| ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО РЫБОЛОВСТВУ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
«МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Кафедра истории и социологии
РЕФЕРАТ
по отечественной истории
Арктические плавания поморов в
XIII
–
XVII
вв.
Выполнил: Исаев Д.,
студент группы ПГС-161
Проверил: Порцель А.К..,
канд. ист. наук,
доцент кафедры истории
и социологии
Мурманск, 2006
Оглавление
ВВЕДЕНИЕ.………………………………………...………...……….стр. 3
Гл.1. СУДОСТРОЕНИЕ………………………………………………………….4
Гл.2. НАВИГАЦИОННЫЕ ПРИБОРЫ……………………………..….....….....8
Гл.3. РУССКИЕ ПОЛЯРНЫЕ ПЛАВАНИЯ И МОРСКИЕ ПРОМЫСЛЫ НА ЕВРОПЕЙСКОМ СЕВЕРЕ РОССИИ В XVI-XVII ВЕКАХ. ПОХОДЫ НА НОВУЮ ЗЕМЛЮ И ПИЦБЕРГЕН………………………..…….......10
Гл.4. ПЛАВАНИЯ РУССКИХ МОРЕХОДОВ НА СЕВЕРЕ ПО БЕЛОМУ МОРЮ И СЕВЕРНОМУ ЛЕДОВИТОМУ ОКЕАНУ……………………………………………………......…............14
Гл.5. ТРЕСКОВЫЙ ПРОМЫСЕЛ…………………………………….....……..16
Гл.6. ХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ ВОД МУРМАНА РУССКИМИ ПРОМЫШЛЕННИКАМИ………………………………...……...….…...21
ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………...…..…..25
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………………………….27
ВВЕДЕНИЕ
Отсутствие удобных для хлебопашества земель побуждало жителей Кольского края основные свои усилия направлять на торгово-промышленную деятельность. Жизнь значительной части населения была теснейшим образом связана с морем.
Поморы с детства приучались управлять судном, ходить на веслах и под парусом, приобретали от старших знание морских путей, постигали тайны мореходного искусства. С 9—10 лет дети вместе со взрослыми ходили на дальние промыслы.
В своем реферате я стараюсь осветить русские полярные плавания, морские промыслы поморов на европейском севере России в XVI-XVII веках, походы на Новую землю и Шпицберген, и освоение вод Мурмана русскими промышленниками.
Цель работы – показать особенности судостроения поморов, и где они вели промысел.
Поморы первые проложили путь в ледовитый океан, разведали рыбную концентрацию у берегов Мурмана и создали высоко уровневый ярусный лов трески и других донных рыб, до этого существовал прибрежный лов рыбы в небольших заливах и устьях. Добыча рыбы производилась в открытом море специальными промысловыми судами и снастями, большая часть продукции уходила на продажу.
СУДОСТРОЕНИЕ
С древнейших времен люди, жившие при море, обзаводились плавательными средствами. На петроглифах (наскальных рисунках) III—I тысячелетий до нашей эры, обнаруженных близ устья реки Выг (в юго-западной части Онежской губы), уже имеются изображения многовесельных судов беломорских зверобоев.
Первые русские поселенцы Беломорья строили не только простые лодки, но и более крупные суда — насады илодьи. Промысловые карбасы умел делать почти каждый терский крестьянин. Помор без судна, что кавалерист без коня.
Основным центром судостроения в крае являлась Кола. Она поставляла суда для мурманских промышленников — так называемые шняки. Описание XVIII века сообщает: «На рыбные промыслы выезжают из Колы на карбасах, именуемых шняками, помещающих грузу до 250 и 300 пудов, на которых обыкновенно бывает промышленников 4 человека: кормщик, тяглец, вытягивающий из воды рыболовные снасти, весельник, или гребец, и четвертый наживальщик, то есть насаживающий на уды морских червей или что иное для приманки рыбы... Те промышленники, которые в минувшем году шняк для себя не приготовили, покупают оные в Коле и вместе с Кольскими жителями выезжают на промысел».[1]
Вместимость шняки можно было увеличивать. Для этого наращивали борт набойками, ставили второй парус. В таком виде шняка использовалась как мореходное судно под названием ранщины и поднимала до 800 пудов груза.
