Известность Александра Петровича Сумарокова в двадцатом века не идет ни в какое сравнение не только со славой Ломоносова - его современника, учителя и соперника, но даже с известностью Василия Тредиаковского. Между тем авторитетный литературовед Г. А. Гуковский считал, что Сумароков «вовсе не был самодуром, когда объявлял себя создателем новой русской литературы».
Эту литературу создавало прежде всего дворянство (чем она и отличается от всех европейских). Именно дворянство после реформ Петра Великого оказалось тем сословием, которому пришлось не только служить обновленному государству в армии и государственных учреждениях, но и приспосабливать к нуждам и традициям России западную систему ценностей. Для этого необходимо было, в частности, знать образцовые произведения западной литературы и создавать собственные, по возможности не хуже. Литература (в частности, поэзия) стала цениться необычайно высоко. Сумароков же первым из русских дворян посвятил себя ей целиком.
Александр Петрович Сумароков вошел в историю русской литературы не только как писатель, но и как один из основных теоретиков русского классицизма. Ему принадлежат наиболее полно и доступно сформулированные программные произведения утверждавшегося литературного направления - эпистолы «О русском языке» и «О стихотворстве». Сатирико-обличительная направленность творчества Сумарокова в целом наиболее ярко проявилась в собственно сатирических жанрах: в стихотворных сатирах, сатирических хорах, баснях, эпиграммах, пародиях.
Наибольшей популярностью у современников Сумарокова пользовались басни (притчи, как их еще называли в то время). Сумароков охотно писал в этом жанре в течение почти всей своей творческой жизни (им написано около четырехсот басен) и выступал здесь подлинным новатором. Он сумел придать басням характер живых, порой драматических сценок, наполнил их злободневным содержанием, выступил в них против многих общественных пороков и людских недостатков. Большей социальной заостренностью отличаются, например, такие басни, как «Безногий солдат» и "Терпение". В первой из них Сумароков утверждает, что только трудовому люду свойственны сочувствие и сострадание к обездоленным. Солдат, «которому в войне отшибли ноги», покидает монастырь, где с ним строго обходились, и отправляется просить милостыню. Но ни дворянин, играющий в шахматы, ни «набожная» купчиха ничего не подали ему. И только работник, который целый день копал на огороде гряды, «встретившись несчастному сему, что выбрал он, все отдал то ему*. Басня «Терпение» направлена против жестоких и жадных помещиков, моривших голодом своих крепостных.
Ряд басен явился откликом на политические события. Так, в басне «Война Орлов» описано соперничество братьев Орловых в борьбе за место екатерининского фаворита. Концовка басни «Мид» («Хотя хвала о ком неправо и ворчит, история о нем иное закричит»), как полагают исследователи, направлена против Екатерины. Осмеивал в баснях Сумароков и своих литературных противников: Тредиаковского («Жуки и пчелы», «Сова и рифмач»), Ломоносова («Обезьяна-стихотворец», «Осел во львиной коже»), М. Д. Чулкова («Парисов суд») и других. Немало басен посвящено осуждению взяточничества приказных, жульничества откупщиков, мотовства и низкопоклонства дворян. В некоторых баснях Сумарокову удалось нарисовать живописные, колоритные картины из народной, деревенской жизни («Два прохожие», "Деревенские бабы").
Басни Сумарокова, по мнению Н. Л. Степанова, - это «не рационалистически ясный и закономерный мир классицизма, а живой, грубовато-правдоподобный быт, гротеск, напоминающий присказки и прибаутки». Следует отметить также язык и стихотворную форму басен Сумарокова. Простой разговорный, с включением просторечных слов язык и метрика (разностопный ямб) басен, афористическое звучание их концовок были значительным достижением автора в сравнении с его предшественниками в этом жанре.
Первые опыты Сумарокова в качестве одописца особых лавров ему не принесли (по собственному признанию поэта, «крылатой мне там конь был несколько упорен»). Он вначале подражал Тредиаковскому, использовав для оды его «российский пентаметр» и сплошную парную женскую рифмовку («Как теперь начать Анну поздравляти, не могу когда слов таких сыскати»). А затем очень скоро стал в этом жанре последователем Ломоносова, взяв на вооружение четырехстопный ямб и одическую строфу «российского Пиндара»:
Оставим брани и победы,
Кровавый меч принял покой.
Покойтесь, мирные соседы,
И защищайтеся рукой.,.
Широкую популярность Сумарокову принесла его любовная лирика. И здесь поэт в ряде случаев выступил подлинным новатором, сразу же обретя немало подражателей и последователей. Любовная лирика, появившаяся еще в петровское время, стала уже модной частью нового быта, особенно в светском обществе. И Сумароков ответил на эту потребность много удачнее своих предшественников - безымянных поэтов первых десятилетий XVIII века и Кантемира с Тредиаковским.
