Александр Блок и Революция на примере поэмы Двенадцать и статьи Интеллигенция и Революция
Блок принял Октябрьскую революцию как редкостную возможность для огромного внутреннего обновления, для устройства новой жизни по канонам красоты и гармоничного созвучия. Такие настроения отобразил Блок в поэме "Двенадцать", которую считал наилучшим из всех произведений, им написанных. Об этом говорилось в статье "Интеллигенция и Революция", создававшейся в то же время — в январе 1918 г. В "Двенадцати" Блок приветствовал гибель прежнего мира и триумф новоиспеченной революционной стихии:
Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за Ним, поджавши хвост.
Поэт не идеализирует двенадцати красногвардейцев — апостолов новой веры, которые напоминают настоящих уголовников: "…На спину б надо бубновый туз!" В то же время, он не отрицает возможное положительное значение начавшегося революционного переворота, который должен распространиться на весь мир.
Блок встретил революцию восторженно и упоенно. Близкий поэту человек писал: "Он ходил молодой, веселый, бодрый, с сияющими глазами". В числе очень немногих тогда представителей художественной и научной интеллигенции поэт сразу же заявил о своей готовности сотрудничать с большевиками, с молодой Советской властью. Отвечая на анкету одной из буржуазных газет "Может ли интеллигенция работать с большевиками?", он, единственный из участников анкеты, ответил: "Может и обязана". Когда буквально через несколько дней после октябрьского переворота ВЦИК, только что созданный на Втором съезде Советов, пригласил в Смольный петроградских писателей, художников, театральных деятелей, на призыв откликнулось всего несколько человек, и среди них был Александр Блок.
В пламенной статье "Интеллигенция и Революция", написанной вскоре после Октября, Блок восклицал: "Что же задумано? Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым, чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью… Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию".
В "Двенадцати" главное, основное и решающее, конечно, не идеалистическое заблуждение Блока, а его ясная вера в правоту народного дела, не его ограниченное представление о реальных движущих силах и конкретных задачах пролетарской революции, а тот высокий революционно-романтический пафос, которым всецело проникнута поэма. "Вдаль идут державным шагом…" — сказано о героях. Именно вдаль — то есть в далекое будущее, и именно державным шагом — то есть как новые хозяева жизни. Это и есть идейный центр поэмы. А то, каким это "будущее" окажется, поэт знать не мог.
И все потому, что: "Скучно!" И внезапно при этом: "Упокой, Господи, душу рабы твоей…" И вдруг оказывается, что они требуют от Бога благословения на свое кровавое дело. Богоборцы в действительности, по Блоку, творят Божью волю, приносят очистительную жертву, в виде старого мира, жертву, необходимую для рождения мира нового. И поэт в финале поэмы заставляет самого Иисуса Христа возглавить грозное шествие двенадцати.
Статья "Интеллигенция и Революция" помогает нам понять позицию Блока. Здесь автор "Двенадцати" утверждает: "Размах русской революции, желающей охватить весь мир (меньшего истинная революция желать не может, исполнится это желание или нет — гадать не нам) таков: она лелеет надежду поднять мировой циклон, который донесет в заметенные снегом страны — теплый ветер и нежный запах апельсиновых рощ; увлажнит спаленные солнцем степи юга — прохладным северным дождем." "Мир и братство народов" — вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать".
Блок думал, что музыку революции услышал верно. Однако Блок был честным художником и под конец жизни, через три с небольшим года, начал понимать, что "нежного запаха апельсиновых рощ" революция никому не принесла и вряд ли принесет. Зато принесла не только кровь и жестокость, но громадный рост уровня несвободы — не только политической, но и творческой. Именно творческая свобода была особенно важна для Блока, и ее отсутствие он переживал тяжелее всего. Не случайно в одном из своих последних стихотворений "Пушкинскому Дому" поэт просил поддержки у великого предшественника:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду.
Помоги в немой борьбе!
А в своей статье о Пушкине "О назначении поэта", посвященной годовщине его смерти, Блок написал практически уже не о пушкинской, а о собственной участи: "Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю — тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл". Революция, приветствуемая Блоком в "Двенадцати", "Скифах" и во многих других статьях и стихах, и которой с открытым сердцем старался послужить (но не прислуживаться), в конце концов, отняла у него воздух — созидательную свободу и, возможно, инициировала его кончину.
Именно так и произошло. Как все подлинно грандиозное и прекрасное в искусстве, стихи Блока с их истиной, неподдельностью, потаенным пламенем и чудодейственной мелодичностью помогает, и неизменно будет помогать всем нам жить, любить, творить и вести борьбу.
|
