Реферат: Историческая личность Федора Федоровича Раскольникова

Исторически фигура Раскольникова

ГОЛОС БОЙЦА ЛЕНИНСКОЙ ГВАРДИИ РЕВОЛЮЦИИ

«Вы блестяще справились с возложенной на Вас боевой задачей»,—телеграфировал В. И. Ленин 21 мая 1920 г. командующему Каспийской военной флотили­ей Ф. Ф. Раскольникову. Боевая задача, которую упоми­нал в этой телеграмме Ленин, состояла в том, чтобы вне­запным набегом с моря на порт Энзели вернуть захвачен­ные на Каспийском море белогвардейцами и находившиеся там под охраной интервентов корабли, вооружение и во­енное имущество.

Выполнив эту операцию, Раскольников телеграфировал Ленину: «Захватом в плен всего белогвардейского флота, в течение двух лет имевшего господство на Каспийском море, боевые задачи, стоящие перед Советской властью на Каспии, всецело закончены. Отныне Российский и Азер­байджанский советские флоты являются единым и полно­властным хозяином Каспийского моря... Красный флот, завоевавший для Советской республики Каспийское море, приветствует с его южных берегов любимого вождя проле­тариата товарища Ленина». Ответом на это и была высо­кая оценка действий красной флотилии, которую дал Ле­нин. Флотилия была награждена Почетным революцион­ным Красным знаменем, а Ф. Ф. Раскольников — уже во второй раз — орденом Красного Знамени.

Первое же его награждение запечатлено в скупых стро­ках приказа Реввоенсовета Республики от 16 января 1920 г.: «Награждается орденом Красного Знамени коман­дующий Волжско-Камской флотилией тов. Раскольников за отличное боевое руководство флотилией в кампанию 1918 г., когда наша слабая Волжская флотилия остановила двигавшуюся с юга сильнейшую флотилию противника, за действия при взятии 10 сентября 1918 г. красными войска­ми Казани, за отбитие под Сарапулом 17 октября 1918 г. отрядом из трех миноносцев под личным его командованием баржи с 432 арестованными противником советскими работниками и за активную оборону низовьев и дельты Волги в кампанию 1919 г.».

Ко времени совершения этих подвигов мичману Раскольников было 26 лет. Но уже тогда он имел за плечами богатую революционную судьбу. Вступив 19-летним юно­шей в большевистскую партию (в 1910 г.), он прошел в ее рядах путь борца против самодержавия, узнал, что та­кое царская тюрьма и ссылка; направленный партией в Кронштадт, участвовал в подготовке Октябрьской револю­ции, а потом в защите с оружием в руках ее завоеваний. Ему не раз довелось выполнять важные, связанные с рис­ком для жизни поручения Ленина.

В 20—30-е годы Раскольников был полпредом Совет­ского Союза в Афганистане, Эстонии, Дании и Болгарии.

Находясь за границей, он с тревогой наблюдал за тем, что происходило на Родине. Набирал силу культ Сталина, царили произвол и беззаконие. Бессмысленно гибли лучшие кадры партии и Советского государства, соратники Лени­на, военачальники, вынесшие на своих плечах граждан­скую войну, дипломатические работники. Уничтожался интеллектуальный потенциал страны. Репрессии обруши­лись на широкую массу крестьян, рабочих, рядовых ком­мунистов. Происходившее в стране все больше убеждало Раскольникова в том, что сталинское руководство отходит от ленинизма, переродилось в преступную клику авантю­ристов, использующую любые средства для утверждения и закрепления авторитарного режима — личной диктатуры Сталина.

Подходила очередь и Раскольникова. Он замечал уста­новленную за собой слежку агентов Ежова, затем Берии;

его усиленно, под разными предлогами, а по дошедшим до него сведениям — по нетерпеливым требованиям из Кремля, стали вызывать в Москву. Будучи послом в Бол­гарии, Раскольников получал рассылаемые советским биб­лиотекам списки книг, подлежащих уничтожению, против фамилий авторов которых значилось: «Уничтожить все книги, брошюры и портреты». В 1937 г. он нашел в таком списке и свою книгу «Кронштадт и Питер в 1917 году». Не желая становиться добровольной жертвой произвола, как это уже произошло к тому времени со многими советскими дипломатами, вернувшимися по вызову в Москву, Рас­кольников решает остаться за границей и вступает в борьбу со Сталиным и его режимом, используя единственный возможный канал гласности — зарубежную прессу. Так в ответ на обрушившиеся на него репрессии — увольнение со службы, объявление «вне закона», лишение советского гражданства — появились в печати — в июле и октябре 1939 года — его знаменитые заявление «Как меня сделали «врагом народа» и «Открытое письмо Сталину».

10 июля 1963 г. пленум Верховного суда СССР «за от­сутствием в его действиях состава преступления» отменил приговор 1939 г., которым Раскольников объявлялся «вне закона», т. е. приговаривался к высшей мере наказания для человека, не попавшего в руки сталинской опрични­ны. Было установлено, что, находясь в изгнании, Рас­кольников до конца своих дней оставался большевиком, ленинцем, гражданином Советского Союза и ничем себя не скомпрометировал, его слава героя Октября и граж­данской войны осталась незапятнанной.

Когда наметился поворот от курса XX и XXII съез­дов партии вспять, то, конечно, обеление Сталина, его «ре­абилитация» в общественном мнении стали для могиль­щиков той оттепели первостепенной задачей. А между тем после гражданской реабилитации Раскольникова по­лучили довольно широкое распространение, правда, тог­да еще только в списках, его заявление «Как меня сде­лали «врагом народа» и «Открытое письмо Сталину». В печати, в статьях, посвященных Раскольникову, они рас­ценивались как его гражданский подвиг, как голос боль­шевика-ленинца, свидетельствовавшего о преступлениях сталинского режима личной власти, об извращении Ста­линым облика социализма, о громадном вреде, нанесенном им Советской стране, о поистине национальной трагедии, постигшей революцию, партию, народ.

