.
Г. Островский, кандидат искусствоведения
Широко и привольно раскинулось Онего-озеро. В прозрачной глубине медленно плывут отраженные облака, деревеньки и лесистые острова опрокинулись в прибрежные воды... На мгновенье теряешь ощущение, где мир реальный и осязаемый и где он призрачен и фантастичен. Вот на горизонте, словно Китеж-град, поднимаются какие-то невиданные сооружения. Огромные, устремленные ввысь храмы величаво и торжественно царят над зеркальной гладью озера с низкими пологими берегами, над плоскими островами и синеющими вдали лесами.
Это Кижи, небольшой — километра четыре в длину и метров шестьсот в ширину, с маленькой, в несколько дворов деревушкой — остров. Один из 1650 островов Онежского озера. Но его короткое и какое-то странное имя знают под всеми широтами. Летом что ни день к острову причаливают быстрокрылые “Ракеты”: тысячи и тысячи людей спешат сюда, чтобы увидеть “восьмое чудо света”, сотворенное простыми заонежскими крестьянами. Сейчас здесь музей-заповедник народного деревянного зодчества. А лет пятьсот назад на острове было довольно крупное по тем временам поселение — Кижский погост (так в старину называли центр района, включавшего несколько волостей со множеством сел, деревень и починков). Немало повидали на своем веку стены древних кижских храмов — и отважных ушкуйников из Великого Новгорода, и царских приказных, и шведских и польских интервентов, и восставших крестьян. Сказано:
“У церкви Преображения Господня били в колокола в сполох и собирались из деревень с дубьем и кольем”. Древо народного творчества произрастало не в “краю непуганых птиц”, каким представлялись в прошлом веке северные окраины страны, а на реальной почве русской истории с ее противоречиями и страстями, победами и поражениями. Так было и в 1714 году, когда в Кижах на месте старого, сгоревшего от удара молнии храма была возведена сохранившаяся доныне Преображенская церковь.
Северная война в разгаре, но исход ее уже предрешен. Петровская Россия прочно утверждалась на берегах Балтики, становилась могущественной европейской державой. Одна за другой сдавались балтийские крепости — оплоты морского господства шведов, гремели салюты в ознаменование победы русского флота в битве при Гангуте. Избавившись от постоянной угрозы нападения воинственных соседей, крестьяне заонежских погостов возвращались к мирным трудам. Патриотический подъем эпохи определил и пафос кижского храма-памятника, прозвучавшего величальной песней русскому народу.
Купола, купола, купола... Двадцать два. Разметали в стороны свои крылья стрельчатые “бочки” — словно кокошники русских красавиц. А на гребнях—стройные барабаны и луковичные главы с крестами, покрытые чешуей серебристого лемеха. В северные белые ночи светятся они загадочным фосфорическим блеском, на закате полыхают тревожным багрянцем; то голубеют, отражая небесную синь, то делаются зеленоватыми или бурыми, как земля. Один ярус, второй, третий, четвертый... Все выше, выше, и в самое небо вонзилась верхняя глава, венчающая всю эту грандиозную 37-метровую пирамиду. Если долго смотреть на нее снизу, в какой-то момент появляется почти физическое ощущение движения. Оно начинается внизу: высота основных объемов нарастает к верхним ярусам и центральной главе. Заостренные “бочки” усиливают это движение, и вот уже главки как будто взбегают по уступам. Нерушимая громада куполов обретает ритмическую поступь, и от одного яруса к другому по плавным очертаниям луковичных глав струится крылатая сила, устремленная ввысь.
Но не менее удивительно другое. Чем внимательнее всматриваешься в Преображенскую церковь, тем сильнее поражают неумолимая логика, безупречность архитектурной композиции, единственное в своем роде соединение артистической импровизации и строгой классичности всех пропорций и всех деталей.
