22 мая 1924

..."Ты еврей?" - "Нет, армянин". - "Это как?" - "Долго объяснять". - "Ну, если долго, тогда не надо... А чего это ты в трауре?" - "А так меньше заметно, что одежда не совсем чистая". - "Может, она у тебя и сейчас грязная?" - "Может быть..." Они познакомились в Париже - Пиаф со своей свитой случайно оказалась на одном из концертов Азнавура. Впрочем, "концерт" - это сильно сказано. Только что закончилась война, Шарль вместе со своим другом и аккомпаниатором Пьером Рошем каждый вечер в поисках работы обивали пороги парижских ночных клубов и варьете. Парочка Рош - Азнавур смотрелась более чем забавно: маленький армянин, стремительный и юркий, и долговязый французский аристократ с темпераментом крокодила и помпезностью священника. Иногда им позволяли выйти на сцену, спеть несколько песенок и заработать несколько франков... Иногда получалось продать песню-другую на сторону. Друзья сочиняли их в огромной квартире Роша в центре Парижа. Одна из таких песен - она называлась "Я пьян" - даже стала хитом в исполнении Жоржа Ульмера. И все же денег постоянно не хватало.

Жить в оккупации было гораздо легче. Отец Азнавура ушел на фронт добровольцем, и Шарль оказался единственным кормильцем семьи. Пока в город не вошли немцы, он торговал газетами, а потом вполне успешно крутился на черном рынке, сбывая брошенные велосипеды, шоколад, одеколон - за все это солдаты вермахта охотно выкладывали драгоценные рейхсмарки. Даже получив работу в кабаре "Жокей" на Монпарнасе, Шарль не оставил опасного промысла - возвращаясь в голодный Париж с гастролей по провинции, он тайком провозил на продажу в реквизиторских сундуках деревенские продукты. В те дни Шарль часто вспоминал гневную тираду, произнесенную одним влиятельным другом семьи Азнавурян, к которому отец Шарля несколько лет назад обратился с просьбой помочь деньгами на актерскую школу для сына. "Миша, ты с ума сошел! - возмущался тот, расхаживая по кабинету. - Какой театр, слушай! Армяне созданы для коммерции. Если твой Шарль хочет научиться торговать, то я ему помогу. А если он хочет всю жизнь валять дурака и веселиться - Бог свидетель, он не получит от меня ни франка!"

В глубине души месье Азнавурян был совершенно согласен со своим состоятельным другом - конечно, торговля стала бы для сына гораздо более надежной перспективой. Впрочем, понимал он и другое: не бывает правил без исключений. Даже среди армян нет-нет да и попадались такие, кто рождался на свет в тот момент, когда бог Меркурий явно находился в отлучке. В справедливости этой мысли Миша Азнавурян убедился на собственном опыте. После революции они с женой решили перебраться в Америку, но застряли в Париже, и, пока решался вопрос с американской визой, Азнавуряны успели, во-первых, отчаянно влюбиться в этот самый легкомысленный город Европы, а во-вторых - родить здесь первенца (регистратор-француз так и не смог правильно выговорить имя Ванаг, поэтому Азнавуряны решили не портить жизнь мальчику и назвали его Шарлем).

К тому времени во Францию перебрался и отец Миши, бывший повар царской армии. На политику ему было наплевать - в Париж он примчался исключительно ведомый нежной страстью к некоей очаровательной арийке, к которой, впрочем, довольно скоро поостыл. В ту самую неделю, когда будущий король французского шансона появился на свет, его отец и дед торжественно открыли на Рю де Шампольон, 3, небольшой русский ресторанчик, названный "Кавказским". По замыслу хозяев, заведение это должно было собрать под своей сенью весь цвет русской эмиграции первой волны - тех вельможных князей и графов, что ныне вынуждены скромно зарабатывать на хлеб, крутя баранку парижских такси. "Они водят свои автомобили, как когда-то их слуги управляли тройками", - сочувственно вздыхал сердобольный Миша Азнавурян, мечтая за бокалом вина о тех временах, когда, счастливо расположившись в уютной атмосфере его ресторана, клиенты смогут спокойно наслаждаться блюдами родной кухни и блаженно ностальгировать, вспоминая ушедшие времена.