Другого такого свидетельства тогда еще не было из­вестно. Понятно, что из всех реабилитированных полити­ческих деятелей новая волна клеветы и дискредитации обрушилась на одного Раскольникова. Для этого не нуж­но было изобретать какие-либо новые средства, они уже были тысячекратно опробованы. Давно был в ходу жупел троцкизма как контрреволюционного, преступного дея­ния, влекущего за собой самую суровую кару. Но был ли раскольников «всегда активным троцкистом», как утвер­ждал, например, Трапезников? Сам Раскольников в пись­ме Сталину от 17 августа 1939 г. писал: «Как Вам извест­но, я никогда не был троцкистом. Я идейно боролся со всеми оппозициями в печати на широких собраниях. Я и сейчас не согласен с политической позицией Троцкого, с его программой и тактикой». Можно отметить, что во время дискуссии о профсоюзах Раскольников разделял взгляды оппозиционеров, однако быстро порвал с ними. Но этот факт не может служить хоть в какой-то мере оп­равданием для клеветнических обвинений. Также давно было в ходу обвинение в сговоре того или иного полити­ческого деятеля с фашистами и, конечно, в «невозвра­щенчестве» как прямой улике в предательстве Родины, в «дезертирстве» и т. п. Ко всему этому теперь добавлялось «оплевывание» и «очернительство» всего того, «что было добыто и утверждено потом и кровью советских людей», и даже «великого знамени ленинизма». Все это брежневский администратор от идеологии и науки С. Трапезни­ков вылил на прах Раскольникова, давая установки заве­дующим кафедрами общественных наук московских ву­зов в сентябре 1965 г.

Было время: Сталин своими распоряжениями отменял одни законы, навязывал другие, выносил смертные при­говоры. В 1965 и последующие годы, после того уже, как XX и XXII съездами партии были заклеймены извраще­ния социалистической законности, стало достаточно ин­синуации чиновника, покровительствуемого свыше, что­бы фактически аннулировать решение высшего в стране органа правосудия, реабилитировавшего безвинно осуж­денного. При этом вновь возводимые обвинения не тре­бовалось даже доказывать: пусть посмеют какие-нибудь обществоведы или писатели, находящиеся в бесконтроль­ном ведении этого диктатора над наукой и идеологией, усомниться в них — в таком случае самих можно было обвинить в троцкизме.

Наверно, только на некотором удалении от только что минувшего можно будет в полной мере оценить, какой решительный сдвиг в общественном сознании нашей стра­ны произошел в год 70-летия Октября. И едва ли не самой заметной фигурой, привлекшей к себе общее внимание — как сторонников, так и противников перестройки нашего общества — и сыгравшей немалую роль в борьбе за выс­вобождение духовной жизни из-под гнета мертвящего на­следия сталинизма, явилась — для кого-нибудь, может, и неожиданно — фигура Ф. Ф. Раскольникова. Потом, поз­же и большей частью уже на 71-м году существования Советской власти, будут вырваны из забвения другие яркие личности того же ленинского поколения борцов. Но без преувеличения можно, пожалуй, сказать, что Раскольников — почти через полвека своей и их ги­бели _ открыл ворота в пантеон чести и славы ленинской гвардии революции.

Шутка ли сказать, стране (и за ее пределами) вдруг дано было услышать заглушенный было (повторно, уже после первой «оттепели», связанной с именем Н. С. Хру­щева) репрессиями, тюрьмами, лагерями, идеологически­ми распятиями голос не то чтобы из подземелья, а еще страшнее — из-за кордона, зафиксированный на страни­цах единственно доступных для этого изданий — эмиг­рантских! — с оценкой коих давно было покончено и од­но только упоминание которых должно было вызывать у честного народа внушенный десятилетиями страх. «Пре­датель социализма и революции, главный вредитель, под­линный враг народа, организатор голода и судебных подлогов» — такая квалификация кумира «наследников» должна была, конечно, привести их в бешенство, и на Раскольникова стала накатываться новая, уже третья, волна «разоблачений» — все теми же способами, испы­танными в 30—40-е, а потом и в 60—70-е гг., сила кото­рых была подновлена в брежневскую пору статьей 190' Уголовного кодекса РСФСР, заменившей старую 58-ю.

Не откладывая дела в долгий ящик, ринулся в атаку впитавший в себя и в свою недавнюю практику «правоведческие» наставления Вышинского отставной проку­рор Шеховцов. По формуле статьи 190' он 17 июля 1987 г. предъявил Раскольникову обвинение: в Открытом письме от 17 августа 1939 г. тот «под видом критики культа личности Сталина» привел «сознательно искажен­ные и препарированные факты нашей истории» с единственной-де целью «дискредитации советского государст­венного и общественного строя». В заявлении, направлен­ном прокурору г. Москвы, и в копии — «для сведения и использования» «по большому счету» — в Академию на­ук СССР, бывший харьковский прокурор ходатайствовал о привлечении «к уголовной ответственности» лиц, при­частных к публикации в «Огоньке» и распространению полуторамиллионным тиражом» тех самых «заведомо ложных измышлений» Раскольникова, представляющих «главные «доказательства» всех наших врагов, которые и сегодня клевещут на наш государственный и общест­венный строй».

Может быть, здесь — преувеличение смысла и значе­ния подобной позиции как именно антиперестроечной? Этого не понять, если оставить без внимания сами мето­ды борьбы, проповедь беззакония и политических наве­тов. Посмертная судьба Раскольникова как раз и скла­дывалась под воздействием таких методов Сталина, его приверженцев и «наследников». И уже в условиях перестройки, начавшейся в апреле 1985 г., развернулась но­вая баталия вокруг имени Раскольникова. На третьей волне «наследники» отстаивают оценки Трапезникова — и все теми же способами, унаследованными от сталинских времен.