В основании церкви — восьмерик, иными словами, восьмигранный сруб. С четырех сторон пристроены прямоугольные прирубы на низких каменных фундаментах. Такая церковь называлась “о двадцати стенах” и известна была в народном деревянном зодчестве с давних времен. На нижнем, самом большом восьмерике — другой, поменьше, на нем третий, еще меньше. Верх каждого прируба двухступенчатый, и каждый уступ покрыт “бочкой” с главкой; скаты “бочек” закруглены, вверху они сходятся наподобие киля у лодки. Один ярус из четырех глав, над ним другой, такой же; выше третий ярус из восьми глав на “бочках”, венчающих каждую грань нижнего восьмерика; еще выше — следующий — из четырех глав второго восьмерика; и наконец, на третьем восьмерике стоит одна самая верхняя и самая большая глава, завершающая всю композицию. Надо было обладать выдающимся талантом, чтобы спаять воедино все части этого грандиозного сооружения. Вся многоглавая пятиярусная композиция великолепно вписана в один четкий и слитный пирамидальный силуэт. Преображенская церковь смотрится величественным скульптурным монументом, сработанным резцом мастера из цельного куска дерева. Она звучит гулкой и торжественной мелодией, в которой образ многоглавия воплощает идею сплоченности большой и единой народной общины.
О строителе Преображенской церкви в народе сложилась легенда, будто он, закончив работу, забросил свой топор далеко в Онежское озеро и сказал: “Поставил эту церковь мастер Нестор, не было, нет и не будет такой”. Красивое сказание, но оно только легенда. За “чудом” в Кижах — многовековая история русского деревянного зодчества, художественный и строительный опыт тех, кто возводил города и веси, могучие крепости и удивительные по красоте храмы и даже обычную избу поднял на уровень большого искусства.
За примерами ходить далеко не надо. Там же, в Кижах, собрано немало замечательных памятников северного зодчества — избы разных типов, ветряные и водяные мельницы, амбары, риги, часовни, Лазаревская церковь, построенная более шестисот лет назад, и многие другие. Окруженные постоянным вниманием ученых и реставраторов, они обретают свой первозданный облик и новую долгую жизнь.
Красота бревенчатого сруба... Тот, кто не почувствует ее, никогда не познает самой сути русского деревянного зодчества. Венцы из мощных, в обхват, бревен и естественная, ничем не прикрытая и не приукрашенная текстура золотистого дерева, живого, трепетно вобравшего в себя тепло человеческих рук и неяркого северного солнца,— вот что навсегда западает в душу. Невозможно представить себе кижские церкви сделанными из другого материала: они задуманы в дереве, построены из него, и вся их красота — в стройных, прямых как стрелы, могучих карельских соснах и елях, в непревзойденном искусстве простых людей с плотницкими топорами.
Каждый венец требовал немалого терпения и мастерства, очень точного глаза и твердой руки. Ведь надо было сделать пазы, потайные зубья, врубки, подогнать бревна друг к другу так, чтобы все было плотно, без щелей. И без единого гвоздя! — так сруб прочнее, устойчивее, долговечнее. Купола, барабаны под ними и “бочки” крыли осиновым лемехом — особой формы деревянной черепицей, которую тесали и круглили по форме топором,— и так тридцать тысяч раз! Польза и красота в народном зодчестве сплавлены воедино, а высшие его достижения неотделимы от исчерпывающего знания дерева как строительного материала и материала искусства, тонкого и глубокого ощущения его эстетической выразительности.
Высоко взметнулась Преображенская церковь, и видно ее за много верст от Кижей. Она то возникает на глади озера как на ладони, то появляется в кружеве редеющего леса или прибрежных кустов, то синим силуэтом рисуется где-то вдали, то неожиданно выплывает из-за какого-нибудь острова или мыса. Она царит повсюду и всем своим обликом напоминает о величии человеческого духа, разума и таланта.
Трудно даже представить себе, что может стоять рядом с этим удивительным зданием. Но крестьянские зодчие нашли решение, и спустя полстолетия, в 1764 году, в Кижах была сооружена Покровская церковь. Мощный, патетический хорал церкви Преображения поддержан созвучным ему и в то же время самостоятельным аккомпанементом. Покровская церковь совсем иная, чем ее “старшая сестра”, образный лад ее настроен на другую высоту тона.