Реальность, однако, внесла в эту хрустальную мечту свои мрачные коррективы. Ресторан действительно был всегда переполнен - но касса, увы, пустовала. Причиной столь странного противоречия стало доброе сердце Миши Азнавуряна. Посетители "Кавказского" - студенты, художники, бесконечные армянские родственники и знакомые хозяев, а также разнообразные попрошайки и пройдохи, которых в Париже конца двадцатых годов было пруд пруди - предпочитали покушать в кредит и даже не думали расплачиваться. "Ничего, когда-нибудь все эти люди придут к нам, чтобы отдать долги и сказать спасибо за то, что мы помогли им в трудную минуту", - не уставал повторять наивный Миша друзьям, упрекавшим его в неуместном простодушии.

В общем, все закончилось так, как и должно было: в 1930 году последнее из пяти "Кавказских" заведений Азнавурянов пришлось закрыть. За несколько часов до закрытия в зал вошли два студента-эфиопа из Аддис-Абебы: "Мы пришли, чтобы расплатиться..." "Не стоит, друзья мои, мы все равно уже не работаем", - грустно ответил им Миша Азнавурян. Тем не менее студенты настояли на своем и, отдав деньги, ушли - став, таким образом, единственными из клиентов "Кавказского", кто за шесть лет существования ресторана заплатил по долгам. С тех пор отец Шарля до конца своих дней мечтал уехать в Эфиопию - загадочную страну, где живут такие честные люди... ...Эдит поднялась из-за стола - ее уже изрядно покачивало - и скомандовала: "Ладно, пошли лучше танцевать". Шарль покраснел как рак и вдруг резко, толчком, усадил ее обратно на стул: "А ну-ка, сядь!" Пиаф недоуменно уставилась на молодого нахала. Свита притихла. Шарль неторопливо встал из-за столика, отошел на пару шагов, обернулся к Пиаф и негромко присвистнул - это был уличный ритуал: приглашать на танец мог только парень и только таким образом. Эдит это прекрасно знала - она ведь тоже воспитывалась по этим правилам. "А он ничего, этот малыш, строгий!" - весело заявила Пиаф, обращаясь к своему окружению. Свита услужливо засмеялась. Они танцевали вальс, потом танго, потом снова вальс... "Что ты делаешь сегодня вечером?" - спросила Эдит, хотя на дворе была уже глубокая ночь. "Иду домой, к жене", - честно ответил Азнавур. "О Боже, еще один женатый кретин! Все вы идиоты, - заметила Пиаф, допив свой бокал. - Ну ничего, жена подождет. Ей все равно придется к этому привыкать. Поехали!"

Они отправились в очередной ресторан, и эта авантюра закончилась тем, что Азнавуру и Рошу пришлось провести ночь на скамейке в парке - метро уже закрыли, а денег на такси у них не осталось. Шарль ежился под холодным ночным ветерком и думал о словах Эдит, сказанных ему на прощание: "Приходи завтра с утра, поговорим серьезно". И еще о том, что Эдит совсем даже и не красивая. Маленькая, щупленькая, вертлявая... Не примадонна, а черт знает что. Шарль привык относиться к женщинам легко - и всегда следовал усвоенной когда-то нехитрой мудрости: бегать за девушкой - значит попасть к ней в рабство. Он и не бегал - несмотря на свой небольшой рост и хрупкое телосложение, Азнавур тем не менее не мог пожаловаться на отсутствие внимания со стороны прекрасного пола. Трудно сказать, чем это объяснялось- то ли природным обаянием маленького шансонье, то ли пресловутым кавказским темпераментом. Как бы то ни было, недостатка в подружках молодой ловелас не испытывал. Гастроли, не ознаменованные новым романом, считались потерянными. До недавнего времени квартира друга Роша больше походила на дом свиданий, нежели на жилище добропорядочного парижанина. После очередной бурной ночи, пока его друг-аристократ отсыпался в объятиях какой-нибудь милашки, Шарль вставал спозаранку и к обеду уже успевал написать одну-две песни. Теперь же все было по-другому: Шарль уже не принимал участия в ночных загулах на квартире Пьера - он встретил юную Мишлен, очаровательное шестнадцатилетнее создание, и понял, что лучшей кандидатки на роль мадам Азнавур ему, пожалуй, не найти.