Обстоятельное описание местного судостроения дал лесничий К. А. Соловцов: «Кольские мастера считаются лучшими в постройке шняк; большая часть поморов предпочитает заказывать шняки в Коле, особенно для вешнего промысла... Коляне, получив заранее заказы на шняки, в январе и феврале вырубают для них лес и вывозят к своим домам на немногих находящихся в Коле лошадях. Шняка употребляется не только для рыбных промыслов, но смельчаки, не имеющие мореходных судов, ходят на ней в Архангельск и в Норвегию по открытому морю... Управляемая одним только парусом, она способна лавировать; этого последнею преимущества не имеют лодьи. Груза поднимает шняка от 500 до 800 пудов. Палубы не имеет. Удивительна быстрота, с которою строятся в Коле эти шняки... Сегодня вы видите закладку киля; через час приложены уже штевни... один к другому пришиваются набои, и через 3—4 дня шняка построена, осмолена и приготовлена к спуску на воду, — и каждую шняку строят не более двух человек... Ежегодно в Коле строят от 30 до 80 шняк. Цена шняки, без сластей и других принадлежностей, от 40 до 60 рублей серебром... В настоящее время (1861) шняки делают пяти- и шестина-бойные, тогда как еще очень недавно они делались четырех и пяти набойные... На каждую шняку потребно 34 сосновых и еловых бревен разных размеров...»[2]
От ежегодной вырубки ближние леса постепенно скудели. Строевой материал приходилось заготовлять в более отдаленных местах — в верховьях Туломы и на берегах Нотозера. На поделку шел лес невысокого качества. Поморы жаловались, что шняки из Кольского леса «скоро гниют». Многие предпочитали покупать норвежские елы — суда более легкие и быстроходные в сравнении со шнякой. С возникновением пароходства поморские хозяева стали привозить шняки с Двины, изготовленные из хорошего леса. Кольское судостроение приходило в упадок. В 70-х годах
Другим морским полярным судном Поморская была лодья. Лодья имела ледовые обводы. По свидетельству Традесконта (1618), видевшего поморские лодьи, эти суда напоминали собой лодку, поставленную на другую лодку; входили внутрь этого судна сбоку. Палуба лодьи была обита лубками, доски бортов законопачены просмоленным жгутом. На мачтах обычно вешают вымпела с бубенчиками и соколиными олокольчиками; руль толстый и длинный. На мелких местах тихо передвигаются шестами. У Лапландского берега они идут под парусами только при полном ветре»[3]
. Таким образом, Традесконт свидетельствует, что лодья имела двухпалубное устройство; впрочем, вторая палуба стояла лишь в кормовой и носовой частях судна. Документы подтверждают, что на лодье были кормовой и носовой «чердаки».
Устройство лодьи можно рассмотреть на примере их строительства Холмогорским архиерейским домом, который закладывал ежегодно два-три новоземельских коча и одновременно строил две мурманские лодьи, ходившие на рыбный промысел в становища Кольского полуострова. Вот отрывок из судовой приемной книги 1695 года: «С Пинеги Волдокурского погоста крестьянин Антошка Пыхунов сделал в Дом лодью новую дви-някку на трех колодах из своего сухого соснового лесу, а мерою: от корта до корга 11 саженей с локтем, а поперек в матерых набоях 4 сажени, а сажень мера щепяная 2,5 аршина, а в глубину два аршина с четвертью, и упруги и курицы положил добрые, как водитца, а все сделал наготово, и конопать, и смола, и скобы, и гвозди, и скалы, и рогожная прядь — и к тое лодьи все кладено домовое, казенное» [4]
.
Придвухпалубной конструкции лодьи вполне понятно применение нескольких килевых балок.
По оснащению лодья ничем не отличалась от шняки. Она имела на борту два промысловых карбаса, один парус, дроги, ноги, вожжи, такое же рулевое управление. По грузоподъемности лодья превосходила шняку. Будучи приспособлена для морских промыслов преимущественно у берегов Кольского полуострова и Белого моря, лодья в то же время могла ходить на реках.
Лодьи строились на Оби и Лене. Как отмечалось выше, в XVIII веке лодья получила более совершенное оснащение: на ней стали ставить три мачты. Но все-таки она оставалась морским судном, предназначенным для плавания на близкие расстояния, преимущественно вдоль берегов арктических морей.
Поморские суда для своего времени имели неплохие мореходные качества. Английские и голландские моряки в XVI веке были в восторге от быстроходности и маневренности русских лодей. Английский путешественник Стивен Бэрроу, видевший в 1556 году выход поморов на зверобойные промыслы, отмечал, что на каждой лодье находилось по 24, а на некоторых и по 30 человек.
Помимо постоянных поездок на Мурман, поморы нередко плавали к Северной Скандинавии, Груманту (Шпицбергену), Новой Земле, на Печору и Обь.
Русские люди даже в плаваниях не разлучались с шахматами. Среди таймырских находок имеется несколько наборов шахматных фигур. В ножнах одного из ножей сохранились остатки грамоты, написанной русской скорописью XVII века. На месте гибели экспедиции было подобрано три с половиной тысячи серебряных русских монет (общая сумма — 34 рубля 10 1/2 копейки).
Все это говорит о том, что в дальние плавания поморы отправлялись хорошо снаряженными.
НАВИГАЦИОННЫЕ ПРИБОРЫ
В 1940 году советские моряки нашли на острове Фаддея и на берегу залива Симса (полуостров Таймыр) следы погиб шей в середине XVII века русской экспедиции — котлы, топоры, ножницы, сковороды и десятки других предметов, детальное обследование места зимовки и гибели экспедиции, проведенное в 1945 году, дало много ценного материала, характеризующего культуру жителей Поморья первой половины XVII века.
