Мельник В. И.
Печатается по благословению архиепископа Симбирского и Мелекесского Прокла
Василий Иванович Жировов родился в Симбирске около 1919 года в бедной, причем неблагополучной семье, где оба родителя были пристрастны к спиртному. Жизнь его с самого начала и до конца представляла собой нескончаемый ряд скорбей, бед, болезней. Уже на седьмом году жизни он заболел менингитом. Болезнь была настолько тяжелой, что мальчик заснул на целых двенадцать дней. Все решили, что он умер. На самом же деле Бог сотворил со своим будущим угодником такое большое чудо — в ознаменование начала его подвига Христа ради. Для маленького Василия уже был изготовлен гроб. Однако кто-то из окружающих догадался, чтобы не ошибиться, влить ему в рот — как будто бы и бездыханный — воды. И эту воду Вася проглотил. Так и догадались, что ребенок все-таки жив и находится лишь в состоянии необычного сна.
С этой-то болезни и начался подвиг Василия Ивановича Христа ради. После менингита для всех окружающих было уже не удивительно, что умственные способности мальчика ослабли. На самом же деле Вася начал скрывать свой подвиг от всех людей, в том числе и от родителей, от сестры.
Детство его было трудное, так как в семье его никто не любил и не жалел. Бывало, выгонят его зимой на улицу, а он стоит босыми ногами на снегу, плачет. Тут нетрезвый отец выйдет за ним следом и скажет: "Васька, иди домой — за дурака посадят".
Вся его жизнь прошла на улице Федерации в г. Ульяновске, где он жил с сестрой Александрой Ивановной, в комнате на первом этаже (теперь эта комната занята магазином "Стройматериалы").
Ходил Василий Иванович в церковь Воскресения Христова, что на городском кладбище, в центре Ульяновска. Некоторые люди свидетельствуют, что в обычные, будничные дни он не заходил в храм, а ходил лишь около него. А на большие праздники приходил на елеопомазание.
О жизни Василия Ивановича известно очень немного. В основном все сведения о нем относятся к последним 10–15 годам его жизни.
Был Василий Иванович невысокого роста, коренастый, с не слишком густой бородой. В домашней обстановке мы видим его на фотографии одетым в старый-старый пиджак, очень простые, поношенные и мятые брюки. Обут в тапочки. А вот на групповых снимках, сделанных у храма Воскресения Христова, Василий Иванович, стоящий в окружении священников и постоянных прихожан, обут в сапоги, одет хоть и в старенький, но костюм с рубашкой. На голове шляпа. Он ходил в шляпе и заложив часто руки назад. При этом любимое его словечко было: "Я поеду в Иерусалим", "Я скоро поеду в Иерусалим".
Иерусалим не сходил с его языка. Одной своей знакомой он часто говорил, что "пишет письма в Иерусалим". Многое проясняет его фраза, сказанная вскоре после того, как люди полетели в космос и "не обнаружили там Бога". Василий Иванович сказал тогда: "Ищут Бога в космосе, а Он пребывает в Иерусалиме". То есть он всегда говорил о Иерусалиме как о Небесном Царствии.
Доводилось Василию Ивановичу и выезжать из Ульяновска. Однажды нынешний архимандрит одного из подмосковных монастырей Александр (Ургалкин) и один из его товарищей (оба учились тогда в Московской духовной семинарии) повезли его в Троице-Сергиеву лавру. В одном вагоне с ними ехали медики, которые признали в Василии Ивановиче душевнобольного человека, но оказались в восхищении от формы его головы: "Если бы не был больной — был бы гений". А ведь такие люди, как блаженный Василий, и есть гении — только не в глазах людей, а в очах Божиих. Они стяжают славу и венцы не здешнего, временного мира, а мира горняго, вечного. Это ли не мудрость?!
До сих пор подвизается в Троице-Сергиевой лавре известный всей православной России старец Наум. К нему-то и привели семинаристы ульяновского блаженного. Взглянув на Василия Ивановича, старец воскликнул: "Это кого же вы ко мне привезли? Да ведь это же столп — от земли до неба!".
У Василия Ивановича было необъяснимое для окружающих терпение в болезнях. Он, испытывая страшные боли, никогда не роптал и не жаловался. Люди вспоминают, что у него были странные припадки, во время которых он даже падал на землю.
