Л. П. Крысин
В последнее время появился ряд лингвистических работ, посвященных изучению состояния русского языка в конце XX столетия и происходящих в нем изменений; см., например [О состоянии…1991; Дуличенко 1994; Костомаров 1994; Ферм 1994; Кёстер-Тома 1993, 1994; Купина 1995; Рождественский 1995; Zybatow 1995; Русский язык…1996; Русский язык 1997; Шапошников 1996, 1998] и нек. др.
Авторы этих работ исследуют новшества в лексике русского языка (см., например: [Сальников 1992; Ферм 1994]), в частности многочисленные иноязычные заимствования, по преимуществу - американизмы [Брейтер 1997; Костомаров 1996; Крысин 1996], в семантике, словообразовании, грамматике [Ермакова 1996, 1997; Земская 1996; Гловинская 1996, Норман 1998], в стилистических характеристиках слова и в соотношении функциональных стилей и речевых жанров [Какорина 1992, 1996; Виноградова 1998; Жанры…1997, 1999], в стереотипах речевого поведения [Винокур 1993]. Отмечаются социальные причины происходящих изменений: демократизация русского общества, деидеологизация многих сфер человеческой деятельности, антитоталитарные тенденции, снятие разного рода запретов и ограничений в политической и социальной жизни, «открытость» к веяниям с Запада в области экономики, политики, культуры и др.
Разумеется, влияние этих факторов на язык обычно осуществляется не прямо, а опосредованно. В некоторых случаях даже трудно определить, какие внешние причины способствуют, скажем, активизации той или иной словообразовательной модели или синтаксической конструкции (но специальный анализ может показать, что толчком к такой активизации послужили социальный по своей природе стимулы; примеры подобного анализа см. В работах [Русский язык…1968, кн.2 и 3; Русский язык…1996]. Однако на некоторых участках языка связь происходящих в нем изменений с изменениями в обществе проявляется более отчетливо: так обстоит дело, например, с увеличением потока англоязычных заимствований, с активизацией некоторых речевых жанров, предполагающих спонтанность речи и относительную свободу речевого поведения (таковы, например, жанры радио- и телеинтервью, в советское время влачившие жалкое существование, - см. об этом, в частности, в работе [Голанова 1997], - разнообразные ток-шоу, телевизионные игры с множеством участников и т. п.).
Изменения в обществе влияют и на взаимоотношения подсистем, которые в совокупности составляют систему русского национального языка, на качественные и количественные характеристики каждой из этих подсистем.
Именно этому посвящена данная статья. В ней рассматриваются (по необходимости - в сжатой форме) изменения в социальном и коммуникативном статусе разных подсистем русского национального языка, произошедшие (и продолжающиеся) в последней четверти нынешнего столетия, в соотношении этих подсистем друг с другом.
Мы будем исходить из традиционного членения русского языка на следующие социально и функционально обусловленные подсистемы:
- литературный язык (стандарт);
- территориальные говоры;
- городское просторечие;
- групповые жаргоны (профессиональные и социальные).
1. Социально обусловленные процессы в литературном языке
Изменения в литературном языке обусловлены не столько демократизацией контингента владеющих литературной речью (как это было, например, в 20-е годы, когда к традиционному носителю литературного языка - интеллигенции - прибавились значительные по численности группы выходцев из рабочих и крестьян), сколько вхождением в публичную жизнь таких групп людей, которые в своих привычках и пристрастиях связаны с разного рода жаргонами и другими формами нелитературной речи. Кроме того, отход в области социальной жизни общества от канонов и норм тоталитарного государства, провозглашение свободы как в общественно-политической и экономической сфере, так и в человеческих отношениях сказываются, в частности, на оценках некоторых языковых фактов и процессов: то, что раньше считалось принадлежностью социально непрестижной среды (преступной, мафиозной, просто малокультурной), начинает приобретать «права гражданства» наряду с традиционными средствами литературного языка. Ср.:
«Мы не замечаем, как криминал входит в быт, в лексикон, как языком зэков и урок заговорили телевидение и радио, как поменялись местами минусы и плюсы общественного поведения, как отмененными оказались вековые заповеди и табу, выработанные человечеством для самозащиты» (Известия, 11 ноября 1997 г.).
Как следствие этих процессов происходит «смягчение литературной нормы» (Норман 1998:67), допущение в литературный речевой оборот таких средств, которые до недавнего времени считались принадлежностью некодифицированных подсистем русского национального языка.
Массовое вхождение в литературно-речевой обиход инноваций вызывает необходимость оценки этих элементов как с позиций нормы, так и в отношении их социальной маркированности: многие из новшеств имеют отчетливо выраженное «социальное происхождение». Рассмотрим здесь только некоторые из социально маркированных фактов, характерных для литературной речи обсуждаемого периода.