Несмотря на слабые протесты родителей ("Подождите хотя бы, пока ей исполнится восемнадцать!"), Шарль и Мишлен обвенчались в маленькой парижской церкви (денег не было, но знакомый священник-армянин все устроил: их венчали сразу же после какой-то богатой пары, и в храме осталось достаточно цветов и угощений). Вскоре у них родилась дочь Патриция. Шарль, который отныне считал себя совершенно взрослым и счастливым человеком, да к тому же главой семьи, с утроенной энергией зарабатывал скудные франки, сочиняя песни и обивая пороги ресторанов и варьете в поисках постоянного места. Пиаф предложила им с Рошем выступать в первом отделении своего гастрольного тура. Впрочем, гастроли эти оказались недолгими и промчались как один день. Эдит должна была улетать в Америку. Когда Азнавур, смущаясь и робея, осмелился-таки спросить у Пиаф, не намерена ли она продлить с ними контракт, та удивленно вскинула брови: "Конечно, приезжайте туда ко мне. Я вас жду". Азнавур совсем стушевался и промямлил что-то про отсутствие денег. Заслышав такие слова, Пиаф неожиданно пришла в ярость: "А вы что, разве не мужчины? Трудно заработать на билет? В общем, доберетесь до Америки - тогда и получите работу". Азнавур и Рош еле-еле наскребли денег на два билета в один конец, приехали в Нью-Йорк и принялись искать Эдит. На их несчастье, у Пиаф как раз начался роман с Марселем Серданом - а в такие моменты для Эдит не существовало никого и ничего, кроме возлюбленного. В то время как Азнавур и Рош, высунув языки, бегали по Нью-Йорку, Пиаф, отменив концерты, укатила с Марселем любоваться красотами ниагарского водопада. Вид бушующей водной стихии ее нисколько не вдохновил. "Просто много воды, только и всего", - безразличным тоном произнесла она, ни на секунду не отрывая влюбленных глаз от своего Сердана.

Естественно, о таких мелочах, как Азнавур, Пиаф в те дни и не вспоминала. Когда наконец Шарлю и Пьеру удалось дозвониться до нее с Восточного побережья, Эдит рассеянно посоветовала друзьям отправиться в Канаду ("Там, в общем, неплохо принимают французов".), а сама в тот же день укатила с Марселем в Париж. Добираясь до канадской границы, Рош ругался на чем свет стоит и проклинал тот день и час, когда им встретилась "эта безмозглая курица". Шарль выглядел грустным и задумчивым - он все пытался понять: как это его, взрослого и вполне опытного мужика, угораздило вляпаться в такую дурацкую авантюру. Как ни странно, в Канаде Азнавура ждали успех и даже неплохие гонорары. Первое, что он сделал, - сдал на права и приобрел автомобиль. Дебютная поездка закончилась в сугробе, вторую прервал трамвай. Шарль, однако, не унимался: ему казалось, что солидный человек без машины - просто нонсенс. Другим безусловным признаком "солидности" был для Азнавура приличный гардероб.

Когда через несколько месяцев он вернулся в Париж и, лучась довольством, предстал пред очами Пиаф (изумрудный пиджак, широченный шелковый галстук с изображением обнаженной красотки), ту чуть удар не хватил. "Ты что, там в цирке работал?" - спросила она Шарля. Азнавур тогда смертельно оскорбился, однако долго сердиться на Эдит он почему-то не мог. "Эдит была чудом, - много лет спустя произнесет Шарль Азнавур. - А чуду невозможно сопротивляться". Он и не сопротивлялся. Тем более что, кроме Эдит, рядом с Азнавуром уже никого не осталось: Пьер Рош встретил в Канаде очередную любовь и не пожелал возвращаться в Париж, Мишлен же, устав от отсутствующего взгляда мужа, заявила Шарлю, что ей все надоело, и подала на развод. Так начался, пожалуй, самый удивительный период в жизни Азнавура: история его странных отношений с Эдит Пиаф. Все вокруг были уверены, что у них роман, - и уже через два-три месяца о Шарле говорили не иначе как о "том парне, который пишет песни и живет с Пиаф". Напрасно Азнавур пытался убедить знакомых, что никакого романа между ними нет, - ему никто не верил. А вскоре Шарль и сам уже отчаялся как-то определить свое чувство к Эдит - слишком болезненное для обычной дружбы, слишком платоническое для обычной страсти. Он поселился в квартире Пиаф, став ее шофером, секретарем и собутыльником в одном лице. Он всегда был неподалеку, выполнял все ее прихоти: в три часа ночи мчался на другой конец Парижа за ее любимыми пирожными, часами выслушивал восторги по поводу очередного любовника... Максимализм Пиаф и завораживал, и бесил.