Исследование находок показало, что в распоряжении мореходов были первоклассные по тому времени навигационные приборы и огнестрельное оружие. Большой интерес представляют компасные солнечные часы. В костяном корпусе высверлено отверстие для компаса, который служил и для обычной ориентировки по странам света, и для определения времени по тени, отбрасываемой нитью в солнечный день. Для этого внутренней поверхности крышки и на верхней поверхности корпуса вырезаны по кругу цифровые обозначения. Судя по материалу это мамонтовый бивень, компасные солнечные часы изготовлены русскими мастерами по образцу западноевропейских приборов.
Полярные мореходы XVI — XVII веков водили свои корабли, широко используя опыт предшествовавших поколений. В частности, древнерусские мореходы издавна научились применять компас и лот. Компасы, найденные среди вещей мореходов XVII века, погибших на берегу залива Симса, свидетельствуют о высоком уровне тогдашней мореходной культуры русских.
О пользовании компасом говорят многочисленные, указания архивных документов. Так, в приходо-расходных книгах Соловецкого монастыря за 1645 год сказано, что монастырь «купил лодейных восемь маток, дано 24 алтына» [5]
. По-видимому, около XVII в. поморы для ориентировки на море изобрели ветромет и стали широко им пользоваться [6]
. Этот простой прибор представлял собой деревянный диск, в который вставляли деревянные стержни: один в середине и 32 по окружности. Главные румбы назывались: сивер, веток, полуденник, западник. Пеленгуя ветрометом специально установленные на берегу знаки (боковая сторона их совпадала с линией север-юг), поморы определяли курс судна. Вдали от берегов курс узнавали в полдень по солнцу, а ночью — по Полярной звезде. Совершенствование технических средств мореплавания активно продолжалось в последующие столетия.
РУССКИЕ ПОЛЯРНЫЕ ПЛАВАНИЯ И МОРСКИЕ ПРОМЫСЛЫ НА ЕВРОПЕЙСКОМ СЕВЕРЕ РОССИИ В XVI-XVII ВЕКАХ. ПОХОДЫ НА НОВУЮ ЗЕМЛЮ И ШПИЦБЕРГЕН.
В XVI веке на необъятных северных пространствах, включенных в состав молодого русского государства, еще в больших размерах, чем до этого, развились ледовое мореплавание и зверобойные промыслы. Дальнейшее развитие северных промыслов, зарождение которых, как мы видели, восходит к глубокой древности, вело к более прочному освоению тех морских пространств, по которым пролегает ныне Северный морской путь. Ледовое мореплавание вызвало к жизни и ледовое судостроение.
Связи Русского централизованного государства с северными областями постоянно расширялись. С середины XVI века по северным рекам стала развиваться бойкая торговля, особенно после установления морских торговых отношений с рядом европейских стран. Большое место отводилось Северу и в планах опричнины: все Поморье вошло в состав опричных областей.
Роль Севера возрастала и позднее по мере того, как он приходил в соприкосновение со складывавшейся в стране рыночной системой. Продукты промыслов Поморья шли главным образом на внутренний рынок. Беломорская соль, моржовые кожи, мурманская и керецкая сельдь, треска, палтус, семга и тресковая печень, ворвань и гагачий пух, изделия из моржовой и мамонтовой кости, сыромятные ремни, кожи для подошв и вожжей, пушные товары и поташ постепенно приобретали всероссийский спрос. Из внутренних областей на Север везли хлеб, мясо, крупу, масло. Изделия кустарной промышленности также шли из центральных областей страны.
Этот обмен продуктами крепостного хозяйства предполагал развитую торговлю, значительное усиление рыночных связей. В XVI веке на Севере возник ряд крупных ярмарок. Широко известны были холмогорские и архангельские летние и осенние ярмарки, лампоженская и пустозерская осенние ярмарки, на которые съезжались не только поморы, но и московские, ярославские, новгородские и даже казанские и астраханские купцы. Усилившийся спрос па поморские изделия стимулировал развитие морских промыслов. Особенно высоко ценились моржовые клыки, покупку и продажу которых казна сделала своей монополией.
Со временем большое значение приобрел вывоз корабельного леса, главным образом в Англию. Англичане и голландцы скупали па архангельском рынке рыбу и ворвань. В большой цене была пушнина, в особенности соболь. Русская пушнина расходилась по всему миру; ее покупали западноевропейские торговцы, купцы Турции, Персии и среднеазиатских государств.
Район промыслов на побережье Северного Ледовитого океана окончательно сложился в XV—XVI веках. Документы рисуют такую картину: к западу от устья Северной Двины, в Неноксе и Уне, добывали соль (здесь находились главные варницы), на Кольском берегу Баренцева моря, от Поноя и Варзуги до Святого Носа, ловили сетями и заборами семгу, треску и палтус. В Белом море весной на весновальных карбасах били морского зверя. На Зимнем берегу Белого моря промышляли нерпу, морского зайца, серку и моржей. В летне-осенний сезон главным зверобойным районом являлись морское побережье между устьями Мезени и Печоры и близлежащие морские острова.