1.1. Так, обращает на себя внимание чрезвычайная активизация форм множественного числа существительных мужского рода с ударными флексиями: взводА, срокА, обыскА, тросА, приискА, вызовА, сейнерА, тортА, супА, юпитерА и под. Многие из этих форм проникают в литературный речевой обиход из профессиональной среды: взводА (взводОв, взводАм и т.д.) - из речи военных; срокА и обыскА - из речи прокурорских и милицейских работников (ср.: Незаконно увеличиваются срокА пребывания подследственных в СИЗО. - Из выступления по телевидению зам. Министра юстиции России, 11.06.99; Прокуратура дала санкцию на проведение обыскОв в помещениях обеих фирм. - Телевидение, май 1999, из выступления милицейского начальника). Работники скорой помощи сетуют на то, что в иную ночь у них бывает по несколько вызовОв, кулинары рассказывают о том, как они варят супА и изготовляют тортА, строителям не дают покоя слабые такелажные тросА, старатели вслух выражают недовольства задержками зарплаты на приискАх и даже писатель Михаил Жванецкий признался, что устал стоять под светом юпитерОв (телевидение, 24.07.99), а скульптор В. Малолетков считает Мухину одним из великих скульпторОв XX века (телевидение, 5.07.99).
Распространенность подобных форм в профессиональной речи отмечалась лингвистами давно (об истории изучения этого явления см. [Русский язык…1974:179-187]), однако значительное увеличение частотности этих форм в публичной речи - по радио, телевидению, в газете - можно считать характерной чертой последнего десятилетия XX в. (приведенные примеры взяты нами как раз из публичной речи говорящих, главным образом из выступлений по телевидению и радио).
1.2. Социально маркированы некоторые факты словоупотребления и синтаксиса. Так, из языка военных распространился в общее употребление глагол задействовать (первоначально он употреблялся, по-видимому, применительно к новым подразделениям, вводимым в военную операцию: задействовать дивизию, задействовать резервы главного командования), особенно активно используемый сейчас в языке административных документов и вообще характерный для речи чиновников.
Чиновничий язык порождает такие непривычные для традиционного литературного словоупотребления образования, как проговорить, обговорить в значении ‘обсудить’ (необходимо проговорить этот вопрос на совещании; Обговорим это позднее), озадачить в значении ‘поставить перед кем-н. какую-н. задачу’ (Главное - озадачить подчиненных, чтобы не болтались без дела), подвижка (Произошли подвижки по Югославии. - Из выступления В.С. Черномырдина), наработки (По этой проблеме у нас уже есть некоторые наработки), конкретика (Документ важный, но надо наполнить его конкретикой, применить к реальным ситуациям в разных префектурах Москвы. - Телевидение, июнь 1999, выступление сотрудника Московской мэрии) и нек. др.
1.3. Из новшеств в области синтаксиса отметим только два (но весьма характерных) факта - активизацию конструкций с предлогом по и специфическое управление глагола заказать.
1.3.1. Возникшая в чиновничьей среде конструкция с предлогом по типа: переговоры по Боснии, голосование по кандидатуре NN, инициатива по Чечне, договоренность по Газпрому (предлог по в этой конструкции выражает «валентность темы» - см.: Иомдин 1993:253; М.Я. Гловинская отмечает, что конструкция с по может являться результатом «компрессии текста»: «Выражению программа по земле соответствует словосочетание программа изменения законов пользования землей. по пользованию землей» - см.: [Гловинская 1996:250]).
Как правило, синтаксическим хозяином в этой конструкции является отглагольное существительное, в норме не управляющее предложно-падежной группой с предлогом по; ср.: переговоры, договоренность о чем-либо, голосование за кого-либо, инициатива в чем-либо. Встречаются и сочетания, где в качестве подчиняющего компонента употребляется не существительное, а глагол, в традиционном литературном языке не способный управлять предлогом по: Мы, кстати, встречались с Гайдаром и по банку, и по Парамоновой (В.С.Черномырдин); Необходимо договориться с МВФ по российскому долгу, по его реструктурированию (М.М. Задорнов, министр финансов России).
Конструкции с предлогом по этого типа частотны в языке средств массовой информации, в устных выступлениях представителей власти, политиков, финансистов, бизнесменов, то есть наблюдается достаточно широкий «разброс» этой конструкции по разным функциональным разновидностям речи и разным социальным слоям и группам носителей русского языка. Однако нельзя не отметить тот факт, что эта конструкция мало характерна для устно-разговорной речи социальных групп, не связанных с указанными выше сферами деятельности (власть, политика, финансы, бизнес), - например, для речи гуманитарной интеллигенции.
1.3.2. Глагол заказать в нормативном его употреблении управляет объектом, который может выражаться только неодушевленным существительным - как конкретным, так и абстрактным (заказать костюм в ателье, заказать столик <ужин> в ресторане и т.п.). Сейчас этот глагол стал употребляться в значении ‘подготовить, организовать убийство кого-либо’ и управлять объектом, который выражается существительным, обозначающим лицо: Киллерам заказали известного политического деятеля, и они привели заказ в исполнение: вчера NN был убит возле своего дома (из газет). Оставаясь в рамках литературной нормы, следовало бы сказать: заказали убийство политического деятеля.
Оборот «заказать + S род одуш», представляющий собой результат стяжения нормативной конструкции, родился в речи мафиозных, преступных групп в конце 80-х - начале 90-х гг. XX в., а в современной языковой ситуации он широко используется представителями самых разных социальных слоев.
