Реферат: Конспект по монографии Российская эмиграция в современной историографии

Содержание

• Введение ………………………………………………………………………….стр. 2-6

  • Актуальность исследования ……………………………………………….стр. 2

  • Состояние научной разработки темы ……………………………………..стр. 2

  • Цель и задачи исследования ……………………………………………….стр. 2

  • Методология исследования ………………………………………………..стр. 2

  • Источниковая база исследования ………………………………………....стр. 2

• Глава 1. Пути и судьбы "второй" эмиграции …………………………………….стр. 3

• Глава 2. Литература об эмиграции отдельных этнических групп …………..стр. 7-10

  • Евреи ………………………………………………………………………..стр. 7

  • Казачество …………………………………………………………………..стр. 8

  • Русские немцы ……………………………………………………………...стр. 9

  • Татары ………………………………………………………………..……..стр. 9

• Глава 3. Проблемы адаптации российских эмигрантов …………………….стр. 11-12

• Глава 4. Эмиграция и православие ……………………………………….…..стр. 13-17

• Глава 5. Российские некрополи за рубежом …………………………………стр. 18-19

• Глава 6. Образование, музейное и издательское дело в Российском зарубежье 20-22

• Глава 7. Российская эмиграция в США и Канаде (по материалам газеты "Иммигранты") ………………………………………………………………..стр. 23-27

• Российская диаспора в странах нового зарубежья ………………...………..стр. 28-30

• Заключение …………………………………………………………………….стр. 31-37

• Литература, использованная при составлении конспекта……………………....стр.37

Введение

Актуальность исследования

Декларация о государственном суверенитете РСФСР, принятая 12 июня 1990 г. Первым Съездом народных депутатов республики, положила начало восстановлению российской государственности на базе ценнейших приобретений человечества: прав и свобод личности, демократии, правового государства, плюрализма, рыночной экономики и социального партнерства. Если до 1991 г. процесс возвращения духовных ценностей российской эмиграции носил во многом случайный, стихийный характер, в основе которого коммерческие цели, теперь он обрел покровительство Российского государства, стремившегося использовать интеллектуальный потенциал эмигрантов на благо своего возрождения. Но только усилиями ученых возможно было придать этому процессу аналитическое направление, дающее важные для жизни общества результаты. Комплексный историографический анализ, посвященный освещению отечественными и эмигрантско-зарубежными исследователями и публикаторами вопросов истории российской эмиграции и российского зарубежья, до сих пор не предпринимался.

Состояние научной разработки темы

Распад союзного советского государства поставил новые задачи изучения истории российского зарубежья. На ряде конференций и "круглых столов" высказывалось мнение, что исследование истории российской эмиграции в старом зарубежье поможет уяснить механизм конфликтных ситуаций и будет способствовать их урегулированию в новом зарубежье, где остались жить 26 млн россиян, что изучение проблем адаптации эмигрантов к новым условиям жизни поможет прогнозированию поведения современных многочисленных мигрантов в России и за ее пределами. Настойчиво подчеркивалась необходимость координации исследований. Приводится таблица 1 доказывающая, что ведущую роль в изучении российского зарубежья играют исследователи из г. Москвы. За 10 лет, прошедших с момента появления первых диссертаций по теме эмиграции в 1990 г., по 1999 г. здесь было защищено 134 кандидатских и 18 докторских диссертаций. Значительно меньше - 28 кандидатских и 3 докторских диссертации - были защищены в Санкт-Петербурге (второе место в этом своеобразном рейтинге регионов). 8 кандидатских и 1 докторская были защищены в Екатеринбурге (третье место). 7 кандидатских диссертаций по теме эмиграции защищены в Томске (четвертое место). За небольшим исключением, подготовка диссертаций на соискание ученой степени доктора наук ведется только московскими учеными, что можно объяснить недоступностью для региональных исследователей необходимого фактического материала. Приводится таблица 2 говорящая о том, что рассмотрение ряда аспектов эмиграционной тематики: экономического, искусствоведческого, психологического, - оказывается по силам также только исследователям Москвы и/или Санкт-Петербурга. В региональных исследованиях доминируют историческая, филологическая и философская тематика: в 31 городе России, где защищались диссертации по теме эмиграции, в 17 городах соискатели добивались ученой степени в области исторических наук, в 16 - в области филологии и в 10 - философии. Высокую (по отношению к другим областям науки) вовлеченность ученых провинции в изучение российской эмиграции именно в историческом срезе логично было бы объяснить разработкой специфически местного материала: региональных миграционных потоков. Однако, за редким исключением, эта связь не прослеживается. Антропоцентризм, ставший следствием серьезной трансформации науки последних двух десятилетий, предопределил особенности молодого российского эмигрантоведения, поставившего своей главной целью изучение жизни и творчества отдельных лиц. Этот тезис подтверждает анализ названий авторефератов диссертаций, защищенных в Российской Федерации в 1990 - 99 гг. Всего за эти 10 лет по теме эмиграции было защищено 248 диссертаций. Из них 169 (68%) посвящены жизни и творчеству конкретных лиц. В отраслях науки антропологический расклад диссертаций выглядит следующим образом. Из 81 диссертации, защищенной по теме российской эмиграции в области философии, той или иной персоне посвящены 63 (77,7%), в области истории - 20 из 58 (34,5%), в филологии - 70 из 75 (33,3%), в искусствоведении - 8 из 10 (80%), в юриспруденции - 2 из 4 (50%), в педагогике - 5 из 9 (55,5%), в экономике - 1 из 10 (10%). В число антропоцентричных исследований должна быть включена и единственная диссертация, защищенная в области психологии. Самым востребованным у авторов диссертаций оказалось творчество И. А. Бунина: за 10 лет по нему защищено 17 диссертаций в области филологии, в том числе 2 докторских, и 3 диссертации, посвященные методике изучения творчества писателя в школе различных ступеней и вузе, - в области педагогики. Осуществляемые в России экономические преобразования породили интерес к истории российского предпринимательства в эмиграции, однако изучение этого опыта ведется только на материалах "первой волны".Помимо творчества представителей философской, научной, литературной эмиграции другим наиболее разработанным авторами диссертаций пластом является история политической эмиграции: деятельность составляющих ее партий, движений и их лидеров, идейные искания и борьба. Никакая эмиграция не сделала так много для культуры, искусства, науки, как российская. И никакая другая не оставалась столь бессистемно и слабо изученной, как она. Десять лет свободной от прежних цензурных ограничений работы в этой области на родине дали несколько качественных перепечаток. Научное исследование различных проблем истории российского зарубежья в нашей стране сделало заметные шаги вперед. Изучение российской военной эмиграции в отечественной историографии только начинается. В Советском Союзе и России лишь несколько авторов серьезно обращались к этой теме. В 1998 г. Институтом военной истории Министерства обороны Российской Федерации, Федеральной службой безопасности РФ и Службой внешней разведки РФ был подготовлен к печати первый том (в 2-х книгах) 10-томного труда "Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов. Документы и материалы". Очевидно, что публикуемые в томе документальные источники могут послужить добротной основой последующих научных исследований. Если говорить о крупных справочных и документальных изданиях, подготовленных современными российскими историографами эмиграции, нельзя не назвать книгу, вошедшую в число бестселлеров 1997 г. и вызвавшую большое число отзывов в печати. Это энциклопедический биографический словарь "Русское зарубежье". Этот словарь, представляя в биографиях разные сферы жизни эмиграции, как бы подводит итог начального этапа в ее изучении. Этому же должно способствовать и данное исследование.

Цель и задачи исследования

Цель - проанализировать массив литературы, освещающей историю российской эмиграции. Для осуществления данной цели автор поставил перед собой следующие задачи:

• обозначить характерные черты, особенности молодого российского эмигрантоведения, выявить основные тенденции его развития;

• дать характеристику современных политико-идеологических и организационно-научных факторов, оказывающих влияние на развитие историографического процесса;

• дать обзор и анализ литературы по некоторым наименее разработанным, с точки зрения автора, направлениям изучения российского рассеяния;

• наметить перспективы дальнейших исследований.

Объектом настоящего исследования является отечественная и, насколько это оказалось возможным, зарубежная историография последнего десятилетия ХХ века.

Предмет исследования - определяющие тенденции, основные результаты осмысления отечественными и эмигрантско-зарубежными учеными, публицистами и мемуаристами проблем истории российского рассеяния, включая опубликованные ими работы, организационные формы исследований, воздействие государственной политики на науку, состояние источниковой базы, совершенствование методики исследований.

Методология исследования

В основе методологии исследования лежат системный подход к изучению историографии российской эмиграции как совокупности научных трудов и публикаций, представляющих самые разные отрасли знания, и вытекающий из такого подхода принцип междисциплинарных связей, что в свою очередь является основой для использования контент-анализа и принципа историзма. Контент-анализ позволяет изучить разные источники об одном и том же, а принцип историзма позволяет рассмотреть объект исследования в его конкретно-исторических условиях, проследить этапы в изучении рассматриваемых в работе вопросов.

Источниковая база исследования

Исходя из авторской трактовки объекта исследования, всю совокупность используемых автором источников можно разделить на несколько групп.

1. Официальные источники: акты высших органов российской государственной власти, выступления высших должностных лиц Российского государства, документы Академии наук СССР/РАН.

2. Научные труды: справочные и документальные издания, монографии, статьи в научных журналах и сборниках, материалы конференций, авторефераты диссертаций. Эти источники позволяют показать разработанность той или иной темы ученым сообществом.

3. Документальные фото. и кино. исследования.

4. Материалы отечественной и эмигрантской периодической печати, в том числе оказавшиеся доступными автору в результате работы с фондами отдела литературы русского зарубежья (бывшего спецхрана) Российской государственной библиотеки г. Москвы и Уральской независимой общественной библиотеки г. Екатеринбурга.

5. Опубликованные отдельными изданиями и в периодике материалы личного происхождения - письма рядовых эмигрантов и фигур общественно-значимых, автобиографические статьи, мемуары деятелей российского зарубежья и воспоминания знавших их лиц. Очевидная ценность данных источников в том, что они позволяют насытить историю российского зарубежья человеческим содержанием. Таким образом, источниковую базу исследования составили разнообразные материалы, комплексное изучение которых позволяет в полной мере раскрыть тему.

Глава 1
Пути и судьбы "второй" эмиграции

Вторая мировая война сдвинула с мест целые пласты народов. Началось кочевание с места на место, иногда невольное, иногда и вольное. Конец войны, остановив это передвижение, задержал миллионы двигавшихся масс в чужих для них краях, за рубежами их родины. Эмиграция советских 1945 г., хотя и была вторым великим переселением после Октября, но отнюдь не вторым в российской истории. В исторической ретроспективе ее порядковый номер больше, несмотря на то, что до 1917 г. потоки эмигрантов были не столь масштабны, а собственно русская эмиграция ведет свой отсчет лишь с конца XIX в. Одновременно она была и первой эмиграцией. Первой советской. К какой бы этнии не принадлежали находившиеся в составе эмиграции 20-х гг., все они выехали как русские подданные. В отличие от них, бежавшие от советской власти или угнанные в годы второй мировой войны на работы в Рейх были уже советскими гражданами. Следующую по численности категорию составляют военнопленные, захваченные германскими войсками за годы войны с СССР. Из их числа к маю 1945 г. остались в живых 1,15 млн. человек. Третья категория, резко отличная от двух первых, - это собственно беженцы. Многие из тех, кто раньше имел нелады с властями или боялся вновь оказаться в руках НКВД, воспользовались немецкой оккупацией для бегства из СССР. С началом советских побед у некоторых групп населения просто не осталось другого выхода, например, у "фольксдойче" - этнических немцев, а также кубанских казаков и кавказских народностей, дольше всех продолжавших сопротивление большевизму в годы становления советской власти. Число таких беженцев Толстой оценивает цифрой около миллиона. Кроме названных трех категорий, многочисленную группу составили те, кто решил сражаться против Красной армии или помогать немцам в борьбе с нею. Помочь оккупантам своей родины вызвались от 800 тысяч до миллиона человек. Советский Союз стал единственной европейской страной, почти миллион граждан которой записались во вражескую армию. Мигранты всех этих четырех категорий были объявлены советским правительством "изменниками", заслуживающими "сурового наказания". По его настоянию им 11 февраля 1945 г. в Ялте в ходе Крымской конференции руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании - были заключены идентичные, хотя и сепаратные соглашения с правительствами Соединенного королевства и Соединенных Штатов Америки о выдаче представителям Советского Союза всех советских граждан, как военнопленных, так и гражданских лиц, "освобожденных" англо-американскими армиями. Формулировки соглашений не давали возможности для свободного передвижения "освобожденных" лиц до их окончательной выдачи соответствующим властям. Определяющим критерием выдачи (или, как говорилось в соглашениях, "репатриации") служило советское гражданство. Условия соглашений были сформулированы столь однозначно, что слово "освобожденный" в применении к советским, взятым в плен союзными войсками, совершенно теряло всякий смысл. В соответствии с духом и буквой названных договоров о добровольности как необходимом (с точки зрения гуманности и прав человека) условии репатриации не могло быть и речи. Советских граждан насильно грузили в поезда для отправки в советскую зону оккупации, а оттуда перевозили в СССР, и те, кого не расстреляли сразу по прибытии, пополнили население ГУЛАГа. Последние выдачи были закончены в середине 1947 г. Возвращена была подавляющая часть, значительно меньшей удалось остаться. Н. С. Фрейнкман-Хрусталева и А. И. Новиков оценивают количественный состав "второй" эмиграции в 451561 человек, что составляло примерно 10% от числа советских граждан, оказавшихся в годы Великой Отечественной войны за границей. Названные авторы указывают численность этих эмигрантов в странах мира по данным на 1 января 1952 г. и национальный состав "второй волны". Приводимые цифры свидетельствуют, что русских в ней было лишь 7%, большинство составляли украинцы (32,1%), латыши (24,19%), литовцы (14,04%) и эстонцы (13,05%). По договоренности союзных правительств факт насилия при совершении репатриационных действий был засекречен. О действительной стороне событий не догадывалась мировая общественность, молчала советская печать. Завесу молчания приподнимала лишь эмигрантская пресса и еще некоторые зарубежные издания. На сегодняшний день получил юридическую оценку лишь один из аспектов проблемы. Учитывая выводы Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации, Указом Президента РФ от 24 января 1995 г. N 63 действия партийного и государственного руководства бывшего СССР и меры принуждения со стороны государственных органов, предпринятые в отношении российских граждан - бывших советских военнослужащих, попавших в плен и окружение в боях при защите Отечества, и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период, признаны противоречащими основным правам человека и гражданина и политическими репрессиями. Указом признано, что названные категории лиц осуждались за государственные, воинские и иные преступления, направлялись в "штурмовые батальоны", в ссылку, высылку и на спецпоселение, подвергались проверке в сборно-пересыльных, специальных и проверочно-фильтрационных лагерях и пунктах, в специальных запасных частях, "рабочих батальонах" Народного комиссариата обороны СССР и Народного комиссариата внутренних дел СССР, привлекались к принудительному труду с ограничением свободы, прикреплялись к предприятиям с особо тяжелыми условиями труда, подвергались иным лишениям или ограничениям прав и свобод необоснованно и исключительно по политическим мотивам. Эти лица восстановлены в правах. Действительно, мы очень мало знаем о людях, которые во время войны добровольно перешли на сторону немцев. На них в СССР поставили клеймо "предатели" и предали забвению. Но ведь была какая-то причина, которая толкнула их на этот поступок. Как сложилась их дальнейшая судьба? Жалеют ли они о случившемся? На эти вопросы помогает ответить этот рассказ. Копилка людских воспоминаний содержит немало свидетельств. Отрадно, что журналистский к ним интерес не опоздал: многие участники событий еще живы. Бытует мнение, что "вторая" эмиграция не оставила следа в истории культуры российского зарубежья. Это не так. Причины же мифа видятся в постоянном замалчивании подлинной истории тех событий. Знание, пришедшее через годы, убеждает нас в обратном. "Вторая волна" не затерялась и не ушла "на дно". Это ею был основан Союз борьбы за освобождение народов России (СБОНР) - политическая организация, вступившая на путь открытого непримиримого противостояния сталинской системе. Это ею была создана Русская библиотека в Мюнхене, ставшая очагом русской культуры в Германии конца 40-х гг. Это ее представители организовали церковные приходы, оказывая столь необходимую в то время духовную помощь всеми преследуемым людям. Это они создали крупнейшее из когда-либо существовавших в эмиграции научное и издательское учреждение - Институт по изучению истории и культуры СССР в Мюнхене, просуществовавший до 1972 г. Музей русской культуры в Сан-Франциско, Музей общества "Родина" в Лейквуде - это также заслуга "второй" эмиграции. Все вышеуказанное позволяет заметить, что умножение знания по истории "второй" эмиграции в настоящий период происходит в основном за счет переиздания, перепечатки публикаций давних лет и либерализации доступа к ранее вышедшим. Выстраивание полной и целостной картины "вливания" эмигрантов "второй волны" в российскую зарубежную диаспору еще впереди. Необходимо исследовать ее адаптацию к зарубежью, изучить реакцию на нее "свободного мира", взаимоотношения с эмигрантами первой и третьей "волн", вскрыть причины реэмиграции многих советских граждан из послевоенной Европы в страны Нового света (Австралию, Канаду, США), смещения туда же центров российского зарубежья. Представляется, что существенную роль в объективном освещении истории этой политической эмиграции должен сыграть Общественный исследовательский центр "Архив РОА" А. В. Окорокова. Необходимо остановиться на причинах угасания ее политической жизни. "Непаханную целину" представляет собой изучение культурной жизни первосоветской эмиграции, сохранения и пополнения ею интеллектуального и духовного наследия предыдущей "волны", процесса передачи культурной "эстафетной палочки" последующим эмигрантам. Верится, что "вторая" эмиграция - это богатейший пласт, способный принести немало сюрпризов неравнодушному к ней исследователю.