На нижнем четверике возвышается восьмерик, завершающийся плавным, но энергичным повалом— сильно расширенным верхом. А под ним — декоративный пояс из резных треугольных фронтонов. Он вносит в монументальное сооружение жизнерадостную мелодию, ноту теплоты и чисто русской любви к узорчатой нарядности. Еще выше — великолепное многоглавие: по углам восьмерика поставлены главы и в центре — девятая, самая большая. Купола отличаются особенной выразительностью строгих, утонченных пропорций, изысканным профилем контуров, богатством и разнообразием композиционных сочетаний. Поставлены они не на пологую кровлю, а на небольшие восьмерики, покрытые зубчатыми полицами, похожими на перистые ожерелья. Девять глав образуют поразительную по красоте ажурную корону — легкую, женственно-изящную, пронизанную светом и воздухом и в то же время торжественную, царственно-величавую: словно русская красавица в шитом жемчугом уборе.
Между Покровской и Преображенской церквами стоит еще одно строение — колокольня, построенная сравнительно недавно, в 1874 году, но на месте и по подобию старинной шатровой звонницы. Применительно ко второй половине XIX века уже трудно говорить о чистоте народного творчества, присущей более ранним памятникам, и нынешняя колокольня не отличается особыми художественными достоинствами. Ценность ее в том, что она является составной частью единого, исторически сложившегося архитектурного ансамбля Кижского погоста. Завершает и как бы замыкает этот ансамбль низкая бревенчатая ограда, создающая очень выразительный контраст с монументальными вертикалями церквей и колокольни. Старинная стена, к сожалению, не сохранилась, потому реставраторы воссоздали ограду с тремя входами, характерную и типичную для многих северных погостов.
Каждый из кижских храмов — замечательное творение народных зодчих, но в целом ансамбль, неповторимый по живописности, красоте и своеобразию, представляет еще одно исключительное во всей истории мировой архитектуры явление, соединившее редкостную свободу и непринужденность асимметрии со скрытой, но неумолимой закономерностью.
Ни одно здание не мешает другим, но и не повторяет их. Все они очень четко и ясно просматриваются со всех сторон — по отдельности и вместе. И каждое из них тонко и ненавязчиво подчеркивает и оттеняет оригинальность других. Купола Покровской церкви перекликаются с пышным многоглавием Преображенской; они словно подхватывают и поддерживают основную музыкальную тему этой архитектурной симфонии. А между ними — лаконичный, даже суховатый силуэт колокольни. От этого контраста колокольня становится как бы еще строже и суровее, а церкви — еще более живописными и нарядными. В то же время эта островерхая шатровая колокольня по своему общему рисунку напоминает пирамидальный силуэт Преображенской церкви, вторит ее устремленности ввысь. Хотя колокольня и стоит между церквами, но смысловой и эмоциональный центр ансамбля — самая ранняя по времени Преображенская церковь, определившая образный характер ансамбля, его праздничное, возвышенно-патетическое звучание, поэтический запев громадной силы.
Бесконечное множество разнообразных перспектив и ракурсов возникает, когда идешь вокруг погоста или плывешь вдоль берегов Кижей. Силуэты церквей и колокольни то накладываются друг на друга и образуют причудливые очертания каких-то новых необыкновенных зданий, то разделяются и тогда на фоне неба рисуются четко и определенно, то сближаются, то отдаляются. Целое и частности, ажур и монолит, горизонтали и вертикали, земля, вода и небо — на таких контрастах и единствах возник ансамбль Кижского погоста. И, наверно, самое удивительное то, что он создавался не по воле одного зодчего и не в одно время, а на протяжении более чем полутора веков.
Идут годы, но не тускнеет красота Кижей. Более того, она как бы расцветает, наливается новыми жизненными силами, обогащается все новыми оттенками и гранями. Быть может, только сейчас Кижские церкви обрели свое истинное предназначение — утверждать величие и могущество человека, славу родного народа, отстоявшего свою свободу и независимость, его замечательную творческую одаренность и незыблемую веру в конечное торжество правды, добра и красоты.
|
