Развитие представлений о возвышенном в истории эстетики
Контрольная работа по предмету «Эстетика»
Выполнила: студентка IV курса Чернышова Наталия Александровна
Казанский государственный университет культуры и искусств
Казань, 2004 г.
I. Введение.
Сегодня, в начале нового столетия, нового тысячелетия, в начале принципиально новой эпохи в истории человечества, достаточно трудно говорить о вещах традиционных и вроде бы уже давно устаревших. Во всяком случае вторая половина XX в. в культуре была обостренно ориентирована на глобальную переоценку ценностей, провозглашенную еще в конце XIX в., прежде всего Фридрихом Ницше, но реализованную только к концу прошлого (XX) столетия, особенно в сферах гуманитарной культуры, гуманитарных наук, в искусстве, этике, эстетике. На протяжении более чем 100 лет последовательно низвергались традиционные идеалы и принципы, маргинальное (для своего времени) занимало место магистрального, утверждались новые парадигмы мышления и арт-презентации, разрабатывались принципиально новые стратегии бытия-мышления. И все это имело и имеет под собой глубокие основания, которыми сегодня занимаются многие науки.
Одной из сфер, объединяющих человечество во всех исторических измерениях, является сфера эстетического. К концу прошлого столетия стало как-то немодным писать и говорить о ней, хотя она от этого не потерпела никакого ущерба; даже в духовно-материальных мирах тех, кто вроде бы не знает ее, не желает знать или, зная, пытается отрицать как нечто устаревшее. Но это то, что не устаревает со временем, что не исчезает по желанию людей, что относится к их сущности, даже если они не признают вообще никаких сущностей. Есть некие универсалии взаимоотношений человека и Мира, сохраняющие свою значимость на протяжении практически всей истории человека как существа цивилизованного. Именно к таковым сущностным характеристикам космоантропного бытия и принадлежит сфера эстетического, проникновением в которую, изучением которой и занимается наука эстетика. Понятно, что на каждом этапе истории культуры конкретные формы бытия, реализации, актуализации этой сферы свои, отличные от форм, характерных для других культурно-исторических этапов, и соответственно - иные формы их изучения и описания. Сегодня мы как раз находимся в стадии активного и глобального перехода от одной формы цивилизационного процесса к другой, т.е. - в ситуации, когда претерпевают радикальное преобразование многие универсалии культуры и, как следствие, формы и способы их изучения и описания. Эстетика и феномены, изучаемые ею, не являются здесь исключением. Однако это отнюдь не означает, что они утрачивают свою значимость для человека.
Собственно эстетика - это фактически и в строгом смысле слова даже не наука, не совсем и не только наука, ибо ее предмет в принципе не поддается полному рациональному осмыслению и вербальному описанию. Здесь иной уровень, нежели узко научный, даже при самой широкой семантике понятия «наука», и уровень этот более высокий. В сущностно-метафизическом смысле эстетика - это особая форма бытия-сознания; некое специфическое духовное поле, в котором человек обретает одну из высших форм бытия, ощущение и переживание полной и всецелой причастности к бытию. Наука эстетика - только малая и самая упрощенная область этого поля, помогающая, однако, человеку, точнее, пытающаяся помочь осознать значимость духовной материи в его жизни и в структуре Универсума в целом. Более существенной частью духовного поля является искусство как деятельность и результат деятельности сознания, относящегося к сфере эстетики; один из главных конкретных результатов эстетического опыта. И оно поэтому также является одним из основных объектов исследования науки эстетики.
Эстетика - это наука о гармонии человека с Универсумом.
Эти три понятия (человек, Универсум и гармония) принимаются в качестве знания, присущего каждому человеку. И важно то, что каждый мыслящий человек сознает, что и человек, и Универсум - это нечто реальное и существенное, что человек - часть Универсума, зависящая от него и влияющая на него, что взаимодействие этих феноменов отнюдь не маловажная вещь, что от этого взаимодействия зависят они оба.
Итак, эстетика (от др.греч. – aijsqavnomai -чувствовать; aijsqhtikov -воспринимаемый чувствами) – наука о неутилитарном созерцательном или творческом отношении человека к действительности, изучающая специфический опыт ее освоения, в процессе (и в результате) которого человек ощущает, чувствует, переживает в состояниях духовно-чувственной эйфории, восторга, неописуемой радости, блаженства, экстаза, духовного наслаждения свою органическую причастность к Универсуму в единстве его духовно-материальных основ, свою сущностную нераздельность с ним, а часто и конкретнее – с его духовной Первопричиной, для верующих – с Богом. Термин «эстетика» употребляется в современной научной литературе и в обиходе и в ином смысле – для обозначения эстетической составляющей культуры и ее эстетических компонентов. В этом смысле говорят об эстетике поведения, той или иной деятельности, спорта, церковного обряда, воинского ритуала, какого-либо объекта и т. п. Главные категории эстетики: эстетическое, прекрасное, возвышенное, трагическое, комическое, безобразное, искусство.
Ведущим принципом анализа, обеспечивающим корректность эстетических обобщений, выступает принцип историзма. Такой подход сопровождает рассмотрение содержания основных эстетических категорий - искусства, художественного сознания, художественного образа, художественного стиля, художественной композиции, художественного содержания и формы, художественного творчества и других - в процессе их исторического становления. Тем самым эстетические обобщения не привносятся извне, а раскрываются как неотъемлемая внутренняя сторона эволюционирующего художественного процесса.
Эстетический опыт с глубокой древности был присущ человеку и получил свое первоначальное выражение в прото-эстетической практике архаического человека – в первых попытках создания тех феноменов, которые сегодня мы относим к сфере искусства, в стремлении украсить свою жизнь, предметы утилитарного употребления и т. п. В дальнейшем эстетический опыт и эстетическое сознание наиболее полно воплощались в искусстве, культовых практиках, обыденной жизни. Однако уже в древней Индии, древнем Китае, древней Греции стали появляться специальные трактаты по искусству и философские тексты, где эстетические проблемы поднимались до уровня теоретического осмысления. Концепции возникновения космоса (по-древнегреч. kovsmo означает помимо мироздания украшение, красоту, упорядоченность) из хаоса, попытки осмысления и описания красоты, гармонии, порядка, ритма, подражания в искусстве (мимесиса) фактически стали первым этапом рефлексии эстетического сознания, первыми шагами к возникновению эстетики. Из текстов древнегреческих философов (Платона, Аристотеля, стоиков, Плотина) и теоретиков различных искусств (красноречия, музыки, архитектуры) следует, что проблема красоты (в ее структурных принципах гармонии, порядка, меры, ритма, симметрии и др.) решалась как правило в онтологической сфере и напрямую была связана с космологией. В теориях искусств на первое место выдвинулось понятие мимесиса (подражания) во всех его модификациях – от иллюзионистского копирования форм видимой действительности (особенно в живописи – Зевксид, Апеллес, Эвфранор) до «подражания» идеям и эйдосам ноэтического мира. Античный космос и мир идей – пластичны, что открывало возможность конкретно чувственного выражения, то есть сугубо эстетического опыта. Вполне закономерно, что эстетика как наука возводит свою историю именно к этим опытам древней мысли по постановке проблем, вошедших в Новое время в поле ее зрения. Основная терминология и главные понятия эстетики в европейско-средиземноморском ареале сложились в Древней Греции и затем в той или иной форме развивались до появления собственно дисциплины эстетики. К ним относятся такие термины и понятия как красота, прекрасное, возвышенное, трагедия, комедия, катарсис, гармония, порядок, искусство, ритм, поэтика, красноречие, музыка (как теоретическая дисциплина), калокагатия, канон, мимесис, символ, образ, знак и некоторые др. Не все из них в древности имели тот смысл, в котором их употребляет современная эстетика, однако культурно-исторический процесс привел к ХХ в. большую часть из них в смысловое поле эстетики.