1.4. Последний из рассмотренных нами примеров - специфическое употребление глагола заказать - один из великого множества фактов, свидетельствующих о явлении, весьма характерном для состояния литературного русского языка в 80-90-х годах нынешнего столетия, - о его значительной жаргонизации.
Этот процесс находит отражение прежде всего в устно-разговорной разновидности литературного языка, в непринужденной речи его носителей при их общении со «своими», с людьми близкими и знакомыми. Однако многие жаргонизмы проникают и на страницы печати, в радио- и телеэфир. Таковы, например, жаргонные по своему происхождению, но весьма частотные в разных стилях и жанрах современной литературной речи слова и обороты: крутой (калька англ. tough) - о человеке: решительный и хладнокровный, производящий сильное впечатление на окружающих этими своими качествами; тусовка - собрание людей, объединенных общими интересами (чаще других тусуются артисты, музыканты, журналисты, политики); разборка - (выяснение отношений, обычно агрессивное, с применением насилия; заложить - предать кого-нибудь, донести на него, лимон - миллион рублей или долларов (применительно к другим денежным единицам лимон, кажется, не употребляется); кинуть - обманным путем выманить более или менее крупную сумму денег (Кинули меня на пол-лимона); вешать лапшу на уши - рассказывать набылицы, врать с какой-либо корыстной целью; крыша едет, поехала (у кого-либо) - некто сошел (сходит) с ума или просто стал плохо соображать, и др.
Многие из подобных жаргонных элементов утрачивают свою социальную прикрепленность, становятся хорошо известными и употребительными в разных социальных группах носителей русского языка. Это дает основание некоторым исследователям (см. [Земская, Розина 1994; Ермакова, Земская, Родина 1999]) говорить о начале формирования так наз. общего жаргона - языкового образования, которое не просто занимает промежуточное положение между собственно жаргонами (скажем, тюремно-лагерным, воровским, нищенским и др.), с одной стороны, и литературным языком, с другой, но и активно используется носителями литературного языка в неофициальной обстановке (ср. Похожий функциональный статус общего сленга и общего арго в современных American English и французском языке - см. об этом [Швейцер 1983; Хорошева 1996]).
Несомненно, жаргонная лексика и фразеология огрубляет литературную речь, и неумеренное и неуместное ее использование резко контрастирует с традициями речевого общения в культурной социальной среде. Но надо сказать, что жаргонизация литературной речи вполне в духе одной из тенденций, которые присущи современному речевому общению, - тенденции к огрубению речи. Эта тенденция проявляется в значительном увеличении употребительности на страницах газет, художественной литературы, в публичных выступлениях политиков грубопросторечных слов типа сука, сволочь, падло, подонок, гад и под., лексики, связанной с отношениями полов: трахать, трахаться, кончить, давать, и даже обсценной лексики, которую нередко можно слышать с кино- или телеэкрана и видеть на газетной полосе. Социальные причины подобного огрубения речи очевидны (о некоторых из них см. в работе: Крысин 1994): какова жизнь, таков и язык этой жизни.
2. Социально обусловленные процессы в территориальных говорах
Узкий и всё более суживающийся состав носителей территориальных говоров сказывается и на характере их функционирования. Обычно говорят, что сфера употребления территориального диалекта - устные формы общения. Однако для современного состояния диалектных систем такое указание недостаточно. Функции более или менее чистого диалекта неуклонно уменьшаются, и сейчас наиболее типичными сферами его использования являются семья и разного рода ситуации непринужденного общения односельчан друг с другом. Во всех иных коммуникативных ситуациях можно наблюдать смешанные формы диалектной речи, в которых диалект осложнен, «разбавлен» разного рода иносистемными элементами - например, словами и синтаксическими конструкциями литературного языка, городского просторечия (так наз. «полудиалектная речь», о которой диалектологи писали уже тридцать лет назад, - см., например [Коготкова 1970; Орлов 1968]). Петербургский исследователь А.С. Герд ввел в научный оборот термин «региолект», под которым он имеет в виду «особый переходный тип между диалектом, наречием, с одной стороны, и просторечием, жаргоном, с другой… Региолект охватывает ареал ряда смежных диалектов, но ярче всего он представлен в городах и поселках городского типа» [Герд 1998:20-21].
