Ян Висляк
1. Средневековая Польша (X—XV вв.).
Славянские народы, с незапамятных времен населяющие лесистую и болотистую равнину между Балтийским морем и Карпатами, Одером, Бугом и Саном, первоначально не имели одного общего, объединяющего всех их названия — поляки. Это были поморяне, поляне, висляне, мазуры и т. д. Русь всех их называла ляхами.
У славянских народов, как известно, не было письменности. Искусство письма пришло к ним одновременно с христианством. Христианство пришло в Польшу как религия господствующих классов в 966. Но в то время как христианство, шедшее из Византии, сразу стало проповедывать и писать на славянском языке, христианство, шедшее из Рима, пользовалось исключительно латинским языком.
В Польше, принявшей христианство от Рима, духовенство, особенно высшее, вплоть до XII века состояло из людей иностранного происхождения, преимущественно немецкого и чешского. И лишь позднее среди высшего духовенства постепенно стали появляться и поляки. Однако и они писали исключительно по-латыни.
Понятно, что в таких условиях существовала лишь церковная письменность; записывалось только то, что служило на пользу феодалам или церкви. В силу этого от древней устной литературы, которая должна была существовать в Польше, так же как и в других странах, дошли до нас лишь народные песни и сказания. При этом следует отметить, что церковь сознательно преследовала древние народные предания как языческие.
Римско-католическое богослужение совершалось только по-латыни, т. е. на языке, совершенно непонятном массам верующих. Только позднее борьба с народными бунтами заставила церковь обратиться к массовой «миссионерской» работе среди все еще языческого крестьянства и ввести так называемое дополнительное богослужение — проповеди и песни, распеваемые не только священником, но и всем народом, — на общепонятном, т. е. польском языке.
Древнейший памятник польской литературы — это церковная и боевая песнь, представляющая молитву, обращенную к богоматери и начинающуюся словами: «богородица-дева».
Возникла она повидимому во второй половине XIII века, но дошедший до нас самый древний ее список относится к началу XV ст.
Кроме этой песни сохранились также отрывки францисканских проповедей (орден францисканцев) в записях, относящихся к XIV веку. Проповеди эти известны под названием проповедей Святого Креста, — по местности, где хранились эти проповеди (монастырь на Лысой горе, позднее названной горой Св. Креста). Они представляют собой краткие конспекты, которые ксендзы развивали, произнося проповеди.
Возникновение латинской литературы в Польше относится уже к концу X в. Это так называемые «ежегодники» (летописи) — записи об исторических событиях, производившиеся ксендзами. Древнейшие ежегодники утеряны. Первый польский летописец, работы которого сохранились до нашего времени, был иностранцем, по всей вероятности венгерцем. В Польше его считали французом, и отсюда его прозвище Галлюс. Летопись его доведена до 1113.
Первым автором поляком был Винцент Кадлубек, краковский епископ, уроженец Сандомирской земли. Ум. в 1223. По поручению короля Казимира Справедливого Кадлубек написал историю Польши. Сочинение Кадлубека — это летопись, доведенная до начала XIII в.
XIII в. — век массового «обращения» польских крестьянских масс в христианство — был одновременно веком полонизации католической церкви. В среде высшего духовенства появляется все больше поляков. В XIII веке происходят также глубокие хозяйственные изменения. В окрестностях замков начинают развиваться городские поселения. Вследствие изменившихся экономических условий прекращается обычный до того времени экспорт невольников. Усиленно заселяются города и пустующие земли. Пришельцами являлись преимущественно немцы, которые приносили с собой более высокую сельскохозяйственную культуру, создавали ремесла и торговлю. Обычаи и феодальные учреждения также приходят из Германии. Влияние немецкого языка на польский было очень велико. Еще в XIV веке в рыцарских замках, монастырях и в городах процветал немецкий язык. Писали теперь уже значительно больше, но попрежнему исключительно по-латыни. Самым значительным произведением того времени является летопись Янка из Чернкова.