Все, что она делала, было чересчур, ее выходки порой казались абсурдом. Полюбив стейк-тартар, Эдит настаивала, чтобы все ее окружение (во главе с Азнавуром) изо дня в день заказывало именно это блюдо. Когда однажды Жильбер Беко посмел отказаться от "божественного деликатеса", предпочтя ему вульгарного цыпленка, этот "бунт" стоил ему опалы, длившейся до самой смерти Эдит. Посмотрев как-то фильм "Третий человек", Пиаф стала ходить на него каждый день и требовала, чтобы друзья непременно сопровождали ее и восхищались картиной не меньше, чем она сама. Приехав на гастроли в Америку, Эдит тут же отыскала в газете адрес кинотеатра, где крутили "Третьего человека", и приказала всем собираться. В зале Азнавур, не в силах вынести этого зрелища в пятидесятый раз, тихо пробрался на последний ряд, где благополучно задремал и был разбужен громовым возгласом Эдит: "Вы только посмотрите, этот подонок посмел заснуть!" Шарль был строго наказан - отныне Эдит никогда не брала его с собой на просмотры "Третьего человека". Алкоголь Эдит любила так же отчаянно, как и мужчин, - и Шарль, который никогда не отказывал себе в стаканчике доброго вина, отныне начал пить так, словно это вменялось ему в обязанность. Отчасти так оно и было: все привычки Эдит должны были непременно распространяться и на ее друзей.

Пиаф давала зарок год не приближаться к спиртному - а наутро Шарль находил ее на кухне в обнимку с бутылкой вина. ("Да, но я говорила, что не буду пить в гостиной, а не на кухне!" - возмущенно парировала она его упреки.) В другой раз после очередного зарока Эдит шла в ресторан и заказывала себе дыню в портвейне. ("А кто, скажи мне на милость, ест дыню без портвейна?!") Когда порция была съедена, Эдит с сомнением посмотрела на оставшиеся полбутылки порто и подозвала гарсона: "Ваша дыня чудесна! Я, пожалуй, закажу еще!" Во время гастролей в Нью-Йорке Шарлю приходилось несколько раз меняться с Эдит номерами в отеле - Пиаф жаловалась, что небоскребы за окном предательски раскачиваются и не дают ей уснуть. Да, она действительно могла делать с ним все что угодно. Иногда Шарлю казалось, что Эдит просто не замечает его, что для нее он просто лицо из свиты, не больше. В такие дни ему хотелось послать все к черту и выбраться из этого морока. Однако наутро Азнавур снова слышал, как Пиаф звала его, и, словно преданный оруженосец, безропотно шел выполнять очередной глупый каприз. "Шарль, у тебя ужасный нос!" От неожиданности Азнавур чуть было не поперхнулся глотком вина. Они ужинали в каком-то ресторанчике - он, Эдит, ее новый возлюбленный Эдди Константэн и еще парочка знакомых. И, как всегда, мысль, пришедшая в голову Эдит, была более чем неожиданна. "Да-да, такой нос решительно никуда не годится - он чересчур длинный. С этим надо срочно что-то делать".