Нина Павловна А., знавшая его в последние годы очень близко и общавшаяся с ним почти ежедневно, рассказала, что однажды, зайдя домой к Василию Ивановичу, увидела его в страшном состоянии: от удара об асфальт бровь была снесена и буквально свисала над глазом. А он сидит, улыбается: "Все хорошо, Нина, все хорошо".
Протоиерей Виктор К. тоже вспоминает по этому поводу:
— Он иногда пьет чай за столом, и вдруг внезапно побледнеет, и стакан выпадет у него из рук. "Что, тебе, Вася, плохо?". Молчит. Посидит молча несколько минут, отойдет от боли и скажет спокойно: "Ну, я пойду домой".
У него выходило много камней из почек, но никто не услышал от него ни слова ропота, ни намека на жалобу. Терпел все. Сам он незадолго до смерти говорил: "Я много перенес... Я не знал сытости, недавно маленько узнал". И еще: "Много я претерпел. Как Иисус Христос терпел, так и мне велел".
Эти слова были сказаны в разгар предсмертной болезни, когда, по свидетельству Нины Павловны, затылок у Василия Ивановича горел огнем, а лоб был холодный, нос заострился, и даже глаза стали как бы другого цвета. Но и в этих словах нет жалобы.
По законам советского времени Василий Иванович считался безработным больным человеком. Много огорчений ему доставляли участковые милиционеры и работники Собеса (органов социального обеспечения при администрации города). Он еще в брежневское время предрекал им другую эпоху и изменение жизни: "Подождите, увидите, какая будет жизнь еще".
Когда умерла его мать, встал вопрос об опеке и месте жительства. Чиновники, оформлявшие опеку над "слабоумным", вызвали его к себе:
— Василий, ты с кем будешь жить: с сестрой Шурой или с племянником Юрой?
— И с Юрой, и с Шурой, — был ответ. И невдомек было чиновникам, что Василий Иванович предрек весь дальнейший ход своей жизни. Некоторое время пожил он у племянника Юры, но тот вскоре умер. И тогда он стал жить у сестры Шуры. Так и получилось: и с Юрой, и с Шурой.
Василий Иванович был известен как человек прозорливый многим верующим людям. Слыхали об этом и священники. Но не всем блаженный старец открывался. Искренние, теплые отношения сложились у него с протоиереем Виктором К., служившим в храме Воскресения Христова.
Еще когда отец Виктор не был священником, а работал в Старомайнском районе бригадиром лесоповальщиков, его привели на улицу Федерации к старцу. Отец Виктор вспоминает, как познакомился с ним:
— Привели меня к Васеньке домой, на улицу Федерации. Сидим, ждем. Потом: тук-тук. Заходит низенький мужичок с бородой: "Вот, я пришел".
Своим стуком Василий Иванович дал понять, что ему известно о гостях в его доме. Так отец Виктор сразу убедился в прозорливости старца. Позже встал вопрос об учебе будущего священника в духовной семинарии. Схимонахиня Сергия (Луховицкая), с которой отец Виктор тоже был хорошо знаком, сначала не советовала учиться: "У тебя и так все есть, что нужно". Но когда Василий Иванович настоял, сказала: "Ну, тогда учись".
Василий Иванович опекал отца Виктора, подавал ему советы в важнейшие моменты жизни. Когда будущий протоиерей закончил духовную семинарию в Загорске, сказал:
"Дьяконом будешь маненько". Так и получилось. Отец Виктор рассказывает:
— Рукоположили меня в дьяконы. Я-то сам хотел подольше побыть дьяконом, не хотел сразу идти в иереи. А куйбышевский владыка Иоанн уже хочет рукополагать в священники. Я попросил матушку (позвонил домой из Куйбышева по телефону) узнать мнение Василия Ивановича. Она пошла к нему, переговорила:
— Владыка хочет рукополагать, а сам Виктор подождал бы еще, не хочет.
А Василий Иванович с чувством сказал:
— Как это он! Не слушаться владыки!
И это решило дело. Раз Василий Иванович благословил — пришлось смириться. Так он и побыл дьяконом "маненько".
Нина Павловна вспоминает, как промысел Божий свел ее с Василием Ивановичем:
— К Василию Ивановичу меня отправила матушка Александра К. Я была тяжело больна, почти до смерти доведена беснованием. Перепробовала все медицинские средства и в Ульяновске, и в других местах. Врач в Пятигорске мне сказал: "Вам остался максимум год жизни". Матушке Александре я сказала: "Я умираю и не знаю, что мне делать". — "А что тебе делать — иди к Васеньке". — "Он сейчас болеет, не ходит в церковь, не знаю, где его искать". — "Где-то на улице Федерации, иди, спрашивай".