В следующем столетии в связи с развитием рыночных связей район зверобойного промысла расширился.
Примерно с XVII века, указывает В. И. Ленин, начинается «новый период русской истории», который «характеризуется действительно фактическим слиянием всех областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было... усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием
небольших местных рынков в один всероссийский рынок» [7]
. Укреплением и расширением этого национального рынка следует объяснить успехи мореплавания на Севере во второй половине XVI и в XVII веке.
Указанные В. И. Лениным большие успехи в процессе слияния отдельных областей в единый хозяйственный организм можно проиллюстрировать на примерах из хозяйственной жизни Поморья, где развитию буржуазных отношений способствовало отсутствие крепостного права.
В отличие от XVI века, когда внешняя морская торговля страны в течение некоторого времени осуществлялась через балтийские порты, в XVII веке единственным морским портом по вывозу русских и ввозу иностранных товаров стал Архангельск. На архангельском рынке сосредоточилась почти вся (если не считать торговых связей со славянскими и восточными странами) «заморская» торговля Русского централизованного государства. По данным Родеса и Кильбургера [8]
от начала и до конца навигации по Северной Двине и ее притокам грузы самого различного наименования шли нескончаемым потоком. В 1650—1655 годах через Архангельск было вывезено: 10 тысяч ластов (около 1 миллиона пудов) хлеба, на 98 тысяч рублей мехов, на 371 тысячу рублей кожи, на 126 тысяч рублей сала, около 500 тысяч аршин сукна, холста и полотна, много икры, воска и пр. [9]
В перечне иностранных товаров, ввозимых в Архангельск, указаны: жемчуг, золотые и серебряные изделия, 25 тысяч стоп бумаги, 10 тысяч немецких шляп, 287 тысяч булавок и иголок, золотая монета, вино, имбирь, перец, сельдь, оружие, москательные, аптекарские и прочие товары. Растущие перевозки обслуживались местным населением. Одни работали на речных судах, другие выполняли лоцманскую службу в устье Двины, третьи занимались извозом, четвертые поставляли продовольствие. Значительно выросло народное судостроение; здесь строились суда разных типов: дощаники, карбасы, завозни, соемки, баржи.
При возросшей численности населения, оно не могло больше обходиться продуктами местного поморского земледелия и нуждалось в систематическом привозе продуктов сельского хозяйства с юга страны.
О расширении прежнего района промыслов говорят многие документы. В таможенных книгах северных монастырей (Антониево-Сийского, Николо-Корельского и др.), в таможенных документах гражданских архивов, начиная со второй половины XVII века, сплошь и рядом встречаются упоминания о новоземельских походах поморов, о развитии полярного мореплавания.
Возникшие еще раньше транспортные связи между отдельными районами входили составной частью в транспортную систему Русского централизованного государства. На их возросшую роль в хозяйственной жизни страны указывает составленная в 1627 году в Москве «Книга Большому Чертежу», в которой значительное место заняла «Роспись поморским рекам берегу Ледовитого океана».
ПЛАВАНИЯ РУССКИХ МОРЕХОДОВ НА СЕВЕРЕ ПО БЕЛОМУ МОРЮ И СЕВЕРНОМУ ЛЕДОВИТОМУ ОКЕАНУ.
Русское мореплавание на Севере по Белому морю и по Северному Ледовитому океану получило развитие с VIII в. Северные районы, богатые пушным зверем и рыбой, привлекли внимание русских, и шаг за шагом началось промысловое освоение вначале европейской, а затем и азиатской части Севера. Северная Двина и Обь привели русских охотников к холодным морям — Белому и Карскому. Эпизодическая меновая торговля с местными народами со временем переросла в постоянный промысел, и на северных реках были созданы поселения русских, пришедших из новгородских земель. Суровые природные условия препятствовали широкому развитию земледелия, и поэтому сразу определился промысловый профиль хозяйства первых поселенцев. За мехами, рыбой, морским зверем — за всем, что бывалое северными промысловиками, ежегодно приходили купеческие лодьи из Новгорода.
Существовало несколько путей на Север. Из Ладожского озера по реке Свирь выходили в Онежское озеро, а затем через реку Вытегру, или Водлу, — на Онегу, а да лее пробирались в Онежскую губу Белого моря или на Северную Двину. Пользовались и реками к северу от Онежского озера, путь по которым также приводил к Белому морю.
Русские поселенцы сравнительно быстро освоились с суровыми северными морями, плавания их не ограничивались Белым морем, они смело выходили и в Баренцево. В трудах М. И. Белова упоминается о плавании двинского посадника Улеба в первой половине XI в. до Карских (Железных) Ворот [10]
, В XII в. все местное население Кольского полуострова было покорено и платило дань новгородскому княжеству.