Ничего не стоило возвести на него новый поклеп: он-де «пренебрег советскими законами, бросил доверенный ему Советским правительством пост посла, бежал под защиту родственника-миллионера во Францию, где стал сотрудничать в белогвардейской и правой французской прессе». Написавший эти строки человек, подобно его предшественнику, нисколько не задумался над дока­зательствами, достаточными для опровержения акта о гражданской реабилитации Раскольникова. Как мини­мум, хоть назвал бы, какой это существовал в природе «родственник-миллионер» и каким образом ему удалось взять «под защиту» Раскольникова. Другой, знакомый уже нам экс-прокурор, пекущийся о предъявлении ему доказательств вины сталинских палачей, «уличал» Раскольникова на суде 20 сентября 1988 г. в том, что тот по­лучил от фашистов какой-то куш за «Открытое письмо Сталину».

Клевету, во времена сталинского произвола достаточ­ную для казни невинного человека, попрание любых за­конов, политические обвинения по формулам статей, до­бавленных в Уголовный кодекс уже в брежневские годы, спекуляцию на дорогих каждому человеку представлени­ях — все это продолжают держать в руках как орудия борьбы против перестройки нынешние апологеты и адво­каты сталинизма. Точь-в-точь как Трапезников и другие «идеологи» той же формации, они снова вводят в антиперестроечный лексикон заклинания об «идеалах, которые сейчас оплевываются», о вымазывании «30—40-х гг. толь­ко черной краской» и т. д. Их не смущает своеобразная логика: не троньте Сталина, потому что он в могиле и не может защищаться, но ату Раскольникова именно пото­му, что он не может защищаться. Они запрещают крити­ковать «умершего коммуниста и ученого» (имеется в ви­ду Трапезников). При жизни да еще при должностях его и критиковали и не раз обращались в высшие партий­ные инстанции с требованием о привлечении его к пар­тийной ответственности за клевету на честного коммуни­ста, товарища по партии (Раскольникова) и за дис­кредитацию постановления пленума Верховного суда о реабилитации того же Раскольникова. Кончались эти обращения каждый раз приглашением автора в аппарат Трапезникова и разъяснением ему, что он нарушает пар­тийную дисциплину (подрыв авторитета руководящего лица).

Итак, три полосы клеветы: сначала — в сталинские го­ды, затем — в брежневские, наконец, во время новой пе­рестройки. И вот что показывает история уже самой пе­рестройки: противостоящие ей силы так просто с дороги не уйдут.

Не был никому известен до 1988 г. ярчайший доку­мент борьбы против сталинизма — написанный больше­виком-ленинцем М. Н. Рютиным в 1932 г. в виде обраще­ния «Ко всем членам ВКП(б)» манифест образовавшейся тогда группы «Союз марксистов-ленинцев», поставив­шей перед собой задачу объединить все антисталинские силы для спасения страны и партии от катастрофы. «То­варищи! — начинался этот манифест.— Партия и проле­тарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и тер­рора, под флагом борьбы за чистоту принципов больше­визма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантю­ризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти».

Организаторы «Союза марксистов-ленинцев» рассмат­ривали его как союз защиты ленинизма, являющийся частью ВКП(б), не противопоставляющий себя партии, а противостоящий лишь Сталину и его клике и имеющий целью устранение Сталина и его клики от руководства партией и страной. Характеризуя эту клику, манифест заявлял с полной определенностью: «Ложью и клеветой, расстрелами и арестами, пушками и пулеметами, всеми способами и средствами они (Сталин и его клика.— В. П.) будут защищать свое господство в партии и стра­не, ибо они смотрят на них, как на свою вотчину... Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».

Публикуя этот документ, А. Ваксберг сообщает, что «все те немногие, кто знал о его существовании, своевре­менно были истреблены... И лишь теперь, с опозданием более чем на полвека, Обращение приходит к потомкам... как реквием по несбывшимся возможностям».

Уже первые шаги в раскрытии сопротивления ста­линской деспотии пополнили галерею героев многими именами, в ряду которых крупные партийные работники С. И. Сырцов, В. В. Ломинадзе, А. П. Смирнов, Н. Б. Эйсмонт, В. Н. Толмачев, Г. Я. Сокольников, И. А. Пятниц­кий и другие, отстаивавшие честь партии и павшие от рук сталинских палачей.

Это было самое начало 30-х годов, еще до XVII съез­да партии, до рокового 1 декабря 1934 г. и до 1937— 1938 гг. Раскольников выступил против Сталина позже, когда разгул сталинского произвола поглотил новые, мно­гочисленные жертвы и уже можно было подвести пред­варительный итог тем преступлениям сталинщины, тем деформациям социализма, от которых считали необходи­мым предостеречь партию и народ Раковский, Рютин и их единомышленники. Раскольников не знал их теорети­ческих разработок, не слышал их голоса, ему пришлось самостоятельно осмысливать трагедию, в которую вверг партию и страну сталинизм, но замечательно то, что их голоса, хотя и на разных исторических этапах, в разных условиях, звучали в унисон ленинскому пониманию социализма и это понимание объединяло их помыслы и само­отверженное служение своему народу.

Появившиеся в печати материалы, которые разобла­чают преступления сталинизма, служат ярчайшим подтвер­ждением правильности и глубины сделанного Раковским, Рютиным и Раскольниковым анализа уроков извращения ленинизма в строительстве социализма и в функциониро­вании государственной власти в годы культа Сталина.

Они вместе вернулись теперь в строй ленинской пар­тийной гвардии. Восстановив их честь и достоинство, пар­тия отвергла грязные инсинуации адвокатов сталинщи­ны, и это служит сегодня известным завершением идеоло­гической борьбы на этом ее участке в пользу перестройки, служит хоть и запоздалым, но посильным пока воз­даянием памяти этих людей за их великие заслуги в спасении чести партии в невероятно трудных условиях 30-х гг. Их теоретическое наследство — не только рекви­ем по несбывшимся надеждам, но и завет новым поколе­ниям строителей социализма, источник исторического опыта и урок на будущее.