II. Эстетическая мысль и возвышенное в истории эстетики.
Теоретически возвышенное вначале было осмыслено не как эстетическая категория, а как стилистическая фигура риторики. В I в. н. э. ученик известного греческого ритора Аполлодора Цецилий, родившийся в сицилийском городе Калакты, написал сочинение «О возвышенном», где рассматривались специальные правила возвышенного стиля, вопросы техники ораторской речи, классифицировались стилистические фигуры и тропы. Стилистические принципы ораторского искусства, выдвигавшиеся Цецилием, легко были распространимы и на литературу, находившуюся под большим влиянием риторики. Трактат Цецилия не дошел до нас, и некоторые сведения о нем известны лишь по сохранившимся фрагментам и по полемическим замечаниям в сочинениях других авторов. Без имени автора дошел до нас другой трактат - «О возвышенном», являющийся ответом на сочинение Цецилия, впрочем далеко переросший это свое прямое назначение. Он, очевидно, тоже был написан в I в. н э. Долгое время его приписывали Лонгину, однако, как теперь доказано, он не мог ему принадлежать. Сейчас по традиции неизвестного автора называют Псевдо-Лонгином.
Псевдо-Лонгин сохраняет цецилианскую трактовку возвышенного как стилистического понятия (эта сторона концепции возвышенного, разработанная Цецилием и Псевдо-Лонгином, оказала свое воздействие на последующее развитие эстетической мысли вплоть до М. Ломоносова, который еще в молодости читал в переводе Буало трактат Псевдо-Лонгина; в учении М. Ломоносова «о трех штилях» - «О пользе книг церьковных в Российском языке», 1757 - ощущается влияние псевдо-лонгиновской трактовки возвышенного как стилистического понятия), но одновременно расширяет его содержание до значения эстетической категории. Для автора все лучшее в литературе принадлежит к сфере возвышенного.
Псевдо-Лонгин перечисляет важнейшие духовные источники возвышенного: необычайные мысли и страсти, красота речи в соединении с великими мыслями.
Он справедливо обращает внимание на то, сколь далеко возвышенное от мирской суеты, мелочного тщеславия, властвования над людьми и т. д.: «В нашей повседневной жизни нельзя считать великим то, пренебрежение чем возвеличивает человека. Так как богатства, почести, слава, неограниченная власть и подобное им прельщают людей лишь своим внешним блеском, разумному человеку не может показаться благом, то, в презрении к чему возникает подлинное благо. Удивление и восхищение вызывают не обладатели мнимых благ, а те люди, которые, имея полную возможность пользоваться подобными благами, гордо отвергают их с высоты своего духовного величия…» («О возвышенном»).
Вместе с тем на рассуждениях Псевдо-Лонгина лежит печать религиозной трактовки возвышенного. В возвышенном Псевдо-Лонгин видит могучие, проявляющие величие силы природы, которые имеют глубокое философское значение и служат источником решения проблемы сути жизни: «…Природа никогда не определяла нам, людям, быть ничтожными существами, - нет, она вводит нас в жизнь и во вселенную как на какое-то торжество, а чтобы мы были зрителями всей ее целостности и почтительными ее ревнителями, она сразу и навсегда вселила нам в душу неистребимую любовь ко всему великому, потому что оно более божественно, чем мы. …Поэтому человеку недостаточно охватить созерцанием и размышлением всю вселенную; нашим мыслям тесно в ее пределах, и если кто-нибудь поразмыслил бы над ходом человеческой жизни, насколько в ней во всем преобладает великое и прекрасное, то ясна станет цель нашего рождения» («О возвышенном»).
Переживание возвышенного, по Псевдо-Лонгину, поднимает человека до величия божества и дарит бессмертие. Возвышенное мощно и неизгладимо запечатлевается в понятии человека. Люди никогда не испытывают чувства возвышенного при виде небольших ручьев, как бы чисты, прозрачны и полезны они ни были, но приходят в изумление при виде Нила, Дуная, Рейна и особенно при виде Океана. Как возвышенное зрелище, потрясает человека вулкан, извергающий огромные камни и изрыгающий горящие потоки серы.
Еще до своего теоретического осмысления в трактате Псевдо-Лонгина возвышенное существовало в древнеегипетском и древнегреческом искусстве.
Гомер в «Илиаде» описывает, как в разгар сражения землю окутывает густой туман и покрывает беспросветная ночь. Тогда раздается полный отчаяния крик Аякса:
Зевс, наш владыка, избавь аргивян от ужасного мрака!
Дневный свет возврати нам, дай нам видеть очами!
И при свете губи нас, когда уже так восхотел ты!
Гомер «Илиада».
Здесь явно описано полное солнечное затмение - грандиозное явление, свидетельствующее о могучих и непонятных, не освоенных людьми силах природы. Справедливо трактуя эту сцену как описание возвышенного, Псевдо-Лонгин пишет: «В этом крике подлинный пафос Аякса, ведь не о своей жизни просит герой, такая просьба была бы для него чересчур низкой, но Аякс, потеряв в наступившем мраке возможность проявить свое благородное мужество, раздражен этой внезапной передышкой в сражении и просит, чтобы скорее засиял свет, при котором он сумеет достойно встретить смерть, даже если его противником окажется сам Зевс».
Или вот другое место из «Илиады», в котором Гомер раскрывает перед нами величие богов:
Сколько пространства воздушного муж обымает очами,
Сидя на холме подзорном и смотря на мрачное море,
Столько прядают разом богов гордовыйные кони.
Гомер «Илиада».
Точный комментарий, раскрывающий возвышенный характер нарисованной здесь Гомером картины, дает Псевдо-Лонгин: «Поэт измеряет мировым пространством прыжок коней. Такая грандиозность меры заставляет нас воскликнуть в изумлении: а что будет, если кони сделают еще один скачок? Ведь им уже не найти тогда для себя места в этом мире!».
Масштабы явления, превосходящие масштабы видимого, грандиозная мощь, превышающая человеческие возможности, выход за пределы обычной меры вещей, за пределы мира – возвышенны.