Не только новгородцы заселяли Север. В XII в. там появились переселенцы с владимирских земель. Началась конкуренция между новгородцами и владимирцами, типичная для эпохи феодализма. Нередко коммерческие споры купцов и промышленников этих двух крупнейших русских княжеств разрешались вооруженными столкновениями.
В тяжелый для Руси период монголо-татарского нашествия, когда раздробленные феодальные русские княжества одно за другим попадали под иноземное иго, северные мореходы продолжали совершать плавания по Ледовитому океану. В XIII в. поморы плавали вдоль Кольского полуострова, выходили к норвежским землям. Поскольку плавания поморов не всегда носили мирный характер, норвежцы держали стражу для охраны восточных морских границ. В восточном направлении поморы открыли полуостров Канин, а затем — острова Колгуев и Вайгач. Предполагают, что в это же время северные мореплаватели впервые побывали на Новой Земле. Примерно в XIII в. первые поморы могли достигнуть острова Грумант (Шпицберген). К XIV в. относятся плавания Амоса Коровинича вокруг Скандинавского полуострова на Балтику. Для дальних морских походов постепенно создавался новый тип судна — коч.
ТРЕСКОВЫЙ ПРОМЫСЕЛ
Земледелие в заполярном крае не играло сколько-нибудь существенной роли. Коляне и терские поморы в небольшом количестве выращивали репу и капусту. Сельскохозяйственные продукты закупались преимущественно в Архангельске.
Средства к жизни населению Кольского Севера давали промыслы — лов рыбы и — в меньшей мере — охота на зверя и птицу. Бытовали поговорки: море — наша нива; была бы рыба, а хлеб будет.
На первом месте по доходности стоял тресковый, или иначе «мурманский» промысел.
Мурманом в старину называюсь пространство от мыса Святой Нос на северо-востоке Кольского полуострова до норвежской границы на северо-западе. Омывающие побережье морские воды, прогреваемые одной из ветвей (Нордкап-ской) теплого течения Гольфстрим, богаты мелкими существами, которые служат пищей для плодовитой рыбешки мойвы, а тою, в свою очередь, питаются треска, палтус, пикша. Весною огромные косяки рыбы двигались с Атлантики на Мурман.
Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуострова Мотка, который позднее получил новое название — Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке.
Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли «промышленниками», независимо от того, были они «хозяевами» (владельцами судов и станов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались «мурманщиками».
Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. В станах строили жилую избу. поварню, амбар, скею (погреб), баню, приспособления для вытопки рыбьего жира и сушки рыбы. Заранее запасались продовольствием, солью, тарой, посудой и т. п., приобретали промысловые суда и снасти. Рядовые мурманщики все необходимое получали от «хозяев» и работали на промыслах обычно за одну двенадцатую часть стоимости добытой продукции.
На мурманский промысел сходились крестьяне со всего Поморья. Отправлялись в путь в начале марта, когда на Севере еще стояла зима с ее морозами и вьюгами, с тем, чтобы успеть прибыть на Мурман к весенней путине. Группами по 12—20 и больше человек двигались они по заснеженным просторам на лыжах, тянули за собой кережки (санки в виде лодочки) с поклажей и ребятами-подростками, которых с детства приучали к промысловому труду. Ночевали у костров в наспех сооруженных шатрах, крытых парусиной, а нередко и под открытым небом. Через Лапландию ехали на оленях немногие: монастырские приказчики, «большаки» — старшие в группах. Лишь в XIX веке появились кое-где постоялые избы, и большинство мурманщиков подряжало лопарей с оленями доставлять их в Колу — единственный город на Мурмане. Здесь путники отдыхали около недели, до Благовещения (25 марта по старому календарю), а затем на лодках, стоявших здесь на зимовке, отправлялись в свои становища.
По прибытии к месту промысла приводили в порядок строения, суда и снасти. Ловили треску артелями. Четыре человека выходили в море на судне — «шняке»; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) оставался на берегу: варил пищу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) — ярус. Это веревка с множеством ответвлений — бечевок с крючками на концах, на которые насаживалась приманка («наживка»), чаще всего мойва. Ярус вынимали на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыбу разделывали; извлекали печень для вытопки жира, остальные внутренности выбрасывали, и их тут же пожирали чайки. Пока стояли холода, всю рыбу направляли на сушку — развешивали на жердях, раскладывали на камнях, а при потеплении — складывали в скеи, посыпая солью.
Весенняя промысловая пора являлась страдой — временем напряженного труда. Невзирая на непогоду, в дождь, снег, ветер, промышленники отправлялись в море, выбрасывали и выбирали ярус, обрабатывали рыбу. Измученные и голодные, они ненадолго являлись «в дом», сушили мокрую грязную одежду, ели варево из трески, подбитое мукой, и после короткого отдыха снова спешили отправиться в море. Хозяева не хотели тратиться па обустройство быта своих кабальных работников. Жили те в провонявшихся избах с убогой обстановкой. В июне, как только сходил лед в Горле Белого моря, в мурманские становища прибывали хозяйские лодьи, доставлявшие все необходимое для промысла на будущий год, являлись также скупщики рыбы, промышленники-летняки. Хозяева нагружали суда добытой продукцией для отвоза на архангельский рынок и, радуясь успеху, выставляли своим работникам угощение. Дня двагри длилась попойка, сопровождавшаяся песнями и веселым гомоном.