Глава 2
Литература об эмиграции отдельных этнических групп

Следствием детальной и скрупулезной разработки проблем эмиграции не могло не стать появление литературы о переселении из России и СССР отдельных этнических и этносословных групп. Этническим эмиграционным процессам и национальным диаспорам посвящены за последние 10 лет четыре диссертации в области философии, одна - экономики и четыре - истории. Этнические миграционные "волны" рассматриваются как фактор социально-политической стабильности, изучаются взаимодействие этномиграционных процессов и их последствия, эмиграционные настроения диаспоральных этносов. Как философская проблема изучается национальная идентификация российских переселенцев. Наиболее представительна историография эмиграции русских евреев, немцев, казачества и татар (эти блоки и будут рассмотрены ниже в отдельности). Однако отечественными авторами изучается рассеяние и других народов бывшего СССР.

Евреи

Лишенная снобизма, великая русская культура последовательно впитывала в себя все лучшее, что она получала извне (вначале от Греции и Византии, а в Новое время - из Европы) и от собственных инородцев. В числе последних особое место заняли евреи. Их необыкновенный сплав идеализма и практицизма, инициативность и трудолюбие оказали русской культуре большую помощь. Евреи вложили в нее свой интеллект и свою душу. И не могли не оказать определенного влияния на эту культуру. Изучение участия евреев в культуре самой России вошло в традицию. Специальной обобщающей литературы об их роли в становлении и развитии русской культуры за рубежом до недавнего времени не существовало. Именно этими мотивами руководствовался врач и литератор М. Пархомовский, приступая к изданию сборников "Евреи в культуре Русского Зарубежья", в серии которых с 1992 г. в Иерусалиме вышло пять томов. В книгах публикуются статьи, воспоминания, письма, архивные документы, связанные с жизнью, творчеством и общественной деятельностью русских евреев, оказавшихся во Франции и Китае, США и Палестине (Израиле), Польше и Италии, Латвии и Чехословакии. О содержании томов серии поможет составить представление рубрикация первого сборника: 1) писатели, поэты, критики; 2) книжное дело и периодика; 3) архивы и мемуары, 4) деятели искусства, шахматисты; 5) общественные деятели и меценаты. Авторы публикаций и члены редколлегии сборников - писатели, литературоведы, философы, журналисты, историки, искусствоведы, мемуаристы Израиля, России, Франции, Англии, США, Канады и других стран. По мнению С. Чертока (одного из авторов), мы являемся свидетелями конца двухвековой истории российского еврейства т. е. в массе своей евреи-эмигранты перейдут в культурную среду прародины. Быть может, ожиданием смерти этого этнокультурного явления объяснимо то, что сегодня оно оказалось в центре внимания исследователей. Так, в декабре 1998 г. в Париже прошла международная конференция, посвященная русско-еврейскому Парижу в период между двумя войнами (с середины 1920-х гг. Париж приобрел статус центра русской культуры, соответственно, и культуры русско-еврейской). Она была организована парижским Институтом славяноведения и Группой по изучению русской эмиграции при участии Иерусалимского университета. Тема участия русских в истории еврейской колонии в Париже еще ждет своих исследователей. После второй мировой войны центр русско-еврейской культуры переместился в Нью-Йорк, однако авторы известных мне публикаций о наших соотечественниках в Нью-Йорке рассматривают еврейских эмигрантов без акцента на их этнические корни и не как носителей особой, специфической культуры, поэтому эти статьи не включаются мною в настоящий обзор. Нынешняя (конец 1980-х - 1990-е гг.) большая "волна" эмиграции увлекла значительную часть русских евреев в Израиль, и выделение особых свойств, качеств этой алии (так в Израиле называют потоки репатриантов), указывающих на ее "русскость" - характерная черта ряда публикаций. Среди них отмечу статью Захара Гельмана "Кто боится советских евреев в Израиле?". Ее известная публицистичность оправдана размещением на страницах крупнейшей общенациональной газеты. Между тем широта постановки проблемы: в чем кроются причины неприятия уроженцами Израиля русскоязычной алии и какие фракции и силы общественного спектра и государственных структур являются выразителями или проводниками анти-"русских" настроений, при заявленной (и возможной) многоплановости ее разработки (исторический, демографический, социологический, политологический, психологический и другие аспекты) позволили бы автору, прояви он такое желание, придать материалу академичность и опубликовать его в научном издании. В последние годы появляются материалы по проблемам культурной, экономической и политической адаптации русских евреев к условиям жизни в избранных для эмиграции странах. О первых двух аспектах процесса (на примере Израиля и США) - материал А. Негродова "За морем телушка - полушка, да рубль перевоз". Русскоговорящие иммигранты - реальная и влиятельная сила Еврейского государства. Поэтому в преддверии выборов весны 1999 г. в Кнессет в прессе появилось немалое число публикаций, характеризующих политическую жизнь израильского общества через призму русскоязычного фактора. Среди материалов на эту тему назову статьи З. Гельмана "Израиль: охота за голосами "русских" и "Эхуд Барак - на четверть русский наш премьер", публикацию С. Чертока "Израиль: предвыборная борьба на "русской улице". Как явствует даже из названий, статьи подготовлены в политологическом ключе и публицистичны. Эти материалы целесообразно отнести к истории политической адаптации русских евреев в эмиграции. Таким образом, имеющаяся сегодня литература о русских евреях содержит сведения о хронологии эмиграционных потоков, их численности, географических центрах рассеяния каждой из "волн", культурной, политической и экономической адаптации еврейских переселенцев, вкладе русских евреев в мировую культуру и науку. Среди всех национальных эмиграций с территории России в истории эмиграции еврейской, пожалуй, сегодня менее всего "белых пятен".

Казачество

Казачья эмиграция имела особое значение для России: как своим масштабом (по скромным оценкам - более 100 000 человек в составе эмиграции "первой волны", причем в составе ушедших находилось около 50% всей казачьей интеллигенции), так и тем обстоятельством, что исход казаков, 40% которых являлись здоровыми и молодыми сельскохозяйственными работниками, увеличил потери сельского населения за время мировой и гражданской войн. Но, вероятно, отнюдь не эти два факта объясняют, почему круг связанных с казачеством вопросов привлек внимание публикаторов различного рода, прежде всего публицистов, из числа эмигрантов "первой волны". Это произошло почти сразу же, как только казачество влилось в ее состав. Порожденная политическими причинами, эмиграция 1918-1939 гг. оказалась раздираемой этими факторами и в странах рассеяния. Зарубежная Россия унаследовала всю остроту политической жизни отечества эпохи революции и гражданской войны. Направленность к изучению политических аспектов пребывания казачества в эмиграции подхвачена современной наукой. Назову статью Е. Ю. Борисенка "Начальный этап формирования казачьего общественного движения в эмиграции"¹⁸. Однако появление таких материалов, как доклад А. Л. Худобородова "Деятельность казаков-эмигрантов в Китае по сохранению культурных традиций казачества (1920-1930-е гг.)"¹⁹, его же диссертации "Российское казачество в эмиграции (1920-1945 гг.): (Социал; воен.-полит. и культур. пробл.)"²⁰, ряда других исследований²¹ позволяет говорить о формировании всестороннего взгляда на проблему. Отечественные исследователи наконец приступили к изучению истории казачества в эмиграции не только как истории войск, но и как истории особой этносословной группы, имевшей специфическое самосознание, культурные особенности, особый уклад жизни и быта. Однако, в отличие от зарубежных авторов (Н. Бетелла, Н. Толстого), судьбы казачества пока отслеживаются ими только в межвоенный период.

Русские немцы

Историография эмиграции из России русских (советских) немцев разработана неплохо. Решен вопрос о дефинициях, прежде всего понятии "русский немец". Освещены вопросы численности эмиграционных потоков на каждом из их этапов, вскрыты вызывавшие их причины. Затронуты проблемы адаптации немецких переселенцев из бывшего советского пространства. Среди публикаций, привнесших ясность в вопрос о понятиях, отмечу статью Александра Горянина "Русские немцы. Вопрос непростой". Поводом к ее появлению стал выход малотиражной книги "Немцы Санкт-Петербурга. Словник". Включение в список "немцев" великого множества людей, к немцам себя не относивших, и даже таких, чье причисление к иной, нежели русская, нации, статусно немыслимо - императоров и членов императорского дома - вызвало недоумение А. Горянина и побудило его рассказать о своеобразии жизни, быта, психологии русских немцев, прежде всего из Санкт-Петербурга и Балтики, от Екатерины Великой до наших дней, с тем, чтобы на этой основе определиться, кого же считать немцами в России даже сегодня. Предлагаемый им ответ был в общем-то известен: тех, кто сохранил здесь свое немецкое самосознание и считает себя немцами.Однако и с самоидентификацией возможны некоторые сложности. Слишком тесно сплелись в русских немцах характерные черты двух культур. Что касается последнего периода (конец 80-х - 90-е гг.), то данные об эмиграции немцев из бывшего СССР (причины, численность потока) в основном содержатся в газетных публикациях. Номинально, с точки зрения конституции ФРГ, переселение русских немцев в Германию является не иммиграцией, а репатриацией, возвращением на родину. В течение первых же недель они получают гражданство и деюре уже ничем не отличаются от прочих немецких граждан. Но де-факто, по своей культурной и ментальной сущности, эти немецкие переселенцы суть классические иммигранты, обреченные на прохождение болезненных процессов социальной адаптации и интеграции. Итак, в литературе об эмиграции из России лиц немецкого происхождения отправной точкой исследований служит Октябрь 1917 г. Между тем отсчет эмиграции немцев нужно вести с 1884 г. - даты принятия российским правительством решения об отмене льгот при призыве в армию. К 1900 г. в США выехало около 50 тыс. русских немцев, а в первые 15 лет ХХ в. еще 150 тыс. Насчитывая на рубеже двух веков 1,4% населения России, немцы составили 5,6% российских эмигрантов. Этот этап немецкой эмиграции пока выпадает из поля зрения авторов.

