Из истории борьбы с опиекурением на русском Дальнем Востоке в 1910-1915 гг.
В мае 1910 г. председателю Совета министров П.А. Столыпину, являвшемуся одновременно председателем Комитета по заселению Дальнего Востока, было подано составленное по материалам донесений администрации Приамурского генерал-губернаторства и дальневосточных газет ("Приамурские ведомости", "Далекая окраина", "Эхо", "Океанский вестник" и др.) представление о развитии опиекурения и производства опиума в Приамурье(1). Судя по газетным публикациям, местная администрация и общественность были обеспокоены значительным распространением среди русского населения опиекурения, которое можно было встретить повсюду в крае - и во Владивостоке, и на Сахалине, и в Николаевске, и в Благовещенске. Причем опиекурильни стали открываться не только в китайских кварталах, как было раньше, но и в местах проживания русского населения.
В ряде публикаций содержался упрек в адрес местной администрации, что она проглядела зарождение в крае целой промышленности по производству опиума, развитию которой способствовали запрещение посевов мака в Китае и рост цен на производимые из него наркотические вещества в этой стране. Предприимчивые китайцы переселялись на русские территории в Приамурье, где без всякого стеснения производили посевы мака. По данным русского консула в Чифу, еще в 1897 г. вывоз опиума из Приморской области в Китай достиг 200 пудов(2) и ежегодно увеличивался. Почти на всех заимках и во многих деревнях Приморья лучшие участки земли были отданы в аренду китайцам под посевы мака. Военный губернатор Амурской области издал распоряжение, запрещающее сдавать китайцам земли под посевы мака(3), но оно не имело практического значения, кроме повышения цен за аренду. Распоряжение это касалось только китайцев, что давало возможность свободно обходить его русским, которые либо прикрывали сынов Поднебесной, либо сами занимались производством мака и приготовлением опиума, так как "это производство незатейливо и доступно каждому"(4). Кроме того, запрещение посевов не уменьшало производство опиума, так как из населенных мест китайцы переселялись в тайгу, очень хорошо известную им, но совершенно не знакомую русским властям. Например, по данным газеты "Далекая окраина", один из преследователей хунхузов в бассейне рек Сучана и Судзухэ наткнулся на падь, длиной в 20 и шириной около 4 верст, где проживали выселенные за нарушение паспортной системы китайские подданные, которые уже более десяти лет занимались добычей пушнины, а летом - посевами мака и злаков, что было совершенно неизвестно русским властям(5).
В дальневосточной печати содержались призывы принять меры к искоренению производства опиума и опиекурения, что соответствовало бы интересам не только русского, но и китайского правительства, которое, в свою очередь, было обеспокоено контрабандой опиума из России.
П.А. Столыпин, ознакомившись с этим представлением, 16 августа 1910 г. наложил резолюцию: "Медлить с этим делом нельзя. Прошу немедленно снестись с министром юстиции по вопросу о выработке законопроекта о воспрещении посевов мака и об уголовной репрессии за нарушение воспрещения"(6). Одновременно перед министерствами иностранных дел и торговли была поставлена задача добиться от китайского правительства принятия мер против контрабандного ввоза спирта с правого берега Амура в русские пределы в обмен на жесткие меры русских властей против производства опиума в Приамурье.
Упомянутое представление с резолюцией П.А. Столыпина было передано на обсуждение во все министерства, входящие в состав Комитета по заселению Дальнего Востока. Все министры согласились с необходимостью принятия мер, предложенных П.А. Столыпиным. Только министр юстиции И.Г. Щегловитов считал, что бороться с опиекурением и производством опиума одним запрещением посевов мака в законодательном порядке очень трудно из-за слабой заселенности края и недостаточного полицейского надзора. Законопроект, с его точки зрения, необходимо было расширить статьями, касающимися потребления и распространения этого наркотика.