Речь жителей современной деревни, во-первых, расслоена социально и, во-вторых, имеет ситуативную обусловленность; иначе говоря, она отличается свойствами, которые традиционно считаются специфическими для литературного языка. Социальная и ситуативная неоднородность современного территориального диалекта - следствие происходящих в нем изменений, совершающихся под мощным воздействием литературного языка, а также следствие значительных социально-экономических преобразований в деревне, в нынешних условиях ведущих к утрате деревенским хозяйством экономической самостоятельности, к его зависимости от города и его экономики. Отсюда - более тесные, чем раньше, контакты с городским населением, которое в массе своей является носителем литературного языка или носителем просторечия. Кроме того, постоянное воздействие на жителя современной деревни языка средств массовой информации - прежде всего, радио и телевидения - во всем его жанровом разнообразии способствует формированию представления о более или менее жесткой прикрепленности тех или иных форм речи к определенным ситуациям общения. И хотя это представление, как правило, не перерастает в активный навык: носитель диалекта обычно не может строить свою речь в повседневных коммуникативных ситуациях в соответствии с нормами функционально-стилистических разновидностей литературного языка, - речевое поведение сельского жителя меняется под влиянием моделей речевого поведения горожан. Да и в наборе языковых средств, которыми пользуется житель современной деревни, много такого, что не характерно для территориального говора: исследователи отмечают в этом наборе элементы публичного стиля, которые проявляются в ситуациях собраний, совещаний и т.п.., официально-деловой речи, в области словоупотребления - общественно-политическую и производственно-техническую терминологию.
В социолингвистическом отношении существенной особенностью современного функционирования территориальных говоров является определенная специфика языкового сознания их носителей: отношение к диалекту как к единственному и естественному средству общения замещается у большинства сельских жителей отчетливо выраженной ориентацией на литературный язык, оценкой его как более престижной коммуникативной подсистемы, а своего говора - как подсистемы социально и функционально ущербной. Ср.: «…в самосознании носителей диалекта их собственная речь воспринимается «вторым сортом» по сравнению с «городской» речью: “Мы серо говорим” и т.п.» [Булатова и др. 1975:37]. Немалую роль в этом самоуничижении сыграла советская школа, в которой преподавание русского языка велось (и ведется до сих пор) с исключительной ориентацией на литературный язык при одновременном третировании диалектной речи как неграмотной, при полном пренебрежении к культурной ценности диалектов и к их роли как в истории национального языка, так и в процессе пополнения литературной речи новыми выразительными средствами.
3. Социально обусловленные процессы в городском просторечии
Просторечие - наиболее своеобразная подсистема русского национального языка. Не вдаваясь в детальное сопоставление русского просторечия с близкими - по их функциональным и коммуникативным свойствам - подсистемами других национальных языков (см. об этом [Крысин 1989:51-53]), укажем на характерную черту современного состояния этой подсистемы русского языка - его расслоение на две разновидности, «старую» и «молодую».
Например, в области просторечной лексики обращают на себя внимание, с одной стороны, единицы типа пущай, страмить, ндравиться, ейный, скидавать и под., обнаруживающие близость с соответствующими диалектными фактами, а с другой - слова и обороты типа поправиться (= ‘прибавить в весе’: Она на два кило поправилась); оформить брак, организовать закуску (примеры из работы [Капанадзе 1984:129]); деловой (Ишь ты, деловая какая! Сама прошла бы [в троллейбусе]; будь здоров (Девка тоже будь здоров!); костыли в значении ‘ноги’ (см. [Ермакова 1984:131,133,136]) и т.п., явно не диалектного происхождения. В связи с такого рода различиями делаются попытки выделить среди носителей просторечия две возрастные группы, различающиеся по набору используемых ими просторечных средств: до 60 лет и старше. «В речи старшей возрастной группы встречаются некоторые слова, характерные для так называемого старого просторечия: туды, отсюдова, охальник, хворый, кликать, дух (в значении “запах”)… Эта категория людей, как правило, не употребляет современную просторечную фразеологию, очень характерную для речи молодежи и людей среднего поколения. Речь более молодых носителей просторечия сближается с современным молодежным жаргоном и не всегда отличается в употреблении некоторых фразеологизмов от речи носителей литературного языка: рога обломать, выпасть в осадок, вешать кому-то лапшу на уши…» [Ермакова 1984:139-140].
Таким образом, выделяются два круга носителей современного просторечия: горожане старшего возраста, не имеющие образования (или имеющие начальное образование), речь которых обнаруживает явные связи с территориальным диалектом (в работе [Крысин 1989] мы обозначили эту разновидность как просторечие-1), и горожане среднего и молодого возраста, имеющие незаконченное среднее образование и не владеющие нормами литературного языка; их речь лишена диалектной окраски и в значительной степени жаргонизирована (просторечие-2).
Возрастная дифференциация носителей просторечия дополняется различиями по полу: владеющие просторечием-1 - это преимущественно пожилые женщины, а среди пользующихся просторечием-2 значительный (если не преобладающий) процент составляют мужчины.
3.1. Просторечие-1 отличается специфическими чертами на всех уровнях - фонетическом, морфологическом, лексико-семантическом, синтаксическом.
3.1.1. В области фонетики это, например, такие черты, как устранение зияния между соседними гласными в слове (радиво, пиянино), ассимиляция гласных соседних слогов (вилидол вместо валидол, пиримида вместо пирамида), упрощение групп согласных путем вставки гласного (жизинь, рубель), диссимиляция согласных (дилектор, колидор, транвай), упрощение слоговой структуры слова (витинар вместо ветеринар, матафон вместо магнитофон) и нек. др. (подробнее см. [Розанова 1984; Крысин 1989]).