Пошла я искать. Иду по улице, а Василий Иванович сам мне навстречу. Бросился ко мне и, ничего не спрашивая, стал убеждать меня: "Иди на операцию, иди на операцию, скорей, скорей иди на операцию. Я тебя благословил". Потом по голове меня погладил и говорит снова: "Иди на операцию".
До этого врачи мне говорили, что у меня рак. А после того, как Василий Иванович благословил на операцию, врач Семенов в областной больнице сказал вдруг, просматривая мои снимки: "Рака нет". Василий Иванович потом сказал:
"Если б ты не послушала меня и не пошла бы на операцию -тебя съел бы рак".
В течение последних нескольких лет своей жизни блаженный помогал Нине Павловне, почти ежедневно устраивая ей своеобразную отчитку, давая жизненно важные советы и предупреждая о прямых жизненных опасностях. Сама Нина Павловна считает, что если бы не Василий Иванович, ее уже давно не было бы в живых. И свой приход к нему считает промыслительным. Ведь и сам Василий Иванович ей сказал почти уже перед своей кончиной:
— Я тебя знал, когда ты еще маленькой была.
— Как же ты меня мог знать? Я ведь в Воронежской области родилась и там выросла.
— А вот так и знал. Я тебя и призвал сюда.
— Неужели ты знаешь каждого человека на земном шаре?
— А ты думаешь как, Ниночка возлюбленная? Так в случайных, как будто мимоходом брошенных, замечаниях приоткрывалась глубина его духовной жизни.
30 сентября 1981 года старец предупредил Нину Павловну:
— Сегодня приходили к тебе, чтобы накинуть тебе на шею петлю и задушить, но пошли к другим.
В своем дневнике Нина Павловна записала: "В эту ночь повесилась наша машинистка" (в областном кооппотребсоюзе). Молитва старца отвела беду.
Однажды Нина Павловна была в санатории Кобулети, что на Черном море. После обеда пошла на пляж:
— Вижу, со стороны Турции идет огромный смерч, упирается верхним концом в небо, крутит по воде, а с боков как будто рукава крутятся. Дошел до берега и завертелся на месте. А потом как прыгнет на ближайший дом. Тут я взяла его и перекрестила. Он моментально упал. И такая невиданная пыль от него поднялась — не сказать.
По приезде я об этом смерче стала рассказывать Василию Ивановичу, а он признался мне: "А я сказал: пусть выйдет Нина и перекрестит".
В ноябре 1982 года по телевидению показывали похороны Л. Брежнева. В комнате, прямо в головах у Василия Ивановича, стоял телевизор — его всегда смотрела его сестра Александра. Глядя на похороны Л. Брежнева, Василий Иванович уливался слезами.
— Василий Иванович, чего ты плачешь? Надоел уж этот Брежнев. Мы все с ним замучились.
— Брежнев-то Брежнев, а ели при Брежневе досыта. Вот похоронят его — и уже этого не будет.
Предсказал старец и грядущую войну:
— Будет скоро война, всю молодежь заберут на фронт. И тюрьмы сделают за тысячу километров.
Сказал и о грядущей судьбе Православной Церкви. Обращаясь к отцу Виктору К., предрек:
— Вас, православных попов, отправят на покой, а приведут новых, "умных", и в нашу церковь поставят орган".
Свою духовную жизнь старец скрывал от всех, хотя и по-разному от разных людей. Часто он ходил вокруг церкви с мешком на плече, из кармана пиджака его торчал пряник. При этом говорил свою любимую присказку: "Я поеду в Иерусалим". И все же народ за его внешностью чувствовал присутствие Божией благодати. Обращали на него внимание и священники.
Отец Виктор К. вспоминает:
— Служил у нас в храме Неопалимой Купины пожилой священник отец Геннадий. Он много слышал о Василии Ивановиче. И вот решил "из первых рук" узнать, что тот собой представляет, что особенное знает. Вот он и говорит мне: "Отец Виктор, веди ко мне в гости Василия". — "Как я поведу? Если согласится прийти — позову". Я Василию Ивановичу говорю: "Вася, отец Геннадий приглашает в гости. Пойдешь?" — "Пойдем".