Опиекурильни, как таковые, встречались в Приамурье редко, но зато почти во всех постоялых дворах, харчевнях, пивных, лавках были специальные комнаты с нарами вдоль стен, предназначенные для курения опиума. Опиекурение процветало в бараках для рабочих, во всех китайских квартирах, владельцы которых, как правило, являлись и торговцами опиума. Осуществлять надзор за ними было чрезвычайно трудно, так как опиекурение и содержание опиекурилен законом не запрещались. Поэтому министр юстиции предложил "наряду с запрещением сеять мак, воспретить, по примеру японского законодательства, изготовление, потребление, хранение и сбыт курительного опия и сосудов для курения, а равно предоставление помещения под опиекурение, установив за нарушение заключение в тюрьме от 2 до 8 месяцев"(7). Он считал также, что нельзя ограничивать действие закона пределами одного Приамурского края, а следует распространить его на всю Российскую империю. Кроме того, поскольку содержатели китайских тайных опиекурилен, игорных и публичных домов давали взятки местной полиции, предлагалось предусмотреть в законе ответственность полиции за слабый надзор за подобными заведениями.
Некоторые чиновники канцелярии Комитета по заселению Дальнего Востока, озадаченные необходимостью выработки законопроекта о запрещении производства опиума, сомневались, что он будет иметь какое-либо практическое значение, и вот почему. Русское население пока лишь косвенно участвовало в развитии опиумного промысла, сдавая землю в аренду китайцам под посевы мака. Стало быть, нарушителями проектируемых правил были бы почти исключительно иностранные подданные. Китайцы фактически безнаказанно занимались в России опиумным промыслом, строго воспрещенном в Китае, с целью избежать ответственности перед своими законами. Подданные Поднебесной империи, нарушившие российские законы, должны были быть судимы по правилам, применяемым к русским подданным. Но нормы российского и китайского права, особенно в части ответственности за нарушения, настолько различны, что самые строгие кары по русским законам в понятии китайцев граничили бы с безнаказанностью. Поэтому предлагалось договориться с китайским правительством об исключении из российской юрисдикции китайских подданных, изобличенных в распространении опиума, и передачи их китайским властям для суда по законам Китая. С точки зрения некоторых составителей законопроекта, "эта мера будет иметь более устрашающее значение, чем кормежка их за счет казны по русским тюрьмам"(8).
Принятие этого предложения фактически означало бы предоставление китайским подданным права экстерриториальности и консульской юрисдикции, что противоречило статусу России как великой державы. Поэтому оно было отклонено и не нашло отражения в законопроекте.
Все вышеизложенные соображения были доведены до сведения приамурского генерал-губернатора Н.Л. Гондатти в ноябре 1911 г. новым председателем Комитета по заселению Дальнего Востока В.Н. Коковцевым.
Приамурский генерал-губернатор, соглашаясь с предложенными мерами, счел необходимым "установить ответственность не только лиц, производящих посевы (это исключительно китайцы и корейцы), но и всех частных лиц, обществ и учреждений, имеющих в своем владении или пользовании земли, если на них будут обнаружены посевы мака, хотя бы произведенные другими лицами"(9). С точки зрения Н.Л. Гондатти, эта мера заставит население наблюдать за землями, широко раздающими в аренду китайцам и корейцам заведомо под посевы мака.
После всестороннего обсуждения, так или иначе учитывая все предложения, высказанные заинтересованными ведомствами, канцелярия Комитета по заселению Дальнего Востока приступила к выработке законопроекта о борьбе с развитием опиекурения в дальневосточных областях России.
Пока разрабатывался проект закона, российская миссия в Пекине в ответ на просьбу китайского правительства о принятии мер против посевов мака на левом берегу Амура, в свою очередь, предложила китайским властям оказать содействие в борьбе с контрабандным ввозом спирта в Приамурье. Русский консул в Гирине получил сообщение от гиринского губернатора Чэн Чжаочана о том, что в Гиринской и Хэйлунцзянской провинциях приняты меры, запрещающие местному населению ввозить спирт в русские пределы. Об этом запрещении были расклеены объявления, текст которых российская миссия в Пекине передала приамурскому генерал-губернатору в октябре 1911 г. Первая часть объявления касалась строгого запрещения самовольно сеять мак и выделывать опиум для ввоза его в Китай. Здесь сообщалось о согласии русских властей принять на себя обязательство "искоренить опиум до конца, если китайские власти запретят продавать русским спирт"(10).