Ценность их теоретического наследства тем более вы­сока, что оно принадлежит людям, выросшим в горниле революционной борьбы, прошедшим потом трудной до­рогой поисков путей общественного развития при отсут­ствии необходимого опыта, в условиях политической и идейной борьбы, внутрипартийных дискуссий по корен­ным вопросам социалистической перспективы,— и все это осложнялось соперничеством партийных лидеров, дви­жимых в борьбе за власть разными моральными сти­мулами и личными пристрастиями. Раскольников, так же как Раковский, Рютин и другие представители правя­щей партии, пережившие полосу становления коммунис­тических основ руководства массами в новых условиях, не избежали ошибок и заблуждений, которыми восполь­зовались лица, преследовавшие групповые интересы, во имя которых поступились партийными и нравственными общечеловеческими нормами.

Прозрение пришло к Раскольникову лишь тогда, ког­да гримасы сталинизма обернулись бедами для партии и общества. Ни с Раскольникова, ни с ленинской партийной гвардии в целом нельзя снять ответственность за та­кой ход событий. Честное признание этой вины и дол­жно быть тем главным уроком нашей истории, который запечатлен в идейном наследстве борцов сопротивления сталинизму.

На встрече с молодежью Москвы и Подмосковья в день 70-летия ВЛКСМ Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, отвечая на вопрос: как понимать разда­ющиеся иногда рекомендации в том духе, что хватит, мол, «копаться в прошлом, надо думать о завтрашнем дне», изложил партийную позицию в отношении изуче­ния исторического прошлого. «Нам не безразлично прош­лое. Мы будем относиться очень внимательно к нему, изучать его. Думаю, что мы еще только развернули по-настоящему эту работу и она нас выведет на очень важ­ные открытия, исследования. Это будет нас вооружать, делать более сильными при решении новых задач, кото­рые выдвинула перестройка». Коль скоро мы хотим при­дать новое качество нашему обществу, то значит, нужно, как сказал М. С. Горбачев, «вобрать в себя все ценное, что достигнуто предшествующим опытом, избавиться от всего того, что держит нас, отягощает наше общество, ме­шает раскрыться социализму как подлинно народному строю». При этом очень важно и поучительно «изучать прошлое, знать нашу историю, даже уже и историю пе­рестройки» .

В литературном наследстве Ф. Ф. Раскольникова за­метное место принадлежит изъятой в свое время из обра­щения книге «Кронштадт и Питер в 1917 году», лишь отдельные экземпляры которой были запрятаны в спецхран, откуда ее уже однажды пришлось извлекать в пору «хрущевской» оттепели, чтобы переиздать и вернуть чи­тателю. Но, как теперь стало ясно, взрывной силы XX съезда партии не хватило тогда на то, чтобы разрушить до основания или хотя бы обнажить до корней, до исто­ков сталинскую систему и выработать иммунитет против разлагающего влияния ее останков, прежде всего на ду­ховный мир нашего общества. Оставались в силе многие запреты, наложенные на богатства искусства, культуры, науки, политической мысли. Неприступной для народа стояла крепость спецхрана, куда были заключены и луч­шие произведения человеческого ума.

Не хватило заряда той «оттепели» и для того, чтобы переиздать в подлинном виде произведения многих со­ратников Ленина, героев Октября, гражданской войны и социалистического строительства. Со многих из них не были сняты политические обвинения — как с авторов,

так и с упоминаемых в тех произведениях лиц. Сборник воспоминаний Ф. Ф. Расколышкова под названием «На боевых постах», включавший ранее изданные книги «Кронштадт и Питер в 1917 году» и «Рассказы мичмана Ильина», в 1964 г. вышел в Воениздате. Но многие вы­рубленные сталинскими репрессиями из жизни и из ис­тории революционные деятели ленинского поколения — а они-то и составляли ту среду, в которой жил и действовал Раскольников,— не были реабилитированы, на них оста­валось клеймо «врагов народа». Не могли они предстать перед советским читателем в своем подлинном виде и со страниц его оживших мемуаров.

Вряд ли стоит обвинять тогдашних редакторов в изъя­тии из текстов имен, числившихся со сталинских времен в проскрипционных списках идеологической инквизиции, а иногда и связанных с ними событий. Им, редакторам, приходилось выбирать одно из двух: или переиздавать книги с неизбежными купюрами, открывая для читателя хотя бы в таком виде литературное наследство оклеветан­ных бойцов революции и расширяя тем самым появившу­юся о них информацию, или не переиздавать вовсе, ос­тавляя их наследство скрытым от глаз читателя. Одни, как в случае с мемуарами Раскольникова, выбирали пер­вое, другие — второе. В пользу первого выбора говорит то, что книга «На боевых постах» имела огромный успех у широкой советской общественности и немало способст­вовала восстановлению доброго имени ее автора и ис­правлению в умах читателей многих искаженных пред­ставлений о событиях, описанных Раскольниковым, пред­ставлений, навязанных идеологическим диктатом стали­низма.

Чтобы в полной мере окунуться в ту грозную и ро­мантическую эпоху, прочувствовать ситуацию, сложив­шуюся в России накануне Февральской революции, орга­нично включиться в события, описываемые Ф. Ф. Рас­кольниковым в книге, современному читателю полезно познакомиться с воспоминаниями его матери — Антони­ны Васильевны Ильиной.

В 1912 г. в семье Ильиных произошло несколько со­бытий, определивших во многом их дальнейшую судьбу. Старший сын Федор был арестован по обвинению в ан­тигосударственной деятельности и после суда выслан за границу. По дороге в Германию он тяжело заболел. Ма­тери с трудом удалось добиться разрешения поместить его в госпиталь в Петербурге. Младший сын Александр (Ильин-Женевский) за революционную деятельность был исключен из гимназии, без права поступления в высшие учебные заведения в пределах Российской империи, и был вынужден выехать за границу...