3.1.2. В области морфологии и словообразования характерными особенностями просторечия-1 являются такие: аналогическое выравнивание основ (рот - в роту, ротом; хочу - хочем, хочете, хочут), иная, чем в литературном языке, родовая отнесенность некоторых существительных (свежая мяса, кислый яблок) или иной тип склонения (церква, простынь, болезня), смешение форм родительного и дательного падежей у существительных женского рода (был у сестре - поехал к сестры) и нек. др. (подробнее см. [Земская, Китайгородская 1984]).
4.1.3. В области лексики и лексической семантики характерным является наличие довольно большого числа слов, по форме отличающихся от слов литературного языка: серчать, пущай, шибко, акурат, харич, давеча и под., многик из которых исторически являются диалектизмами. Некоторые слова, по форме совпадающие с литературными, имеют специфическое значение: гулять в значениях ‘праздновать’ и ‘иметь интимные отношения’ (Мы на Май два дня гуляли; Она с ним три месяца гуляла), уважать в значении ‘любить’(Я огурцы не уважаю), разнос вместо поднос, обставиться в значении ‘обзавестись мебелью’ и т.п.
Некоторые слова употребляются в «размытом» значении: атом (Они без конца с этим атомом носятся), космос (Ни зимы, ни лета теперь путного нет, а всё космос!) [Журавлев 1984:120]. Наблюдается тенденция к употреблению в личном значении слов, которые в литературном языке не могут употребляться в значении лица: Это всё диабеты идут (вместо: больные диабетом), Наша медсестра за контингента замуж вышла (то есть за человека, принадлежащего к контингенту тех, кого обслуживает данная поликлиника), Дочка, это кто - не рентген пошел? (имеется в виду рентгенолог); о причинах подобной семантической трансформации см. [Крысин 1995]. О лексических особенностях русского просторечия см. также [Koester-Thoma 1996:128-142].
3.1.4. Синтаксическая специфика просторечия-1 проявляется, например, в таких конструкциях (они отмечены Т.С. Морозовой - см. [Морозова 1984]): употребление полной формы страдательных причастий с перфектным значением и полных прилагательных в именной части сказуемого (Обед уже приготовленный: Пол вымытый; Дверь была закрытая; Я согласная); употребление в той же функции и синтаксической позиции деепричастий на -вши и -мши (Я не мывши вторую неделю; Он был выпимши); употребление творительного падежа некоторых существительных для обозначения причины (Он умер голодом; Она ослепла катарактой), специфическое управление при словах, формально и по смыслу совпадающих с литературными (никем не нуждаться; Что тебе болит? Она хочет быть врач) и нек. др.
3.2. Просторечие-2 представляет собой разновидность, менее яркую, чем просторечие-1, и менее определенную по набору типичных для нее черт. В области лексики она тесно сближается с общим жаргоном (ср. трудность функционально-стилистической квалификации таких слов и оборотов, как беспредел, возникать, оттянуться, наезжать, придурок, прокол, штука (тысяча рублей или долларов) и под: это единицы общего жаргона или единицы просторечия-2?), а также с некоторыми социальными жаргона наркоманов, употребляющиеся и в просторечии-2.
В области фонетики и морфологии просторечие-2 менее специфично, чем просторечие-1: фонетические и морфологические особенности имеют спорадический, случайный характер и нередко локализованы в отдельных словах и словоформах. Например, диссимиляция согласных по месту и способу образования представлена здесь фактами типа транвай, в словах же типа директор, коридор, где расподобление согласных более ярко, контрастно, диссимиляции не происходит. Почти не встречается в просторечии-2 такое яркое явление, как устранение зияния между гласными (радиво, пиянина). Отличия от литературного языка в родовой отнесенности некоторых существительных хотя и наблюдаются, но у значительно меньшего круга слов и в менее «бросающихся в глаза» случаях: так, толь, тюль, шампунь склоняются как существительные женского рода (пришлось крыть крышу толью, занавески из тюли, вымыла голову новой шампунью), а мозоль - как мужского, но слова типа мясо, село не употребляются как существительные женского рода (что свойственно просторечию-1).
Для просторечия-2 характерно использование диминутивов типа огурчик, документики, справочка и под., среди которых встречаются формы, образованные по специфической модели, не представленной в литературном языке: ср. мяско при литературном мясцо. Диминутивы оцениваются носителями просторечия-2 как формы вежливости. Ср. в речи медсестры при обращении к взрослому пациенту: Подбородочек вот сюда поставьте, а грудочкой прижмитесь к краю стола; в речи официантки: Вот ваш лангетик, а водичку я сейчас принесу; в речи парикмахера: Вам височки прямые или косые сделать?
В социальном отношении совокупность носителей просторечия-2 чрезвычайно разнородна и текуча во времени: здесь и выходцы из сельской местности, приехавшие в город на учебу или на работу и осевшие в городе; и уроженцы небольших городов, находящихся в тесном диалектном окружении; и жители крупных городов, не имеющие среднего образования и занятые физическим трудом; носителей просторечия-2 немало среди представителей таких несхожих профессий, как продавцы, грузчики, портные, парикмахеры, официанты, железнодорожные проводники, сапожники, уборщицы и др. С коммуникативной точки зрения более живо, активно именно просторечие-2, а просторечие-1 постепенно сходит на нет.