Пришли в гости. Отец Геннадий еще с каким-то священником вскоре завели Василия Ивановича в отдельную комнату. Два часа они его расспрашивали, все пытались узнать его тайну. А Василий Иванович все вокруг да около. Знай рассказывает: "Васеньку все-все любят: и Пимен Московский любит, и Иоанн Куйбышевский любит". Так ничего и не узнали, даже засомневались в нем: "А ты говорил — блаженный старец".
Действительно, у Василия Ивановича была такая манера прикрывать свою внутреннюю духовную жизнь внешним "хвастовством". Протоиерей Виктор К. рассказывает:
— Я в долгом общении (с 1973 года) с Василием Ивановичем понял: когда ему хочется уйти или переменить тему разговора, он перестает говорить нормально, а начинает "сказки рассказывать", речь становится совсем другая.
Сокрытию своей духовной жизни Василий Иванович уделял очень большое внимание. Недаром он любил говорить Нине Павловне: "Платочек показывай, про любовь не сказывай". При этом "сказки" свои рассказывал людям в меру их веры и характера. Нина Павловна, например, общалась с ним много лет и вела дневник. Это по-своему очень любопытный документ, куда она почти ежедневно заносила записи своих длинных разговоров с Василием Ивановичем. Любопытно, что, несмотря на многолетнее общение, Василий Иванович не уставал поддерживать с Ниной Павловной эту "сказочную" манеру общения, хотя иногда в самой "сказке" прорывались и духовные откровения. Одним лишь перечислением имен святых блаженный мог указать человеку его грехи и путь спасения — надо только понять потаенный смысл его речей. Так, Нине Павловне он сказал: "...Я сказал самарянке и Феодоре-блуднице (а Феодора — духовная дочь Василия, о которой часто упоминал Василий Иванович. — В.М.) о тебе — и они тебя знают. Также посылает тебе привет из Иерусалима Блаженная Нина...".
Василий Иванович признавался, хотя чаще всего в своей "сказочной" манере, что духом бывает во многих местах и знает многих людей. Нине Павловне доводилось по его благословению писать письма в Иерусалим:
— Ну-ка, садись. Сейчас будем с тобой писать письма. Будешь писать святому Андрею Критскому и Василию Иерусалимскому.
Трудно сказать, какого именно Василия имеет здесь в виду старец. А письмо к автору "Покаянного канона" святому Андрею Критскому было, конечно, внимательной письменной молитвой и побуждением к покаянию.
Когда письма были написаны, он говорил:
— Ну вот, я эти письма теперь отошлю.
Скорее всего это означало молитву к этим святым — за писавшего человека. Сам же он рассказывал Нине Павловне, что посылает эти письма "по воздуху":
— "Я послал письмо молнией, и оно через высоту Небесную попало в Иерусалим". И они приходят в Иерусалим, к Господу Богу на Престол Божий, в храме Гроба Господня. Утром приходят служить, а там письмо на Престоле. Говорят: "Письмо! Это только Васенька из Ульяновска мог прислать!".
Слышать мог лишь имеющий уши, ибо в "сказочных" речах блаженного Василия многое удивительно для непросвещенного ума. Вот лишь некоторые записи из дневника Нины Павловны:
"14.10.81 г. Покров Богородицы. Недавно Архистратиг Божий Михаил водил меня в новый дом. Алексей Божий человек поднял меня на Небеса и сказал: "В твои ворота трудно попасть: они тайно запечатаны"...
"18.10.81 г. Василий Уренский (старец, живший под Ульяновском в с. Урень — В.М.) опять приходил, звал: "Когда ты в новый дом перейдешь?". Я сказал: "Дай людей выучить, а сестра — та вовсе погибнет без меня".
"25.05.82 г. "Я видеть научился от Василия Уренского в тюрьме. И от Василия Иерусалимского и Андрея Критского".
"7.06.82 г. "Господь сказал: "Тебя не будет — время еще хуже будет: сперва нищих будут гонять, потом верующих, а ты не услышишь. Твое жилище на золотом замке, а ключ у Архистратига Михаила".
"4.02.84 г. (за несколько дней до смерти). "Меня ночью поднимали на небеса...".
