Эпизод «Допрос во дворце Ирода Великого» является стержнем второй главы романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» «Понтий Пилат». Эта глава логично разбивает первую и третью – современные главы, в которых предстают разные описания современности: через рационалистическое представление мира (Берлиоз, Бездомный) и взгляд на мир как совокупность сложных, в том числе сверхъестественных и непредсказуемых явлений, и углубляет философскую идею, связывающую их, помогает читателю сформулировать проблему всего романа. В частности, сцена допроса прокуратором Иудеи Понтием Пилатом странствующего из города в город философа Иешуа Га-Ноцри позволяет задуматься, каков мир, в котором мы живем, какова позиция и роль человека в этом мире.
Появляется Понтий Пилат в белом плаще с кровавым подбоем. Белый – символ чистоты, света, истины; кровавый – кровь, жестокость, сомнения, жизнь в противоречиях. Прокуратор ненавидел запах розового масла (позже узнаем, что розы – любимые цветы Мастера и Маргариты). Эти детали настораживают, а еще узнаем о «непобедимой, ужасной болезни гемикрании». Итак, Понтий Пилат – вершитель человеческих судеб, средоточие власти, ему утверждать смертный приговор Синедриона, но уже понятно, что этому человеку сделать такой шаг будет нелегко. И вот перед ним преступник, руки его связаны, под левым глазом большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью. Но взгляд его полон не страха, а тревожного любопытства, он не подавлен, уверен в своей невиновности. Он свободный человек. Возможно, прокуратор, объявляя первое обвинение, заключающееся в том, что Иешуа обратился к народу с призывом разрушить храм, чувствует силу представшего перед ним арестанта. Оттого он суров, сидит как каменный, губы чуть шевелятся при произнесении слов, а голова пылает «адской болью».Человек в нем борется с властителем, сердце с холодным расчетом. Завязка беседы – слова арестованного, обращенные к игемону: «Добрый человек…» Эти слова повергли Понтия Пилата, он не понимает, как его, «свирепое чудовище», можно так называть. Он разгневан. Власть берет верх, но сию минуту продолжить беседу не в силах, просит Крысобоя вывести Иешу и объяснить, как с ним надо разговаривать, но при этом не калечить. И все-таки слова «добрый человек «звучат победно. Крысобой не сильно ударил арестованного, но тот мгновенно рухнул наземь.
От боли? От боли тоже, но больше от унижения, потому он и просит не бить его. В дальнейшей беседе называет Пилата игемон, чтобы это унижение больше не повторилось. В остальном философ непреклонен. Не желает сознаваться в том, чего не совершал. Пилату «проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его». Но беседа продолжается, мы узнаем суть преступления Иешуа.
«Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины». Речь идет не о создании новой веры – вера слепа. От веры к истине, сути человеческого бытия – это и есть история человечества. Для великого прокуратора это бред сумасшедшего. Человеку не дано знать истину, ни даже, что такое истина. Но ум не слушает Понтия Пилата. Он не может не задать вопрос, хотя тон его ироничен. Тем неожиданнее ответ: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти». Он поражает тем, что абстрактное понятие «истина» становится живым, вещественным, вот оно – в изнуряющей тебя боли. Истина оказалась человеческим понятием, она исходит от человека и замыкается на нем. Но Пилат не способен сразу отрешиться от привычного строя мысли. Он не может поверить, что от боли его спасло человеческое участие. Сострадание избавило от страдания.
И тогда он возвращается к тому, что поначалу вызывало раздражение: «А теперь скажи мне, что это ты всё время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?» – «Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете». Скорее всего этим утверждением М.А. Булгаков вместе со своим героем хочет сказать, что зло – это порождение несвободы, она делает человека несчастным. Марк Крысобой «стал жесток и черств», потому что «добрые люди бросались на него, как собаки на медведя». Прокуратор Иудеи не соглашается с арестованным, но и не противоречит ему. А в «легкой» голове сложилась уже формула: «игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа, по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел». Не утвердил бы он смертный приговор, признав Иешуа душевнобольным, если бы подсудимый сам себе его не подписал. Ведь ему предъявлено второе обвинение, более серьезное, так как оно касается римского императора. Га-Ноцри нарушил «Закон об оскорблении величества».
Обвиняемый признается, что при Иуде из Кириафа высказывал свой взгляд на государственную власть. Примечательна сцена, в которой Пилат дает возможность выпутаться, спастись, избежать казни, если он опровергнет свои слова, сказанные о кесаре. Сердце ему подсказывает, что в истине, проповедуемой этим человеком, спасение его души. «Погиб!», потом: «Погибли!..» «– Слушай, Га-Ноцри, – заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, – ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не… говорил? – Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагалось на суде и послал Иешуа мысль, которую как бы хотел внушить арестанту». Но Иешуа не воспользовался возможностью, данной ему Пилатом. «Правду говорить легко и приятно», – говорит он и подтверждает свою мысль о том, «что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть».
Пилат потрясен и испуган. Если он отпустит Иешуа, то нарушит привычные отношения между ним и властью, управляющей им, он раб кесаря, своей должности, карьеры, и хотя очень хочет спасти Иешуа, переступить цепи этого рабства выше его сил. Иносказательно звучат слова прокуратора: «Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место?» Иешуа, зная, что примет за свои убеждения смерть, не отказывается от правды в отличие от Пилата, трусливо соглашающегося с приговором Синедриона. Сталкиваются два противоположных по философской сути мира. Один – мир Пилата, привычный, удобный, в котором люди сами себя заточили в неволю, страдают в нем, но страх перед властью сильнее. Другой – мир добра, милосердия, свободы, мир, в котором человек вправе сомневаться, говорить то, что думает, слушать свое сердце. И грозный прокуратор ощутил реальность этого мира, и все, что казалось незыблемым, вечным, рухнуло. Га-Ноцри уходил навсегда, а все существо Пилата пронизала «непонятная тоска». Выбор за героями романа, за читателем.
|
