Московскую Хельсинкскую группу и следить за тем, как СССР выполняет свои обязательства по правам человека. 12 мая 1976 г. была создана группа в составе 11 человек. В течение года возникли Украинская, Литовская, Грузинская и Армянская Хельсинкские группы.
Аресты их участников начались в феврале 1977 г. В частности, Ю.
Орлова приговорили к семи годам заключения. К 1982 г. в заключении оказались 47 участников Хельсинкских групп. Несмотря на аресты и суды, деятельность Московской Хельсинкской группы продолжалась до осени 1982 г. (и возобновилась в 1989 г.).
Перечисленные группы были далеко не единственными. Например, в 1979 г. возникла группа «Выборы-79», попытавшаяся выдвинуть кандидатами на выборах А. Сахарова, Р.
Медведева и других диссидентов. В июне 1982 г. возникла пацифистская группа «Доверие», действовавшая до 1989 г.
3.10
Политзаключенные
До середины 60-х гг. интеллигенция даже не подозревала о том, что в стране имеется большое количество политзаключённых. Впервые об этом стало известно в 1967 г. из книги рабочего Анатолия Марченко «Мои показания». Он попал в политический лагерь после неудавшейся попытки побега за границу.
В своей книге Марченко приводил такой характерный случай. Писатель Юлий Даниэль,
с которым он оказался в одном лагере, вспоминал свои размышления по дороге туда: «Куда же, думаю, меня повезут? Как в песне поётся: „Куда, куда меня пошлют?". С кем сидеть придется? Политических-то всех десять лет назад выпустили. Слышал я, правда, что одного киевского еврея посадили то ли за связь с Израилем, то ли ещё за что-то в этом роде. Он да мы с Андрюшкой Синявским — трое; ну, может, ещё десяток-другой наберётся вроде этого еврея. А в Рузаевке-то, говорят, тысячи политических. Здорово нас оболванивают, ничего не скажешь». А. Марченко впервые рассказал о лагерях эпохи «оттепели», об условиях жизни политзаключенных. Его книга стала настоящим открытием для интеллигенции, да и для всего мира. После выхода в свет этой книги диссиденты начали собирать деньги на помощь политзаключённым и их семьям. В лагеря стали посылать продукты, книги, тёплую одежду и т. п. Сотни людей, оказывающие эту помощь, простую и не грозящую арестом, вовлекались в диссидентское движение.
Конечно, власти не могли терпеть такого положения и в 1970 г. резко ограничили посылки в лагеря. Теперь можно было посылать только одну продуктовую посылку в год, да и то лишь заключённым, отбывшим половину срока. Посылать книги запретили. Тем не менее, деятельность фондов помощи политзаключённым продолжалась в течение 70-х гг. Всерьёз преследовать эти фонды начали лишь в начале 80-х гг. Тогда же в Уголовный кодекс ввели новую статью. За «нарушение режима» в лагере (например, за голодовку) теперь могли добавлять новые сроки заключения.
30 октября 1974 г. диссиденты впервые отметили День советского политзаключённого. В последующие годы это стало традицией. В политических лагерях родилась ещё одна традиция: ежегодно 10 декабря, в День прав человека, проводить однодневную голодовку.
4
.
Заключение
диссидентское движение - наиболее радикальное, заметное и мужественное выражение несогласия.
Начало диссидентскому движению в его классическом варианте было положено в 1965 году арестом Синявского и Даниэле.
О размахе диссидентского движения можно судить по следующим данным. Председатель КГБ В. Крючков заявил в 1990 г., что всего за «клевету на общественный строй» и «антисоветскую агитацию» осудили 7250 человек. При этом речь шла только о России, только о 60—70-х гг. и только о двух статьях уголовного кодекса. Общее количество осуждённых диссидентов, конечно, значительно превышало названное.
Инакомыслящие в 70 – 80-е годы жестоко преследовались, многие из них долгие годы провели в тюрьмах, лагерях и в психиатрических больницах. Многие погибли в заключение, среди них Юри Кукк, замечательный украинский поэт Василь Стус, учитель Алекса Тихий, рабочий и писатель Анатолий Марченко. Особо жестоко социально опасной являлась практика использования в политических целях психиатрии.
Справедливости ради надо сказать, что масштаб политических репрессий в «годы застоя» был несравнимо меньше сталинского.
Эпоха тоталитаризма, пришедшая в историю в 20в. с тем, чтобы раз и навсегда доказать приоритет политики, идеологии над искусством, наукой, философией, духовной жизнью; над человеческой личностью и ее неповторимым духовным миром; над вечными вопросами и общечеловеческими ответами на них, неожиданно для себя натолкнулась на противодействие своим замыслам и планам всей предшествующей культуры, исторического прошлого, аккумулированного в традициях и человеческой памяти выдающихся творческих индивидуальностей, вставших на защиту вечных ценностей. Поэтому культурно-исторический урок, преподанный тоталитаризмом 20в., заключался в том, что культуру невозможно политизировать, идеологизировать, унифицировать даже средствами беспрецедентного насилия и террора; культуру невозможно переделать в соответствии с идеологическими установками и субъективными убеждениями тех или иных государственных деятелей, даже очень сильных и влиятельных; культура не может стать в 20в. монистической и «одностильной», а творческая индивидуальность не может быть без остатка интегрирована в безличное массовое движение, в аморфную толпу.
5. Список используемой литературы
1. Алексеева А. А. История инакомыслия в СССР. М., 1992 г.
2. Геллер М. История России, 1917 - 1995 г.г. М., 1996 г.
3. Верт Н. История Советского государства. 1900 - 1991. М., 1998 г.
4. Политическая история России / под ред. Журавлева В.В., М., 1998 г.
5. Советское общество в 70-е годы: опыт, проблемы, М., 1988 г.
6. www.memo.ru/history/diss/
7. www.encycl.yandex.ru
8. www.kara-murza.ru/
|