В «Зевсе трагическом» древнегреческого сатирика Лукиана есть ироническая сцена, содержащая серьезную теоретическую проблему.
Гермес. Эй, боги, сходитесь на собрание, не медлите, собирайтесь все, сходитесь, совещаться мы будем о важных делах.
Зевс. Как ты просто, невозвышенно и какой неразмеренной речью говоришь, Гермес, и это, сзывая на важнейшие дела?
Но вот Гермес провозгласил призыв возвышенным слогом Гомера, боги собрались, и тогда возникла деликатная и трудная проблема как их посадить, в каком порядке, кому отдать предпочтение? Кто из богов наиболее достойный? Фактически речь идет о критерии возвышенного.
Зевс решает этот вопрос так. «Прими их и посади каждого по достоинству, приняв во внимание, из чего и как он сделан, - в первые ряды усади золотых, за ними - серебряных, потом посади тех, что сделаны из слоновой кости, потоп медных и мраморных, а среди них отдай предпочтение работам Фидия, Алкамена, Мирона, Евфранора или других подобных им художников, грубых же и сделанных неискусно сгони куда-нибудь в одно место - пусть они молчат и только заполняют собрание». Но кто же возвышеннее: бог более знатный, более благородный, или бог более богатый, или более художественно сделанный или больших размеров, или лучше воспетый в стихах? Боги начинают ссориться между собой. Вопрос о принципе определения возвышенного, поставленный в столь ироничной форме Лукианом. Так и остается открытым. Зевс, заключая этот «процедурный» спор, говорит: «Мы теряем время, Гермес, а давно уже следовало бы начать заседание: пускай поэтому садятся вперемежку, где кто хочет, а после будет созвано особое собрание для решения этого вопроса, и тогда уж я буду знать, какой порядок надо установить среди них».
Если бы «особое собрание» состоялось и на нем вопрос решался бы с точки зрения максимального соответствия возвышенному, то выбор должен был бы совершаться по принципу могущества. Возвышенное - это всегда грандиозные силы, еще полностью не раскрывшиеся.
Не случайно, что для греков царем богов был самый могучий из них – Зевс. В храме Зевса и в скульптурном изображении бога-громовержца этот эстетический принцип был запечатлен с наибольшей полнотой и наглядностью.
Никакие фото, никакие описания не в состоянии передать того впечатления, которое оставляют развалины храма Зевса в Олимпии. Храм повержен землетрясением Века и эпохи проносились над его развалинами, но остатки грандиозных колонн и сейчас волнуют и восхищают. Однако не только и не столько в монументальности размеров «секрет» величия этого храма. Внутри него помещалась в древности колоссальная фигура Зевса. Царь богов был изваян Фидием из слоновой кости, а его одеяние - из золота (бог-громовержец был растащен по кусочкам «на память» в новое время, и сейчас кроме груды осколков камня на месте пьедестала ничего не осталось). Зевс восседал на троне. Огромная сидящая фигура была так рассчитана по отношению к высоте храма, что, если бы Зевс встал и выпрямился, он своей мощной головой пробил бы крышу. И вот в этом найденном соотношении размеров скульптуры и высоты храма заключался один из источников впечатления возвышенного, производимого статуей Зевса и интерьером храма. Вся композиция как бы говорила: человек могуч, он возвел величественное здание храма, но Зевс несравненно могущественнее: стоит лишь ему привстать, как это сооружение рухнет. Идея владения одними и зависимости от других сил природы ощущалась в самом замысле храма и скульптуры. Поэтому сооружение производило эстетическое впечатление прекрасного и возвышенного.
Древнегреческая архитектура человечна в своей красоте. Ей присуще то, что Аристотель называл мерой: здания не слишком велики и не слишком малы, они под стать человеку. Парфенон, например, достаточно грандиозен, чтобы утверждать мощь человека, и достаточно соразмерен ему, чтобы не подавлять. Египетские же пирамиды возвышенны. Утверждая величие фараона, они подавляли личность, которая превращалась на фоне грандиозной усыпальницы в песчинку, ничего не значащую по сравнению с вечностью, запечатленной в колоссальном образе надгробного сооружения. Минимальность полезных функции пирамид еще более подчеркивала антидемократический характер их величия.
У древних египтян возвышенное - гигантски мощное грандиозно-масштабное проявление жизни и сил природы. В Гимне богу Атону (период фараона Эхнатона) прославляется и характеризуется как возвышенное солнце: «Прекрасен восход твой, о Атон живущий, владыка веков. Ты лучезарен, прекрасен, могуч. Любовь твоя велика и возвышенна, лучи твои озаряют все человечество. Ты сияешь, чтобы оживить сердца, ты наполняешь обе земли своей любовью. Бог священный, создавший себя сам, сотворивший все страны и все, что в них, всех людей, стада коз, деревья, произрастающие на земле. Они живут, когда ты светишь им. Ты - мать и отец для тех, глаза которых ты сотворил. Когда ты светишь, они видят благодаря тебе. Ты озаряешь всю землю. Все сердца ликуют при виде тебя, когда ты восходишь, как их владыка» (В. В. Струве «История Древнего Востока»).
Образ возвышенного запечатлен в средневековых готических соборах. Устремленными вверх линиями они выражали религиозную идеологию, которая все человеческие надежды связывала с небом. Эти сооружения проникнуты порывом к идеальному, к почти несбыточному, но при огромных усилиях не закрытому для человечества совершенству. Осваивая грандиозное пространство ввысь, готические соборы образовали узкие, высокие колодцы нефов с таинственно мерцающим светом, проходившим сквозь цветные витражи. Приглушенное освещение, таинственность, устремленность к небесам создавали ирреальную атмосферу, далекую от обыденной обстановки жизни. На особенностях западноевропейского средневекового искусства сказалось сильное воздействие католической церкви, которая пыталась использовать его в своих интересах.
Проблема возвышенного проявилась и в Средние века, когда понимание его было связано с Богом и теми чувствами и творениями, которые создавались под влиянием мыслей о Боге, например, величайшие готические соборы. С возвышенным связывают внутреннее благородство, серьезность, величие поведения и образа мыслей. Возвышенное принадлежит вечности, связывает человека с божественным в душевном взлете, преодолевает рассудок. Самое возвышенное - это Бог, и связь с ним, особенно выделенная в Средневековье, и обеспечивает внутренний подъем в человеке. И хотя этическая категория «возвышенное» в эту эпоху еще не выделена как таковая, она присутствует в своем конкретном проявлении в художественных произведениях, таких, как готические соборы, а также литературных произведениях и живописных творениях.
Для средневековья характерно религиозно-мистическое феодально-клерикальное представление о возвышенном, отождествление возвышенного с богом. Примечательно доказательство Ансельмом Кентерберийским существования бога. Он говорил, что бог - это самое возвышенное, высшее благо. Но в понятие о высшем как его важнейшая составная часть входит бытие, ибо небытие есть не благо, а зло, значит, самое возвышенное существо, т е бог, существует. Это доказательство софистично и содержит в себе логический круг. Ансельм Кентерберийский выводил существование бога из посылки, в которой это существование уже было допущено.