Татары

Политическая эмиграция 1918-22 гг. затронула практически все сколько-нибудь сформировавшиеся в культурном отношении народы. Не стали исключением и татары. Однако проблемы истории татарской эмиграции, формирования татарской диаспоры бывшего СССР оставались долгое время вне поля зрения наших историков и публицистов. Вопросы истории татарской эмиграции с территории бывшего СССР пока разрабатываются в основном зарубежными авторами. Отечественные исследования вторичны. В российской литературе татарская диаспора упоминается преимущественно в публикациях об СНГ. Необходимо определиться с датой отсчета татарской эмиграции, внести ясность в вопросы о хронологии и численности ее "волн", выявить географические центры рассеяния (как этноконфессиональный фактор отразился на их избрании?), рассмотреть не только политическую жизнь в них татарских общин, но и культурную: образование, издательское дело и т.п. Заслуживают проработки вопросы юридической, экономической, психологической адаптации эмигрантов. Интересно также рассмотреть жизнь татарской диаспоры в лицах. Литературу об эмиграции российских народов без преувеличения можно назвать довольно обширной, однако в основном она посвящена народам, традиционно составлявшим костяк российской эмиграции XX столетия - евреям и немцам, между тем несомненно, что этнический состав послеоктябрьских "волн" значительно шире. Известно, что вопросами эмиграции украинцев, белорусов, поляков в настоящее время занимаются ученые соответствующих стран. Такое размежевание по национальным "квартирам" понятно и объяснимо, но крайняя скупость информации о результатах исследований и отсутствие их координации ради общего блага не могут не вызывать сожалений. Как можно убедиться уже из предпринятого обзора, информационный обмен позволил бы выявить действительные, не мнимые, "белые пятна" и направить энергию на то, чтобы их устранить. Интересно было бы проследить самосознание диаспоральных этносов в России и вне ее. Поиск критериев этнической принадлежности человека (чем определяется его национальное самосознание?) особенно актуален при изучении российской диаспоры в странах нового зарубежья. Ответ на этот вопрос помог бы избежать бытующих здесь мистификаций, продиктованных политическими мотивами.

Глава 3
Проблемы адаптации российских эмигрантов

Внимание к проблемам адаптации российских переселенцев - сравнительно новое направление в историографии российского зарубежья. До определенного момента проблемы соотечественников изучались только представителями социальных наук (демографами, социологами), причем не русскими по происхождению, во исполнение заказов правительств своих стран. Отправной точкой в прокладывании историками самостоятельного пути представляется появление отдельного параграфа "Денационализация, ассимиляция и борьба за русский язык" многопланового исследования русского эмигранта П. Е. Ковалевского. В связи с распадом Советского Союза за пределами России оказались, по некоторым оценкам, около 40 миллионов российских соотечественников. Ситуация потребовала от них приспособления к новой социально-экономической, политической и этнокультурной реальности. Очевидно, что решить многие проблемы, порожденные политико-государственными метаморфозами последних лет, невозможно без обращения к историческому опыту российской диаспоры в странах старого зарубежья. Отчасти этим обстоятельством можно объяснить резко возросший интерес историографов эмиграции к вопросам адаптации российских переселенцев XIX-XX вв. В 1996-98 гг. Институтом российской истории РАН (г. Москва) было подготовлено три сборника статей. Как можно судить по содержанию опубликованных материалов, первый из них - "История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв." (М., 1996), второй - "Источники по истории адаптации российских эмигрантов в XIX-XX вв." (М., 1997). Обзор имеющейся литературы и источников был вынесен также в общий раздел третьего сборника - "Социально-экономическая адаптация российских эмигрантов (конец XIX-XX в.)" (М., 1998). Два его других раздела освещали деятельность государственных институтов и общественных организаций (в том числе Церкви) по оказанию поддержки выходцам из России в 1920-30-х гг. и 1970-90-х гг. соответственно. Нетрудно заметить, что весьма непростые взаимоотношения эмиграции "второй волны" с эмигрантами предыдущих десятилетий и государственными институтами союзных держав пока находятся вне поля зрения авторского коллектива. По каким-то причинам, следующим после европейских стран крупным в географическом отношении регионом мира, заселенном российскими выходцами, проблемы адаптации которых интересуют отечественных исследователей, оказались страны Латинской Америки. Быть может, такое внимание оправданно именно в силу специфики российской диаспоры здешних мест: ее не столь уж большая численность, удаленность от крупных центров рассеяния, своеобразие условий жизни в этой группе государств. Вопросы адаптации российских переселенцев в странах Западной и Восточной Европы, а также Китае затрагиваются в подавляющем большинстве трудов по истории нашей эмиграции в эти государства, поэтому называть их не стану. Общая историография эмиграции из России в Северную Америку несколько меньше, пропорционально меньше и литература об адаптации российских переселенцев в этом регионе. Появилось пока ограниченное число материалов о странах Африки. Как источник, восполняющий пробелы, рекомендую материалы периодической печати. Вопросы экономической адаптации россиян "четвертой волны" в Индокитае в определенной мере раскрывает публикация Б. Сасакина "Смак во смраде". Экономические и психологические аспекты жизни новоавстралийских русских переселенцев затрагивает Г. Валюженич в статье "Прыжок кенгуру". Все известные мне источники относятся к "четвертой волне" и освещают именно психологическую (то, что происходит с новыми эмигрантами на уровне душевного состояния) и экономическую (род деятельности и условия труда, доходы, налоги и социальное страхование, качество жизни в его финансовом измерении) стороны пребывания россиян в эмиграции при явном доминировании материалов первой группы. Интересно, что ее большую часть составляют материалы в жанре интервью, причем с теми, кто рассуждать об этом имеет полное право: писателями - "властителями душ" и психотерапевтами-профессионалами. Вопросы экономической адаптации на примере США раскрывает автобиографический материал Т. Черкасовой "Русская таксистка". О слагаемых успеха на пути к обеспеченной, благоустроенной жизни в эмиграции - практические рекомендации А. Тюрина из Канады. Адаптационные процессы имеют как общие закономерности, так и специфические особенности (по странам, сферам деятельности эмигрантов) и связаны с комплексом политических, экономических, социальных, юридических, культурных вопросов. Ввиду таковой масштабности проблемы адаптации надо выделить основные направления ее исследования: определение правового статуса эмигрантов из России, дифференцированное изучение адаптации различных социальных и профессиональных групп, пути решения языковых проблем, преодоления психологического барьера, дискомфорта, выявление уровня политической и общественной активности, культурной деятельности, отношение эмигрантов к своей родине, национальным ценностям и роли этих факторов в адаптации. Однако уже сейчас научная историография проблем адаптации эмигрантов представляется одним из самых системно разработанных разделов историографии эмиграции вообще, в ней имеются все необходимые дальнейшему развитию элементы, каждый из которых, в свою очередь, должен послужить (и уже служит) основой для образования взаимосвязанных подсистем с более глубоким, специфически-конкретным содержанием.

Глава 4
Эмиграция и православие

Одним из важнейших направлений историографии эмиграции стало комплексное рассмотрение этой проблемы и вопросов веры, религии и церковности эмигрантской среды. Часто такая взаимосвязь очевидна, ведь согласно одному из определений термина "эмиграция" под ним понимается добровольное или вынужденное переселение из какой-либо страны в другую, вызываемое различными причинами, в том числе и религиозными. Пример такой эмиграции - диаспора кальвинистов, принужденных покинуть Францию в связи с полной отменой Нантского эдикта Людовиком XIV в 1685 г. Отъезд гугенотов затронул 200 тысяч человек, и к ним впервые на международном юридическом языке был применен термин "рефюжиэ", т. е. ищущий убежища, который через два с половиной века будет применен к русским беженцам. Последняя параллель не означает, будто российская после-октябрьская эмиграция также была вызвана религиозными причинами, хотя, конечно, гонения на Русскую православную церковь и, как следствие, невозможность отправлять свои религиозные потребности сыграли роль в числе других факторов, повлиявших на намерение того или иного лица покинуть Россию, однако безусловно, что эти причины не были определяющими. Между тем российская история знает примеры и чисто религиозной эмиграции: переселение в результате церковного раскола во второй половине XVII в. старообрядцев на земли Эстонии, не входившей тогда в состав Российской империи. Многим россиянам новшества патриарха Никона показались богопротивными, и на защиту веры, русского православного культа поднялись широкие массы и боярства, и крестьян, и духовенства. Царское правительство приняло реформу Никона, и на раскольников-староверов обрушились гонения и преследования. Спасение от жестоких наказаний, возможность сохранить старую веру крестьяне видели в бегстве. Они массами и поодиночке укрывались в лесах, одни из них бежали в Поволжье, за Урал, на северные окраины России, в Сибирь и на Дон. Другие устремились на запад - в Польшу, Курляндию, Пруссию. В конце ХVII в. беглые крестьяне появились в Причудье (Чудское озеро - водная граница между Эстонией и Россией) и расположились на эстонском берегу озера на постоянное жительство (сами эстонцы из-за неплодородия почв здесь не селились). В Причудье беглых крестьян привлекало многое: новопереселенцы получали от местных помещиков небольшие участки земли, арендовали право ловли на озере. Беглецов не возвращали прежним владельцам, более того, они получали "плакат" - вид на жительство. Из крепостного крестьянина беглец становился мещанином в одном из соседствующих с Причудьем эстонских городов. Другое понимание эмиграции - эмиграции как совокупности эмигрантов, проживающих в той или иной стране, способствует осознанию того, что определяющим связующим звеном России и ее диаспоры была русская культура во всем ее многообразии и православие как ее духовно-бытовой компонент (настоятельный призыв к исследователям российского зарубежья не забывать об этом сформулирован Е. Г. Осовским¹) и позволяет перейти к рассмотрению другой группы трудов. В великом множестве публикаций по истории российской эмиграции встречаем мы констатацию того, что вслед за русскими идет по миру и православие. Эта истина верна для всех времен и территорий, где оказывались русские переселенцы: от территорий, в отношении которых правительство России вынашивало планы русификации, до территорий, в отношении которых у него таких планов не существовало и не могло быть, ибо здесь российское рассеяние оказалось совсем по другим причинам. В 1904 г. в этих краях появилась первая русская православная могила: в африканскую землю легли останки скончавшегося от ран флотского иеро-монаха отца Афанасия, служившего на крейсере "Аврора". В 1917 г. остатки прославленного Черноморского флота - 30 судов с личным составом и до 6000 гражданского населения, оказавшегося под покровительством Французской республики, прибыли в бухту г. Бизерта в Тунисе. Кто-то остался в этих местах и положил начало строительству русских православных церквей там, где некогда была древняя Карфагенская церковь. В начале 20-х гг. российские эмигранты начали прибывать в Марокко, которое стало для многих второй родиной. К концу 20-х гг. в Северной Африке проживало около 4 000 русских, не считая легионеров (о русских в Тунисе в составе французского Иностранного легиона пишет А. В. Канкрин в главе "Иностранный легион" своей книги "Мальтийские рыцари"). В столице Марокко Рабате люди, имевшие скудный эмигрантский достаток, но руководимые верой и надеждой на помощь Божию, построили храм в честь Воскресения Христова, объединивший всю русскую общину. Пример строительства Воскресенского храма в столице воодушевил наших соотечественников на создание православных приходов в других местах. В Танжере, портовом городе на Гибралтарском проливе, устроена была церковь в честь святителя Киприана Карфагенского, в Касабланке - Успенский храм. В г. Курибге - церковь, посвященная Святой Троице. В соседнем Алжире возникли приходы в честь Святой Троицы и апостола Андрея Первозванного. Что касается сегодняшнего дня прихода в честь Воскресения Христова, то следует говорить уже не только о русских, но и о всех единоверных православных христианах, проживающих в Рабате и других городах страны. В связи с резким ухудшением экономического положения в странах Восточной Европы многие сербы, румыны, болгары в поисках работы приезжают в Марокко. Церковь стала для них частичкой Родины. Авторитет Русской церкви в Марокко настолько высок, что на официальные королевские торжества представлять Россию приглашаются два человека - посол России и настоятель прихода. Несколько публикаций "Иммигрантов" посвящено российским эмигрантам в Финляндии. Автор очерка "Не сменившие веру" К. Обухов тверд в суждении: хотя многие из поселившихся в Финляндии до 1917 г. или бежавших туда после Октября меняли фамилию, делали ее "финляндизированной", но веру не менял никто. Эта истина верна и для сохранивших веру в условиях воинствующего атеизма и не отрекшихся от нее в условиях эмиграции "второй волны". Об этом - статья вице-председателя правления Форума русскоязычного населения Финляндии К. Глушкова "Русская деревня в Ярвенпяя"¹⁰. Автор также считает православие неотъемлемой частью русских семейных традиций и этим объясняет активную "православность" бежавших с началом Зимней войны 1939-40 гг. на финскую территорию жителей Карельского перешейка. В каждом доме, в каждой комнате висела икона. Все отмечали православные праздники. На новом месте, где оказались беженцы, не было православного храма, и поначалу службы проходили в спортивном зале школы. В 1948 г. в небольшом поселке Ярвенпяя на деньги, собранные "с миру", была построена первая в Финляндии послевоенная церковь. Когда финские русские узнали, что в Ярвенпяя есть церковь, они стали перебираться сюда из других уголков Финляндии. В основном это были такие же беженцы. Так внутри финского поселка образовалась русская деревня в 500-700 жителей, таким образом, православная церковь выступила катализатором русского единства в те послевоенные годы и в какой-то степени продолжает выполнять эту функцию и сейчас: службы в православной церкви идут теперь один раз в месяц по-славянски для тех из стариков, кто еще жив, и для новых русских, которые приехали недавно. Рассмотрение истории Русской церкви за рубежом не входило в задачу автора книги "Трагедия Русской Церкви. 1917-1945" (Париж: IMCA-Press, 1977) Льва Регельсона, однако ее отдельные моменты, как то: назначение арх. Евлогия управляющим западно-европейскими церквами; постановление Св. Патриарха, Св. Синода и Высшего Церковного Совета по поводу самоуправления епархий в случае отсутствия канонического центра или невозможности связи с ним; и т. д., - нашли отражение в Приложении 1 этой книги. Церковно-канонический уровень рассматриваемой проблемы - эмиграции и православия - и ее политически-организационные рамки отражает обширный "Исторический очерк о Русской Православной Церкви за границей", помещенный в первый том двухтомной книги-альбома "Русская православная церковь за границей. 1918-1968" (N.-Y., 1968 ). Авторы не свободны от противоборства с другими ветвями РПЦ и христианства. И подобранные ими вошедшие в том документы из жизни РПЦ за рубежом также проникнуты духом непримиримой конфронтации с большевизмом и подневольной ему РПЦ Московского патриархата, что вполне объяснимо. На с. 5-6 тома в предисловии от издательства его авторы пишут, что созданная российскими изгнанниками Церковь взяла на себя миссию хранить все основы, традиции и величие русского православия и РПЦ и, считая себя носительницей подлинной церковности, РПЦ ЗГ провозглашает себя единственно правомочной говорить от имени Русской церкви и всего российского народа. Заметим, что подобные амбиции были весьма характерна для российской эмиграции послеоктябрьской волны. Второй том описываемого издания составлен из очерков, рассказывающих почти о всех приходах епархий РПЦ ЗГ в странах российского рассеяния: чикагской, германской, канадской, австрийской, французской, английской с момента их возникновения до издания книги. Это придает изданию энциклопедичность, а сопровождение повествования множеством фотоснимков переводит книгу в разряд единственных в своем роде. До 1926 г. Русская зарубежная православная церковь объединяла все православное зарубежье. В последующем она раскололась. Идеологии церковного раскола и ветвям русского зарубежного православия посвящены седьмая и восьмая главы исследования М. В. Назарова "Миссия русской эмиграции"¹⁵, которые так и называются: "Три ветви зарубежного православия" и "Идеология церковного раскола". О причинах раскола РПЦ ЗГ пишет и Н. М. Зернов¹⁶. На американском континенте ассимилированной русской иммиграцией в 1970 г. была провозглашена автокефальная Американская православная церковь. Однако неассимилированные эмигранты в США тяготеют к Русской зарубежной православной церкви. Американской ветви РЗПЦ посвящен ряд статей. Обращению интеллигенции способствовала прежде всего ситуация, в которой оказались после 1917 г. и эмиграция, и Русская церковь, и сама Россия. Само выживание России как христианской державы и русских как верующей нации было поставлено под вопрос. Названные обстоятельства не могли не оказать воздействия на настроения тех представителей эмиграции, кто стремился сохранить русское религиозное возрождение эпохи Серебряного века (наиболее характерной чертой этого процесса была связь, установившаяся между религиозной мыслью и наукой, философией) и поддерживать дух довоенного социального и политического реформизма. Ведь сама по себе православная вера с ее высокими нравственными идеалами соответствовала сути российской интеллигенции с ее мировоззренческими исканиями, неудовлетворенностью настоящим, жгучими муками совести (вспомним: Бог говорит с нами через нашу совесть) и поисками счастливого будущего. С возникновением Русской зарубежной православной церкви отпал и такой сдерживавший интеллигенцию момент, как подчиненность Церкви государству. О Церкви как институте, помогающем скорейшей интеграции в американскую жизнь, рассказывается в автобиографической статье В. Родионова "Путь к храму". Безусловно, не все эмигранты являются верующими, и знание об оказываемой Церковью исходя из христианской идеи любви к ближнему бескорыстной помощи часто используется ими для извлечения определенных благ, ради чего отдельные лица без зазрения совести переходят из атеистов в "верующие" и обратно. В изгнании Русская церковь, потеряв бескрайнюю "православную территорию" и почти все свои внешние символы и материальные выражения, который сопровождали, а порой и подменяли собой ее жизнь в России, была вынуждена искать иные пути, чтобы жить и действовать. Таких путей было два: или замкнуться, приняв форму религиозно-этнической общности, стать просто Церковью эмигрантов, или же принять изгнание как следствие своих собственных грехов и одновременно как таинственную волю Провидения, чтобы в отрыве от привычного, почти автоматического уклада жизни обострить и обогатить церковное сознание и вернуться к главному и определяющему в церковном Предании - к тому, что не зависит от времени и места и потому может быть реализовано в любом месте и времени. Последнее означало также и умение увидеть присутствие и действие Христа не только в канонических рамках православия, но и вовне - в "большом" христианском мире.