«20 февраля 1913 г. я проводила младшего сына в Ясеневу... и осталась дома совершенно одна. Но этот же февраль скоро принес мне и радость: старший сын, все еще находившийся на излечении, подпал под амнистию 21 февраля 1913 г. и в конце апреля был возвращен до­мой... Мы немедленно выехали на дачу в Пискаревку... Значительно оправившись после болезни, старший сын с этого же времени снова возобновляет свою работу в «Правде».

Весь 1913 г. прошел почти безмятежно, если бы не отсутствие младшего сына.

Призванный в августе 1913 г. на военную службу и получив отсрочку на год, старший сын с увлечением за­нялся изучением библиографического дела у профессора С. А. Венгерова...

Младший сын поступил студентом факультета обще­ственных наук в Женеве и летом 1913 г. во время вака­ций совершил путешествие на велосипеде по Швей­царии, Италии и Франции; был и на Капри — у Максима Горького.

Летом 1914 г. ему удалось приехать в Петербург для свидания с нами, но объявление войны отрезало путь к обратному возвращению в Женеву. Мобилизация призва­ла обоих моих сыновей в ряды войск под царские зна­мена...

Старший сын, желая оттянуть время своего призыва и вообще уклониться от царской военной службы, подал заявление в Отдельные гардемаринские классы, учреж­денные, по мысли морского министра И. К. Григоровича, исключительно для студентов высших учебных заведе­ний, куда и был принят, блестяще выдержав положенные конкурсные испытания.

Младший же сын был принят в Петергофскую школу прапорщиков, которую окончил в середине мая и немед­ленно был отправлен на позиции.

В 20-х числах мая 1915 г. старший сын отправился в учебное плавание на Дальний Восток и в Японию на практические занятия нижних чинов.

Младший же — на германских позициях был отрав­лен удушливыми газами в начале июня 1915 г., а в ночь с 8 на 9 июля — тяжело контужен близь местечка Воли Пясецкой Люблинской губ. Эвакуированный в Брест-Литовск, он поручил соседу по койке, прапорщику Троиц­кому, уведомить меня письмом о его контузии.

Я начала усиленно хлопотать в военном министерст­ве о выдаче мне пропуска в прифронтовую полосу для свидания с сыном. И тогда, когда мои хлопоты уже увен­чались успехом и на руках была разрешительная бума­га в штаб 6 армии,— я получила вдруг телеграмму от В. У. Вноровской, поехавшей в Брест-Литовск как сест­ра милосердия, что сын эвакуирован в Петроград...

6 августа того же 1915 г., в 6 часов вечера, карета скорой помощи доставила мне больного сына на кварти­ру, но на следующий же день, ввиду сложности лечения его тяжелой контузии, он был перевезен в лазарет завод­чика Кенига на Сампсониевской набережной, где он и пробыл до 11 февраля 1916 г., пользуясь заботливым ухо­дом и образцовым лечением под наблюдением профессо­ра В. В. Срезневского и доктора Виндельбранта.

Старший сын возвратился из плавания в начале ок­тября и в первый же вечер навестил больного брата, при­везя ему из Японии подарки. В мае 1916 г. старший сын снова поехал в плавание на Дальний Восток, в Японию и Корею, но уже для научных практических занятий по офицерскому чину.

В июле 1916 г., немного оправившийся от болезни, младший сын был зачислен в тыл, в химическую роту, где и встретил революцию 1917 г.

В начале февраля 1917 г. департамент полиции, неук­лонно следивший за старшим сыном, прислал директору Гардемаринских классов уведомление, чтобы кончающий классы старший гардемарин Ф. Ф. Ильин не был допу­щен в действующий флот, а зачислен в чиновники по Адмиралтейству.

Ввиду выдающихся способностей, а также хорошего поведения моего сына, педагогическим советом такое предложение было отклонено, и директор сам — лично — вызвался ехать на объяснения с морским министром.

Но случилась Февральская революция, перемешавшая все карты и переменившая все обстоятельства.

@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@

Судьба бывает несправедливо жестока к людям не только при жизни, но и после их смерти... Один из героев Октября и граждан­ской войны, дипломат и литератор большевик-ленинец Федор Фе­дорович Раскольников в 1939 году был оклеветан и объявлен Верховным судом СССР вне закона. Вступив в открытую борьбу со Сталиным, он вскоре скончался на чужбине, и почти на чет­верть века имя его исчезло из истории и памяти народа.

Лишь в 1963 году Раскольников был полностью реабилитиро­ван. Очерки о нем появились в газетах и журналах, в сборнике «Герои гражданской войны» (ЖЗЛ), Воениздат выпустил книгу «На боевых постах», куда вошли в сокращении воспоминания Фе­дора Федоровича «Кронштадт и Питер в 1917 году» и «Рассказы мичмана Ильина», а Лениздат — брошюру А. П. Константинова «Ф. Ф. Ильин-Раскольников». Ставился вопрос о переносе праха Раскольникова на родину и увековечении его памяти. Казалось, справедливость восторжествовала.

Но миновал краткий период «оттепели», и политическая ситу­ация в стране изменилась. Ползучая реабилитация Сталина не мог­ла не отразиться на посмертной судьбе его страстного разоблачи­теля—Раскольникова. Осенью 1965 года заведующий отделом на­уки и учебных заведений ЦК КПСС Трапезников вновь оклеветал Раскольникова, не стесняясь в выражениях и не обременяя себя аргументами: «Сбратавшись с белогвардейцами, фашистской мра­зью, этот отщепенец стал оплевывать все, что было добыто и ут­верждено потом и кровью советских людей, очернять великое знамя ленинизма и восхвалять троцкизм». Здесь не было ни единого сло­ва правды, но тем не менее доброе имя Раскольникова снова было предано поруганию и умолчанию на двадцать два года.