Кто-то за столом сказал, что знает отличного пластического хирурга. "Решено, - заявила Эдит и, прежде чем Шарль успел вымолвить хоть слово в защиту своего злосчастного носа, тут же распорядилась связаться с врачом и записать Азнавура на прием. Шарль послушно явился к хирургу и дал согласие на операцию. За день до нее Эдит решила отпраздновать прощание с длинным носом. Компания пила и гуляла до шести утра. Когда до операции оставалось каких-нибудь два часа, Пиаф вдруг взглянула на Шарля и произнесла задумчиво: "Ты знаешь, а с другой стороны, может, он и ничего, твой нос..." Азнавур лишь плюнул в сердцах и поплелся на операцию - проклиная себя, Пиаф и весь этот идиотский мир. ...Он пытался сбежать. Конечно, в том, что это было бегством от Эдит, Шарль не признавался даже самому себе - просто надо наконец всерьез заняться собственной карьерой, просто подвернулся удачный контракт в Канаде... Азнавур снова выступает в ночных клубах, дела мало-помалу начинают идти на лад. Однако стоит ему получить телеграмму от Эдит ("Немедленно приезжай. Без тебя я не могу выйти замуж! Пиаф".), как Шарль, словно под гипнозом, стремглав мчится в Париж, где счастливая Пиаф проводит дни и ночи в объятиях своего нового возлюбленного, Жака Пиллса. Он даже пытался жениться - кто-то из приятелей познакомил Шарля с молоденькой, чертовски милой провинциальной певичкой Эвелиной, и Шарлю в тот момент показалось, что уютный дом и любящая жена помогут ему выплыть из этого безумного водоворота под названием "жизнь рядом с Пиаф". Увы, план был обречен - скоропалительный брак не привнес в его жизнь ничего, кроме скандалов и нервотрепки, и, убегая по вечерам из ставшего ненавистным дома, Шарль снова и снова возвращался к Пиаф - они напивались и сидели молча за плотно задернутыми шторами ночь напролет... Шарль уже и не помнил точно, когда именно он решил уйти от Эдит - то ли после одного из таких вечеров с его ароматом тоски и безысходности, то ли после того концерта, где Пиаф должна была выступить вместе с Пиллсом. Зал был переполнен, до начала оставались считанные минуты, но ни Эдит, ни Жак не появлялись. Они приехали изрядно опоздав. Едва взглянув на державшуюся за стенку Пиаф ("Там подавали такое вино... И мы... э-э-э... просто залились им до краев!.."), Шарль понял, что концерт придется отменять. Ему ничего не оставалось, как выйти на сцену и исполнить парочку песен. ("Пошел вон! Давай Пиаф!")

После этого Шарль скрылся за кулисами, чтобы проверить, не оклемались ли Эдит и Жак. Какое там! Шарль вернулся на сцену и попытался рассказать что-нибудь смешное... ("Уберите этого идиота! Мы хотим Эдит!!!") Наконец Пиаф кое-как привели в чувство и она появилась перед публикой. Она пела совершеннейшую абракадабру, но зрители были в таком восторге, что ничего не замечали. "Если они поймут, что она спьяну путает слова, - ставлю всем выпивку", - пообещал за кулисами Шарль, ни к кому особо не обращаясь. Пиаф мужественно простояла три песни, после чего оступилась и рухнула на сцену. ("Глядите, да она же пьяна в стельку!") Шарлю вновь пришлось выйти из-за кулис и объяснять публике, что Эдит Пиаф внезапно плохо себя почувствовала. Публика яростно выла. В Азнавура из зала летел всякий мусор. Наверное, именно в тот вечер он решил, что с него и в самом деле довольно. После того как на следующий день Шарль вывез свои нехитрые пожитки из квартиры Эдит, весь Париж гудел, что Пиаф просто выставила его вон. Друзья испарились в мгновение ока, все двери шоу-бизнеса враз оказались плотно закрытыми. ("Армяне неплохие коммерсанты.

Может быть, месье Азнавур, вам лучше подумать о карьере кассира?") Для того чтобы подписать первый сольный контракт в каком-то захудалом парижском клубе, Шарлю потребовался целый год и бог знает сколько нервов. Он снова стал бедным начинающим певцом. ...Северная Африка, контракт с "Мулен Руж", выступление в парижской "Олимпии", страшная автокатастрофа, многие месяцы, проведенные в гипсе, возвращение на сцену, мировая слава и успех... Постепенно, год за годом, Азнавур доказывал себе и остальным, что он на что-то способен. Те, кто пару лет назад злословили на его счет, теперь принялись отчаянно набиваться в друзья. У него, как и у Пиаф, появилась собственная свита. Шарль прекрасно помнил слова Эдит, сказанные ему когда-то: "Запомни, бродяга, если у тебя начинают просить в долг, а то и откровенно грабят - значит, ты на правильном пути" - и не удивлялся возникавшим то и дело вокруг него бесчисленным бедным родственникам и несчастным друзьям детства. Азнавура уже знал весь мир, но для него это было весьма слабым утешением. Как и много лет назад, Шарль опять стал чувствовать себя маленьким армянским бродягой - одиноким и несчастным. Отношения с Эвелиной испортились окончательно, и Шарль вскоре развелся. Он пытался кутить, как встарь, но переживать утреннее похмелье становилось все тяжелее, а незнакомые барышни, которых он обнаруживал по утрам в своей постели, вызывали лишь раздражение.