Созданное в октябре 1923 г. Русское студенческое христианское движение за рубежом (РСХД) выбрало второй путь. Психологически он был менее удобным, действительно в какой-то степени максималистским, но будущее показало правильность этого выбора. Идейные и практические основания, на которых РСХД могло строить свою жизнь в постоянно изменяющихся внешних условиях, задал первый, учредительный съезд РСХД в Пшерове, близ Праги, состоявшийся 1-8 октября 1923 г. В связи с особой значимостью этого события в жизни российского зарубежья ему уделено большое внимание в литературе. Русское студенческое христианское движение сохранило жизнеспособность в течение десятилетий; оно как будто умирало, но затем снова возрождалось. РСХД существует по сей день. Осенью 1998 г. Движение отпраздновало 75-летний юбилей. Этой дате посвящена беседа Александра Кырлежева с Михаилом Соллогубом, Сергеем Морозовым и Владимиром Викторовым, опубликованная на страницах "Русской мысли" под заголовком "Говорят участники юбилейного коллоквиума"³⁵. Участники беседы размышляют о причинах долголетия РСХД, объединяющего уже четвертое поколение эмигрантов. По мнению С. Морозова, РСХД - это Движение, которое ищет смысл, старается осмыслить человеческую жизнь в разных культурах, в религиозном контексте и которое находит параллели на Западе. Несмотря на то, что нынешние участники РСХД испытывают серьезный кризис идентичности и чувствуют себя полноправными гражданами других стран, они считают, что отказываться от русскости в РСХД нельзя по двум причинам: потому что это - история и потому что Россия для них не чужая страна. Участники Движения затрудняются дать прогноз судьбы РСХД на этапе смены еще одного поколения, но уверены в одном: РСХД будет жить, пока в нем будет нужда. Помимо Русского студенческого христианского движения как организации, сыгравшей большую культурно-просветительскую и социальную роль в российском зарубежье, автор книги "Зарубежная Россия: История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920 - 1970)" (Париж, 1971) П. Е. Ковалевский, бывший руководителем РСХД в изгнании, уделяет внимание другой прицерковной организации, также имевшей большое значение в зарубежье - Православному делу, взявшему на себя обязательство оказания социальной помощи русским в довоенном Париже. Деятельность Православного дела напрямую связана с именем Елизаветы Юрьевны Скобцовой (в монашестве матерью Марией), явившейся вместе с Ф. Т. Пьяновым его основательницей. О жизни, церковной, музыкальной и культурно-просветительской деятельности руководителя хора Свято-Александро-Невского Собора, эмигранта "первой волны" Петра Васильевича Спасского (1896-1968) рассказывается в статье Н. Спасского "Петр Васильевич Спасский". Православие в эмиграции выбрало путь открытости, а значит, сотрудничества с западными церквами. Сотрудничество означало, что русским стоит учиться у западных христиан их опыту организационной, социальной и педагогической работы, их умению ставить дело и достигать результатов. Русские, в свою очередь, могли раскрыть перед Западом ту религиозную энергию и смысл, которые сохранил православный Восток, но в какой-то степени утратил христианский Запад. Испытав гонения на Церковь, потеряв родину, русские в изгнании с особой остротой почувствовали необходимость христианского единства. И самым неожиданным достижением эмиграции стало ее активное участие в экуменическом движении. Эмигранты оказали глубокое влияние на его развитие и помогли западным вероисповеданиям увидеть подлинный лик православия. Помимо трудов Н. М. Зернова, вопрос о значении православного рассеяния по всему миру для христианства на Западе получил наиболее полное освещение в сочинении П. Е. Ковалевского. Итак, вся историография последних четырех десятилетий свидетельствует: вслед за русскими по миру идет и православие. Так было всегда, но особенно проявилось вследствие небывалого русского исхода первой послеоктябрьской "волны". Потрясения, пережитые эмигрантами, вызвали глубокий переворот в мировоззрении и отношении к жизни многих из них. Внутри эмиграции родился церковный народ. Он был совсем отличен от того церковного простонародья, которое считалось оплотом Церкви до революции. В эмиграции он тесно объединил представителей всех бывших сословий и возглавлялся людьми больших духовных дарований. Если в начале века православие воспринималось исключительно как национальная вера греков, русских или румын, своего рода этнорелигиозный реликт, то в настоящее время всем ясно, что православие - важнейшая христианская традиция, без полноправного присутствия которой в жизни планеты невозможно современное христианство. И в значительной степени это стало возможным благодаря русским эмигрантам.

Глава 5
Российские некрополи за рубежом

Русские косточки рассеяны по всему миру, однако внимание авторов выявленных мною публикаций до сегодняшнего дня сосредоточено, в основном, на российском некрополе в городке Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Вероятно, это можно объяснить извечной увлеченностью россиян Францией и особенно ее столицей, масштабом российского исхода в эту страну и исторической значимостью похороненных здесь лиц. Правда, допустимость последней причины может быть поставлена под сомнение, ибо узость информации не позволяет судить о значимости персон других наших соотечественников, скончавшихся в эмиграции. Вполне вероятно, что захоронения такие в мире есть. Среди персоналий "третьей волны" некрополя в городке Сент-Женевьев-де-Буа - диссиденты А. А. Амальрик, А. А. Галич, В. П. Некрасов, Д. М. Панин, А. А. Тарковский. В ряде случаев даты эмиграции не указаны, и остается только гадать, принадлежит то или иное лицо к эмигрировавшим до или после октября 1917 г. Сюжет о русских могилах во Франции - это лишь малая часть из затрагиваемых публицистом-международником В. В. Большаковым в книге "Русские березы под Парижем" (М.: Мол. гвардия, 1990) тем, объединенных, однако, идеей преимущества социалистического варианта развития на пути к строительству нового, справедливого мира. Эта идеологическая заданность вполне объяснима, если принять во внимание род деятельности автора (во второй половине 1980-х - корреспондента "Правды"), год и место издания книги. Однако для нас в настоящем обзоре глава из книги "Русские березы под Парижем" представляет особую ценность информацией о других помимо погоста в Сент-Женевьев-де-Буа захоронениях русских во Франции. Из подглавки "Русская Ницца" мы узнаем о старом кладбище на холме Шато, где похоронен писатель и публицист А. И. Герцен с супругой, другом кладбище на окраине Ниццы, на улице Шмен-де-Кокад, этом, по утверждению В. Большакова, единственном русском православном некрополе за рубежом, единственном, потому что здесь похоронены только русские. В. Большаков дает нам краткие сведения об его истории: организовано в 1866 г. возле храма на улице Лоншан, вплоть до сегодняшнего дня находится на попечении православной церкви. Перечисление В. Большаковым имен из каменных надписей на русском языке позволяет узнать историю гибели русской Ниццы, начало которой было положено вдовствующей императрицей Александрой Федоровной, женой Николая I. Как и большинство из публикаций на подобного рода сюжеты, перечисление имен похороненных здесь лиц заканчивается призывом к российским властям взять под свою опеку эти русские могилы. Кроме того факта, что В. Большаков написал о кладбище, не упоминаемом в известных мне публикациях, ценно и то, что автор книги "Русские березы под Парижем" называет другие крупные российские зарубежные некрополи, пусть и ничего не добавляя к их перечислению: в Калифорнии, под Кале и под Сиднеем. Как и Сент-Женевьев-де-Буа, чисто российскими они не являются, ибо содержат достаточное количество инородных могил. Уже само напоминание об этих захоронениях позволяет лишний раз убедиться в том, сколь огромный пласт исторического знания предстоит еще освоить исследователям российского зарубежья. И тенденция к этому есть. Статья Е. Сасакина "Дважды умершие"также посвящена захоронениям россиян ,но уже в Японии и написана, если можно так выразиться, в жанре меланхолических блужданий. Как и большая часть газетных материалов, она не претендует на научность. Трудно судить о профессиональной принадлежности автора. Сам он лишь вскользь упоминает о том, что пишет книгу, и характеризует себя просто как человека, пытающегося понять Японию и ее граждан, а также то, как приспосабливаются к столь специфической культуре этой восточноазиатской страны иностранцы, прежде всего - русские. Из очерка нелегко сделать вывод, о каком времени идет речь. Сомнение сеет употребление автором термина "совслужащие", обозначающего современное присутствие россиян в регионе. Что это - примета времени, инерция языка (хотя инерция для языка - явление удивительное) или образная характеристика, позволяющая судить о восприятии автором "соотечественных" ему дипломатов? Подозреваю последнее, ибо дипломатический корпус, некогда советский, а ныне российский, не обновлен и не сменил ни целей (кроме приспособления к новому соотношению сил), ни методов их достижения. Да и употребление Е. Сасакиным чуть ниже модного слова последних лет "россияне", фраза о "русских девицах в (японских) борделях" - явная примета для знающих характерный способ трудоустройства представительниц "четвертой волны" эмиграции - позволяет понять, что речь в статье идет все-таки о годах девяностых. Поскольку же русских сейчас в Японии немного, то главным предметом интереса Е. Сасакина и целью его очередного визита в страну стало посещение едва ли не самого значительного памятника былого присутствия россиян в Японии - старинного Иностранного кладбища (Гайдзан боти) в Йокогаме. Итак, на основе статьи образ Е. Сасакина предстает как образ исследователя (любителя или профессионала - это уже другой вопрос), искренне интересующегося необычными судьбами обычных, часто совсем простых людей. Он копается в архивах и в земле, подкапывая ушедшие в землю плиты, он расшифровывает стершиеся и осыпавшиеся надписи, фотографирует то, что еще осталась. И пишет на основе этого книгу. Да и эта статья написана очень лирично, проникновенно. Чувствуется действительный интерес автора к затрагиваемым вопросам. Некоторое внимание Е. Сасакин уделяет и еврейским могилам. Как и на Сент-Женевьев-де-Буа, хранителем Иностранного кладбища в Иокогаме является потомок российских эмигрантов, а повседневный уход осуществляют японские волонтеры из Общества любителей Иностранного кладбища. Итак, существующие публикации о российских некрополях преимущественно носят поверхностный и субъективно-описательный характер. Чрезвычайно узок их географический охват. Едина основная мысль. Следовало бы понять, что невозможно бесконечно эксплуатировать (как правило, в одном ключе и с похожими комментариями) одни и те же громкие имена наших умерших соотечественников для поддержания внимания широкого читателя, на которого и ориентированы эти публикации, к одному и тому же российскому некрополю. Журналистам (при всем понимании специфики их жанра) и другим ощущающим потребность высказаться было бы уместно рекомендовать насыщать материалы более ценной, а главное, конкретной информацией, которая вполне могла бы быть интересной даже и не ученому-профессионалу.