Вторая часть объявления касалась обязательств китайской стороны: "Так как русские власти согласились помочь нам в запрещении курения опиума, мы обязуемся запретить привоз спирта для укрепления дружественных отношений. Теперь объявляем купцам, жителям и другим людям для сведения, что наши китайские власти согласились на просьбу русских властей о запрещении ввоза спирта в пределы России. Если впредь хитрые купцы, имея в виду свою выгоду, будут самовольно ввозить спирт и вино в пределы России и продавать, то таковые будут там схвачены и товары их (спирт и вино) конфискованы. Если же такие купцы будут схвачены русскими, то на товары их будет, по усмотрению, наложен штраф. Эта будет вина их самих (то есть купцов), и они не могут сказать, что не были заранее предупреждены. Все должны внимательно руководствоваться этим"(11).
Принятые китайскими властями меры хоть и не положили конец торговле спиртом в пограничных с Китаем районах, но заставили русскую сторону активизировать работу над законом о борьбе с опиекурением. Наконец, 30 ноября 1912 г. состоялось обсуждение проекта закона в межведомственной комиссии при Комитете по заселению Дальнего Востока(12).
Сущность законопроекта сводилась к установлению уголовной ответственности и денежных штрафов не только за производство посевов мака в Приамурском генерал-губернаторстве и Забайкальской области, но и за опиекурение, хранение, приобретение и сбыт опиума, трубок и приспособлений для опиекурения в пределах всей Российской империи. В связи с этим должны быть внесены некоторые изменения и дополнения в действующее российское законодательство, в частности в Уложение о наказаниях, Устав таможенный и др.
За производство посевов мака виновные подвергались заключению в тюрьме от одного до шести месяцев и денежному взысканию в размере 300 руб. за каждую десятину посева. Виновные же в изготовлении, приобретении, хранении и сбыте опиума подвергались тюремному заключению от четырех месяцев до одного года и четырех месяцев и денежному штрафу не более 500 руб. Такое же наказание предусматривалось и для лиц, предоставляющих свои помещения под опиекурение. Выявление и предание суду виновных в производстве и распространении опиума возлагалось на полицию, крестьянских начальников, лесничих, заведующих оброчными статьями, и чинов акцизного надзора(13).
Поскольку межведомственная комиссия при Комитете по заселению Дальнего Востока правом законодательной инициативы не обладала, законопроект был представлен 6 марта 1913 г. в Государственную Думу Главным управлением земледелия и землеустройства, но сразу одобрен не был. По словам члена Государственной Думы А.М. Черносвитова, докладчика по законопроекту, к этому документу в Думе наблюдалось отрицательное отношение из-за запрещения посевов мака на Дальнем Востоке(14). Это запрещение, не вытекающее из требований международной опиумной конвенции, по мнению многих депутатов Государственной Думы, не соответствовало задачам ведомства земледелия, обязанного поощрять развитие ценных культур, а не стеснять его. В Думе было высказано мнение, что степень развития посевов опиумного мака не представляет в настоящее время никакой угрозы, и А.М. Черносвитов, выступая за отклонение законопроекта в данном виде, предложил изменить его в части, касающеися посевов мака.
Уполномоченный Министерства иностранных дел В.В. Граве, занимавшийся по заданию Амурской экспедиции изучением положения китайцев, корейцев и японцев в Приамурье, так же считал нецелесообразным с государственной точки зрения преследование опиекурения. Он не разделял опасения, что курение опиума получит широкое распространение среди русского населения, так как это очень дорогое удовольствие и "русскому крестьянину нет никакой нужды покупать дорогое опьяняющее вещество, когда у него всегда под рукой своя русская дешевая водка"(15). По сведениям В.В. Граве, одному китайцу, курящему в день всего два раза, необходимо в год 2 фунта вываренного опиума, а цена его доходит от 15 до 20 руб. за фунт во Владивостоке, причем при выварке теряется от 1/5 до 1/2 веса в зависимости от качества наркотика. Таким образом, удовольствие курить опиум обходится для самых воздержанных китайцев, курящих только у себя дома, в среднем 65 руб. в год без стоимости приспособлений для курения. Порция наркотика в опиекурильнях во Владивостоке стоит 15 коп., что составляет около 9 руб. в месяц(16).