Стремительный и страстный роман с юной Лайзой Миннелли не привел ни к чему определенному, и они предпочли остаться хорошими друзьями - Лайза была слишком похожа на Эдит, и Шарль испугался, что второй раз окунуться в это безумие будет для него гибельно. 11 декабря 19б3 года умерла Эдит Пиаф. Они редко общались в последние годы, Эдит была очень плоха, и вряд ли весть о ее смерти стала для кого-то большой неожиданностью. И все же Азнавур искренне оплакивал ее, а вместе с ней и ту часть своей жизни, которая ушла вместе с Эдит и уже никогда не вернется. Через год после смерти Пиаф он женился в третий и последний раз, совершенно случайно познакомившись в компании друзей с белокурой скандинавкой по имени Улла. Это было забавно - Шарль отдыхал в Сен-Тропе и полушутя пожаловался своему другу Теду Лапидусу на то, что ему, старому больному человеку, приходится выходить в свет, чтобы найти себе подружку. "Тебе просто нужно жениться, - засмеялся Лапидус. И, окинув взглядом их компанию, указал на миловидную блондинку, приятельницу своей подруги: - Да вот хоть и на ней! Замечательная девушка, по-моему". Шарль посмотрел в сторону Уллы, немного подумал и решил, что, наверное, Тед прав. Действительно, почему бы и нет...

Они вместе уже тридцать пять лет. Азнавуры переехали в Швейцарию, и Шарль купил там хороший дом в тихой деревеньке над Женевским озером. Улла родила ему троих детей - Катю, Мишу и Николая. Шарль ни о чем не жалеет - он просто живет, наслаждается покоем и поет свои песни о любви и одиночестве... Когда-то, миллион лет назад, в совсем другой жизни Пиаф однажды обняла его за шею и прошептала: "Не волнуйся, маленький мой бродяга, нам с тобой суждено закончить жизнь вместе. Это уж точно..." И порой, вспоминая тот давний вечер, Шарль с грустной улыбкой думал о том, что Эдит, как всегда, оказалась права.

Андрэ Жакоб :