Глава 6
Образование, музейное и издательское дело в российском зарубежье

Тенденция к всестороннему изучению российского зарубежья, наметившаяся в наши дни, проявилась в выделении проблем образования в эмиграции как масштабного и многомерного объекта изучения специалистами различных дисциплин. В результате этого стало возможным и даже необходимым проведение Всероссийской научной конференции, которая под названием "Образование и педагогическая мысль российского зарубежья" и была осуществлена 1-2 ноября 1994 г. в Саранске в рамках проекта "Нацио-нальная школа России" под эгидой Международного фонда "Культурная инициатива" совместными усилиями Мордовского государственного педагогического института и Института национальных проблем образования Минобразования РФ. Ряд докладов посвящен образовательным центрам рассеяния. Таковы, например, публикации В. К. Григоровой и В. П. Жуковой "Образование и педагогическая мысль Русского Харбина" и А. В. Попова "Культурные и научные центры второй русской политической эмиграции" . Интересен доклад В. А. Сухачевой о взаимодействии в сфере образования общественно-педаго-гического движения русской эмиграции и государственных органов стран Европы в 1920 - 1939 гг. (На эту же тему В. А. Сухачевой защищена диссертация ). Педагогика - это наука о воспитании, а воспитание как процесс систематического и целенаправленного воздействия на духовное и физическое развитие личности осуществляется множеством элементов общественной структуры. Поэтому закономерен интерес Е. Г. Лукиной к детским и молодежным организациям российского зарубежья. Российское образование в эмиграции избрало для себя охранительно-консервативный путь, тогда как в метрополии школа работала согласно планам, диктовавшимся потребностями развернувшегося социального эксперимента. В этой связи заслуживает внимания доклад М. В. Богуславского, касающийся восприятия советской школы 20-х гг. российским педагогическим зарубежьем. Несколько публикаций освещают вклад деятелей российского зарубежья в отечественную педагогическую мысль. Например, доклад С. П. Пимчева раскрывает взгляды И. А. Ильина на идеал русского национального воспитания.Уже не характеризуя учебный процесс и преподавательский состав, авторы перечисляют ряд вузов российского зарубежья, готовивших в 1920-30-х гг. специалистов в других областях знания. Завершает публикацию перечень объективных причин, предопределивших исчезновение русских учебных заведений за рубежом. Образовательным учреждениям российского зарубежья посвящены также две диссертации. Как видим, круг разрабатываемых исследователями вопросов не широк и потенциально значительно шире. Значительно больше еще предстоит сделать. Так, уже упоминавшийся Е. Г. Осовский называет следующие актуальные (с его точки зрения) крупные направления исследований, сгруппированные им в четыре блока: 1) становление и развитие российского образования разных ступеней в эмиграции, политика стран пребывания, цели и система образования, содержание и национальный (русский, украинский и т. д.) компонент образования, своеобразие методов обучения и др.; 2) общественно-педагогическое движение российской эмиграции, его роль в развитии образования и науки, социализации и социальной защите детства; 3) теоретическое наследие в области педагогики видных представителей российской эмиграции, своеобразие научного вклада; 4) педагогическая советология российского зарубежья, анализ и альтернативы видения проблем, историко-педагогические и сравнительно-педагогические исследования мировой и русской педагогики. Отсутствие координации исследовательских групп российских эмигрантоведов, малый тираж издаваемых ими результатов трудов и крах централизованной системы их распространения привели к тому, что призыв Е. Г. Осовского пока остается неуслышанным. Ученые идут своим путем. Публикаций немного, поскольку отсутствуют материальные возможности к продолжению научного поиска, прежде всего за рубежом. Основным своим содержанием рассмотренные труды выдержаны преимущественно в рамках первого блока исследовательских проблем, начало изучения которых было положено П. Е. Ковалевским и М. Раевым . Есть исследования во втором и третьем направлении и почти нет по четвертому. Надеюсь, что предпринятый мною анализ поможет исправить существующее положение. Одним из самых слабо изученных аспектов культурной деятельности российских эмигрантов всех "волн" является создание и сохранение музейных собраний. Из обнаруженных мною публикаций по истории нашей эмиграции музейному делу россиян в зарубежье посвящена только одна статья - публикация Л. П. Муромцевой и В. Б. Перхавко "Одна из сторон духовной жизни российской эмиграции первой волны" . Ее авторы справедливо отмечают, что, в отличие от эмигрантских архивов, музейные собрания до сегодняшнего дня обойдены вниманием ученых. Между тем разработка этой проблемы очень важна для расширения тематики и источниковой базы исследований по истории российского зарубежья. Ведь в большинстве эмигрантских музеев наряду с прочими экспонатами хранились архивные документы и фотографии, редкие книги . В связи с этим Муромцева и Перхавко формулируют задачи будущего исследователя: точно определить состав музейных коллекций, проследить их дальнейшую судьбу и, что, по мнению авторов, самое главное, установить их современное местонахождение. Муромцевой и Перхавко представляется также интересным охарактеризовать роль музеев в духовной эмиграции. Эта последняя задача частично реализована в конце статьи самими же авторами.Отмечая, что каждая из сберегавшихся эмигрантами коллекций имела свою неповторимую, а порой и драматическую историю, свою судьбу, отличалась определенным своеобразием, Л. П. Муромцева и В. Б. Перхавко выделяют и общие черты, характерные для эмигрантских музейных собраний 1920-1930-х гг., как общественных, так и частных: авторство инициативы создания, правовой статус, источники финансирования, общность судеб коллекций, их преимущественная тематика, роль эмигрантских музеев в духовной жизни зарубежья. Тем самым авторы, как уже говорилось, отвечают на сформулированный ими будущему исследователю вопрос. При понимании тезисной формы публикации обширное перечисление авторами музейных собраний российского зарубежья компенсирует поверхностность описания коллекций, сводимую лишь к именованию их характера (например, реликвии морского флота). Нет сомнений, что у исследователей музейного дела в зарубежье еще все впереди. В отличие от всех последующих послереволюционных "волн", эмиграция "первой волны" была на 80% эмиграцией пишущей интеллигенции, для которой творчество, "писание" - не только форма деятельности, самовыражения, но и единственный смысл и источник существования. Печатное дело в российском зарубежье имело, следовательно, почти неограниченное число авторов и читателей. Столь благоприятные для развития книжного дела предпосылки привели к тому, что, несмотря на определенные материальные трудности в разных странах и в разное время, в целом оно действительно обрело редкий по масштабу размах, существовавший до начала многое изменившей второй мировой войны. Поэтому неудивительно, что внимание историографов издательского дела российского зарубежья приковано в основном именно к довоенному этапу его развития. Составляются каталоги , ведутся и публикуются исследования. Среди них самое полное на сегодняшний день по географическому охвату и кругу рассматриваемых вопросов - статья И. А. Шомраковой "Книжное дело русского зарубежья (Европа 1917-1940 гг.) . Целью автора было дать обзор основных условий (они называются мною выше), задач и тенденций русского книгоиздания в странах Европы. В первую очередь И. Шомракову интересовали издания произведений художественной литературы, литературной критики и публицистики, т. к. именно они по известной русской традиции оставались основным способом выражения национального самосознания и наиболее действенной формой сохранения русской культуры за рубежом. Источниками послужили материалы отечественных и зарубежных (в том числе русских) исследователей: научные монографии, статьи в периодике, а также мемуары, опубликованные архивные документы и сами издания. Все вместе это позволило написать обстоятельный и информативный труд. Ряд других публикаций посвящен русской печати в странах рассеяния. Один из хронологически первых известных мне материалов об эмигрантской печати в центрах российского зарубежья - статья Т. Алексинской "Эмигрантская печать и писатели-эмигранты (Русская эмиграция 1920-1939 годов)" , посвященная главным образом французской столице. Газеты, журналы, издательства, писатели-эмигранты, литературный архив И. А. Бунина, Общество друзей русской книги (единственная русская зарубежная организация, объединявшая библиофилов и библиографов) - таковы некоторые из тем статьи. Таким образом, рассмотренное направление историографии российского зарубежья в целом находится только в стадии становления. Положено начало изучению фондов российских и зарубежных библиотек и архивов, вобравших в себя издания русской зарубежной печать, их документацию. Создаются и публикуются соответствующие каталоги, как в виде самостоятельных изданий, так и в качестве списков-приложений к обобщающим их содержание статьям. Имеются печатные материалы (переписка издателей и редакций с авторами, другие документы), призванные облегчить работу потенциальных исследователей истории ряда изданий. Функцию источников могут выполнить и юбилейные (к годовщинам печатных изданий) заметки и статьи их редакторов, авторов и читателей. Как показывает предпринятый обзор, отдельным исследователям по силам оказывается освещение издательского дела лишь в отдельных городах, странах рассеяния, причем, за редким исключением, пока только европейских.

Глава 7
Российская эмиграция в США и Канаде
(по материалам газеты "Иммигранты")

Основные потоки российской эмиграции и реэмиграции в Канаду и США пришлись на периоды вне рамок послеоктябрьской "волны", особенно изучаемой эмигрантоведами, и этим можно объяснить то, что научных трудов и публикаций о российском рассеянии на североамериканском континенте в России мало . Между тем российская диаспора здесь огромна, и в ней немало известных лиц. .