Любовная лирика создавалась Сумароковым чаще всего в жанрах песни, эклоги, идиллии и элегии. Здесь (в эклогах и идиллиях в первую очередь) еще много условного и несовершенного. Условен пейзаж части эклог, условно схематичны сами пастухи и пастушки, поверяющие читателю тайну своей любви. Эклоги, как правило, заканчивались кратким описанием "цитерских забав", но не фривольные зарисовки были конечной целью поэта. Это была попытка воссоздания «златого века дней», той пасторальной утопии, которая должна была увести и поэта, и его читателей из мира прозы, мира страшных и безобразных сцен действительности, из душного, чумного города (большая часть эклог, изданных Сумароковым в 1774 году, была, по его свидетельству, написана в Москве во время чумной эпидемии 1771 года). Так, например, в одной из эклог пастушка Эмилия говорит пастуху Валерию, что в городах
Притворство - дружеством, обман - умом зовут,
Что в шуме хитрого и льстивого народа
Преобразилася совсем у них природа,
Что кончилися там златого века дни.
Храним, Валерий, их лишь только мы одни.
Более успешными были выступления Сумарокова в жанре песен, где ему нередко удавалось выйти за рамки образно-языковой системы, определенной классицизмом. В лучших песнях поэта выражалась целая гамма человеческих переживаний - неразделенной и торжествующей любви, тоски, разлуки, ревности. Сумароков в своих произведениях мог выступить от лица как мужчины, так и женщины (причем в последнем случае, пожалуй, удачнее). Так, безответная любовь женщины заставляет ее с горечью произнести: «Ты ко мне, как камень, я к тебе, как пламень». Достаточно тонко для своего времени передает Сумароков-психологию полюбившей девушки, стыдливо старающейся скрыть свое чувство от "хищника" ее «вольности»:
Зреть тебя желаю, а узрев мятуся
И боюсь, чтоб взор не изменил,
При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,
Что не знаешь, сколько ты мне мил.
Стыд из сердца выгнать страсть сию стремится,
А любовь стремится выгнать стыд.
В сей жестокой брани мой рассудок тьмится,
Сердце рвется, страждет и горит.
Сумароков смог подметить и неосознанное еще полностью ощущение зарождающейся любви:
Отчего трепещет сердце, отчего пылает кровь?
Иль пришло уже то время, чтобы чувствовать любовь?
Искренней грустью наполнены стихи о разлуке двух влюбленных:
Не плачь так много, дорогая,
Что разлучаюсь я с тобой.
И без того изнемогая,
Едва владею я собой.
Подлинная поэзия и истинная грусть звучат в признании женщины, выданной замуж за старого ревнивого мужа и разлученной со своим возлюбленным:
Сокрушил злодей всю молодость мою,
Но поверь, что в мыслях крепко я стою,
Хоть бы он меня и пуще стал губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду любить.
Противник ханжеской морали и светского лицемерия, Сумароков с неподдельным сочувствием выразил трагедию женщины, вынужденной, «к сокрытию стыда девичества», лишить жизни еще не родившегося внебрачного «младенчика» (сонет «О, существа состав, без образа смешанный»).
Однако Сумароков, чье творчество было связано с «больными» вопросами его времени, не мог ограничиться в интимной лирике только любовной тематикой. В некоторых его стихотворениях отражены раздумья о кратковременности человеческой жизни и тленности земного существования («На суету человека», «Ода на суету мира»), страх перед смертью («Плачу и рыдаю…», «Часы»)- Порой возникает образ человека одинокого и гонимого, нигде не находящего покоя и тщетно взывающего к заступничеству всевышнего (ода «Противу злодеев» - «На морских берегах я сижу…», сонет «На отчаяние» и другие).
Подобные мотивы в лирике Сумарокова не случайны. Его энергичная борьба с общественными пороками не давала желанного результата, а усиление самодержавного деспотизма и обострение классовой борьбы заставляли поэта усомниться в возможности сословной гармонии в дворянском государстве. Сумароков начинает искать некое «срединное» решение обострившихся непримиримых противоречий. Миру зла и насилия противопоставляется красота «добродетели», и не столько в гражданско-государственном ее значении (как это было в его трагедиях, торжественных одах или боевых сатирах), сколько в смысле требования внутреннего, морального самосовершенствования человека, умеренности его желаний, сдерживания своих страстей в соединении с разумным пользованием природными радостями жизни.
Весь этот лирический аккорд Сумарокова не вмещался в рамки классицистских ограничений. Здесь начинали зарождаться новые тенденции, которые получат дальнейшее свое развитие позже - в творчестве М. М. Хераскова, Державина и других, готовивших в разной мере и разных аспектах, утверждение новых эстетических принципов.
Писатель-просветитель, всю жизнь боровшийся с общественным злом и людской несправедливостью («Доколе дряхлостью иль смертью не увяну, против порока я писать не перестану!»), пользовавшийся заслуженным уважением Н. И. Новикова и А. Н. Радищева, Сумароков в истории русской литературы XVIII века занимает видное место. Позже многие русские писатели сомневались в поэтическом даре Сумарокова, в его литературном таланте, но все же прав был Белинский, заявивший, что «Сумароков имел у своих современников огромный успех, а без дарования, воля ваша, нельзя иметь никакого успеха ни в какое время».
|