«Единственное искусство, которое я признаю, — искусство народное», — говорит Шарль Азнавур. Эти слова можно было бы счесть за красивую фразу, каких немало произносят в интервью популярные звезды эстрады. Но в его устах они имеют глубокий смысл: Азнавур не просто говорит об этом, он стремится и сам творить искусство столь же простое, естественное, непосредственное, как народное. В этом, вероятно, и состоит главный секрет его успеха. Бертран Дикаль писал в 1997 году: «Представьте себе столбик высотой 80 сантиметров и весом 8 килограммов. Именно так выглядит стопка из 30 компакт-дисков с записями Шарля Азнавура. Двадцать шесть из них, начиная с «Jezebel» и заканчивая его последним альбомом, «Toi et moi» («Ты и я»), вышли раньше, а четыре увидели свет впервые, пополнив «полное собрание сочинений» артиста: переиздание пластинки «Eire» («Быть»), запись концерта 1978 года в Олимпии, совместные песни Роше и Азнавура 40 х годов и, наконец, пространное интервью с Аденом Пуланжем с канала «Франс-Интер». Но это еще не все. Азнавур готовит к выпуску новую подборку своих «Золотых песен», диск с рождественскими песнями и двойной компакт-диск с записью сольного концерта в «Карнеги-холл» в Нью-Йорке». Шарль Азнавур (настоящее имя Варенак Азнаурян) родился 22 мая 1924 года в семье эмигрантов из Армении. Варенак вырос в актерской семье. Отец был довольно известный баритон в опере, мать выступала в небольших театральных труппах, и сыну на роду написано пойти по их стопам. Действительно, уже в девять лет будущий певец вместе с сестрой появился впервые на любительской сцене, сразу проявив незаурядную одаренность. Позже юноша выступал на подмостках оперетты, снимался в кино, посещал театральные школы, пробовал выступать в парижских кафе и мюзик-холлах, но успеха не имел. Его долго не замечали, этого невысокого армянского подростка, комплексовавшего в жизни и на сцене из-за носа с горбинкой и щуплого сложения. В годы войны Азнавуру в оккупированной Франции приходилось зарабатывать перепродажей подержанных велосипедов, потом маленькими ролями в театрах. Месяцами он скитался по французской провинции, выступая в дуэте с другом куплетистом П. Роша. Друзья сочиняли и исполняли множество песенок, быстро приобретавших популярность. К середине 40 х годов Шарль Азнавур уже снискал определенную репутацию как композитор и поэт. Тогда и произошла его встреча с Эдит Пиаф, во многом повлиявшая на его дальнейшую жизнь. Вспоминает подруга Пиаф Симона Берто: «Не успела она с ним поговорить и десяти минут, как без всякого стеснения заявила: — Слушай, с твоим носом нельзя лезть на сцену. Его нужно сменить. — Что это вам — колесо от машины? У меня нет запаски. — Поедем со мной в Америку, я тебе там сделаю другой! Поездка предстояла примерно через полгода. Шарль не поверил своим ушам. Я тоже, несмотря на то, что это мы уже «проходили». Она с ним только что познакомилась и уже говорила о поездке в Америку! «Надо к нему приглядеться, — сказала я себе, — наверное, в нем что-то есть». На первый взгляд он не подходил по мерке к мужчинам, которые нравились Эдит, и глаза у него были не голубые. Тогда что же?.. Я это узнала тут же. — Слушай, вот ты пишешь песни. Та, что ты пел, «Париж в мае», действительно твоя? У тебя талант. Вот оно что! Она унюхала, что он может писать для нее... ...Однажды вечером, по возвращении в Париж, Шарль торжественно явился в новом черном костюме. Он считал, что выглядит шикарно, и был страшно доволен. Эдит облила его ушатом холодной воды: — Под меня работаешь? — Но, Эдит... — Замолчи. Такой же костюм я заказала Эдди. Как я появлюсь между вами двумя? Оба в черном, как из похоронного бюро! Вернись и переоденься. И он послушался. Разумеется, она не заказывала такого костюма для Эдди. Но она почувствовала, что в черном Шарль становится чем-то похож на нее, а этого она не могла допустить. Как певец он ее раздражал. «Стиль Пиаф хорош для меня. Для мужчины он не годится!» Эдит была не права. Шарль никогда ни в чем не подражал ей. У всех, кого она создала, от Монтана до Сарапо, можно было найти жесты, интонации а ля Пиаф. Но не у Шарля. И тем не менее, по существу, он был к ней ближе всех остальных. Поэтому она лезла на стенку. Она знала, что после нее только один человек способен будет потрясать простых людей, брать их за сердце, выворачивать им душу, как умеет она. Это — Азнавур...» Да, Пиаф смогла по достоинству оценить не только композиторский дар Азнавура, но и его артистический потенциал. А сделать это нелегко: ведь на первый взгляд у него нет оснований конкурировать с мастерами эстрады: маленький голос, невзрачная внешность. Но, включив выступление Азнавура в свою программу, Пиаф не ошиблась. Правда, поначалу зрители иной раз даже посмеивались над ним, но с годами лед недоверия сломлен. Первый большой успех пришел к Азнавуру в 1953 году во время гастролей в Марокко. Еще через два года он дебютировал в знаменитом парижском зале «Олимпия». И вдруг все с изумлением обнаружили, что певец и актер Азнавур лучше других способен интерпретировать Азнавура — поэта и композитора. С тех пор Шарль Азнавур на эстраде. И хотя его песни, в силу своей специфики, особенно много теряют без перевода, слушатели разных стран полюбили французского артиста за искренность, простоту, задушевное