4. Социально обусловленные процессы в групповых жаргонах
Групповыми мы называем две разновидности жаргонов - профессиональные и социальные.
4.1. Для современной ситуации характерно полное вытеснение из сферы коммуникации профессиональных жаргонов, обслуживавших кустарные профессии: ср., например, детально описанные В.Д.Бондалетовым жаргоны офеней, шаповалов, шерстобитов, сыроваров и др. [Бондалетов 1974], - и активная коммуникативная роль жаргонов, которые обслуживают новые профессии, например, жаргона «компьютерщиков».
Компьютерный жаргон целиком основан на английской по происхождению терминологии. Однако носители этого жаргона не просто приспосабливают английские технические термины к русской языковой почве, а всячески обыгрывают эти термины, искажая их, сближая с русскими словами, наполняя двойным смыслом и т.п. - и всё это с сознательной установкой на шутку, на каламбур. Это получается достаточно легко и непринужденно, тем более, что «творцы» компьютерного жаргона - люди, в массе своей молодые, недалеко ушедшие от студенческого времени с его столь же шутливым, ёрническим молодежным жаргоном, свободно искажающим и обыгрывающим английские слова (ср., например, такие намеренные искажения, как герла, пренты, шузы, трузера, вайтовый, ворковать - от to work ‘работать’, аскать - от to ask ‘спрашивать’, фейсануть ‘ударить по лицу’ - от face ‘лицо’ и т.п.).
Помимо вполне «серьезной» специальной терминологии, которая в последнее время становится популярной не только среди специалистов, но и на страницах печати, в передачах по радио и телевидению, в устном общении представителей интеллигенции (типа дисплей, файл, интерфейс, драйвер, сайт и мн. др.), в сфере компьютерной обработки информации обращается масса шутливых, но понятных только профессионалу словечек и оборотов, которые и придают компьютерному «языку» свойства профессионального жаргона. Ср., например, такие образцы намеренной русификации английских терминов: пижамкер (из page maker), брякпойнт (из break point), чекист (из названия текстовой программы Check It), трупопаскаль (язык Turbo Pascal), Емеля (из E-mail) и т.п. (примеры из работы [Шейгал 1996]; см. также: [Садошенко 1995].
Многие общеупотребительные слова получают здесь своеобразное употребление, либо изменяя свое значение, либо вставляясь в непривычный (для литературного языка) контекст: компьютер зависает, отказывает, в него загружают информацию, которую можно скачать на дискету, распечатать на принтере, а в случае ее ненужности - переместить в корзину. Начинающего пользователя называют чайником (и даже есть специальные пособия по работе на компьютере, адресуемые чайникам), в отличие от истинного пользователя, к которому применяют англицизм юзер (англ. user - от to use ‘пользоваться’), и от того, кто только мнит себя знатоком компьютеров, но в действительности таковым не является, за что получает прозвище ламер (от англ. lame ‘хромой, слабый’).
Ввиду всё возрастающей роли компьютеров и процесса компьютеризации разных сторон человеческой деятельности компьютерный жаргон делается социально активным, как бы попадает в фокус социального внимания. Разумеется, свои профессиональные «языки» имеют и многие другие отрасли науки и техники, и в свое время некоторые из них также были в фокусе социального внимания: например, в 50-60-е годы такую роль играл профессиональный «язык» физиков-ядерщиков, немного позднее - жаргон, обслуживающий сферу космических исследований и разработок; в 70-е - начале 80-х модными становятся некоторые слова и обороты, используемые разного рода экстрасенсами, йогами, телепатами (и до сих пор слова аура, энергетика, биополе, транс и под. в ходу не только у парапсихологов).
В 90-х годах из всех других профессиональных жаргонов по своей коммуникативной роли явно выделяется компьютерный жаргон - не только как средство внутригруппового общения, но и как своеобразный символ времени.
4.2. До сравнительно недавних пор в отечественной русистике считалось, что коммуникативная роль социальных жаргонов и арго невелика, во всяком случае она гораздо меньше, чем коммуникативная роль литературного языка и даже профессиональных жаргонов. У этого мнения были некоторые основания. Так, достаточно хорошо развитое в дореволюционное время нищенское арго к середине XX века как будто полностью утратило свою социальную базу; арго беспризорников, впитавшее в себя многие элементы блатного жаргона и бывшее довольно активным в 20-е годы, позднее угасает, не имея устойчивого контингента носителей. Однако в конце века оба арго возрождаются на новом социальном и языковом материале, поскольку множатся ряды и нищих, и беспризорников, которые пользуются некоторыми специфическими формами языкового выражения, по большей части отличными от тех, что были в ходу у их предшественников. Эти два арго составляют лишь часть многоцветной палитры современных социальных жаргонов и арго: они существуют наряду с языковыми образованиями, которыми пользуются уголовники, мафиози, проститутки, наркоманы, фальшивомонетчики, карточные «кидалы» и другие социальные группы, составляющие некоторую часть городского населения современной России.