США

Так, истории освоения русскими принадлежавшей до 1867 г. России Аляски, а также ее современности посвящена первая половина статьи И. Бараникаса "Русские "гассаки" идут!" ("гассак" на языке аляскинских эскимосов означает искаженное "казак"). Автор оценивает численность сегодняшнего русскоязычного населения США (эмигранты всех "волн" и их потомки) в 2,5 млн. человек и вторую половину статьи посвящает рассказу о вкладе выходцев из России и СССР в американскую науку, технику, промышленность, культуру. Русский американец проф. В. П. Петров, автор нескольких книг по истории русской Америки, также настаивает на более ранней, чем 1917 г., точке отсчета появления русских в США и говорит в этой связи о крестьянской "волне" конца XIX - начала XX в., когда из бедных западных губерний Российской империи на заработки в Америку прибыло, по приводимым им данным Службы иммиграции и натурализации США, 2102596 душ. Автор статьи "Кого Россия дала Америке" А. Алиев также выделяет дооктябрьский поток переселенцев, но отмечает, что их низкий социальный и образовательный уровень помешал им сохранить свое национальное лицо, предопределил их быстрейшее растворение в местном населении. Эмоциональна и политизирована оценка причин и качественного состава дооктябрьской "волны", данная А. Щегалом . По его мнению, в основе своей она состояла из небольшой группы тех, кто готовил революцию в России, и огромной массы тех, кто вынужден был бежать из страны от неуправляемой цепной реакции на вышеупомянутую деятельность (ухудшение экономической ситуации, вызванное революцией 1905-07 гг., вынудило власти смягчить барьеры на пути трудовой эмиграции). Таким образом, все авторы "Иммигрантов" настаивают на том, что отсчет "волн" российской эмиграции в США следует вести с XIX в. Есть разногласия лишь в том, стоит ли выделять эмиграционный поток 1990-х гг. как самостоятельную, новую "волну". Российская иммиграция в США - весьма многонациональное явление. Несколько публикаций "Иммигрантов" рассказывают об отдельных этносах "русскочувствующих" (определение, введенное кем-то из писателей-эмигрантов), проживающих в Новом Свете. Одна из таких этнических групп - русские (русскоговорящие) армяне. В середине 1990-х гг. на территории США проживало около миллиона армян, в Большом Нью-Йорке их более 50 тыс. Схожие проблемы и у российских евреев. Известно, что они в составе советской (российской) эмиграции в США составляли немалый процент. Автор статьи "Последний причал" Е. Геллер развеивает убеждение многих, что американские евреи, откуда бы они ни были, - сплоченный народ. Между тем еврейская община в США действительно сильна, "влиться" в нее и почувствовать это не удается лишь евреям - выходцам из СССР. В основе этого лежит тот же комплекс причин, что и применительно к русскоговорящим армянам. Независимо от этнической принадлежности членов российской диаспоры в США российская эмиграция в этой стране в совокупности лишена сплоченности и единства. Для некоторых российских соотечественников большая радость и удовольствие - злословить и "топить" друг друга. Любое иное этническое сообщество стремится поддержать "своих". Любая другая этническая община образует сеть, нити которой можно найти везде - от частного бизнеса до государственных "коридоров". И община тем более влиятельна, чем больше спаяны, активны и целеустремленны ее члены. Наши соотечественники нередко стараются "рыть друг другу яму". Может ли в таких условиях сложиться единая и сильная община? Об этом - статья М. Бузукашвили "Не рой яму ближнему своему". Взаимоотношениям российской иммиграции 1970-80-х гг. в США с иммигрантами 1990-х посвящена статья Л. Костюк "Крик души на весь трамвай" с подзаголовком "Почему мы продолжаем и в Америке вести себя так, будто все еще едем в переполненном советском трамвае?" Характеристику русской американской диаспоре, ее взаимоотношениям с американской средой дает в разговоре неизвестному интервьюеру один из самых модных и результативных московских культурологов 1970-х гг., ныне профессор русской литературы в университете Атланты М. Эпштейн . По его мнению, российская диаспора в США как никакая другая существует отдельно, ни с кем не сливаясь, по той причине, что "железный занавес" отделил не только СССР от всего мира, но и его граждан - психологически, нравственно, интеллектуально - от других народов. В "генетическом" страхе перед системой, из которой эмигранты стремились вырваться, усматривает М. Эпштейн причины ничтожной политической активности в США выходцев из России. Как видим, оценки профессионального ученого совпадают с вышеизложенными взглядами публицистов. Однако при всей психологической ущербности российская иммиграция - действительно самая образованная и целеустремленная. И это идет вразрез с выработанным американской киноиндустрией стереотипом русского человека. С одиночеством, вероятно, сталкивается каждый и в любом обществе. Эмигрантам же особенно трудно. Хотя бы в силу ограниченности общения, трудности привыкания к новой среде, культуре. А главное, в силу потери (очень многими) былого положения, статуса, прежней профессии. Пожилым труднее всего. "Лекарство от одиночества" предлагается им в одноименной статье Д. Гая . Его рецепт призван спасти пожилых от невостребованности, скуки, тоски, а молодым дать заряд еще большей энергии. В ряде публикаций "Иммигрантов" рассматриваются психологические аспекты эмиграции и иммиграции. Попытку разобраться в мотивах эмиграции "среднего человека", вывести некоторые закономерности предпринимает Д. Драгунский в статье "Не убеждайте лемминга, что он погибнет - все равно не поверит" . По мнению Д. Драгунского, в основе эмиграции - вещь простая: популяция избавляется от тех, кто стал лишним (отсюда и заголовок статьи: лемминги - полярные грызуны, мигрирующие на большие расстояния в годы роста численности своей популяции). Проследить мучительный процесс адаптации-эволюции иммигрантов от момента прибытия позволяют обобщающие зарисовки Б. Езерской "Здесь в гости ходят по звонку". Читая статью, начинаешь понимать, как трудно привыкнуть к американскому образу жизни людям, выросшим в эпоху, когда была популярна строчка из песни Юрия Визбора: "А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги..." "Здесь принято дарить деньги, а не книги, здесь почти не ходят в гости и беседуют не о Мандельштаме, а о сдаче экзамена на гражданство" , - пишет Б. Езерская. Человеческое общение в Америке - роскошь, - такова квинтэссенция статьи. В Соединенные Штаты уезжают люди разных возрастов, из разных социальных групп, занимающие разное положение. Большинство уезжает по известным причинам: беженцы, выигрыш грин-карты, потеря заработка, спокойствия и уверенности в завтрашнем дне и т. д. В Америке у большинства возникают одинаковые проблемы - незнание английского языка, естественное незнание законов и культуры новой страны, внутренняя неопределенность и депрессия. Еще один спутник иммиграции - разводы. Женщины более адаптивны и "врастают" в американскую жизнь быстрее мужчин. Они получают профессию, скорее начинают зарабатывать. Пассивность мужа в этих случаях вызывает их раздражение, недовольство и порождает развод. Яркие иллюстрации к этому тезису - основанные на примерах конкретных семей публикации Т. Очаковской "Америка-разлучница" и С. Раскиной "Семьи гибнут за металл". Но не только браку и семье в эмиграции уделяется внимание "Иммигрантов". Процесс адаптации российских переселенцев рассматривается в них и на примере полов и возрастных групп. Когда в новую неведомую страну уезжают молодые люди, это не кажется необычным - психика в этом возрасте остается гибкой, возможность обучаться не скована пластами старых знаний и чуждым новой стране опытом. Поэтому крайне интересным представляется иммигрантский опыт пожилых людей, особенно тех, кому за семьдесят. Психологический шок эмиграции не меняет внутренний мир эмигранта, он лишь "проявляет" его личность, высвобождает энергетические резервы. Они-то и позволяют лишенным опыта существования в нормальном обществе российским эмигрантам совершать чудеса приспособляемости и выбраться на поверхность американской жизни. Нет нужды доказывать, что уровень материального благополучия среднего американца много выше, чем у гражданина любой из стран СНГ. Это всем известно. Но несколько неожиданным выглядит свидетельство множества публикаций о том, что материальное и социальное положение российских американцев выше среднеамериканского. У российских американцев выше среднего уровень образования, доходов, выше процент людей, прославивших свои имена на весь мир. "Терпение и труд - все перетрут". Эта старая русская пословица верна и в Америке. Если к этому добавить способности, талант - успех обеспечен. Доказательством этому служат судьбы многих российских переселенцев.Если ты увлечен своим делом, любишь свою профессию - ты обязательно найдешь ей применение, где бы ты ни находился. В этом призван убедить читателя жизненный опыт Наума Каждана, с 1976 г. живущего в США и ставшего там известным фотографом "Нью-Йорк Таймс", которым он делится в беседе с М. Прицкер . Статья интересна также суждениями интервьюента о русской и американской школах фотографии. Статья С. Лущина "Друг Чайковского, отец "Колчаковны"" рассказывает об оставившем Россию после революции 1905 г. Василии Ильиче Сафонове, одном из лучших дирижеров мира, пианисте и педагоге. Школа Сафонова-педагога сыграла огромную роль в развитии русской культуры. В числе его учеников - А. Н. Скрябин, Н. К. Метнер, А. Ф. Гедике, Е. А. Бекман - Щербина, И. Левин, Р. Бесси - Левина и др. Беседу с Евгением Кисиным, ныне постоянно проживающем в США, предлагает читателю под заголовком "Мне очень нравится моя жизнь" М. Прицкер . Россиянам знакомы песни "кабацкого музыканта" М. Гулько, живущего в США с 1980 г. Сведения о его биографии можно почерпнуть из публикации Г. Кацова "Михаил Гулько: "Поручик Голицын" по-прежнему популярен" . Эмиграционный поток 1990-х увлек за собой многих. Среди них - известная актриса Е. Соловей. О ней - материал Л. Кудиновой "Елена Соловей: "Я люблю свои неудачи" . Много ранее оставил родину актер Б. М. Сичкин, исполнитель роли Бубы Касторского в фильмах из серии "Приключения неуловимых". С ним беседует В. Джанибеков . Однако русский человек не был бы русским, если бы не проявлял чудеса изворотливости. Особенности экономического поведения бизнесменов из числа российских иммигрантов в США раскрывает статья Л. Леонидова "Была - не была..." Русский и в Америке русский - такова идея статьи. Об этом же - статья Я. Циммермана с обо всем говорящим названием "Во всех законах всегда есть дырки". Заключение о невероятной приспособляемости, предприимчивости выходцев из России мы можем сделать на основе знакомства со статьей Л. Серовой "Кочерга от русской няни" , рассказывающей о ситуациях, в которые попадают нелегальные иммигранты, пытаясь устроить в США свою жизнь.Таким образом, на страницах "Иммигрантов" представлены аналитические материалы, очерки, интервью, эссе почти по всем возможным направлениям российского рассеяния в США. Российская эмиграция в этой стране рассматривается авторами "Иммигрантов" как исторический социокультурный феномен, большое внимание уделяется адаптационным процессам в иммигрантской среде применительно к представителям разных полов и возрастных групп, профессий и культурных слоев. Велик удельный вес материалов, посвященных видным представителям "русской Америки" - изобретателям, ученым, писателям, художникам, артистам, спортсменам, предпринимателям, людям известным и не очень. Очевидное достоинство публикаций "Иммигрантов" - в насыщении истории российского зарубежья человеческим содержанием, иными словами, антропологизации ее. Часть этих материалов следует расценивать как научную публицистику, другую - более весомую - следует рекомендовать профессиональным исследователям как источник.

Канада

Канада - вторая в мире страна по протяженности территории. И тем не менее, ее населяют всего лишь 30 млн. жителей. Причем тридцатимиллионный появился недавно, в 1997 г. 129 лет шла Канада к этому демографическому рубежу, вдесятеро превышающему ее население на момент провозглашения доминиона в 1867 г. Страна все еще ждет своих землепроходцев. Российская эмиграция в Канаду берет начало в конце ХIХ в. В 1951 г. здесь проживало уже около 190 тыс. русских по стране рождения и 39 тыс. русских по родному языку . Тот факт, что в 1990-х гг. Канада уверенно лидировала в "состязании" индексов гуманитарного развития, опередив США, Японию, Голландию 170 других государств, послужил причиной того, что по числу российских переселенцев Канада переместилась в перечне стран дальнего зарубежья, принявших российских граждан на постоянное место жительства, с 17 места в 1987 г. на 4 место в 1997 г., оставив впереди себя лишь Германию, Израиль и США Несмотря на все это Канада - один из самых слабо изученных регионов российского рассеяния. Острый дефицит научных исследований и публикаций вновь восполняют материалы газеты "Иммигранты".История российской эмиграции в эту североамериканскую страну начиная с украинских крестьян, бежавших в ХIХ в. с берегов европейского Дона в поисках лучшей доли, до наших дней раскрывается в статье А. Тюрина "Бегство на Дон" (Дон - название реки в Торонто, одном из трех крупнейших городов Канады). Есть города, где концентрация русскоязычных иммигрантов максимальна. Чем это объясняется - еще предстоит выяснить ученым. Но факт остается фактом - существуют столицы русскоязычной иммиграции. Двум из них посвящены следующие рассматриваемые мною статьи. Одна (без подписи) так и называется: "Торонто" (любопытно, что в переводе название города означает "место встречи"). Торонто (или как его еще называют - Метро Торонто) является коммерческим, промышленным и финансовым центром Канады, столицей провинции Онтарио, самой развитой в экономическом отношении провинции Канады. Метро Торонто был образован в 1953 г. Вместе с пригородами его население составляло в 1997 г. 4,34 млн., из них более 150 тыс. русскоязычных. В целом в провинции Онтарио проживает около 200 тыс. русскоязычных, и по некоторым оценкам к 2006 г. их количество должно возрасти еще на 100 тыс..Монреаль - еще один крупнейший город Канады и центр русскоговорящей иммиграции, расположенный в провинции Квебек. О российской колонии в этом городе - статья Н. Максимычева "Здесь песни Высоцкого слышны из каждого окна". По данным монреальской полиции, на конец 1997 г. здесь проживало 11,5 тыс. россиян. В Канаде три крупных города и одновременно центра российского рассеяния, однако о жизни российской колонии в третьем из них, Ванкувере, в "Иммигрантах" нет специальных публикаций, тем не менее отдельные фрагментарные сведения можно получить из материалов, посвященных конкретным нашим соотечественникам. Такова, например, статья "С песней по жизни" (автор не указан), перепечатанная из газеты "Русский Ванкувер". Рассказ о судьбе Александры Цветковой, российской реэмигрантки 1950-х гг. из Китая, позволяет составить некоторое представление о жизни приехавших из Шанхая в Ванкувер российских "китайцев". Основанный ими в те годы Русский клуб, хор существуют и ныне. Им удалось сохранить русский язык, традиции, обычаи и любовь к России, хотя и не каждый из них там родился или бывал.Среди публикаций о соотечественниках в Канаде отдельно выделю отвечающую требованиям историзма, сопровождаемую фотодокументами статью Б. Неплоха "Пращуры и потомки Владимира Ильича Ленина живут в Канаде" . Статья рассказывает о ныне покойном двоюродном племяннике В. И. Ленина Николае Всеволодовиче Первушине, профессоре русской лите-ратуры Норвичского университета североамериканского штата Вермонт, многие годы бывшем директором знаменитой русской летней школы при этом вузе. Дочь Н. В. Первушина Наталья Николаевна Лабрек - известная в Монреале художница и автор монографий по иконописи и церковному искусству. Как видно по числу вовлеченных мною в настоящий обзор материалов из дайджеста "Иммигранты", ненаучных публикаций о российских соотечественниках в Канаде немногим больше, чем ученых книг и статей. Канада остается одной из самых малоисследованных в этом отношении стран. И это при том, что, как отмечалось выше, история российской эмиграции в эту страну имеет давние корни и число иммигрантов неуклонно растет. Однако имеющиеся материалы позволяют составить представление о центрах российского рассеяния здесь, их численности, уровне экономической и культурной жизни канадских россиян. И все же значительно больше еще предстоит изучить.Рассмотренные газетные статьи помогают определиться с направлениями научных исследований: причины эмиграции россиян в США и Канаду, хронология ее "волн", этнический и конфессиональный состав переселенцев, региональные центры российского рассеяния на североамериканском континенте, причины их появления, отличия в социальном составе российских общин в разных местах концентрации иммигрантов, взаимоотношения внутри российско-иммигрантской среды, культурная, политическая и экономическая жизнь российской диаспоры разных "волн", особенности ее интеграции в американское общество, жизнь и деятельность выдающихся представителей российской эмиграции в Канаде и США и т. д.