XV в. — это эпоха наибольшего могущества польского государства и вместе с тем эпоха перемен во внутренней структуре государства. Весьма значительно возросла зажиточность городов, а также зажиточность и хозяйственное значение средней шляхты. Поднимается уровень образования. В 1400 основывается Краковский университет, так наз. Академия, которая выпускает не только теологов. Академия того времени славится такими учеными, как напр. астроном Войцех из Брудзева, лекции которого в конце XV в. посещал Николай Коперник. В Краковской академии преподавалась прежде всего схоластика; языком преподавания, как и во всех школах того времени, была латынь. Начали однако уделять внимание и польскому языку. Один из ректоров Академии Яковь Паркош написал латинский трактат и польское стихотворение о польской орфографии, которую он старался унифицировать.
Из Краковской академии вышел известнейший писатель XV в., краковский каноник, Ян Длугош (1415—1480). Главное его произведение — «Летопись Польши», начинающаяся с древних времен и доведенная почти до смерти ее автора.
Несмотря на то, что Краковская академия занималась гл. обр. схоластикой, уже в первой половине XV века в Академию начинают проникать из Италии гуманистические веяния. Первыми польскими гуманистами в Краковской академии были — Ян из Лудзиска и Григорий из Санока. Ян из Лудзиска, доктор и профессор медицины, был первым в Польше почитателем Цицерона и сам прославился как знаменитый оратор. Григорий из Санока (умерший в сане львовского архиепископа в 1477) читал в Академии лекции об идиллиях Вергилия.
Гуманизм вообще оказал на литературу XV в. небольшое влияние, но существует произведение, на котором гуманизм оставил глубокий след. Произведение это носит название «Monumentum pro rei publicae ordinatione» (Мемориал по вопросу о правильном устройстве Речи Посполитой). Автором мемориала был познанский вельможа Ян Остророг (ум. в 1501). Его сочинение содержит критику католической церкви с точки зрения интересов Польского государства и критику некоторых польских государственных учреждений. Это — начало политической литературы и политической публицистики в Польше.
В то время, когда польско-латинская проза XV века достигает уже уровня таких произведений, как «Летопись» Длугоша и трактат Остророга, собственно польскую прозу составляют почти исключительно переводы различных религиозных сочинений, сделанные с латинского языка, чаще всего не по подлиннику, а по чешским переводам. Эти произведения таким образом являлись в сущности памятниками не польской литературы, а польского языка, на который в то время очень большое влияние оказывал чешский язык. Важнейшим языковым памятником этого рода является библия королевы Софии, называемая также «шарошпатацкой» библией.
Польская поэзия XV века богаче прозы. Сюда прежде всего относятся религиозные песни, сочинявшиеся для женщин и людей необразованных, не знавших латыни. Песен этих сохранилось довольно много. Авторы их по большей части неизвестны. Среди них выдвигается имя Владислава из Гельнева.
Кроме религиозных песен сохранились еще легенды XV века, написанные стихами. Среди них лучше всего обработана легенда о святом Алексии. Сохранилась также (со второй половины XV века) сатира на крестьян, автор которой — шляхтич — упрекает их в лени и в недоброжелательном отношении к господам.
Характерной исторической песнью XV века является песнь об убийстве Андрея Тенчинского краковскими мещанами. Андрей Тенчинский, знаменитый рыцарь, собираясь на войну, отдал свой панцырь в починку краковскому оружейнику Клеменсу; тот вовремя его не починил, и Тенчинский дал оружейнику пощечину; завязавшаяся между шляхтой и мещанами драка окончилась смертью Тенчинского. Мещан за это сурово наказали. Об этом происшествии рассказывает неизвестный автор песни — шляхтич, разгневанный дерзкими мещанами, осмелившимися напасть на шляхтича. Песнь эта так же, как и упомянутая выше сатира на крестьян, красноречиво свидетельствует об острой классовой борьбе в средневековой Польше. Не подлежит сомнению, что подобные песни должны были создаваться и среди мещан. Церковные писцы их однако не записывали и не сохраняли.
2. Шляхетская Польша конец XV и XVI вв.
В конце XV и в начале XVI вв. на первый план политической и экономической жизни выдвигается средняя шляхта, являющаяся вооруженной силой государства и одновременно главным экспортером хлеба — основного в то время продукта в польской торговле с заграницей. К этому времени польское сельское хозяйство в значительной мере отходит уже от средневековых чиншов и оброков и становится товарным хозяйством, производящим хлеб на заграничные рынки при помощи крепостных крестьян. Одновременно шляхта, как почти единственная вооруженная сила государства, умело пользуется таким исключительным положением в своих политических целях, организуя настоящие, как мы бы сказали сегодня, забастовки во время военных походов. Отказываясь повиноваться в момент, когда грозило наступление врага, шляхта вырывала у верхов необходимые ей политические уступки.