В июле-августе работать на промысле было уже не столь тяжело, как весной, рыбаки даже восстанавливали здоровье и, возвращаясь, домой на хозяйском судне, выглядели упитанными, загорелыми и бодрыми. Однако в отдельные годы на Мурмане случались эпидемии, и тогда болезни уносили жизни многих промышленников. Кроме того, гибли они вместе с суденышками во время жестоких штормов. В память об утонувших по обычаю на берегу ставили крест.
Пятая часть промысловых изб на Мурмане в начале XVII века принадлежала жителям Кандалакши. Но в наиболее выигрышном положении, из-за близости к местам лова трески, находились коляне. Им не нужно было совершать тяжелых и длительных переходов к морю, они имели возможность вести выгодную торговлю с поморскими промышленниками, приходившими в Колу, сдавали им в аренду помещения, а после промысла ремонтировали и хранили до весны их суда; строили шняки и продавали их пришлым мурманшикам. Большинство колян вело промысел в складчину самостоятельно, а не по найму хозяев.
Тресковый промысел кормил и многих лопарей. Одни из них ловили треску на собственных судах «тройниках», другие работали «из покруту» — на хозяйском содержании за определенную долю улова. Так, сонгельские лопари при опросе в 1785 году говорили, что «для трескового мурманского промыслу, приехав в Колу, нанимаются от Кольских жителей... упромышленную рыбу продают тем же хозяевам, получая от них за свою часть деньгами»[11]
.
Размер уловов на Мурмане сильно колебался. В отдельные годы рыба удалялась от берегов или подходила к ним позднее обычного, и уловы снижались. Точный учет добытого велся невсегда. Не учитывалась рыба, шедшая на собственное потребление промышленников. Однако об объеме товарной продукции можно судить по количеству рыбы, проходившей через таможни, по числу промышленников, являвшихся на промысел, и по ряду других показателей и свидетельств. Согласно писцовой книге 1608 года, на Мурманском берегу стояло 196 промысловых изб, в каждой из которых обычно размещались по две артели, то есть 8 ловцов и 2 вспомогательных работника. Объем добытой рыбы исчислялся не в сыром виде, а в переработанном — отдельно сухая и соленая. Суммарно и округленно считали, что каждый ловец за сезон в среднем приготовлял 100 пудов рыбной продукции. В таком случае 392 артели (1568 рыбаков) произвели в 1608 году 156 800 пудов, или 2568 тонн сухой и соленой рыбы.
В последующее время уровень добычи рыбы падает вследствие ухудшения промысловой обстановки на западном Мурмане, весенний промысел трески почти исчезает. Основным местом рыбодобычи становится район становищ Гаври-лово — Териберка. В начале XX века Мурман давал 500—600 тысяч пудов рыбы в год.
В XVI—XVII веках сушеную треску сбывали преимущественно в страны Западной Европы, а затем все более и более мурманской рыбы стапо поступать на внутренний российский рынок. В посты она являлась важнейшим подспорьем к хлебу.
С развитием пароходства около трети мурманской рыбы стали отправлять в Ригу и Петербург. Исследователь мурманских промыслов В. Л. Кушелев в 1885 году считал округленно: 100 тысяч пудов рыбы весеннего улова поступало с Мурмана в Архангельск и 250 тысяч пудов — на осеннюю, Маргаритинскую ярмарку; в Петербург отправлялось около 200 тысяч пудов, остальная рыба потреблялась самим промысловым населением. Тресковый промысел на Мурмане постепенно совершенствовался. В начале XX века появились первые траулеры. Но по-прежнему преобладал старинный ярусный лов на наживку.
ХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ ВОД МУРМАНА РУССКИМИ ПРОМЫШЛЕННИКАМИ
Предприимчивые поморы не довольствовались промыслом в Белом море. Они смело выходили на просторы полярного океана. В поисках лежбищ морского зверя отдельные промышленники плавали к Новой Земле и Груманту (Шпицбергену).
Поморы научились строить большие парусные суда, хорошо приспособленные для плавания в арктических водах. Благодаря этому создались условия для хозяйственного освоения богатств Мурманского побережья. Во время систематических поездок в Финмаркен русские сборщики дани хорошо изучили морские пути вдоль Мурманского берега. В 1496 году, когда Россия воевала со Швецией, целая русская рать с Двины на судах прошла в Каянскую землю, шведское владение у северного побережья Ботнического залива. Морским путем вдоль Мурмана пользовались иногда и для дипломатических сношений с западноевропейскими странами. В том же 1496 году из Холмогор в Данию отправились четыре корабля, на одном из которых до Тронхейма ехал русский посол Григорий Истома.
Бывая на Мурмане, наблюдательные поморы заметили большие сезонные скопления рыбы, нашли места, удобные для промысла.