Эти многочисленные жаргоны по большей части несамостоятельны, «перетекают» друг в друга: например, жаргоны наркоманов, проституток и нищих имеют значительное пересечение в области лексики и фразеологии, у сленга хиппи немало общих элементов со студенческим жаргоном, «челноки» активно используют в своей речевой деятельности торговое арго и т.д.
В основе этого многообразия лежит тюремно-лагерный жаргон. Он сформировался в социально пёстрой среде советских лагерей и тюрем на протяжении ряда десятилетий. Восприняв многое из лексико-фразеологического арсенала дореволюционного воровского арго, тюремно-лагерный жаргон значительно расширил не только набор выразительных средств, но и социальный состав тех, кто им активно пользовался: с ним были знакомы, его активно употребляли как «воры в законе», «домушники», «медвежатники», «скокари», «щипачи» и прочие представители уголовного мира, так и недавние инженеры, совпартслужащие, военные, крестьяне, врачи, поэты, журналисты, студенты, рабочие - словом, все те, кто составлял многомиллионное население сталинских лагерей.
Тюремно-лагерный жаргон нашел отражение и в литературе, особенно в начале 60-х и в 80-е гг., - в прозе А.И. Солженицына, В.Т. Шаламова, В.П. Гроссмана, А.Н. Рыбакова, А.В. Жигулина, О.В. Волкова, А. Марченко, в поэзии В. Высоцкого, А. Галича и других.
В современных условиях тюремно-лагерный жаргон находит себе новую «среду обитания» и модифицируется в указанных выше
социальных группах, пополняясь новообразованиями и изменяя значения традиционно используемых языковых средств; ср., например: напарить ‘обмануть’, капуста ‘деньги’ (первоначально только о долларах - из-за их зеленого цвета), поставить на счетчик ‘начать ежедневно увеличивать проценты от неуплаченного вовремя долга’ и мн. др.
В последнее десятилетие появилось немало лингвистических работ и лексикографических изданий, посвященных социальным жаргонам; см., например: [Балдаев и др. 1992; Быков 1994; Грачёв 1992; Дьячок 1992; Елистратов 1994; Ермакова, Земская, Розина 1999; Зайковская 1993; Земская, Розина 1994; Кёстер-Тома 1993, 1994; Рожанский 1992; Юганов, Юганова 1997] и др. Столь заметный всплеск исследовательского интереса к жаргонам вполне понятен: раньше в отечественной русистике это была запретная тема, поскольку официальная пропаганда предписывала считать несуществующими такие социальные явления, как проституция, наркомания, рэкет и др. В наши дни эти всегда существовавшие «язвы» на теле общества необычайно разрослись и приобрели новые формы. Тем самым социальная база соответствующих жаргонов еще более реальна и осязаема, чем раньше, и задача русистики заключается, в частности, в том, чтобы изучить многообразие современных социальных жаргонов и их связи с порождающей эти жаргоны человеческой средой.
Список литературы
Балдаев Д.С., Белко В.К., Исупов И.М. (1992), Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона. Речевой и графический портрет советской тюрьмы.
Бондалетов В.Д.(1974), Условные языки русских ремесленников и торговцев. Рязань.
Брейтер М.А.(1997), Англицизмы в русском языке. Москва.
Булатова Л.Н., Касаткин Л.Л., Строганова Т.Ю.(1975), О русских народных говорах. Москва.
Быков В.(1994), Русская феня. Смоленск.
Виноградова В.Н.(1998), О некоторых изменениях в стилистике русского языка. - В: Stylistyka VII. Варшава, 135-157.
Винокур Т.Г.(1993), Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. Москва.
Герд А.С.(1998), Диалект - региолект - просторечие. - В: Русский язык в его функционировании. Тезисы докладов международной конференции.Москва, 20-21.
Гловинская М.Я.(1996), Активные процессы в грамматике. - В: Русский язык конца XX столетия (1985-1995). Под ред. Е.А.Земской. Москва, 237-304.
Голанова Е.И.(1997), Изменения в жанре интервью. - В: Русский язык 1997, 81-103.
Грачёв М.А.(1992), Язык из мрака. Блатная музыка и феня. Нижний Новгород.
Дуличенко А.Д.(1994), Русский язык конца XX века. Мюнхен.
Дьячок М.Т.(1992), Солдатский быт и солдатское арго. - В: Русистика 1. Берлин, 35-42.
Елистратов В.С.(1994), Словарь московского арго. Москва.
Ермакова О.П.(1984), Номинация в просторечии. В: Городское просторечие. Под ред. Е.А.Земской и Д.Н.Шмелёва. Москва, 130-140.
Ермакова О.П.(1996), Семантические процессы в лексике. - В: Русский язык … 1996, 32-66.
Ермакова О.П.(1997), Тоталитарное и посттоталитарное общество в семантике слов. - В: Русский язык 1997, 121-165
Ермакова О.П., Земская Е.А., Розина Р.И.(1999), Слова, с которыми мы все встречались. Толковый словарь русского общего жаргона. Москва.
Жанры (1997): Жанры речи. Отв. ред. В.Е.Гольдин. Саратов.
