Стихотворение наиболее ярко иллюстрирует изменения в творческом мировоззрении поэта в связи с переломными событиями европейской истории начала 30-х годов XIX века – уходом эры романтизма и торжеством буржуазно-прагматической эпохи. Романтическая атмосфера – источник поэтического вдохновения Тютчева – была разрушена хаосом Июльской буржуазной революции.
Мы видим, что лирический герой поэта не может расстаться с миром «безмолвных, светлых и прекрасных» теней прошлого, романтическим миром гармонии. Поэтому он дает своеобразный «обет молчания», символически убегая от внешнего суетного мира, «наружного шума», прячется в своих внутренних переживаниях в попытке сохранить цельность души.
Сравним также воплощение этой романтической идеи в стихотворениях Тютчева «Душа моя – Элизиум теней…» и «Сон на море»: мотив молчания дополняется и усиливается в них образом теней «безмолвных, светлых и прекрасных» и мотивом «болезненно-яркого, волшебно-немого» сна как символическими отражениями внутреннего, скрытого от повседневной суеты духовного мира героя.
В первых двух частях стихотворения образно обозначены истинные, ценные для тютчевского героя источники вдохновения, духовной силы, «таинственно-волшебных дум»: это ночные звезды (высший, божественный образ) и водные ключи (земной, природный образ). Таким образом, человек, по Тютчеву, должен ощущать свою причастность как к земному, так и к небесному. Его внутренний покой – результат гармонии с Природой и Богом. Внутренний мир, жизнь души – это личная Вселенная человека, его собственный микрокосмос. Не случайно «чувства и мечты» сравниваются здесь с солнцем: подобно ему, они «встают и заходят» в «душевной глубине».
Лирический герой занимает уединенно-созерцательную позицию, что передается глаголами-призывами абстрактно-символического значения («любуйся», «питайся», «внимай») и усиливается троекратным повтором «молчи», которое звучит почти как мистическое заклинание, как бы отождествляющее «посвященного» читателя с тютчевским героем.
Само понятие «молчание» в этом стихотворении приобретает расширительный символический смысл. Не случайно оно повторяется трижды, замыкая каждую из строф (эпифора).
Во-первых, его следует рассматривать как поэтический призыв к читателю хранить тайну движений души, загадочную полноту невысказанной мысли («Молчи, скрывайся и таи // И чувства и мечты свои…»).
Во-вторых, «silentium» можно понимать как вынужденную «немоту» поэта, его символический протест против пошлости «наружного шума», мира обыденного сознания.
В-третьих, тютчевское «молчание» – своеобразный вариант воплощения романтического мотива одиночества, идеи невозможности истинного и абсолютного взаимопонимания между людьми («Другому как понять тебя?»).
Наконец, еще одно значение понятия «silentium» – это бессилие слова для передачи внутренних движений души, сложных человеческих чувств и переживаний («Мысль изреченная есть ложь»).
Совокупность этих значений Дм. Мережковский («Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев») очень образно и точно определил как «словобоязнь» и «религия молчания». Мотивы «словесной тайны» и «языкового бессилия» последовательно развиваются и по-разному варьируются в русской классической литературе, в частности, – в лирике А.А. Фета (ср. «Как беден наш язык!..», «Людские так грубы слова…»).
|