В отличие от бассейна Белого моря, прибрежные воды Мурмана обогреваются одним из ответвлений теплого течения Гольфстрим, поэтому подводные отмели (банки) и их склоны богаты растительностью и мелкими животными, которые служат пищей для рыбы.
В отдельные периоды года к берегам Мурмана подходят огромные косяки мелкой рыбы — мойвы, а вслед за ней — трески, пикши, палтуса, зубатки и другой рыбы. Прибрежные острова и заливы временами изобиловали тюленями и разной птицей. В реки заходила ценнейшая рыба — семга.
Малочисленные группы саамов, жившие на севере Кольского полуострова [12]
, были не в силах хозяйственно освоить обширные пространства края. Большинство угодий из года в год пустовало. Особенно слабо использовались рыбные ресурсы Мурманского моря. Почти так же, как в первобытную эпоху, саамы ловили рыбу только у берегов — в небольших заливах и на отмелях.
Русские поморы, имея в своем распоряжении хорошие мореходные суда, разнообразные рыболовные снасти и немалый промысловый опыт, сумели наладить лов трески и другой придонной рыбы в открытом море, на расстоянии 3—5, а в тихую погоду — 15—30 верст от берега.
Зарождение морских рыбных промыслов на Мурмане относится ко второй четверти XVI века, когда здесь стали строиться промысловые станы русских поморов — избы, погреба.
Среди тех, кто первым начал заниматься морскими промыслами на Мурмане, были и жители Терского берега. Так, свой стан на Мурманском берегу имел варзужанин Онцифор Кулик. В 1547 году, нуждаясь в деньгах, он заложил его вместе с угодьями в Варзужской волости Соловецкому монастырю.
Первое время треску промышляли только летом, после схода льдов в горле Белого моря (узкой части его между юго-восточным побережьем Кольского полуострова и Зимним берегом). Промышленники на судах прибывали на Мурман и занимались ловлей рыбы два — два с половиной месяца.
Однако самым добычливым временем промысла на Западном Мурмане, воды которого были особенно богаты рыбой, являлась весна.
В середине XVI века богатые рыбопромышленники стали посылать своих работников на Мурман, не дожидаясь открытия навигации на Белом море, сухопутьем, через Лапландию, с таким расчетом, чтобы они могли прийти в становища (временные рыбацкие селения) накануне путины.
Так на Мурмане возник весенний (или, как говорили в старину, «вешний») тресковый промысел.
Большую роль в зарождении его сыграли жители Кандалакши — русские и карелы. Они основали постоянное селение в устье реки Колы [13]
и одними из первых освоили лов трески на северном побережье полуострова Мотка, получившего вскоре название Рыбачьего. По свидетельству английских путешественников, уже в 1557 году русские, карелы и саамы вели здесь в довольно значительных размерах лов трески, которая вялилась и сбывалась норвежцам и голландцам.
К июню рыба, двигаясь с запада на восток, перемещалась к острову Кильдину и в район Териберки. Здесь летним промыслом занимались преимущественно двиняне.
С каждым десятилетием мурманские рыбные промыслы приобретали все более важное значение в экономической жизни Севера. На них стали собираться жители почти всех селений Беломорья.
В 1608 году на Мурманском берегу была проведена перепись промысловых изб и других строений. К западу от Кольского залива, в «Мурманском конце», было учтено 20 становищ, в которых имелась 121 изба, к востоку от Кольского залива, в «Русской стороне», — 30 становищ с 75 избами.
Наиболее крупные становища находились в районе весеннего промысла, на северо-восточном побережье полуострова Рыбачьего: Типуново (21 изба), Лавышево (15 изб), Лок-Наволок (14 изб), Кегор (11 изб). В каждой избе помещались обычно две, а иногда три-четыре промысловые артели [14]
. На Восточном Мурмане становища были небольшие: в Териберке, Оленьем, Дальних Зеленцах по 6 изб, в Гаврил ове — 2.
В течение весенне-летнего сезона одна артель вылавливала и обрабатывала около 500 пудов сырой рыбы [15]
, а всего на Мурманском море в начале XVII века приготовлялось сухой и соленой рыбы до 100—120 тысяч пудов. Из печени трески вытапливалось около 10 тысяч пудов жира. Однако уровень производства был неустойчивым. Размеры улова сильно колебались в зависимости от промысловой обстановки (подхода рыбы, погоды и т. п.). Помимо морских рыбных промыслов, на Мурмане занимались ловлей семги в реках, добычей жемчуга, который извлекали из раковин моллюсков, охотой на разного зверя. Иногда на берег во время шторма море выкидывало китов; случалось, что они сами выбрасывались на сушу, спасаясь от нападения «морских волков» — косаток. Из туш морских животных вытапливали сало, называемое ворванью.
Известные промышленники Строгановы в 70-х годах XVI века построили на берегу Кольского залива, напротив того места, где сейчас находится Мурманский телецентр, соляную варницу.