В эпоху Возрождения происходит возвышение человека. Ф. Петрарка, Салютати пишут о возвышающей способности человеческой речи, а их последователи, например, Пико делла Мирандола, - о высоком достоинстве человека. Человек, считает Мирандола, - это четвертый и последний мир после поднебесного, небесного и подлунного. И его счастье состоит в том, чтобы восходить к синтезу, свойственному только божеству.
Возвышенность человека отмечает другой гуманист - Альберти: «... он стоит во весь рост и поднимает лицо к небу... он один сотворен для познания и восхищения красой и богатством небес...»
В эпоху Возрождения замечательное воплощение возвышенного предстает перед зрителем в микеланджеловской скульптуре Давида. Юноша изображен за мгновение перед схваткой. С поразительною точностью передается физиологическое состояние бойца. Гигантский, могущественный человек дан в состоянии расслабленности, его мощные мышцы играют под юношески нежной кожей. Перед тем как напрячь все тело, перед тем как свернуть в стальную пружину мышцы, боец всегда на мгновение расслабляет их. У Микеланджело юный богатырь дан перед самым высшим напряжением, перед броском, когда все силы человека замирают. Но за этим чисто физиологическим состоянием стоит образ потенциального могущества человека, которое еще раскроется. Человек могуч и всесилен, и спящие в нем возможности пробудятся и прольются в мир, и жизнь организуется по человеческим законам - вот о чем говорит скульптура. И это еще не осуществленное, потенциальное, таящееся в человеке могущество, которое вот-вот прорвется, осуществится, и есть образ возвышенного. В известном смысле возвышенное - это прекрасное, которое грядет, еще осуществится, хотя в данный момент еще не вполне подвластно человеку.
В «Короле Лире» Шекспир выдвинул проблематику истинного и ложного величия. Пока Лир был королем, он обладал могуществом власти, но величие этой власти было призрачным: она не управлялась ничем, кроме прихоти, она основывалась не на прозорливой доброте и справедливости, а на капризности и тщеславии. Лир был слеп душою. Он принимал лесть старших дочерей за истинную любовь, а молчаливое обожание младшей дочери Корделии - за холодность и черствость.
Но вот преданный старшими дочерьми Лир оказывается в бурю среди степи. И полуослепленный молниями, безумный от горя старик в рубище, лишенный призрачного величия самодурствующей власти, обретает человеческий взгляд на вещи и подлинное могущество. Мощные силы человеческого духа открываются в гонимом короле. Он с истинной гордостью противостоит бедам и несчастьям и, наконец, осознает истинные ценности мира. Пройдя через беды, Лир обретает нечто большее, чем власть над людьми,- власть над собой, над своими страстями.
В искусстве классицизма возвышенное считается особенно важным для трагедии, оды, но совершенно противопоказано комедии. О роли данной категории в искусстве этого периода свидетельствует, в частности, тот факт, что главный теоретик классицизма - Буало специально перевел на французский и в 1674 г. опубликовал в вольном пересказе трактат «О возвышенном», дополнив его несколько позже исследованием «Размышления о Лонгине». В поздних произведениях классицизма возвышенное нередко оборачивалось ложным пафосом.
Проблемой возвышенного специально занимался английский эстетик XVIII в Эдмунд Бёрк. В 1756 г. он опубликовал «Философское исследование происхождения наших представлений о возвышенном и прекрасном». Бёрк положил начало противопоставлению прекрасного и возвышенного. По его мнению, идеи возвышенного и прекрасного настолько принципиально различны, что трудно и даже невозможно соединить их в одном чувстве. Но как самостоятельное эстетическое понятие возвышенное впервые было разработано в эпоху Просвещения в трактате Э. Бёрка «Философское исследование относительно возникновения наших понятий о возвышенном и прекрасном» (1757). Бёрк связывает возвышенное с присущим человеку чувством самосохранения и видит источник возвышенного во всем том, что «способно вызывать представление о страдании или опасности, т.е. все, что так или иначе ужасно». Возвышенное здесь противополагается прекрасному, истолковывается иначе, чем у Лонгина.
Возвышенное приводит человека в состояние страха. Такой же точки зрения во взгляде на возвышенное придерживался немецкий философ
И. Кант и потому она получила название «линия Бёрка - Канта».
Проблему возвышенного Кант анализирует в «Критике способности суждения»: «Основание для прекрасного в природе, - пишет он, - мы должны искать вне нас, для возвышенного же - только в нас, и в образе мыслей, который вносит возвышенное в представление о природе».
Кант различал два вида возвышенного - математическое и динамическое. Математическое возвышенное он связывал со способностью познания и показывал превосходство по величине и количеству. В философии ему соответствует понятие «дурной» бесконечности. Динамическое показывает качественное преобладание в силе. Эту позицию Канта впоследствии комментировал немецкий поэт и драматург Ф. Шиллер. Первый вид он называл «теоретически возвышенным», второй - характеризовал как практически возвышенное.
То, как представлял Кант возвышенное, следует из широко известного его положения: «две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Возвышенное Кант в большей мере, чем прекрасное, связывал с внутренним миром человека, полагая, что объекты, несоразмерные со способностями человеческого восприятия, дают мощный эмоциональный толчок душе. «Возвышенно то, одна возможность мысли о чем уже доказывает способность души, превышающую всякий масштаб внешних чувств». «Высокое, - писал он, - заключается не в какой-либо вещи в природе, а только в нашей душе…» (И. Кант «Критика способности суждения»). Кант высказал ряд интересных мыслей об особенностях этой категории. Он считал, что возвышенное то притягивает, то отталкивает нас, не доставляя положительного удовольствия, а возбуждая в созерцателе удивление и почтение, которые можно назвать отрицательным наслаждением. Возвышенное, с его точки зрения, есть гордость человека возникающая благодаря преодолению страха в процессе веры. Рационально здесь то, что Кант подчеркивает чувство гордости, возникающее при столкновении со страшным (т. е. неосвоенным предметом). Он отмечает масштаб и неосвоенность возвышенного явления, отсутствие по отношению к нему свободы человека (отсюда необходимость преодоления страха, притяжение - отталкивание, удивление, почтение, отрицательность наслаждения).
Качественно или количественно превосходящие все, представимое человеком, явления природы или социальной истории дают душе толчок к ощущению «возвышенности своего назначения по сравнению с природой». Искусство как эстетический феномен является созданием гения, особого врожденного таланта, через который «природа дает искусству правило». Это «правило» является оригинальным и не поддающимся словесному описанию; при этом оно также органично, как и законы природы. Искусство становится важнейшим средством проникновения в мир сверхчувственного. Этими положениями Кант открыл путь к культу искусства, возвышающему его над философией и религией. Вскоре по нему двинулись, существенно расширяя его, романтики. Принципиальная недоступность эстетического опыта для логического истолкования служит Канту одним из убедительных доказательств бытия таких сфер как мораль.