Жанры (1999): Жанры речи 2. Отв. ред. В.Е.Гольдин. Саратов.
Журавлёв А.Ф.(1984), Иноязычные заимствования в русском просторечии. - В: Городское просторечие. Москва, 102-124.
Зайковская Т.В.(1993), Пути пополнения лексического состава современного молодежного жаргона. Канд.дисс. Москва.
Земская Е.А.(1996), Активные процессы современного словопроизводства. - В: Русский язык…1996, 90-141.
Земская Е.А., Китайгородская М.В.(1984), Наблюдения над просторечной морфологией. - В: Городское просторечие. Москва, 66-102.
Земская Е.А., Розина Р.И.(1994), О словаре современного русского жаргона. - В: Русистика 1-2. Берлин, 96-112.
Иомдин Л.Л.(1991), Русский предлог ПО: этюд к лексикографическому портрету. - В: Metody formalne w opisie jezykow slowianskich. Pod red. Z.Saloniego. Bialystok, 241-260.
Какорина Е.В.(1992), Стилистические изменения в языке газеты новейшего времени. Канд.дисс. Москва.
Какорина Е.В.(1996), Стилистический облик оппозиционной прессы. - В: Русский язык…1996, 409-426.
Капанадзе Л.А.(1984), Современная просторечная лексика (московское просторечие). - В: Городское просторечие. Москва, 125-129.
Кёстер-Тома З. (1993), Стандарт, субстандарт, нонстандарт. - В: Русистика 2. Берлин, 15-31.
Кёстер-Тома З. (1994), Сферы бытования русского социолекта. - В: Русистика 1-2. Берлин, 18-27.
Коготкова Т.С.(1970), Литературный язык и диалекты. - В: Актуальные проблемы культуры речи. Москва, 104-152.
Костомаров В.Г.(1994), Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой современных масс-медиа. Москва.
Костомаров В.Г.(1996), Русский язык в иноязычном потопе. - В: Русский язык за рубежом, 2. Москва.
Крысин Л.П.(1989), Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. Москва.
Крысин Л.П.(1994), Эвфемизмы в современной русской речи. - В: Русистика 1-2. Берлин, 28-49.
Крысин Л.П.(1995), Иноязычный термин в русском просторечии. - В: Филологический сборник. Москва, 262-268.
Крысин Л.П.(1996), Иноязычное слово в контексте современной общественной жизни. - В: Русский язык…1996, 142-161.
Купина Н.А.(1995), Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. Екатеринбург - Пермь.
Морозова Т.С.(1984), Некоторые особенности построения высказывания в просторечии. - В: Городское просторечие. Москва, 141-162.
Норман Б.Ю.(1998), Грамматические инновации в русском языке, связанные с социальными процессами. - В: Русистика 1-2, Берлин, 57-68.
Орлов Л.М.(1968), О социальных типах современного территориального говора. - В: Язык и общество. Москва, 154-161.
О состоянии…(1991): О состоянии русского языка. Под ред. Ю.Н. Караулова. Москва.
Рожанский Ф.И.(1992), Сленг хиппи. Материалы к словарю. Санкт-Петербург - Париж.
Рождественский Ю.В.(1995), О современном состоянии русского языка. - В: Вестник МГУ. Серия 9. Филология 3. Москва.
Розанова Н.Н.(1984), Современное московское просторечие и литературный язык (на материале фонетики). - В: Городское просторечие. Москва, 37-65.
Русский язык…(1968): Русский язык и советское общество. Кн. 1-4. Под ред. М.В. Панова. Москва.
Русский язык…(1974): Русский язык по данным массового обследования. Под ред. Л.П. Крысина. Москва.
Русский язык…(1996): Русский язык конца XX столетия (1985-1995). Под ред. Е.А.Земской. Москва.
Русский язык (1997): Русский язык. Redaktor naukowy E.Sirjaev. Opole.
Ферм Л.(1994), Особенности развития русской лексики в новейший период (на материале газет). Uppsala.
Сальников Н.М.(1992), Новое в лексике современного русского языка. - В: Zielsprache Russisch 13. Munchen, 95-97.
Хорошева Н.В.(1996), Общее арго как промежуточная форма существования современного французского языка. - В: Социолингвистические проблемы в разных регионах мира. Материалы международной конференции. Москва, 427-428.
Шапошников В.Н.(1996), Новое в русском языке. Морфология. Словообразование. Шуя.
Шапошников В.Н.(1998), Русская речь 1990-х. Москва.
Швейцер А.Д.(1983), Социальная дифференциация английского языка в США. Москва.
Шейгал Е.И.(1996), Компьютерный жаргон как лингвокультурный феномен. - В: Языковая личность: культурные концепты. Волгоград - Архангельск, 204-211.
Юганов И., Юганова Ф.(1997), Словарь русского сленга. Сленговые слова и выражения 60-90-х годов. Под ред. А.Н.Баранова. Москва.
Koester-Thoma Soia (1996), Die Lexik der russischen Umgangssprache. Berlin.
Zybatow Lew N. (1995), Russisch im Wandel. Die russische Sprache seit Perestrojka. Wiesbaden.
|