Но главным из всех хозяйственных занятий на Мурмане всегда был тресковый промысел.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Кольский край, почти целиком находясь за Полярным кругом, во многом отличался от основных, центральных территорий России. Природа здесь сурова и неприветлива: почвы малоплодородные, каменистые и болотистые.
Но Кольский край — не беден. Он щедро одарен естественными ресурсами: недра полуострова таят несметное количество полезных ископаемых, а реки, озера и морские воды богаты рыбой и зверем. Благодаря теплому дыханию Гольфстрима судоходство и морские промыслы у Мурманского берега возможны почти круглый год.
Восемь тысячелетий назад сюда, на Крайний Север, пришли первые жители — рыболовы и охотники каменного века. С тех пор многие поколения людей, живя на Мурмане, упорным трудом добывали себе средства к существованию, осваивали этот холодный заполярный край.
Древнейшими известными нам обитателями Кольского полуострова были саамы (лопари).
В XII—XV веках на Терском берегу появились русские крестьяне.
Преодолевая огромные трудности и лишения, наши далекие предки выстояли в борьбе с суровой природой, научились вести хозяйство в условиях Крайнего Севера, в меру своих возможностей обжили Кольский полуостров и сделали его неотъемлемой частью Российского государства.
В поисках рыбы и зверя русские мореходы бороздили гигантские просторы бурного Ледовитого океана, плавали далеко на север — до Шпицбергена и Новой Земли. Они открыли богатейший рыбопромысловый район у 6epeгoв заполярного Мурмана. Ежегодно крестьяне Поморья на многие месяцы покидали родные селенья и, работая в тяжелых природных условиях, добывали здесь большое количество рыбы и жира.
Создание регулярных морских промыслов на Мурмане было замечательным трудовым достижением русских людей XVI века. С тех пор рыболовный промысел на Мурмане на протяжении почти четырех столетий стал одним из главных занятий поморского населения всего побережья Белого моря, а отчасти — и внутренних местностей Подвипья и Поонежья.
С мурманских промыслов рыба поступала дня продажи за границу и на внутренний рынок, нанялась важнейшим продуктом питания жителей неземледельческого Севера России.
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Башкиров, А. Паруса из оленьей замши // Терский берег. – 1986, № 28.
2. Белов, М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времён и до середины XIX века // История открытия и освоения Северного морского пути. – М., 1956. – Т. I, гл. 17.
3. Мавродин, В. В. Русское полярное мореходство и открытия русских поморов на Севере Европы с древнейших времён и до XVI века // Вопросы истории. – 1954, № 8. с. 5
4. Ушаков, И. Ф. Кольская земля т 1. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998
5. Ушаков, И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 .
6. Шаскольский, И. П. Об одном плавании древнерусских мореходов вокруг Скандинавии: Путешествие Григория Истомы // Путешествия и географические открытия в XV–XIX веках. – М.; Л., 1965
[1]
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время том 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г. с. 47
[2]
Соловцов К. А. Очерки Архангельской губернии: Кола; Печенга // Архангельские губернские ведомости. – 1861, №39.
[3]
Мавродин В. В. Русские полярные мореходы Ленинград 1955 г., стр. 107.
[4]
Там же, с. 143, л.
[5]
Мавродин В. В. Русские полярные мореходы Ленинград 1955 г. с. 147
[6]
А. Б. Глазман. Деревянный компас поморов. «Судостроение», 1970, №1
[7]
Ленин. В. И. Соч., т. I, стр. 137.
[8]
Курц - Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича, Киев, 1915.
[9]
Курц- Б. Г. Состояние России в 1650—1655 гг. по донесениям Родеса, М., 1915, стр. 123—133, 163.
[10]
Белов. М. И. Мангазея. Л., Гидрометиоиздат, 1969
[11]
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время том 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г. с 13
[12]
В 30-х годах XVI века, во время крещения саамов, их погосты, как отмечал составитель «Жития Трифона», отстояли «един от другого верст по сту и больше».
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.
[13]
Это подтверждается, в частности, происхождением из Кандалакши одного из первых поселенцев Колы — Филиппа Уса. Родственники его — Семен Ус и Михаил Ус — были зажиточными Кандалакшскими промышленниками. Первый из них в 1582 году дал вкладом в Кандалакшский монастырь «судно удебное на Мурманском да и парус со всею снастью, да тысячу трески»; второй имел промысловую избу, скею (погреб для хранения рыбы) и клеть (бревенчатую постройку) в становище Зубово на Западном Мурмане.
В начале XVII века кандалакшанам принадлежало на Мурмане более 15 процентов промысловых изб.
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.
[14]
Артель на мурманских промыслах обычно состояла из четырех рыбаков и одного помощника, зачастую подростка, работавшего на берегу. У двинян существовали также лодейные артели из девяти человек.
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.
[15]
Из сырой нечищеной трески после обработки получалось сухой трески не более 37 процентов от ее первоначального веса, соленой — 60—65 процентов.
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.
|