Резко противопоставлял прекрасное и возвышенное Ф. Шиллер. Он подчеркивал, что возвышенное в отличие от прекрасного вызывает неприятное чувство: например неприятна и некрасива величественная гроза и вспышки молний. Шиллер свои идеи развил в трактате «О возвышенном», в котором писал о возвышенном в природе и в истории.
А заслуга Канта, как видно из выше сказанного, - не только в том, что он выделяет различные аспекты проблемы возвышенного: он проанализировал сам процесс возникновения категории возвышенного. По Канту, категория возвышенного возникает в результате определенного процесса суждения, в котором философ выделяет две фазы. Первая - констатация бессилия человеческих чувств перед лицом бесконечности и мощи природы. Это бессилие приводит ко второй стадии - ощущению возвышенного. Воображение побеждается сознанием морального достоинства человека, превосходящего любую природную силу. Первоначальное ошеломление стихийными силами сменяется ощущением бесконечной гордости за призвание быть человеком.
В процессе суждения о возвышенном Кант постепенно переходит из области эстетического в область нравственных понятий, приводя читателя к мысли о том, что чувство возвышенного является мерилом нравственности человека. Это нравственность, преломленная в призме красоты, которая возвращается к своему прежнему первенствующему положению. В отличие от восприятия красоты чувство возвышенного обращено скорее к субъекту, чем к объекту, подразумевает движение, а не покой. И отсюда понимание Кантом гения и гениальности как проявления мудрости природы в человеке.
Для эстетики барокко (расцвет XVII-XVIII вв, термин введен в к. XIX в.; итал. barocco – причудливый, вычурный) характерны напряженный динамизм, экспрессивность, драматизм, легкость и свобода духовных устремлений, нередко повышенная экзальтация образов, усложненность художественной формы, доходящая до эстетских излишеств и абстрактной перегруженной декоративности; полное отсутствие какой-либо нормативизации; предельная концентрация эмоциональной интенсивности; повышенная акцентация эффектов неожиданности, контраста и т.п. В противовес классицизму теоретики (эстетики) барокко, опираясь на трактат Декарта «Страсти души» (1649), разработали теорию аффектации и страстей применительно к искусству; систематически изучали возможности средств художественно-эмоционального выражения, визуально-символические потенции эмблемы и маски, художественные приемы возбуждения религиозного благоговения, поэтического удивления, чувств возвышенного, страха и т.п.
Эстетика романтизма (расцвет к.XVIII – нач.XIX вв) явилась своеобразной реакцией на классицизм и просвещение. Его главные теоретики и практики (братья Шлегели, Шеллинг, Новалис, Шлейермахер, Ж.П.Рихтер, Э.Т.А.Гофман и др.) творчески разработали христианские идеи креативности и символизма, эманационную эстетику неоплатоников, осмыслив природу как становящееся символическое произведение искусства, акт деятельности абсолютного Духа, «истечение Абсолюта» (Шеллинг), «тайнопись» которого явлена в природе и (через художника-посредника) в произведениях искусства. Романтики стирают грани между жизнью, философией, религией, искусством, осмысливая последнее в качестве одной из сущностных парадигм космо-социо-антропо-бытия. Эстетика романтизма акцентировала внимание (и частично разработала теоретически) на потенциальных креативных возможностях природы, духа художника; на интуиции хаоса как беспредельной аккумуляции творческих потенций бытия и художника; на восходящем к Шиллеру игровом принципе жизни во всех ее проявлениях; на пронизывающем природу и истинное искусство духе возвышенного. Для эстетики романтизма характерны культ бесконечного, возвышенная духовность, обостренный лиризм, стремление к перемешиванию реальности с фольклорной сказочностью, фантазией, чудесным. Музыка и музыкальность – парадигмы для всех искусств в эстетике романтизма.
В истории эстетической мысли существовала другая точка зрения, которая сближала прекрасное и возвышенное и даже выводила последнее из первого, хотя и признавала их различие.
Позиции Канта в понимании возвышенного противостоит точка зрения других, немецких классиков - И. Винкельмана, К. Зольгера и Г.В.Ф. Гегеля. Так, отмечая заслуги Канта, Гегель подвергает его взгляды критике «за сведение всех определений к субъективному, к способности чувства, силе воображения, разуму и т.д. Зольгер понимает возвышенное как идею, которая не выявилась полностью и еще должна раскрыться, а для Гегеля возвышенное - несоразмерность между единичным явлением и выражаемой им бесконечной идеей.
Характеризуя категорию возвышенного, Гегель выделяет различия между абсолютным и конечным, несовпадение содержания и формы, внутреннего бесконечного мира субстанции и ограниченного внешнего облика. Возвышенное, по Гегелю, - необходимый момент символического искусства. Пантеистическое искусство Индии, еврейская поэзия утверждают, отмечает Гегель, сотворенность Вселенной Богом. В этом Гегель и видит наиболее зрелое выражение возвышенности. Гегель видел в возвышенном определенный этап движения абсолютного духа выражающего мировой исторический процесс. Этот этап - романтическая стадия развития искусства, когда дух, содержание превалируют над материей, формой. Романтическое искусство (например, поэзия, музыка) максимально одухотворено, оно почти оторвано от материального начала и поэтому ему свойственны возвышенные образы.
Теория возвышенного в истории эстетической мысли развивалась как сближение или противопоставление его с прекрасным. И если И. Кант и
Ф. Шиллер их противопоставляли, то французские эстетики XIX в. А. Сурио, Н. Жоффруа сближали, считая возвышенное высшей степенью прекрасного. подчеркивали однородность прекрасного и возвышенного. С их точки зрения, возвышенное есть или высшая степень прекрасного (Сурио), или же прекрасное в себе, бесконечная красота, которую нельзя постигнуть (Левек).
Все мыслители, начиная с Лонгина, рассматривая вопрос о высоком, о возвышенном, выделяли следующие аспекты этой проблемы: природа возвышенного, гениальность как проявление возвышенного в человеке и возвышенное в культуре.
Противоположной точки зрения на природу возвышенного придерживался Н. Г. Чернышевский. Он стремился привести возвышенное к его земной основе. Согласно Чернышевскому, «возвышенное есть то, что гораздо больше… гораздо сильнее других явлений, с которыми сравнивается нами».
