“Кто мог пережить, тот должен иметь силу помнить”. Мужество памяти, к которому призывал Герцен, самому ему было присуще вполне и стояло у истоков замысла “Былого и дум”. За какие-нибудь несколько лет, с 1848 по 1852 год, он пережил духовный переворот, интенсивность и последствия которого по праву были охарактеризованы как “духовная драма” Герцена. Тогда же из своей большой семьи, состоящей из четверых детей, жены и матери, он теряет мать, сына и жену. Мать и сын погибли в море при кораблекрушении, жена ушла из жизни при обстоятельствах, позволяющих говорить о семейной трагедии Герцена.
Поражение революции 1848 года, послужившее причиной духовного кризиса, утрата близких обостряют у Герцена чувство одиночества. Поселившись в Лондоне, он заново переживает события последних лет своей семейной жизни. Желание написать “ме-муар о своем деле” становится, по признанию Герцена, “фонетическим”, непреодолимым. В своей трагедии он усматривает черты, связывающие ее с широким кругом фактов общего характера, с типологическими явления современной ему жизни Запада, с непознанными закономерностями человеческих судеб. Такое понимание задуманного >же несло в себе все возможности будущего огромного полотна, потому что мучавшая Герцена мысль, что с его “смертью умрет истина”, искала выхода не в замкнувшемся в себе горе, а в осмыслении того, что произошло, в обращении к суду читателя.
Свою читательскую аудиторию Герцен видел прежде всего на родине.
“Былое и думы” изначально создавались для России, были вкладом в ее духовный опыт, и в этом смысле Герцен правомерно поставит свои записки рядом с изданием Вольной русской типографии, когда напишет: “Надобно было во что б ни стало снова завести речь с своими, хотелось им рассказать, что тяжело лежало на сердце”. Писем не пропускают - книги сами пройдут; писать нельзя - будут печатать; и я принялся мало-помалу за “Былое и думы” и за устройство русской типографии”. Поиски Герцена, революционера и мыслителя, не могли не выходить за рамки собственно художественной практики.
Путь от ранних автобиографических произведений к “Былому и думам” был путем от романтического понимания личности к ее реалистическому воссозданию, от либеральных иллюзий к революционному демократизму. Характеризуя эпоху, непосредственно предшествовавшую началу работы над “Былым и думами”, Герцен указывал на идейно-политические переломы, исторические катаклизмы как на одну из главных причин широкого обращения к мемуаристике в Европе. “С внешней стороны, - писал Герцен о времени, последовавшем за революцией 1848 года, - своеволие власти, казни. С внутренней - раздумы человека, который, прошедши полгода, начинает догадываться, что он ошибся, и вследствие того перегибает свое прошедшее, близкое и далекое, принимает былое и считает его с настоящим ”.
Меньше всего речь идет в “Былом и думах”, которые изначально создавались для России, о пассивном приятии всего, что произошло. Напротив, примирение здесь - это тоже мужество, это умение видеть все таким, каким оно является на самом деле.
Задумываясь над тем, имеет ли он право сделать свою собственную жизнь достоянием гласности, Герцен подходит к проблеме с двух точек зрения. С одной стороны, как писатель-реалист, от считает все сферы жизни достойными изображения. В предисловии к английскому изданию “Былого и дум” 1855 года Герцен создает нечто вроде декларации, в которой существенна одна фраза: “Вполне достаточно быть просто человеком, у которого есть что рассказать и который может и хочет это сделать”.
“Былое и думы” - произведение, достигшее лучших образов художественной литературы своего времени. С большим совершенством оно выразило те стремления к возможно полному изображению себя и действительности, которые давно уже зрели в литературе вообще и мемуарно-автобиографической литературе в частности.
Значимость произведения для революционной борьбы, исторический интерес, самораскрытие личности составляют тот комплекс требований, который выработался у Герцена по отношению к мемуаристике к началу работы над “Былым и думами” и окончательно сформировался в процессе творчества.
|