В.В. Граве предлагал официально разрешить содержание опиекурилен в крае, чтобы положить конец развращающему влиянию на полицию взяток от хозяев этих заведений. Более того, разрешение курения опиума, с его точки зрения, выгодно и с чисто фискальной стороны, так как получаемый полицией тайный сбор будет обращаться в доход казны путем взимания акциза. По мнению В.В. Граве, не следовало бы запрещать посевы мака, поскольку почва в Приамурье благоприятна для его возделывания, доказательством тому может служить громадное количество дикорастущего мака на лугах края. Зачем же запрещать выращивание культуры, которая приносит хороший доход? Наконец торговля опиумом способствовала тому, что китайцы оставляли свои заработанные деньги в России.
На основании вышеизложенных соображений В.В. Граве пришел к выводу, что для запрещения опиекурения, приносящего вред лишь проживающим в крае китайцам, нет достаточных оснований. Если и издавать запретительный закон, то только в случае получения компенсации от китайского правительства в виде принятия им мер против провоза в Россию контрабандного спирта.
С другой стороны, сторонники принятия закона, запрещавшего производство и курение опиума, к каковым прежде всего относилась местная администрация и, в частности, сам приамурский генерал-губернатор Н.Л. Гондатти, высказывали прямо противоположное мнение о несомненной опасности для населения Приамурья опиумного промысла и вреда маковых плантаций для сельского хозяйства Дальнего Востока. Местные власти были обеспокоены ростом посевов мака в крае, особенно после издания закона 21 июня 1910 г., запрещающего наем иностранцев на работы, производимые для надобностей казенного управления. Масса китайских подданных, не имеющих возможности найти работу в городах, устремилась в сельскую местность, что оказало влияние на увеличение посевов мака. Так, по данным генерал-губернатора, в 1910 г. в Приморской области китайцами было засеяно маком всего 306 десятин, в том числе в Ольгинском уезде 120 десятин. Уже в следующем году только в одном Ольгинском уезде было засеяно около 700 десятин земли. В 1912 г. маковые плантации Побережного подрайона Приморской области занимали 3,5 тысячи десятин земли(17). С увеличением площадей, засеваемых маком, росла и арендная плата за землю. К 1903 г. она с 14-15 руб. выросла до 50 руб., а к 1913 г. достигла уже 200 руб., не считая жалованья, которое китайцы платили хозяевам за охрану полей от хунхузов(18). Из-за посевов мака значительно уменьшились посевы хлеба, что усиливало зависимость края от Маньчжурии. Сдача земли в аренду китайцам развращающе действовала на русское население, отвлекая его от занятия земледелием, возрастала угроза приобщения его к опиекурению. Кроме того, культивирование мака истощало землю, отрицательно влияла на пчеловодство, ибо пчелы гибли, отравляясь цветами мака. Маковые плантации привлекали хунхузов. То есть с любой стороны, по мнению местной администрации, посевы мака и опиекурение недопустимы и вредны.
Из-за этих разногласий принятие закона затягивалось. Законопроект был передан Государственной Думой в комиссию по судебным реформам, которая до начала первой мировой войны даже не приступила к его обсуждению. Вступление России в войну отодвигало перспективу принятия закона на неопределенное время, что не устраивало местную администрацию.
В декабре 1914 г. Н.Л. Гондатти писал главноуправляющему земледелия и землеустройства А.В. Кривошеину, что задержка в издании закона "пагубно отражается на развитии сельского хозяйства, а также на борьбе с хунхузами, которых привлекают маковые плантации, где они находят средства к существованию".(19). Генерал-губернатор также считал, что проведение этого закона в жизнь можно было бы использовать еще как средство борьбы с ввозом в край китайского спирта, так как, несмотря на запрещение продажи спиртных напитков в условиях военного времени, население в пограничных областях пьет китайский ханшин. Н.Л. Гондатти настоятельно просил министра земледелия ускорить проведение в жизнь законопроекта.
