|
Поэму А.А. Блока «Двенадцать» можно рассматривать как кульминацию всего его творчества. Мотив иронии автора по отношению к современному «утробному» миру и его «обитателям» пронизывает все произведение. Современный буржуа, чьи интересы сосредоточены только вокруг наживы, был столь ненавистен Блоку, что он, по собственному признанию, доходил «до какого-то патологического омерзения». И в революции поэт видел очистительную силу, способную дать миру новое дыхание, освободить его от власти людей, далеких от духовных устремлений, от идеалов справедливости и человечности, живущих лишь жаждой материальных благ и руководствуясь своими мелкими страстишками. Такое отношение прямо перекликается с евангельской притчей о богатом, которому не войти в Царство Небесное.
Первая глава представляет собой экспозицию поэмы, где показан фон города, его пестрое население. Блок в духе народной шутки описывает обывателей Петрограда, не понимающих происходящего:
Старушка, как курица,
Кой-как перемотнулась через сугроб.
– Ох, Матушка-Заступница!
– Ох, большевики загонят в гроб!
То, что фигуры «старого мира» имеют не человеческие, а животные характеристики, рождает не только у героев поэмы, но и у читателей отношение жалости.
Далее представлен герой, авторское отношение к которому более жесткое, это чувствуется по подчеркнуто суровым образам природы, его сопровождающим:
Ветер хлесткий!
Не отстает и мороз!
И буржуй на перекрестке
В воротник упрятал нос.
С велеречивого литератора октябрьским вихрем словно сорвана маска, и автор, не узнавая, вопрошает: «А это кто?» Образ «грозного обличителя» жалок, он бормочет угрозы, которые вызывают не ужас, а смех. Возвышенное «вития» превращается в гневную, презрительную, уничижительную кличку. Точными, хлесткими словами заклеймены все, кто за пустой болтовней пытался спрятать свою пустую жизнь, брезгливость по отношению к народным горестям.
А вон и долгополый –
Сторонкой за – сугроб…
Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?..
Вон барыня в каракуле
К другой подвернулась:
– Ужь мы плакали, плакали…
Поскользнулась
И – бац – растянулась!
Насмешливо-сочувственно звучит после почти лубочной, веселой раешной картинки авторское:
Ай, ай!
Тяни, подымай!
Наряду с сатирой на «старый мир», вызванной его несостоятельностью, узостью и примитивностью кругозора его представителей, автором предъявляется и более серьезное обвинение этому миру в жестокости. «Страшным миром» у Петьки была отнята возлюбленная, и он мстит за это. Если посмотреть объективно на поступки двенадцати красногвардейцев, то, кроме убийства Катьки, они за все время поэмы никаких других действий не совершают. Нигде не говорится ни о какой-то возвышенной цели, которая бы ими двигала. Постепенно раскрывается авторский замысел: любовь – более понятное и близкое для человека понятие, нежели любая политическая идея. Поэтому весь ужас «старого мира» состоит в том, что в нем убивается любовь, она здесь ничего не стоит.
Еще страшнее, что символом «старого мира» для героев-«товарищей» является «Святая Русь», наделяемая «телесными» атрибутами («толстозадая»). «Старый мир» в поэме также уподобляется «нищему», «голодному» и «холодному» псу. Иногда исследователи указывают на образ «пса» в поэме как на олицетворение сил зла (вспомним гётевского пуделя-Мефистофеля). Но почему «нищий», «голодный» и «безродный» пес для революционной «голытьбы» находится в соседстве с отвергаемым классово чуждым «буржуем»? Возможно, потому что он, как и «старый мир», который еще не готов сдаться, представляет собой угрозу:
…Скалит зубы – волк голодный –
Хвост поджал – не отстает –
Пес холодный – пес безродный…
– Эй, откликнись, кто идет?
Уже в первой главе до упоминания о «двенадцати» на фоне карикатурных фигур старушки, буржуя, писателя-витии, попа звучит призыв: «Товарищ! Гляди / В оба!» Во второй главе впервые появляется образ «неугомонного врага» («Неугомонный не дремлет враг!»), и вновь раздается обращение к «товарищу»: «Винтовку держи, не трусь!» В шестой главе формула «Неугомонный не дремлет враг» повторяется, а в десятой – звучит угрожающе: «Близок враг неугомонный!» Наиболее сильно мотив тревоги и страха проявляется в одиннадцатой главе поэмы. В пургу красноармейцы слепы, красный флаг застилает им глаза, дважды упоминается образ «врага»:
Их винтовочки стальные
На незримого врага…
В переулочки глухие,
Где одна пылит пурга…
Да в сугробы пуховые –
Не утянешь сапога…
В очи бьется
Красный флаг.
И хотя звучат обрывки революционных песен, гимна «Варшавянки», ожидание опасности не покидает героев:
Раздается
Мерный шаг.
Вот – проснется
Лютый враг…
И вьюга пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет…
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
Однако действительно ли в «старом мире» герои видят своего врага? Страх красноармейцев перед этим неведомым врагом в течение поэмы нарастает. Но одновременно герои показаны полными отваги, у них «злоба кипит в груди», они готовы поглумиться над «старым миром» («Эх, эх! / Позабавиться не грех!»). А персонажи «старого мира» представлены жертвами («Ужь я ножичком / Полосну, полосну»). То есть очевидно, что в роли врага они выступать не могут. Наоборот, возмездие «страшному миру» приходит от тех, кого он сам породил.
Блок принял революцию, но не с марксистской позиции (как борьбу угнетателей и угнетенных), а с религиозно-философской, считая, что мир погряз в грехе и заслуживает возмездия. Главный переворот, по Блоку, должен совершиться не вне, а внутри людей. «Мировой пожар в крови» – символ духовного перерождения. С этой точки зрения, революция – это Апокалипсис, Страшный суд, сопровождаемый вторым пришествием Христа. И черное дело «двенадцати», их месть буржуям, сведение личных счетов – орудие в руках Божественного правосудия. А сами они будут погребены под обломками этого «старого мира».
|