Он приводит такие примеры возвышенного: свирепый ветер во время грозы во сто раз сильнее обыкновенного ветра, любовь гораздо сильнее наших ежедневных мелочных расчетов и побуждений. Нетрудно увидеть, что упор здесь сделан на относительность этой категории. Свойство возвышенности раскрывается через сравнение с окружающими явлениями. Такое понимание возвышенного носит чисто количественный, а не качественный характер. Оно страдает также чрезмерной широтой. В действительности явления могут быть значительно больше, сильнее окружающих и в то же время не выступать как возвышенные. Сам мыслитель приводит пример с потребностью человека в еде: человек может обладать баснословным аппетитом по сравнению с другими людьми, однако это качество не характеризует его как возвышенную личность. Хотя определение возвышенного в природе носит у Чернышевского субъективно-объективный характер и не схватывает глубоко сущности возвышенного, оно ценно тем, что направлено на действительность, ценно своей материалистической тенденцией.
В западной эстетике XX в. теоретические решения проблемы возвышенного таковы. Умерший в середине XX в немецкий философ Н. Гартман считал, что возвышенное - это то прекрасное, которое идет навстречу потребностям человека в чем-либо великом, превосходном. Всякая грандиозная, могущественная сила действует на человека устрашающе, подавляет его. Но, испытывая чувство возвышенного, человек сопротивляется этому воздействию, преодолевает в себе чувство собственной мизерности, незначительности.
Американский же писатель и критик Эдмунд Фаллер в книге «Человек в современной литературе» отмечает, что люди в западном обществе утрачивают чувство восхищения, благоговейного трепета перед возвышенным, а это ведет к смерти души.
Так видно, что взаимоотношение прекрасного и возвышенного в истории эстетики понималось по-разному: во-первых, подчеркивалось, что возвышенное есть превосходная степень прекрасного, во-вторых, некоторые теоретики утверждали, что возвышенное - особого рода прекрасное, отличающееся величиной или мощью или тем и другим вместе, в-третьих, отмечался эстетически неприятный момент при восприятии возвышенного.
На самом деле, рассматривать возвышенное в качестве высшей разновидности прекрасного столь же односторонне, как и противопоставлять эти категории друг другу. Здесь необходима диалектическая постановка вопроса.
Известно, что прекрасное - это положительная общественная ценность явлений, которыми человечество уже полно и свободно владеет. При восприятии прекрасного нас восхищает свободное владение предметом, умение сообразовать свои действия с его внутренней мерой. В отличие от прекрасного возвышенное характеризует предметы, имеющие чрезвычайное положительное значение для общества, таящие в себе огромные потенциальные силы. Полное овладение этими предметами, полное их освоение - дело истории. Ход общественного развития раскрывает и будет раскрывать в них все новые и новые возможности, силы. Бесконечность и вечность мира, могучие внутренние силы природы и человека, безграничные возможности и грандиозные перспективы, открывающиеся перед человеком в освоении природы, в ее очеловечивании - все это отражает возвышенное как категория эстетики.
Возвышенного величия полна и гроза, и бушующее море, и буря, и звездное небо, и другие грандиозные явления природы. Хорошо переданы особенности возвышенного Ломоносовым при описании бесконечных просторов звездного неба:
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
М. Ломоносов. Стихотворения.
Возвышенные явления природы часто противостоят обществу и выступают как непокоренные и грозные силы. Воспринимая возвышенный предмет, мы обычно испытываем восторг, к которому может примешиваться и эстетически отрицательная эмоция и даже чувство страха. Этим и объясняется существование двух типов возвышенного: возвеличивающего мощь, силу человека и подавляющего его.
Но какую же ценность для общества имеют высокие горы, океаны, неохватные космические просторы в том случае, если они еще не освоены? Все дело в том, что благодаря деятельности людей эти явления так или иначе втягиваются в сферу общественных отношений. Они выступают в качестве географической среды, без которой невозможно существование и развитие производства, служат неисчерпаемой кладовой природы, из которой люди постоянно будут черпать свою мощь и величие. Даже причиняя разрушение, неся бедствия людям, могучие силы природы не перестают иметь широкое положительное общественное значение по отношению к поступательному ходу развития человечества. Развитие общества, приближая человека к овладению этими силами природы, лишает их страшных, пугающих черт, раскрывает их подлинное величие, их «дружественность», а не враждебность людям. Как только мощное явление природы хотя бы опосредствованно втягивается в систему общественных отношений, оно становится возвышенным. Полное освоение явления, овладение им изменяет и его эстетическое свойство: из возвышенного оно становится прекрасным.
До сих пор речь шла в основном о возвышенном в природе. Однако, помимо этого «нерукотворного» возвышенного, существуют его общественные, созданные или вызванные к жизни человеком проявления. Это гигантские технические сооружения, мощные общественные движения. В этом случае мы имеем дело с грандиозными по своим масштабам явлениями, в создание которых втянуты огромные массы людей. Все значение таких явлений со всей полнотой может быть раскрыто в ходе жизнедеятельности нескольких, а то и многих поколений. Другими словами, масштабы, мощь этих творений человека таковы, что полное их освоение – не мгновенный акт, а результат целого исторического процесса.
Итак, возвышенное - это объективное эстетическое свойство, присущее предметам и явлениям, которые обладают широкой положительной общественной значимостью, оказывают влияние на жизнь целых народов или всего человечества. Ввиду своей колоссальной мощи и огромного масштаба возвышенные явления не могут быть сразу полностью освоены.
Сталкиваясь с этими грозными силами и гордо противостоя им, человек испытывает чувство возвышенного. Это чувство основывается на внутренней убежденности в том, что человек есть царь и господин природы, творец всех высших ценностей на земле, что он в конечном счете подчинит себе еще не подвластные ему силы. И в этом человек роднится с вечностью, обретает свое истинное, земное бессмертие, опирающееся на деяния, на творчество.
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений.
Отражение возвышенного в искусстве требует от художника особой интенсивности, яркости, приподнятости средств художественной выразительности.
В музыке, например, возвышенное наиболее ярко воплощено в Девятой симфонии Бетховена. Оно раскрывается особым строем произведения. Тихие, то глухие, подспудные, то мерцающие звуки нарастают, нарастают и вдруг взрываются. Вот все замерло, как бы ушло под землю, но там копится какая-то тройная энергия, ее искры прорываются и вспыхивают, снова гаснут, и все же она нарастает и вдруг, прорвавшись, катится мощной, все сметающей на своем пути лавиной. Эту подспудную мощь исторических процессов, в которые втянуты огромные людские массы, и передает Девятая симфония.
Сравним музыку Бетховена с музыкой Моцарта. Мир произведений Моцарта уютен, обжит, он весь светится изнутри, весь согрет трепетным человеческим дыханием. Его мир - это гармонично замкнутое целое. Он похож на ту хрустальную звенящую сферу, которой окружали древние греки в своих преданиях планеты. Этот родной человеку освоенный им мир ничем не пугает, в нем нет ничего сверхъестественного. Иногда Моцарт грациозен, изящен, иногда - улыбчив, порою печален и даже скорбен, но всегда прекрасен.
Мир Бетховена грандиозен и бесконечен. Его музыка хаотична в своей гармонии. В ней все неожиданно: и тихие, журчащие, воркующие звуки, и взрывы бурь, и шепот влюбленных, и грохот всемирных катастроф. Эпоха революционных бурь ворвалась в нее и преобразила ее. И природа, и человеческая жизнь воспринимаются Бетховеном космично.