Не дожидаясь принятия закона, начальники участков в Приморской области издали постановление, запрещающие сеять мак, грозя за неисполнение судом и уничтожением посевов. В ответ посыпались жалобы приамурскому генерал-губернатору от казаков, чьи интересы были ущемлены принятыми мерами. Ярким примером подобного рода жалоб может служить докладная записка отставного войскового старшины Алексея Шестакова о "применении труда китайцев в Приморской области и о посеве мака", представленная генерал-губернатору в феврале 1915 г.(20). В ней в ярких красках описывается ухудшение положения казачьих хозяйств в станице Полтавская Приморской области, связанное с мероприятиями местных властей по ограничению деятельности китайских подданных в крае.
Из-за мобилизации военного времени половина семей в станице осталась без работников. Единственный выход из тяжелого положения, по мнению автора записки, "дать возможность населению сдать выгодно в аренду пустующие земли и получить руки со стороны"(21). На заработки в деревню приезжие из Европейской России рабочие не идут, а местные, где они есть, уходят в город, так как в торгово-промышленных предприятиях, на строительстве железных дорог, рыбных промыслах, лесных заготовках, золотых приисках оплата труда рабочих выше. Сдать землю в аренду русским невозможно, потому что всякий желающий сеять может получить землю бесплатно в надел или за бесценок в аренду из казенных земель. Остаются только одни арендаторы и сельскохозяйственные рабочие - китайцы и корейцы. Поэтому меры, направленные на ограничение труда китайцев, их выселение из края приводят к разорению хозяйства казаков. Особенно пагубно сказалось запрещение посевов мака. Войсковой старшина считал, что культивирование мака повышало доходность земли, а следовательно, и арендную плату. Десятки лет этот промысел существовал, и никто его не трогал. Узнав в канцелярии генерал-губернатора о том, что для Приамурья вырабатывается закон, воспрещающий производство опиума, который по высочайшему утверждению будет применен немедленно и без всяких льгот и отсрочек, отставной войсковой старшина возопил о помощи: "... остановите разорительную ломку до возвращения казаков домой. Если теперь будет запрещен желтый труд и посев мака, то как будут чувствовать себя бойцы, зная, что их хозяйства разоряются"(22).
Жалобы тех, кому было выгодно производство опиума, не поколебали решимости местной администрации в борьбе с распространением опиекурения в Приамурье. Докладная записка Алексея Шестакова была препровождена Л.Д. Гондатти в Петербург с новым ходатайством о скорейшем принятии закона, так как приближалось время посевов мака и необходимо было их предотвратить на законном основании.
Главное управление земледелия и землеустройства сочло возможным забрать из Государственной Думы законопроект в связи с настоятельностью спешного его проведения в жизнь. А.В. Кривошеин уведомил приамурского генерал-губернатора телеграммой о том, что 22 мая 1915 г. Советом министров "принято представление о мерах борьбы с опиекурением в редакции известного законопроекта"(23).
Через некоторое время, 7 июля 1915 г. закон о мерах борьбы с развитием опиекурения на Дальнем Востоке был утвержден царем.
Список литературы
(1) РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 24.
(2) Там же. Л. 75.
(3) Там же. Л. 5.
(4) Там же.
(5) Далекая окраина. 1910. 17 июля.
(6) РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 24. Л. 4.
(7) Там же. Л. 23.
(8) Там же. Л. 10.
(9) Там же. Л. 29.
(10) Там же. Л. 28.
(11) Там же. Л. 29.
(12) Там же. Л. 41.
(13) Там же. Л. 54.
(14) Там же. Л. 74.
(15) Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье // Труды Амурской экспедиции. Вып. XI. С. 123.
(16) Там же.
(17) РГИА. Ф. 395. Оп. 2. Д. 3169-д.
(18) Там же.
(19) Там же. Л. 101.
(20) РГИА. Ф. 395. Оп. 2. Д. 3169-д.
(21) Там же. Л. 3.
(22) Там же. Л. 5.
(23) РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 24. Л. 137.
|