Эти откровения, облеченные в полусказочную форму, соседствуют с простодушной сказкой о том, как английская королева принимала его во дворце своем: сама легла спать на полу, а Василий Иванович лег в королевскую кровать. Во дворце английской королевы "живет волк Котогаф", который "загрызает врагов", т.е. бесов... Этот сказочный фольклорный тон дополнялся у Василия Ивановича в общении с некоторыми людьми обращением к частушкам, популярным песням, загадкам. Иногда он цитировал отдельные строчки из популярных песен.
Епископ Варнава (Беляев) замечал, что не надо смущаться подобной речью юродивых Христа ради, которые часто могли говорить внешне грубо, неблагочестиво: "Верующие должны быть знакомы со стилем речи юродивых Христа ради, иногда бесстыдным, иногда беспощадным"... ("Тернистым путем к небу". М., 1996. С. 69).
У Василия Ивановича была своя выработанная манера скрывать глубину духовной жизни. Однако в необходимых случаях он отчетливо и ясно говорил о религии, о церкви, о поведении человека. Однажды Нина Павловна купила дочери джинсы. Наряд этот только еще начал входить в моду и производил уморительное впечатление на немолодых людей. Дочь Нины Павловны стала дома демонстрировать свою новую одежду перед матерью и ее сестрой. Те так смеялись, глядя на нее, что от хохота упали на пол. Бес попутал. Утром Нина Павловна встала вся разбитая и больная. Пошла к Василию Ивановичу:
— Василий Иванович, мне так плохо, так тяжело.
— А зачем смеялась? Отцу Небесному и Матери Божией не понравилось, как ты смеялась. Я тебя предупреждаю: если ты еще когда-нибудь будешь так смеяться, бесы в тебя войдут и больше не выйдут.
А ведь Нина Павловна еще не успела сказать ему, что вчера она до упаду хохотала. Старец духом узнал об этом.
Вот лишь некоторые из высказываний о религии, о мире и Царствии Божием:
"Нищим не надо набирать лишнего хлеба, а то Господь сказал: "Дам гнилой хлеб есть".
"Спина у тебя болит. Так велит Господь: дано тебе для испытания, терпи".
"Враг боится большого нательного креста".
"Котел страшнее, чем война".
"Котел еще страшнее ада и геенны. Там смола кипит".
"Ходить можно в церковь к ранней обедне только с молитвами".
"Когда увидишь Иерусалим, обложенный войсками, то суд при дверях. Скоро Господь должен судить".
"Как встанешь ото сна, скажи, перекрестившись: Боже щедрый и милосердый, благослови мои начинания и труды на пользу мне и ближним нашим и во славу Имени Твоего Всесвятого, Господи".
"Большой милостыней в рай не попадешь — могут и в котел закинуть".
"Господь сказал: одна Божия Матерь, только является везде по-разному".
"Продукты не перепродавай, а остальное Господь простит".
"Рак ест тех, которые не просят Бога".
"Многих тайн ты не знаешь, Нина".
"Куда поедем — там некогда будет поддаваться врагам, там будем служить Богу".
— Ты мне говорил, Василий Иванович, чтобы я купила себе что-нибудь.
— Да, купи себе кофту или платье на смерть.
— Белое лучше?
— Да.
"Я премудрости сперва научился от Бога Саваофа, Сына и Духа Святого, затем святого Иоанна Крестителя, а затем от Архистратига Божия Михаила".
"А Пимен как же узнал про меня? И Куйбышевский Иоанн (Снычев. — В.М.) полюбил. Кого руками благословляют, а меня накрывают чем-то".
"А Пимен Московский что меня полюбил? Я его в Вольске видел".
"Мне Господь несчетно говорил: "Ты должен получить наперсный крест и крест митрополитский".
"Дух Святый у меня не только на голове, но и на всем теле".
"Русский язык трудный, кто учится им говорить".
"Таких, как я, в стране нашей больше нет",
"Я удивляюсь, как это меня раньше Пимен Московский не знал. А сейчас знает. Наверное, Куйбышевский Иоанн написал или Даниил" (архимандрит Даниил служил в храме Воскресения Христова, похоронен на городском кладбище, у храма).
"Архиепископ Иоанн (Братолюбов. — В.М.) мне все просфору выносил. На кладбище с игуменьей Екатериной похоронены".
"Я послал в Иерусалим пять Священных книг".
"Опять себя во сне видел в образе на Иордане, в церкви пели с Василием, у которого Феодора была, блудница".