Правда бывает и бессильна, но, в конечном счете, она неот­вратима и все расставляет на свои места. В 1987 году, с пере­стройкой и гласностью. Раскольников вернулся к нам, навсегда. Новое поколение узнало Федора Федоровича преж­де всего как автора «Открытого письма Сталину», что естественно и закономерно. Написанное впечатляюще сильно, искренне и ярко, «Открытое письмо Сталину» приобрело ныне особую актуальность и остроту, оно, без сомнения, останется одним из важнейших до­кументов нашей истории.

Но сама личность Раскольникова все еще вызывает противоре­чивые оценки и споры. Для явных и тайных сталинистов он по-прежнему «пренебрег советскими законами, бросил доверенный ему Советским .правительством пост посла, бежал под защиту родственника-миллионера во где со­трудничал в белогвардейской и правой французской прессе... его заявление «Как меня сделали „врагом народа"» и его открытое письмо Сталину от 17 августа 1939 года пронизаны злобой и кле­ветой на наш общественный строй» (Молодая гвардия, 1988, № 4), Эти и подобные им «обвинения», упорно возвращающие нас к 1937—1939 годам и к году 1965-му, исходят от людей, не желаю­щих считаться с фактами, по-прежнему уповающих на ложь и «страшные» ярлыки. Серьезная полемика с ними, пожалуй, бессмыс­ленна, «вечно вчерашние» таковыми и останутся.

Большую тревогу вызывают голоса тех, кто резко критикует Раскольникова с антисталинских позиций за то, что он слишком долго шел за «вождем народов», было время, су­дил литературу и искусство с «классовых» позиций, за то, что, бу­дучи председателем Главреперткома, выступал против пьес Булга­кова. Если бы эти, видимо искренние, поборники демократии раз­бирали и оценивали подлинные и мнимые «грехи» Раскольникова объективно, не умалчивая о его бесспорных заслугах, их стремле­ние восстановить непростую правду истории надо бы только при­ветствовать. Но, к сожалению, именно объективности и взвешен­ности суждений критикам Раскольникова «слева» как раз недоста­ет. И потому вырванные из контекста времени отдельные факты биографии героя революции, оставшегося до конца верным ее иде­алам, разрастаются в неоправданные негативные обобщения.

В необходимом и благотворном процессе анализа и переосмыс­ления прошлого, в том числе роли и значения выдающихся лично­стей, нас подстерегают немалые опасности. Как это ни парадок­сально, но, пытаясь заново понять свою историю, мы нередко под­ходим к ней со старыми мерками, которым присущи схематизм, упрощение сложнейших социально-политических процессов, черно-белая классификация явлений, однобокая категоричность в оценках деятелей прошлого. Нам все еще недостает подлинно обновленно­го историзма мышления, желания и способности постичь мировоз­зрение, психологию людей, систему общественных ценностей, кото­рые даже и не в столь отдаленные времена были во многом иными, нежели сейчас. Самое малое, что из-за этого происходит,— модер­низация, а, следовательно, новое искажение истории.

Понятны опасения замены одних «икон» другими. Но если мы не хотим превратиться в новых идолотворцев, то тем более дол­жны с пониманием и терпимо относиться к ошибкам и заблужде­ниям, которых не избежал ни один исторический деятель, К действительным ошибкам и заблуждениям, но не к преступле­ниям!

Федор Раскольников в конце жизненного пути выступил с гнев­ным разоблачением Сталина, удивительно созвучным нашим сегод­няшним прозрениям. Да, Раскольников долго славословил «вождя партии и народа», и не сразу поймешь, когда он делал это искрен­не, а когда лишь следовал неумолимым «правилам игры». Нелишне вспомнить, что значило для старых большевиков единство партии, которое пестовал и завещал им Ленин. Сколько их—ленинцев, оболганных, оклеветанных, сложило головы во имя этого единства, поруганного и извращенного Сталиным!

Раскольников был одним из тех, кто пусть не сразу, но понял, что Сталин, извратив ленинский смысл единства партии, обратил его во зло самой партии и народу, заставил служить своей пре­ступной личной диктатуре. Поняв, не сразу решился на изобличе­ние узурпатора. Но—решился.

Федор Раскольников жил в сложное, противоречивое время и прошел трудный путь к своему гражданскому подвигу накануне смертного часа. Отдав дань революционному романтизму, классо­вому максимализму, а порой и фанатизму, он сохранил в себе глав­ное — нравственные, общечеловеческие начала, душу живу, спо­собность развиваться, изменяться, не потерял мужества — ив тра­гической ситуации прямо посмотрел правде в глаза, возвысил го­лос в ее защиту.

Почти полвека спустя после своей гибели, в год 70-летия Вели­кого Октября, Раскольников вновь оказался в первом ряду борцов. Вновь зазвучал его чистый и гневный голос обличителя сталинщи­ны, без преодоления тяжких последствий которой немыслима пе­рестройка. Раскольников стал нашим современником и соратником, но мы еще не успели по-настоящему узнать его. Лишь несколько посвященных ему журнальных и газетных публикаций появилось за два последних года, да небольшую книгу выпустило издатель­ство «Московский рабочий» — в ней собраны антисталинские доку­менты Раскольникова и отрывки из ряда его произведений, допол­ненные биографическим очерком, к сожалению содержащим неко­торые устаревшие толкования.

Начав работу в партии как журналист, Раскольников писал всю жизнь, какой бы пост ни занимал. Сфера его литературных интересов всегда была очень широка — от газетных статей на ак­туальные, главным образом политические, темы до исторических исследований, рассказов, пьес, эссе. Но, естественно, наиболее пол­но раскрывается его личность в жанре мемуаров. Самые интерес­ные, значительные воспоминания Раскольникова и включены в этот сборник. Они расположены хронологически, чтобы читатель мог получить наиболее полное представление как о жизненном пути и деятельности автора, так и об эволюции его взглядов, отношения к действительности.