Российская диаспора в странах Нового зарубежья

В годы существования СССР проводимые центром модернизация и русификация союзных республик привели к созданию значительного миграционного потока, состоявшего в основном из представителей славянских народов. В результате при распаде СССР русская нация вошла в число рассеченных народов мира. Всего в новом зарубежье, по различным оценкам, насчитывается 36 - 38 млн. русскоязычных. Ядро этой диаспоры составляют этнические русские -25 млн. человек. В Казахстане и Латвии доля русскоязычных - около 40%, на Украине, в Белоруссии и в Эстонии - примерно четверть. И лишь в трех республиках Закавказья и Таджикистане она не достигает 10%. Чтобы понять динамику нынешней и будущей миграции россиян из нового зарубежья в Россию, недостаточно просто указать на то, что они превратились из уверенной в себе господствующей нации в окруженные враждебней средой национальные меньшинства. Не следует и уподобляться русским националистам, утверждающим, что во всех новых независимых государствах русские меньшинства дискриминируются и преследуются. Важнейшая особенность российской миграции из бывших союзных республик заключается в ее неравномерности, определяемой пятью группами факторов . Главным среди них является степень укоренeнности этнической группы, которую можно определить как привязанность группы к территории своего проживания, проявляющуюся в том, что представители этой группы не желают покидать родные места даже при наличии мощных побудительных мотивов или внешнего давления. Укоренeнность очевидно связана с длительностью обитания на территории, причем речь идет не только о сроке проживания в данном месте отдельного человека или семьи, но и о длительности истерического существования группы как целого. На степень укоренeнности также влияет нынешняя и прошлая связь группы с землей: крестьяне и (в меньшей степени) их городские потомки обычно характеризуются большей укоренeнностью, нежели потомственные горожане. Из всех групп российской диаспоры наиболее глубокой укоренeнностью отличаются жители северного и восточного Казахстана, а также восточной и южной Украины. Наименее укоренены русские в Средней Азии, где они всегда были городскими жителями. Вторая категория факторов связана со статусом россиян в новых национальных государствах, т. е. наделением или обделением их политическими, социально-экономическими и культурными правами. Третья группа факторов - повседневное самочувствие русских и русскоязычных жителей новых независимых государств, определяемое наличием или отсутствием бытовой враждебности к ним со стороны коренного населения. Четвертая группа факторов, обуславливающих ту или иную реакцию российских меньшинств на местный национализм, связана с теми социально-экономическими преимуществами, которые могут превышать издержки культурно-психологического характера и побуждать русских оставаться в новых независимых государствах, несмотря на антироссийские настроения и националистическое законодательство в вопросах языка и гражданства. Вероятность таких преимуществ особенно высока в странах Балтии, которые обладают лучшими, чем России, перспективами экономической интеграции в Европу. Пятая категория факторов касается российской государственной политики в отношении соотечественников за рубежом. Речь идет как о внешнеполитических шагах, так и о внутренней политике по отношению к беженцам и вынужденным переселенцам. В свете всех этих соображений очевидно, что иммиграция в Россию представляет собой лишь один из возможных типов поведения российской диаспоры как реакции на национализм в новых независимых государствах. Вероятны и другие модели: ассимиляция или хотя бы усвоение культурных норм основного населения (аккультурация), либо же коллективная мобилизация с различными требованиями гражданского равноправия, особых языково-культурных прав территориальной автономии и т. п. Сказанное объясняет, почему российское население постсоветских республик оказалось вовлечено в миграцию в весьма разной степени (интенсивная иммиграция в Россию русских и русскоговорящих жителей Средней Азии и Закавказья и значительно более низкая - восточной Украины, северного и восточного Казахстана, Балтии) и почему миграция в Россию в 1990-х гг. затронула лишь относительно небольшую долю 25-миллионной русской диаспоры (основные регионы русского расселения в странах нового зарубежья - Украина и Казахстан). Миграционные потоки русскоязычного населения в Россию, достигнув в 1994 г. максимальной величины - 1146 тыс. человек, стали постепенно сокращаться. Идея защиты прав соотечественников в странах нового зарубежья развивалась российской печатью, прежде всего - правительственной и левого толка, находила воплощение в заявлениях и политических шагах органов российской государственной власти, самым важным среди которых, пожалуй, следует назвать подписание 24 мая 1999 г. Президентам РФ Федерального закона "О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом", главное достоинство которого при всей неоднозначности содержания, на мой взгляд, состоит в закреплении перечня мер по обустройству единого информационного и образовательного пространства с территориями государств СНГ и Балтии. Говоря о российских соотечественниках в Латвии, назову также публикации о судьбах конкретных лиц: автопортрет анонима "Мы стали эмигрантами, не покидая своих квартир" и статью М. Эдича "Их положили у параши..." Думается, названия материалов достаточно характеризуют их содержание. Любопытны наблюдения В. Калашникова о русскоязычных в Эстонии . Как отмечает автор статьи, интересы русскоязычных жителей республики слишком разные, векторы их порой противоположны. Фраза об "интересах русскоязычного меньшинства" из уст российского руководства лишена искренности и является не более чем элементом политический игры. Этот вывод подтверждает и материал А. Полянской. Как видим, тема русскоязычных жителей Балтии - центральная в называвшихся выше изданиях. Значительно меньше отводится ими места материалам, рассказывающим о соотечественниках в других республиках бывшего СССР. Материалы о российской диаспоре в Средней Азии представлены в "Иммигрантах" статьей С. Зинина "Есть ли проблемы у русских в Узбекистане?" . По утверждению автора публикации, вопрос этот не риторический. С правовой точки зрения у русских и русскоязычных жителей Узбекистана нет оснований говорить о наличии в республике законов, которые ущемляли бы их права и свободы. Имеющиеся проблемы в целом сводимы к сложностям существования любой национальной общины в инокультурной среде. Итак, содержание большинства рассмотренных публикаций российской международной прессы идет вразрез с навязываемыми отечественными СМИ стереотипами восприятия российской диаспоры в странах нового зарубежья и позволяет заключить, что русскоязычное население Балтии и славянских экссоветских республик часто противопоставляет себя русским, живущим в России (ввиду дефицита материалов о российских соотечественниках в Средней Азии и Закавказье распространить этот вывод на них было бы некорректно). Оно понимает, что Россия не имеет возможностей их принять, и большей частью в Россию не стремится (уместно напомнить здесь о четвертой вышеназванной группе факторов, предопределяющих тип реакции российских соотечественников за рубежом на национальную политику новых государств). Имеющиеся проблемы (языковые, образовательные) воспринимаются ими как неизбежное следствие становления национальной государственности республик, за независимость которых на излете перестройки они часто ратовали сами, как следствие отсутствия длительного исторического опыта выживания в условиях независимости от России. Тем не менее, российская диаспора в государствах нового зарубежья - исторически неотъемлемый элемент национального "пейзажа", и Россия должна использовать этот фактор, но не как "козырь в игре" и инструмент политического давления, а как инструмент, облегчающий взаимопонимание народов и государств, как один из субъектов "народной дипломатии".

Заключение

Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы.

1. Возвращение на родину культурного наследия российской эмиграции - следствие либерализации духовной жизни советского общества во второй половине 1980-х гг., но в еще большей степени - итог претворения в жизнь заявленной российским руководством в 1990 г. государственной линии на восстановление духовных ценностей, утраченных в ходе многолетней идеологической борьбы. Первоначально процесс возвращения культуры российского зарубежья шел в русле "узнавания", т. е. переиздания произведений эмигрантов, публикации в прессе информации о самом существовании эмиграции как явления. С началом 1990-х гг. пришло время осмысления, следствием которого стало обращение многих ученых и академических институтов к этой проблеме. Изучение российского зарубежья превратилось из запретной темы в новую отрасль гуманитарного знания. В настоящий момент в системе Российской академии наук изучение российской эмиграции ведется в рамках комплексной программы фундаментальных научных исследований "Культура России в мировом контексте", однако хронологические границы проекта определяются межвоенным периодом 1918 - 1939 гг. Главный итог этих научных изысканий состоит в признании российской эмиграции первой послереволюционной "волны" составной частью единой российской культуры - хранительницей ее лучших традиций и в определении большой роли российской эмиграции в культурном возрождении России и мировой культуре.

2. То, что возвращение культуры российского зарубежья началось с литературы и философии, как и то, что согласно приведенным во введении к настоящей работе статистическим данным изучение наследия российской эмиграции ведется преимущественно филологами и философами, объяснимо, на мой взгляд, следующим. Литература всегда, начиная с петровской эпохи, выступала основной формой выражения творческого потенциала российской культуры. Литература в разнообразных своих формах, в том числе философской, всегда отражала русский культурный идеал и наиболее яркие элементы самосознания интеллигенции, а послеоктябрьская эмиграция - во многом ее детище. Между тем интеллигенция - это своеобразный "мозг нации", ее основная роль - в формировании общественного сознания путем выдвижения идей. Общество эти идеи или принимает, или отвергает. Проблемы, поднимавшиеся российскими зарубежными литераторами и философами, - будущее России, ее государственность и власть, отношение к религии, социальной справедливости, взаимоотношения интеллигенции и народа, насилие и ненасилие, - оказались актуальны для нас и сегодня, в обстановке поиска путей преодоления социально-экономического и духовного кризиса, обновления страны. Историография литературной, философской, научной эмиграции первой послеоктябрьской "волны" хорошо разработана. Неплохо изучена ее общественно-политическая жизнь. Изучение экономической жизни эмигрантов только начинается. И на удивление мало отечественной исследовательской литературы об эмиграции российских художников, артистов, музыкантов разных "волн", русском зарубежном театре . Пока освещение жизни и деятельности этой категории выходцев из России осуществляется здесь преимущественно путем публикации их мемуаров и воспоминаний знавших их лиц. Применительно к эмигрантам "третьей волны" особо значимую роль в этом процессе играет периодика. Недостаточное внимание исследователей к этой теме можно объяснить представлениями о малой общественно-государственной значимости (в практическом применении) разработки этого вопроса. В изучении российской зарубежной культуры по-прежнему интересны вопросы о творческом потенциале российской культуры в инокультурной среде, ее способности обогащаться и видоизменяться, равно как и обогащать другие культуры, сохранять присущую ей открытость, о механизмах и степени связи духовных традиций российской диаспоры с российской культурой как культурой мирового значения. Задача воссоединения разрозненных частей культуры российской диаспоры с культурой метрополии, создания единой истории России, истории единой русской литературы, единой русской философии, единого русского искусства сохраняет свою актуальность. В условиях распада СССР обрело государственное значение изучение опыта существования этнических анклавов русских в отрыве от основной этнической территории. Анализ этого опыта должен помочь выработке оптимальной политики России и новых независимых государств в отношении россиян вне пределов России. Вероятно, этим можно объяснить то, что вопрос адаптации эмигрантов в инонациональной среде оказался сегодня наиболее системно и полно разрабатываемым.

3. При сравнении советской историографии российского зарубежья с новейшей бросается в глаза разница подходов. Как справедливо отмечается рядом исследователей , в советский период изучение российской эмиграции изначально велось в русле изучения борьбы с контрреволюцией и буржуазной идеологией. Она вся рассматривалась как враждебная СССР сила, обреченная на поражение и гибель . Доминирование в работах советских историков идейно-политических мотивов мешало превращению истории российского рассеяния в подлинно гуманитарную науку, т. е. такую науку, где, по определению, объектом изучения являются человек и его культура. Между тем работы иностранных авторов и наших соотечественников за рубежом, наоборот, посвящены прежде всего вопросам культурной жизни российской диаспоры. Возвращение от внеличностных структур (политических партий, движений и т. п.) к индивиду, отказ от функционализации личности эмигранта в отечественной историографии произошли лишь в 1990-е гг. Утверждается постулат о культурной природе человека, реабилитируются непосредственные чувственные восприятия, эмоции, т. е. все то, что мы причисляем к социокультурной и социально-психологической сферам. Антропологическая позиция, гуманизм становятся ведущей доминантой большинства современных исследователей. Как замечает в этой связи А. В. Квакин, "поворот к человеку, признание его во всей сложности человеческих потребностей, мотивов, эмоций, духовных исканий центром исследования заставляет гуманитариев... стремиться к установлению более тесных связей между смежными гуманитарными науками" . Набирает силу культурологический подход, интегрирующий существующие в гуманитаристике методы в единый междисциплинарный подход.

4. Следует помнить о том, что эмиграция обеспечивает, с одной стороны, контакты между отдельными культурами в рамках одной цивилизации, а с другой - межцивилизационные контакты. В этой связи интересно продолжить изучение региональной специфики российского рассеяния, изучить вариантность форм развития российской культуры в различных странах. Наиболее изученным регионом исхода остается Европа, в особенности Западная (Франция) и Центральная (Германия). Среди славянских государств - Чехословакия и Югославия. Созданы предпосылки к изучению российского рассеяния в Великобритании . Российская диаспора в Бельгии изучается пока силами эмигрантско-зарубежных ученых . Практически нет серьезных публикаций о неславянском Юге Европы, равно как и о ее Севере. Между тем российское зарубежье существует и здесь. За исключением Китая, почти не изученным остается пусть не многочисленное, но все же существовавшее и существующее российское рассеяние в Центральной, Восточной и Южной Азии (с изучением Западной Азии - Израиля, Палестины, Турции - дела обстоят не так плохо). Отечественные исследователи только приступают к изучению российской иммиграции в США, еще меньше сделано в изучении "русской Канады". Более весомой выглядит историография "русской Латинской Америки" . Положено начало исследованию жизни россиян в Африке . Историография иммиграции россиян в Австралии представлена только трудами, изданными на этом континенте . Совсем нет современных публикаций о выходцах из России в Океании, между тем доподлинно известно, что таковые есть.Учеными и публицистами активно разрабатывается тема о современном положении россиян в странах нового зарубежья (республиках бывшего СССР). Однако жизнь выходцев из России в Балтийских республиках до присоединения их к СССР исследуется преимущественно зарубежными соотечественниками .При изучении российской диаспоры в межвоенный период было бы интересно сравнить отношение к российским эмигрантам в странах, которые никогда не входили в состав России, и в тех странах, которые получили от нее независимость .

5. В большинстве работ по истории эмиграции речь идет о ХХ веке. Соответственно, и роль, значение российского зарубежья в продолжении духовной жизни своей нации проанализированы, как правило, в рамках этого временного отрезка. При этом большинство исследователей выбирают объектом изучения первый послереволюционной поток эмигрантов как наиболее интересный, вобравший в себя цвет нации, и ограничивают исследование границами 1917 - 1939 гг. (они же обозначены в вышеуказанной программе РАН). Однако изучение других "волн" может оказаться не менее интересным, ведь, к примеру, только в 1960 - 1980-х гг. СССР покинули более ста живописцев, графиков и скульпторов, ряд известных писателей, артистов и музыкантов.Следует согласиться с Е. М. Макаренковой и А. В. Квакиным в том, что взгляд на российскую эмиграцию в более отдаленной от событий ХХ в. ретроспективе дает возможность увидеть некую общенациональную специфику этого явления, а потому традиционные хронологические рамки исследования нуждаются в расширении. Необходимо также установить, с какого времени можно говорить о появлении носителей российской культуры в зарубежье, а также о российской эмиграции и российской диаспоре как исторических явлениях. Эту историческую линию необходимо проследить неразрывно до настоящего времени. Это позволит раскрыть вопрос о преемственности в истории российского зарубежья, о существовании тех или иных взаимосвязей между отдельными этапами эмиграции из России. Важно рассмотреть эмиграцию в контексте мировых миграционных процессов, показать ее сопряженность с отечественной и мировой историей. Следует дать демографическую, этническую и конфессиональную характеристику различным этапам эмиграционных потоков, уяснить их географическую направленность. Интересно было бы изучить современный облик и состояние дореволюционной эмиграции и последующих "волн", особенно их молодого поколения, зачастую забывающего русский язык. Плохо изучен феномен реэмиграции.