В подготовительных материалах к «Истории Петра» Пушкин описывает Полтавский бой со спокойным бесстрастием историка: «Петр объехал со своими генералами всю армию, поощряя солдат и офицеров и повел их на неприятеля. Карл выступил ему навстречу, в 9-ом часу войска вступили в бой. Дело не продолжалось и двух часов - шведы побежали.
На месте сражения сочтено до 9234 убитыми. Голиков погибшими полагает 20 000, на три мили поля усеяны были трупами. Левенгаупт с остальными бежал, бросая багаж и коля своих раненых. Ушедших было до 16000, а с людьми разного звания - до 24 000» (А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений).
И хотя цифры и факты показывают масштабы битвы, ее описание здесь не производит возвышенного впечатления.
А вот то же описание боя в поэме «Полтава». Подбирая восторженные слова высокого стиля, Пушкин рисует образ Петра и создает возвышенную, впечатляющую картину гигантского сражения:
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
И грянул бой, Полтавский бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,
Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей,
Браздами, саблями звуча,
Сшибаясь, рубятся с плеча.
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский - колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон.
А. С. Пушкин Полное собрание сочинений.
Маяковский же писал, что битвы революции посерьезнее Полтавы, а любовь - пограндиозней онегинской любви. Искусство социалистического периода трактовало возвышенное как совершенство, доступное человеку, достижимое через труд и борьбу. Оптимистический взгляд на возвышенное ярко был воплощен в монументе Мухиной «Рабочий и колхозница». Пафос устремленности в будущее, воля к его осуществлению звучали в этом произведении. Оно было пронизано не упованием на небо и его дары, а верой в силу труда, символы которого - серп и молот зажаты в руках порывисто шагающих мужчины и женщины.
Возвышенное в свете событий нового тысячелетия требуют новых художественных средств. Оно пробуждает в людях художников, т. е. воспитывает в них способность находить внутреннюю меру предметов, сообразовывать их свойства с общественными потребностями человека, учит чувствовать и понимать красоту и творить сообразно ее законам, воплощает в своих образах идеал красоты. Великие произведения неувядаемы, в них выражаются и закрепляются на века общечеловеческие завоевания в освоении мира по законам красоты.
Возвышенное в обществе - это созданные руками человека гигантские технические сооружения, мощные социальные движения, в которые втянуты огромные массы людей, мощное по результатам творческое созидание. Значение таких явлений со всей полнотой может быть раскрыто лишь в ходе жизнедеятельности ряда поколений. Иными словами, масштабы и мощь этих творений человека таковы, что полное их освоение может быть лишь итогом целого исторического процесса.
3. Гений как проявление возвышенного.
Определяя возвышенное как эстетическую категорию, возникающую в результате многовекового развития эстетической мысли и отражающую эстетическое величие окружающего мира, материальных и духовных творений человека, а также процесс нравственного, духовного, интеллектуального становления личности как величайшего эстетического явления, мы признаем, что возвышенное - это эстетическое свойство предметов и явлений, но главным образом - это эстетическое состояние души человека, переживающего эти явления. Для возникновения возвышенного необходимы два момента: нечто величественное, грандиозное, способное вызвать сильные ощущения у человека, и человек, способный на такие ощущения.
Для того чтобы божественно-природное возвышенное превратилось в возвышающее человека, необходимо с детства пробуждать в человеке и укреплять духовность его инстинкта. Но нужно помнить, что дух и духовность - это подлинная драгоценная реальность, это то, что придает жизни высший смысл, что ее освящает. Для одного - это природа, для другого - искусство, для третьего - религия. У каждого, писал русский философ И. Ильин, «своя собственная дверь» в это царство, но только с открытием ее человеку по-настоящему станет доступно высокое, возвышенное. Оно появляется тогда, когда человек стремится к совершенству. Римский поэт I в. до н.э. Секст Проперций сказал: «О великом только желать - уже достаточно».
Этот свет совершенства, это влечении к Божественному и позволяет воспринимать божественно-природное возвышенное. Это влечение человеческого духа к совершенству придает духовное измерение грандиозным природным стихиям и интегрирует их в систему наших ощущений и суждений. Но чтобы это произошло, пишет Ильин, надо как можно раньше в человеке «зажечь и раскалить» «духовный уголь», чуткость ко всему Божественному, ко всему возвышенному, волю к совершенству и вкус к доброте.
В последнее время уровень возвышенного в силу значительного влияния на исследователей марксистской материалистической традиции существенно занижен. Возвышенное отождествляется с грандиозном, величественным, крупномасштабным.
Возвышенное не соизмеримо и не отождествимо с прекрасным. Если прекрасное - проявление это мера и гармония, то возвышенное -возвышенного некое нарушение гармонии, порядка, нечто незавершенное. Возвышенное проявляется и как исключительный характер, и как исключительный талант - гений, о чем писал Кант. Первоначальное слово «гений» означало демона или демоническое существо, прозванное Сократом «внутренним голосом». Но в XVI в. вера в демонов была утрачена и начало распространяться современное понимание этого слова. И оно стало синонимом слова «искусность» и соединилось с платоновской концепцией вдохновения. Такое сочетание сыграло большую роль в теории эстетики XVIII в. Рациональным канонам противопоставили божественное вдохновение, что нашло свое отражение в работе английского автора XVII в. Э. Юнга «Размышление относительно оригинального творчества», повлиявшей на немецких мыслителей.
Большое внимание проблеме творца, гения как существа возвышенного уделял и русский философ И.А. Ильин. Прежде всего творческий человек, по мнению Ильина, должен быть свободен от всякой цензуры: никакое внешнее указание не должно ограничивать его духовное созерцание, поскольку любая цензура пресекает его вдохновение.
Таким людям нужно облегчать процесс их творчества: нужен им творческий покой, значит, им нужно обеспечить тишину и беззаботность; нужна мраморная глыба, чтобы создать из нее «Давида» Микеланджело, - надо достать и доставить в мастерскую этот мрамор. Мечтает творец о необыкновенной скрипке, - надо помочь в осуществлении этой мечты. Но прежде всего гения следует избавить от нужды. Нельзя допустить, чтобы гений всю жизнь терпел нужду и бился с долгами, подобно Рембрандту, Бетховену, Гоголю и Достоевскому. Нельзя допустить, чтобы он умер от бедности и голода, подобно Шопену. Непозволительно оставлять его беззащитным в тот опасный час, когда какой-нибудь порочный и злой авантюрист, наподобие Дантеса или Мартынова, покусится на него, как на Пушкина и Лермонтова, чтобы убить его на поединке. Напротив, его жизненный путь должен быть огражден и сглажен, чтобы он мог свободно предаваться своему вдохновению, создавая свои лучшие произведения и выговаривая свои видения для вечности. Ибо в таком человеке поистине струится Божий поток, а к его словам и песням прислушиваются ангелы.