К тому же Раскольников писал не учебник истории, и, думается, именно субъективность повество­вания позволяет приблизиться к постижению личности автора, из­бавляет от ее идеализации и апологетики.

Жизнь Раскольникова оборвалась внезапно, в расцвете твор­ческих сил, и он не оставил нам воспоминаний о многих важных этапах своей биографии: о работе в Коминтерне, Главреперткоме и Главискусстве, на редакторских постах, в качестве полпреда. Не успел написать он и о самом тяжком времени, когда был вынуж­ден остаться за границей.

В какой-то мере эти обидные пробелы восполняют воспоминания матери и вдовы Раскольникова, его письма, а также некоторые документы, которые удалось найти в ар­хивах, где далеко не все еще доступно исследователю.

ДОКУМЕНТЫ

Приговор

Именем Союза Советских Социалистических Республик

Верховный Суд Союза ССР в составе: Председатель­ствующего—председателя Верховного Суда Союза ССР тов. Голякова И. Т. и членов Верховного Суда Со­юза ССР тов. тов. Солодилова А. П. и Никитченко И. Т., рассмотрев в своем заседании от 17 июля 1939 года де­ло по обвинению Раскольникова Федора Федоровича, бывшего полпреда СССР в Болгарии, в невозвращении в СССР, установил:

Раскольников Федор Федорович, бывший полпред СССР в Болгарии, самовольно оставил место своей службы и отказался вернуться в пределы СССР, т. е. со­вершил преступление, предусмотренное Законом от 21 ноября 1929 года «Об объявлении вне закона должност­ных лиц — граждан Союза ССР за границей, перебе­жавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства И отказавшихся вернуться в Союз ССР».

На основании ст. ст. 319 и 320 УПК РСФСР и Закона От 21 ноября 1929 года Верховный Суд Союза ССР—

приговорил:

Объявить Раскольникова Федора Федоровича вне за­

кона.

п. п. Председательствующий Голяков. Члены: А. Солодило в, Никитченко

№ 4н 854/63

В ПЛЕНУМ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР

Протест

По приговору Верховного Суда СССР от 17 июля 1939 года бывший полномочный представитель СССР в Бол­гарии

РАСКОЛЬНИКОВ Федор Федорович, 1892 года рождения, уроженец гор. Ленин­града, русский, член КПСС с 1910 года,

на основании Закона от 21 ноября 1929 года объявлен вне закона.

РАСКОЛЬНИКОВ признан виновным в том, что, буду­чи полпредом СССР в Болгарии, оставил место своей службы и отказался вернуться в пределы СССР, т. е. в совершении преступления, предусмотренного Законом от 21 ноября 1929 года «Об объявлении вне закона должностных лиц — граждан СССР за границей, перебе­жавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказавшихся вернуться в Союз ССР».

Указанный приговор полагаю необходимым отменить и РАСКОЛЬНИКОВА Ф. Ф. реабилитировать по следую­щим основаниям.

В ходе проводившейся проверки ни уголовного дела на РАСКОЛЬНИКОВА, ни судебного производства не найдено, а приговор оказался подшитым в наряде Вер­ховного Суда СССР с разной перепиской.

В этом приговоре нет указания об участии судебного секретаря, нет и других данных, предусмотренных ст. 334 УПК РСФСР. После снятия копии с приговора дата его составления была изменена.

Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что уго­ловное дело на РАСКОЛЬНИКОВА в Верховный Суд СССР не поступало и в судебном заседании не рассмат­ривалось, поэтому приговор в отношении РАСКОЛЬНИ­КОВА следует признать незаконным.

Проверкой установлено, что РАСКОЛЬНИКОВ 1 апре­ля 1938 года выехал из Софии в отпуск, но в СССР не вернулся. В августе 1939 года по поводу психического заболевания он был помещен на излечение в частную клинику в Ницце, где и умер 12 сентября 1939 года.

Из объяснений РАСКОЛЬНИКОВА, которые он давал в письмах к Сталину, Литвинову, в беседах с Литвиновым и полпредом СССР во Франции, а также в заявлении для печати усматривается, что в апреле 1938 года он не выехал в СССР и продолжал оставаться за границей только потому, что предвидел неизбежность расправы над ним.

Эти объяснения находят подтверждение в материа­лах проверки.

В соответствии с решением компетентного органа, РАСКОЛЬНИКОВ сдал в Государственный литературный музей личный архив, в котором были и служебные доку­менты за подписью Троцкого.

В 1937 году и в начале 1938 года от ныне реабилити­рованного ДЫБЕНКО П. Е. и некоторых других аресто­ванных органами следствия были получены ложные по­казания о принадлежности РАСКОЛЬНИКОВА к антисо­ветской троцкистской организации. В связи с этим за РАСКОЛЬНИКОВЫМ было установлено наблюдение, ко­торое он замечал.

С января 1938 года Наркоминделом с РАСКОЛЬНИ­КОВЫМ велась переписка о его приезде из Софии в Москву, причем в одном из писем Литвинов сообщил РАСКОЛЬНИКОВУ, что о его приезде всегда спрашива­ют в Кремле.

РАСКОЛЬНИКОВУ были известны случаи, когда неко­торые советские полпреды, вызванные в Москву на пе­реговоры, были репрессированы без каких-либо закон­ных оснований.

Находясь в пути из Софии в Москву, РАСКОЛЬНИ­КОВ узнал, что он освобожден от обязанностей полпре­да, причем в Указе от 5 апреля 1938 года он даже не был назван товарищем.

О том, насколько реальна была угроза расправы над РАСКОЛЬНИКОВЫМ, свидетельствует то, что через два дня после выезда РАСКОЛЬНИКОВА из Софии, т. е. когда не было еще решения об освобождении его от должности и когда не было точных данных ни о ме­сте пребывания его, ни о дальнейших намерениях, Нар­коматом Внутренних дел СССР было дано указание своим агентам о розыске и «ликвидации» РАСКОЛЬ­НИКОВА.