6. Отсутствие четкой периодизации истории эмиграции - еще одна заслуживающая внимания проблема. Отказываться от нумерации "волн" вряд ли целесообразно, чтобы не смазать различия тех или иных этапов эмиграции. Но на вопрос о хронологии ее так называемых "волн" можно будет ответить, только определившись с датой отсчета российской эмиграции как исторического явления. Пока этот вопрос решается по-разному . Нет ясности даже в вопросе о периодизации "волн" послеоктябрьской эмиграции. Большинство исследователей и публицистов ведут отсчет "волн" с Октября 1917 г., несмотря на то, что эмиграция началась сразу после февральской революции, хотя и была до Октября весьма незначительна . Однако некоторые авторы (М. Раев, Д. В. Мышалова ) датируют возникновение миграционных потоков поражением белых армий в 1920 - 1922 гг. На самом деле следует заметить, что российская эмиграция не всегда была напрямую связана с теми или иными событиями политического или экономического характера, в период социальных катаклизмов она лишь усиливалась, поэтому любая дата будет здесь достаточно условна. В связи с этим, по-видимому, не случайно у исследователей нет единого мнения и в отношении верхней временной границы "первой волны" эмиграции. О. И. Митяева называет в качестве таковой 1925 г. Однако учитывая, что само слово "волна" по понятию включает в себя процесс затухания (а отдельные случаи "побегов" из России были и до начала второй мировой войны ), учитывая логику периодизации как научной операции, следует более правильной признать точку зрения Н. Фрейнкман-Хрусталевой и А. Новикова, согласно которой "первая волна" эмиграции сошла на нет в 1940-х гг. Но и названная позиция нуждается в корректировке. Это вызвано тем, что опять же традиционно в качестве основного корпуса "второй волны" российской (советской) эмиграции рассматриваются так называемые перемещенные лица, появление которых стало возможным лишь в результате оккупации Германией части территории СССР в 1941 г. Отсюда и дата "1940-е годы". Дата, на которой заканчивается первая послеоктябрьская "волна" и с которой берет начало вторая. При этом забывается, что в соответствии с серией договоров между СССР и Германией, заключенных в 1939 г., значительная часть немецкого населения выехала из СССР (в границах тех лет). Усилился отъезд в Германию немцев - граждан СССР в ходе всеобщего отступления гитлеровских войск с территории Советского Союза в 1943 - 44 гг. В 1939 - 44 гг. из СССР выехало более 600 тыс. этнических немцев. Всего к 1946 г. из Советского Союза уехало свыше 1,75 млн. немцев. После советско-финляндской войны 1939 - 40 гг. из отошедшей к СССР Выборгской области в Финляндию переселились 424 тыс. финнов. Особенно массовым оказался отъезд поляков в Польшу из западных районов СССР (Западной Украины, Западной Белоруссии, бывшей Виленской области). Он практически не коснулся только польского населения Латвии и различных регионов СССР в границах до 1 января 1939 г. В 1945 - 46 гг. из СССР выехало 1526 тыс. человек, в том числе из Западной Украины - 810 тыс., Западной Белоруссии - 247 тыс., Литвы -178 тыс. В 1955 - 58 гг. из Украины и Белоруссии в Польшу выехало 217 тыс. поляков. На территории бывшей Галиции (нынешние Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области) поляков почти не осталось, тогда как в 1930-е гг. их удельный вес приближался к 40%, а в отдельных районах Львовской и Тернопольской областей они составляли абсолютное большинство жителей.Это был крупнейший миграционный поток с территории СССР. Только в результате этой эмиграции (именно эмиграции) город Львов превратился в этническом отношении из польского в украинский, а Вильнюс - в литовский. По данным С. И. Брука, в конце 1930-х - начале 1950-х гг. из СССР эмигрировало более 5,5 млн. человек, включая 270 тыс. так называемых перемещенных лиц. Подавляющее большинство эмигрировавших жили на территориях, присоединенных к СССР после 1939 г. Что касается населения, жившего в старых границах, то уехало не более 10% от указанной цифры . Тем не менее даже последнее число в 2 раза больше числа ДР, которые, как считается, образовали второй после Октября 1917 г. поток российской эмиграции. Итак, вторая "волна" эмиграции, вызванная событиями второй мировой войны, иссякла к концу 1950-х гг. Отмечу, что ранее 50-е гг. ХХ столетия выпадали из поля зрения исследователей. Как видим, в эти годы завершились миграционные процессы, начало которым было положено в 1939 г., поэтому их надлежит включить во вторую "волну" эмиграции, если под "волной" понимать развитие какого-либо явления (в нашем случае - эмиграции) во времени. Третья "волна" эмиграции "родилась" и выросла в эпоху "оттепели" (Д. Мышалова ), однако ряд исследователей увязывают ее с насильственным лишением гражданства и диссиденством, что неизбежно ведет к появлению даты "1970-е гг." Эти же годы называются в качестве "третье волны" эмиграции А. С. Федотовым и М. Раевым . Естественно, что подобный ход мыслей приводит Н. Фрейнкман-Хрусталеву и А. Новикова к дате "1985-й г." , которая, по их мнению, знаменует окончание третьей "волны": в результате начала политических и экономических преобразований в СССР произошло отмирание перечисленных выше явлений, выступавших в качестве причин эмиграции. Обе названные даты (правильнее сказать - аргументация в их пользу) могут быть поставлены под сомнение, ибо инакомыслием и насильственным лишением советского гражданства не исчерпывается комплекс причин, породивших третью "волну" . В определенной мере указанные причины могут объяснить лишь эмиграцию из СССР интеллигенции, и только по отношению к ней можно применить хронологические рамки эпохи "застоя". Но ведь уезжали не только интеллигенты и не только в результате диссиденства и т. п. Как и во все времена, желающие покинуть свою страну руководствовались прежде всего множеством мелких субъективных факторов, которые, однако, если взглянуть на них глазами эмигрантов, выглядели не столь уж и мелкими. Кроме того, никто из исследователей, за исключением С. И. Брука, не уделил должного внимания этническому составу третьей "волны". Между тем уже одно это подсказало бы совсем другие причины эмиграции. На самом деле все возрастающая эмиграция из СССР в Соединенные Штаты, Израиль, Германию, Грецию и некоторые другие страны (уезжали в основном евреи, немцы, греки и армяне) отмечалась с 1960-х, а не с 1970-х гг. Правда, в результате запретительных мер советского руководства в первой половине 1980-х гг. произошел вынужденный спад этого потока, поэтому дата "1985 г." имеет совсем другое объяснение, нежели то, о котором шла речь выше. С изменением социально-экономической обстановки в стране, особенно с 1988 г., тенденция нарастания эмиграционного потока вновь усилилась (очень многие в этой связи выделяют уже "четвертую волну" послеоктябрьской эмиграции). Между тем после 1985 г. этнический состав отъезжающих не изменился, не изменились и направления эмиграционного потока. В качестве причин, породивших четвертую "волну" эмиграции, Н. Фрейнкман-Хрусталева и А. Новиков называют поиск свободного приложения сил и способностей, более высокой оплаты труда, новых возможностей для научно-технического творчества . По их мнению, образованию "четвертой волны" эмиграции способствовало также вступление в силу с января 1993 г. закона РФ о порядке выезда за рубеж, дающего право любому российскому гражданину выехать в любое время и в любую страну. Среди причин современной миграции - социальная несправедливость, падение уровня жизни, преступность и недоверие к властям . Статистические данные показывают, что до середины 1980-х гг. на постоянное жительство в страны дальнего зарубежья из России ежегодно выезжало в среднем по 3 тыс. человек, в 1987 г. ее покинуло 9,7 тыс., а за последующие 3 года число эмигрантов увеличилось более чем в 10 раз и достигло в 1990 г. максимальной величины - 103,6 тыс. человек. В дальнейшем объемы эмиграции не возрастали. Как явствует из изложенного, правильной представляется следующая датировка "волн" российской послеоктябрьской эмиграции: 1917 - 1939 гг. - первая "волна", 1939 (сентябрь) - конец 1950-х - вторая "волна", 1960-е - 1985 - третья "волна", 1985 - наши дни - четвертая "волна". Однако четвертая эмиграция - понятие более размытое, нежели эмиграция предыдущих "волн". Люди не рвут связей с Россией, и потому их уже трудно назвать эмигрантами в том смысле необратимости, какой это слово имело при советском режиме.

7. Предпринятое исследование позволяет сделать вывод, что между учеными, публицистами и авторами нормативно-правовых документов по-прежнему не существует согласия по поводу терминологии. Комментарий этого факта можно было бы свести к повторению известного суждения о том, что каждое понятие работает только в системе понятий данного автора, однако дело приобретает серьезный характер, когда вопрос о дефинициях выносится на государственный уровень, к примеру, когда речь идет о принятии актов, имеющих обязательную силу: от вкладываемого в понятия смысла зависят объект и субъект правового регулирования, сфера действия акта и т. д. Наличие четких дефиниций устраняет разнообразие толкования нормативных актов и, как следствие, служит условием их эффективной и четкой реализации правоприменительными органами, устраняет разнобой в правоприменительной практике. Различные категории мигрантов предполагают различные механизмы работы с ними. Из этой дифференциации вытекает, к примеру, размежевание применения таких законов, как законы РФ "О беженцах" и "О вынужденных переселенцах". С момента принятия Конституции РФ 1993 г., заложившей фундамент нового Российского государства, было принято огромное число нормативных актов, использующих термин "соотечественники", однако ни один из них содержание данного понятия не раскрывал. Лишь вступивший в силу 1 июня 1999 г. Федеральный закон "О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом" внес ясность в этот вопрос. Однако приведенное в законе определение соотечественников не имеет под собой юридической основы (понятие "соотечественники за рубежом" отсутствует и в международном праве, и в национальных законодательствах других государств) и некорректно. Как следствие, в законе нарушается важнейший в международном праве принцип невмешательства во внутренние дела государств. Закон обязывает помогать и предоставлять льготы не только русским, живущим в республиках бывшего СССР, но и гражданам тех стран, которые когда-то входили в состав Российского государства, а также выходцам (эмигрантам) из "Российской республики, РСФСР, СССР и Российской Федерации", имеющим гражданство иностранного государства, и их потомкам. Тем самым фактически любой эмигрант в десятом поколении может претендовать на статус соотечественника и получение соответствующего документа. В состоянии ли Россия оказать реальную поддержку такому количеству соотечественников? Кроме того, оказалось, что к принятому закону никакого отношения не имеет созданная Президентом Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом , разрабатывающая "Концепцию государственной политики РФ в отношении соотечественников за рубежом". А ведь по логике сначала должна была быть принята теоретическая концепция, а уже затем на ее основе выработан и принят закон . Концепцию разрабатывал коллектив ученых под руководством В. Тишкова, директора Института этнологии и антропологии РАН, а подготовка закона была прерогативой Комитета Госдумы РФ по делам СНГ и связям с соотечественниками. В результате отсутствия координации и невнимания законодателей к предложениям ученых в двух документах с одинаковым названием по-разному определяется сам термин "соотечественник" и вообще используется разный понятийный аппарат. К примеру, в концепции фигурирует термин "диаспора", которого нет в законе. Сказанное свидетельствует о тесном переплетении научных проблем с актуальными проблемами современности и говорит о необходимости тесного сотрудничества ученых и заинтересованных ведомств и насущной потребности в выработке общих подходов к используемым учеными и законодателями понятиям.

8. В условиях высокого общественного и государственного интереса к российскому зарубежью и роста числа диссертационных и иных исследований, посвященных этой тематике, необходимо отладить взаимодействие и информационный обмен в ученой среде, отказаться от дублирования и, быть может, ложно понятой конкуренции. При отсутствии информации и доступности лишь литературы, изданной массовыми тиражами, т. е. в большинстве своем периодики, работа ученых провинции часто теряет свой смысл, ибо они не знают, что уже сделано в Москве и других регионах. Нужно восстановить научные связи с учеными республик бывшего СССР, где также велико число занимающихся изучением миграционных процессов и национальных диаспор. Этому, в частности, могут способствовать международные и всероссийские конференции. Они помогут ученым, недостаточно связанным друг с другом, объединиться по интересам и, может быть, создать творческие группы для дальнейшей комплексной разработки проблем. Следует активизировать координирующие, консультативные и информационные функции и научным советам, действующим при Президиуме РАН.

9. Создание научной истории российского рассеяния требует, прежде всего, расширения информационной (библиографической, источниковедческой) базы исследований. В плане библиографического обеспечения уже положено начало созданию справочников-каталогов книг российского зарубежья (т. е. эмигрантской литературы и книг русских авторов, изданных за рубежом) в собраниях российских библиотек , предприняты попытки очертить круг иностранных и отечественных библиографических источников, но пока только первой послереволюционной "волны" . Внимательное и всестороннее изучение ряда новых, а также недостаточно изученных источников невозможно без информирования исследователей о хранилищах материалов российской эмиграции, составе их фондов . До сих пор нет серьезных работ даже по русскому заграничному архиву в Праге , не говоря уже о других российских и зарубежных хранилищах.Для координации усилий по выявлению круга источников были проведены конференция (1993 г.) и совещание (1995 г.) по проблемам россики. Однако федеральные архивы и центры хранения документации, подчиненные Росархиву, не только не осведомлены о деятельности архивов общественных организаций, но очень часто не имеют и полного представления о работе учреждений своей системы. Зарубежные архивы для большинства отечественных исследователей по-прежнему недоступны Возвращение в центр исследований человека требует особого внимания к документам личного происхождения , семейным реликвиям. Необходимо создать базу данных о российской культуре за рубежом.

10. Россия заинтересована в активном и плодотворном участии зарубежных соотечественников в разнообразных связях и отношениях с ней. Сохранение многочисленной и гуманитарно связанной с ней диаспоры отвечает национальным интересам нашей страны. Полное и правдивое изучение российской эмиграции и российского зарубежья - это и исполнение долга перед теми, кто на десятилетия по разным причинам оказался отрезанным от материнской земли, и реалистический базис для восстановления и развития политических, деловых и культурных связей с нашими зарубежными соотечественниками, а значит, всеми странами мира.

Литература, использованная при составлении конспекта:

Монография к. и. н.  Пронина А.А

«Российская эмиграция в современной историографии»

опубликована в Международном историческом журнале № 16 2001 г. №19 2002 г.

Московский психолого-социальный институт

Юридический факультет

Конспект монографии к. и. н. Пронина А. А.

Российская эмиграция в современной историографии

Студента 1 курса группы 22-ЮИ/1 Дмитрия Григорьева

Проверен «___»__________2003 г.______________

Преподаватель к. и. н., доцент Т. Р. Суздалева

Москва 2003