Следующий очень важный для творчества момент - это проблема досуга. Аристотель считал свободным от природы человека тогда, когда он способен иметь свои мысли, а не только воспринимать чужие. Но для вынашивания своих творческих идей он нуждается в досуге. Досуг творца и досуг простого труженика - это разные понятия. Труженик использует свободное время для развлечений, спорта, получения наслаждений.
Досуг творца - это напряженное созерцание или духовное вслушивание. В часы досуга он погружается в предмет до тех пор, пока этот предмет не овладеет им, и тогда мысли просятся к перу, перо - к бумаге. Минута - и стихи свободно потекут. То, что созерцает гений, это объективная предметная сущность бытия. Каждый человек должен стараться в эту сущность проникнуть. В земной жизни Ильин видел два элемента: несущуюся потоком хаоса случайную пыль и сокровенно сияющую и тихо призывающую субстанциальную ткань. И смысл жизни в том, чтобы в эту ткань проникнуть, преодолев хаотическую пыль случайностей единичного. Каждый человек, пишет Ильин, начинает свой путь в ночи, окруженный темнотой, вокруг жуткая неизвестность и только кое-где через мрак сверкают и призывают далекие звезды. И каждый человек призван к тому, чтобы всмотреться и вчувствоваться в тот единственный источник света, из которого эти звезды заимствуют свое сияние. К сожалению, многие люди всю жизнь блуждают в темноте, даже не зная, что им нужна помощь. Их лишенность не осознана ими, они не ищут и не добиваются высшего. Помочь им могли бы и помогают творцы, в первую очередь, гении. И их миссия на земле очень велика. Они созерцают, вынашивают и отдают. Они рассылают во все стороны свои лучи, «незваные, непрошеные, нередко отвергаемые или изгоняемые, может быть, даже побиваемые камнями».
И хотя их часто отвергают, не признают при жизни - их миссия на земле очень возвышенна. Как пишет Ильин, их первый луч - беспокоит, второй - раздражает, третий - оскорбляет и лишь четвертый - пробуждает.
Религиозный мыслитель Ильин следующим образом определяет и природу возвышенного, и природу гениальности. Возвышенное - это Бог, обладающий бесконечным количеством творческих идей. Когда эти идеи из Его вечного лона ниспадают в хаос земного мира, бурный, поток смятения, подхватывая их, их искажает, «растерзывает их дивный состав»! Отсюда, по мнению Ильина, возникает высокое задание: увидеть каждую из этих идей в ее полном составе и восстановить в ее совершенном виде.
Согласно египетскому мифу, богиня Изида по всему свету искала тело своего мужа Озириса, растерзанное на четырнадцать частей. Она эти части находила и не создавала тело мужа, а лишь восстанавливала его в первозданной красоте. Поэтому творческого человека, гения Ильин сравнивает с ищущей Изидой: гений воссоздает высокие Божьи творения, рассеянные по миру греховным человечеством. Миссия гения на этой земле невосполнима: ему светит целостный облик искомого, он проверяет себя высшей, возвышенной необходимостью, которая открывается ему в духе, он наслаждается воссозданием Вечного, он радуется, ведя отблеск Божественного в своем творении.
III. Заключение.
Итак, в силу принципиальной ограниченности уровня формализации предмета эстетики и его многогранности, требующей от исследователя фундаментальных знаний практически в области истории искусства и всех гуманитарных наук, как минимум, и обостренного художественного чувства, эстетика до сих пор остается во всех отношениях наиболее сложной, трудоемкой, дискуссионной и наименее упорядоченной из всех гуманитарных дисциплин. Сегодня, как и в момент возникновения, в центре внимания эстетики стоят две главные супер-проблемы: эстетическое и искусство в его сущностных основаниях. Термины, их обозначающие, фактически – ее главные категории, метакатегории. Все остальные категории являются производными от них и имеют целью в той или иной мере конкретизировать отдельные аспекты и уровни главных категорий и феноменов, обозначаемых ими. Все это свидетельствует как о необычайной сложности и многоликости предмета эстетики, постоянно балансирующего на грани материального -- духовного; рационального -- иррационального, вербализуемого -- невербализуемого; так и о больших перспективах этой науки. Уже сегодня достаточно ясно наметились тенденции перерастания ее в некую гипернауку, которая постепенно втягивает в себя основные науки гуманитарного цикла: филологию, теоретическое искусствознание, отчасти культурологию, семиотику, структурализм, и активно использует опыт и достижения многих других современных наук.
И полное определение эстетики с точки зрения ее метода должно звучать следующим образом: эстетика это система закономерностей, категорий, общих понятий, отражающая в свете определенной практики существенные эстетические свойства реальности и процесса ее освоения по законам красоты, в том числе бытия и функционирования искусства восприятия и понимания продуктов художественной деятельности.
Важно сделать вывод о категории возвышенного, что в истории эстетики сложились две точки зрения на взаимоотношение прекрасного и возвышенного: 1) возвышенное есть превосходная степень прекрасного, особого рода прекрасное, отличающееся величиной или мощью; 2) возвышенное противоположно прекрасному, и при его восприятии возникает эстетически негативная реакция. Однако рассмотрение возвышенного в качестве разновидности прекрасного столь же односторонне, как и противопоставление этих категорий друг другу. Необходимо избавиться от этой односторонности, вобрать в определение все рациональное из предшествующего опыта эстетики.
Итак, возвышенное - это объективное эстетическое свойство, присущее предметам и явлениям, которые обладают широкой положительной общественной значимостью, оказывают влияние на жизнь целых народов или всего человечества. Ввиду своей колоссальной мощи и огромного масштаба возвышенные явления не могут быть сразу полностью освоены, поэтому по отношению к ним человек не свободен. Прекрасное - сфера свободы, возвышенное - сфера несвободы человека.
Из истории видно, что великие художники в любую эпоху с учетом неповторимых особенностей ее противоречий стремились всякий раз установить гармоничное соответствие личности и общества. Подлинное искусство учит людей гуманизму, стремится помочь им найти для борьбы со злом те средства, которые соответствовали бы высоким и гуманным целям. И всестороннее развитие личности, гармоническое ее объединение с историей, с обществом, с человечеством – высшее гуманное назначение искусства.
Список литературы
1. Борев Ю. Б. Эстетика. М., 1988;
2. Бычков В. В., Бычков О. В. Эстетика. Новая Философская Энциклопедия. Т. 4. М., 2001;
3. Кривцун О.А. Эстетика: Учебник. М., 2001;
4. Лосев А.Ф. Шестаков В.П. История эстетических категорий. М., 1965;
5. Никитич Л.А. Эстетика. М., 2003;
6. Флоренский П. Избранные труды по искусству. М. 1996;
7. Яковлев Е.Г. Эстетическое как совершенное. М., 1995.
|