При таких данных следует признать, что незаконными и неправильными действиями должностных лиц, в обста­новке массовых незаконных репрессий, которые прово­дились в отношении видных деятелей партии в период культа личности Сталина, РАСКОЛЬНИКОВ был постав­лен в такие условия, которые препятствовали своевре­менному возвращению его в СССР.

Находясь за границей, в отношении Советского Сою­за РАСКОЛЬНИКОВ вел себя лояльно. В письмах к Ста­лину и Литвинову он объяснял причины, по которым про­должал оставаться за границей, писал о своей предан­ности партии и Родине, просил предоставить ему там ра­боту по линии НКИД и отложить возвращение его в СССР.

В беседах с Литвиновым и полпредом СССР во Фран­ции РАСКОЛЬНИКОВ не отказывался от возвращения на Родину и заверял, что он сделает это, как только к не­му будет восстановлено доверие.

Собранные в ходе проверки материалы свидетельст­вуют о том, что не было оснований не только для при­менения к РАСКОЛЬНИКОВУ репрессивных мер, но и для выражения ему недоверия.

РАСКОЛЬНИКОВ—член РСДРП(б) с 1910 года. В 1912 году являлся первым секретарем «Правды». За принадлежность к партии был арестован и осужден к вы­сылке. После освобождения из ссылки возобновил со­трудничество в «Правде» и «Просвещении». Будучи при­зван в 1914 году на флот, вел агитацию среди матросов, писал прокламации, участвовал в легальном петроград­ском издательстве «Волна».

После Февральской революции Центральным Коми­тетом партии РАСКОЛЬНИКОВ был направлен в Крон­штадт, где редактировал газету «Голос правды» и неод­нократно выступал на собраниях и митингах, излагая ли­нию большевиков по важнейшим политическим вопро­сам.

РАСКОЛЬНИКОВ был товарищем председателя Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов и председателем Кронштадтского комитета РСДРП; был делегатом Апрельской конференции, одним из руково­дителей июльской демонстрации, организовывал оборо­ну дома Кшесинской, в котором находились Централь­ный и Петроградский комитеты партии.

РАСКОЛЬНИКОВ принимал активное участие в Ок­тябрьской революции. Был членом Военно-Революцион­ного комитета Петроградского совета, участвовал в боях под Пулковом, во главе отряда моряков выезжал в Москву на поддержку революции, являлся комиссаром при Морском Генеральном штабе.

По поручению фракции большевиков он огласил декларацию об уходе из Учредительного собрания.

В 1918 году Центральным Комитетом РКП(б) РАС­КОЛЬНИКОВ делегирован в Поволжье в качестве агента ЦК. Выезжал в Новороссийск для обеспечения выполне­ния решения Советского правительства о потоплении ко­раблей Черноморского флота.

РАСКОЛЬНИКОВ был членом Реввоенсовета респуб­лики, Восточного фронта, Балтийского флота, командовал Волжской и Волжско-Каспийской флотилией, участвовал в освобождении Казани, в боях под Царицыном, руко­водил операциями по взятию персидского порта Энзели.

РАСКОЛЬНИКОВ награжден двумя орденами Крас­ного Знамени, в 1920 году был командующим Балтий­ским флотом, затем — полномочным представителем в Афганистане.

После этого он работал в исполкоме Коминтерна, был редактором журналов «Молодая гвардия», «Крас­ная новь», главным редактором издательства «Москов­ский рабочий».

С 1930 года РАСКОЛЬНИКОВ находился на диплома­тической работе, был полпредом в Эстонии, Дании, а с 1934 года в Болгарии.

РАСКОЛЬНИКОВ был членом ВЦИК нескольких созы­вов, делегатом Х съезда РКП(б), неоднократно встречал­ся с Лениным и выполнял его поручения, состоял чле­ном Союза писателей.

Учитывая изложенное и принимая во внимание кон­кретную обстановку, при которой РАСКОЛЬНИКОВ воз­держался от возвращения в СССР, а также данные о его личности, следует признать, что для объявления РАСКОЛЬНИКОВА вне закона не было достаточных основа­ний.

Руководствуясь ст. 15 п. «а» Положения о Верховном Суде СССР,

Прошу:

Приговор Верховного Суда СССР от 17 июля 1939 го­да в отношении РАСКОЛЬНИКОВА Федора Федоровича отменить.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР

(А. ГОРКИН) 26.VI.1963 г.

Основные даты жизни и деятельности Ф. Ф. РАСКОЛЬНИКОВА

1892, 28 января • родился в Петербурге

1900 • поступил в реальное училище (окончил в 1908 г.)

1909 • поступил в Петербургский по­литехнический институт (окон­чил в 1913 г.)

1910. декабрь • вступил в РСДРП

1911. весна • начал сотрудничать в больше­вистской газете «Звезда»

1912. апрель • стал секретарем редакции «Правды»

21 мая • арестован

9 октября • выслан за границу

29 октября • вернулся в Петербург

1914—1916 • обучается в Отдельных гарде­маринских классах

1917, 17 марта • направлен партией в Крон­штадт, где редактирует газету «Голос правды», становится то­варищем председателя Крон­штадтского Совета, председа­телем комитета РСДРП(б)

3 апреля • встреча и знакомство с В. И. Лениным

3—5 июля • во время демонстрации в Пет­рограде возглавляет колонну кронштадтских моряков

13 июля —11 октября • тюремное заключение в «Кре­стах»

12 октября - 2 ноября • активно участвует в подготов­ке и свершении Октябрьского вооруженного восстания в Пе­трограде, в боях под Пулко­вом, в подавлении контррево­люционного мятежа Керенско­го — Краснова

2 ноября • отъезд в Москву во главе от­ряда моряков

13 ноября • назначен комиссаром Морско­го Генерального штаба, воз­вращается в Петроград