"Сестра кричит мне: "Вася! Вася!" А я и голоса не подал, и из обоих глаз слезы потекли. И сказал: "Уйдите, Христа ради, дайте мне поплакаться!".
А вот что говорил Василий Иванович о бесах, с которыми он вел беспрестанную духовную брань:
— Есть бесы нарядные: в коричневых, бирюзовых сорочках, в полосатых. Самые из них лютые — в белых сорочках и в желтых.
Тут же он давал своей "Феодоре" (Нине Павловне) свое всегдашнее наставление, как и в частушках, указывая на ее духовные язвы:
— А голова у тебя болит от того, что у тебя были "Гришка, Мишка и Щипай с гармошкой...".
Василий Иванович говорил, что бесы иногда входят в человека целыми стадами. Смотря какой грех. Человек согрешил — Бог в теле этого человека освобождает какое-то место для бесов. Они садятся до той поры, пока Господь не простит человеку этот грех и не "уволит" бесов. Бесы выходят из человека часто с воздухом, в том числе и через отрыжку. Надо при этом крестить рот, а иначе — могут снова войти.
Василий Иванович говорил, что нужно постоянно ходить в церковь, поститься во все отведенные для этого Церковью дни.
Нина Павловна рассказывает:
— Однажды я устала от поста сильно. Едва встала и поехала к Василию Ивановичу. "Василий Иванович, я поститься не могу". — "Садись. Ближе садись. Еще ближе. Поститься надо". — "Не могу, нет сил". — "Поститься надо", — тихо так сказал и серьезно. Я у него побыла. Приехала домой. Куда и головная боль делась. Спокойно и легко держала пост, в радость. Он меня защитил. И таких случаев было много.
Скорби Василия Ивановича возросли особенно в конце жизни, когда он стал сильно болеть. Нина Павловна в обеденный перерыв имела возможность заходить к нему домой, — благо ее контора находилась тоже на улице Федерации. Принесет ему пирожок — он съест. И минут на двадцать заглянет после работы. Вспоминает об этом времени:
— Сестра Василия Ивановича — Александра — относилась к нему безобразно. Однажды я купила ему сорочку. Помню, как Александра снимала с него эту сорочку: так жестоко и резко сдергивала, что у него все тело колыхалось из стороны в сторону — буквально рвала с него эту рубашку. А сорочка ему понравилась. Сидит и глядит на нее.
За три дня до его смерти я зашла к нему. Он лежит расслабленный и спрашивает меня:
— Я изменился?
— Ты знаешь, ты очень стал желтый.
Через некоторое время он опять спрашивает:
— Я изменился?
— Ты очень стал желтый.
В это время сестра вставляет с жалобой в голосе:
— Из-за него не могу телевизор посмотреть.
В конце жизни он несколько лет так сильно болел, что уже не ходил в церковь и не выходил на улицу.
С декабря 1983 года Василий Иванович очень сильно ослабел. Давление стало 240. Лицо отекло, вид изможденный, говорил шепотом, рука левая посинела, ноги были бесчувственными и холодными. А по ночам, свидетельствует его сестра, он разговаривал. "Я с ангелами разговаривал", "меня ночью поднимали на Небеса".
15 февраля 1984 года, в светлый праздник Сретенья Господня, в 5 часов утра протоиерей Виктор К. пришел к Василию Ивановичу домой и причастил его Святых Христовых Тайн. Василий Иванович поговорил с отцом Виктором в последний раз. Отец Виктор рассказывает:
— Я спросил его, как он себя чувствует. А он ответил, как Симеон Богоприимец: "Ныне отпущаеши". Посмотрел на меня долго, прощался. А к обеду умер.
Перед смертью он еще попрощался с Ниной Павловной:
— Он протянул левую руку и сжал мою руку. "Ты что, прощаешься?" — Василий Иванович промолчал.
Со среды до субботы тело Василия Ивановича находилось дома. Василий Иванович нисколько не изменился, а глазами все, кажется, улыбался.
Вся жизнь Василия Ивановича прошла в скорбях и трудностях. Такими же были и похороны. Когда гроб выносили из церкви, на паперти кто-то упал, гроб уронили. Вынесли на улицу, а катафалка нет. Почти час гроб на стульях стоял возле церкви. Приехали на кладбище, а могила не готова. Все Василий Иванович претерпел до конца.
Похоронен Василий Иванович на Ишеевском кладбище. Протоиерей Виктор К. сам сделал ему могильный крест.
|