обаяние. За то, что, выходя на эстраду, он не воздвигает невидимого барьера между собой и зрительными рядами, но как бы сливается с публикой. Происходит так потому, что он поет о простых, всем понятных вещах — о дружбе, любви, об одиночестве и радости человеческого общения, о Париже, с которым связано для него так много радостных и печальных воспоминаний. Творческая манера Азнавура очень своеобразна. Стиль его песен складывается из разных элементов: в них можно уловить и черты французского шансона, и ритмы джаза, и ориентальные мелодические обороты, и, наконец, характерные приемы мелодекламации. Но все это он умеет слить в единое целое, превращая каждую песню в отточенную музыкально-драматическую миниатюру. За плечами у Азнавура многие десятилетия творческого труда, сотни песен, многие из которых стали классикой эстрады; его перу принадлежат также мюзикл «Месье Карнавал», с успехом шедший в Париже, музыка к фильмам «Молочный суп», «Остров на краю света», «Порочный круг» и т.д. Талант Азнавура по достоинству оценили советские зрители во время его гастролей в нашей стране в 1964 году. С тех пор творческий облик Азнавура не переменился. Что бы он ни делал, он стремился, прежде всего, оставаться верным себе, своему стилю, ибо знает, за что любит его публика. Вот почему любые причуды моды обходят его стороной. «Я выступаю в Америке, Испании или Англии не для того, чтобы кого-то поразить, — говорит Азнавур. — Может быть, я хотел удивить сам себя. Напротив, мне кажется странным, когда человек едет в Нью-Йорк в компании с парой журналистов, а потом возвращается и публикует в каком-нибудь журнале статью на четыре страницы о том, как он завоевал Америку. Если я еду в Нью-Йорк, я еду туда работать. А знают ли об этом другие, меня совершенно не интересует. Когда песня «She» стала в Англии хитом номер один, я же не побежал в газеты с воплем: «Разве вы не знаете, что я добился успеха за границей?» Я еще не успел пресытиться ничем в своей жизни. К тому же признание не имеет ничего общего со славой — на славу мне плевать, потому что можно быть знаменитым, но так и не достичь признания. И наоборот. Мне приятно признание, которое я заслужил тем, что сделал, — разве артист может этим пресытиться? Будем откровенны. Мы выходим на сцену лишь потому, что в зале сидят люди. Мы пишем песни, чтобы они стали популярными, а не пылились в ящике стола». Признание снискал Азнавур и как актер. В кинематограф он пришел, уже будучи звездой парижского мюзик-холла. В 1959 году он сыграл роль в фильме Жоржа Франжю «Головой об стенку», где создал образ беззащитного и доброго человека, которого черствость окружающих доводит до самоубийства. Лучшие роли Азнавура весьма далеки от прославивших его эстрадных песен: пианист кабаре в ироническом детективе Франсуа Трюффо «Стреляйте в пианиста» (1960), короткая трагическая роль в ленте «Дьявол и десять заповедей» (1962) Жюльена Дювивье. В 60—80 е годы артист снимался в лентах «Американская крыса» (1963), «Жестяной барабан» (1979), «Призраки шляпника» (1982), «Эдит и Марсель» (1983), а также во многих коммерческих фильмах и сериалах. Интересны воспоминания племянника певца З. Азнауряна, позволяющие лучше узнать Азнавура-человека: «В 1968 году Шарль пригласил в гости мою бабушку, актрису Ленинаканского театра народную артистку Армении Арус Азнаурян. Три месяца бабушка жила в доме своего брата, отца Шарля — Мамикона Азнауряна... Шарль часто приглашал бабушку к себе домой. Они подолгу сидели в его зимнем саду с плавательным бассейном. Шарль любил сидеть в своем любимом кресле, нашпигованном десятками шарниров, благодаря которым человек мог принять любую, самую замысловатую позу. Ел он немного, но только деликатесы. Каждая комната его квартиры была оформлена в стиле той или иной эпохи — от XVI века до ультрамодерна. Бабушке рассказывали, что Шарль, кроме своего любимого бассейна, занимается физкультурой по особой методике, но никому никогда не удавалось быть этому свидетелем. Он человек деликатный, даже щепетильный в отношениях с людьми. Не позволяет себе обидеть человека, задеть его достоинство. И тяжело переживает предательство. Несколько лет назад он был вынужден расстаться со своим работником, который был чем-то вроде управляющего делами. Шарль считал его другом, делился сокровенным, тепло к нему относился. Но этот человек, как впоследствии выяснилось, долгое время проворачивал крупные финансовые аферы с деньгами Азнавура. Когда это вскрылось, у Шарля были крупные неприятности с налоговой службой. Этот случай настолько потряс моего дядю, что он заболел, а потом надолго покинул Францию. «Я сгораю от стыда», — говорил он подавленно». Азнавур никогда не забывал историческую родину. Всего через несколько дней после страшного землетрясения в 1988 году он прилетел в Армению. Азнавур помог тогда пострадавшим и деньгами, и многими необходимыми вещами — одеждой, питанием, медикаментами. И сегодня он активно занимается благотворительностью в пользу Армении, являясь послом этой страны при ЮНЕСКО. «Я просто живу, как живется, — говорит певец. — Конечно, никогда нельзя знать заранее. Старея, люди иногда увлекаются самыми неожиданными вещами... Я достаточно стар, чтобы отдавать себе в этом отчет, но недостаточно стар, чтобы рассказывать об этом вам...»