Развивается острая политическая борьба между центральной королевской властью, выражающей интересы могущественных аристократических родов, а также городов, с одной стороны, и средней шляхтой — с другой. Решающий момент в этой борьбе — 1505, когда шляхта проводит в сейме постановления, известные под названием nihil novi (ничего нового) и сильно ограничивающие королевскую власть в пользу средней шляхты. В процессе этой борьбы, которая велась шляхтой под лозунгами своеобразной демократии, шляхта выдвинулась на первый план как наиболее культурный, наиболее политически подвижной и обладающий наиболее широким мировоззрением слой. Этой победе шляхты, которая надолго становится единственным правящим классом в стране, способствовал в значительной степени смертельный удар, нанесенный в XV в. польским городам изменением европейских торговых путей. До 1453, до завоевания Константинополя турками, через Польшу проходили важные торговые пути на восток — из прирейнских городов через Прагу, Краков и Львов и из Прибалтийских стран — через Торунь, Гнезно, Познань, Краков и Львов. Изменение европейских торговых путей коренным образом изменило положение польских городов. Из относительно богатых транзитных городов они превращаются в слабые городские центры большой земледельческой страны. Они были отданы на милость шляхты, которая, зная о событиях западноевропейских крестьянских войн, видела в городах опасные опорные пункты для крестьянских бунтов.
Политическая борьба в Польше XVI в., так же как и в других европейских странах, принимает в значительной мере форму религиозной борьбы. Правда, в Польше социальные конфликты под лозунгами реформации не развертывались в такой острой форме, как в других странах, но реформация тем не менее оказала большое влияние на политическую борьбу в Польше и оставила свой след в литературе. Современный буржуазный историк польской литературы Игн. Хржановский пишет: «Главным фактором победы польского языка в польской литературе была реформация». Реформация не в узком, церковном значении этого слова, а происходившая под ее знаком социально-политическая борьба, в которую были втянуты широкие шляхетские слои.
В общем шляхта симпатизировала реформации как движению, освобождавшему ее от чрезвычайно обременительных церковных взносов и направленному против духовенства с его огромными земельными владениями. Реформация шла в основном по линии борьбы шляхты против магнатерии. Но для шляхты реформация имела и другую сторону: она была движением ненавистных шляхте мещан и — что еще хуже — связывалась со страшным для нее призраком крестьянской войны. Реформация в Польше, вызвавшая в известный период большое брожение внутри шляхты, в общем скоро исчерпала себя.
Наибольшей популярностью среди зажиточной шляхты пользовался кальвинизм. Крайне-левой группировкой реформации была секта ариан, выступавших против угнетения шляхтой крестьян, требовавших полного равноправия мещан со шляхтой и осуждавших шляхетский милитаризм и т. д. Впоследствии, в XVII веке, во время католической реакции ариане стали подвергаться гонению, и принадлежность к этой секте стала рассматриваться как тяжелое преступление. В результате этого секта была уничтожена. После ариан остались лишь исторические воспоминания и сохранилось девять солидных томов in folio под названием «Bibliotheca Fratrum Polonorum» (Библиотека польских братьев). Эти книги представляют собой сборник сочинений целого ряда польских ариан. Книги эти так усердно уничтожались, что сохранилось их всего лишь три экземпляра в европейских библиотеках. Это оставшееся литературное наследство ариан так старательно замалчивалось польскими историками литературы, что и доныне оно даже не переведено на польский язык.
Рассматривая литературу того времени, необходимо принять во внимание своеобразную структуру польского шляхетства, которое составлялось из относительно большого количества крупных и мелких землевладельцев, являвшихся уже в силу самой своей сословной принадлежности солдатами от рождения. Масса эта шла под политическим руководством той своей части, которая была наиболее богатой и в те времена наиболее культурной. В большинстве своем шляхта состояла из людей малоимущих, но обладавших однако политическими правами наравне с магнатами. Эта масса голосовала в сеймах и сеймиках. Ее необходимо было политически мобилизовать. Это обстоятельство и было главным фактором победы польского языка над латынью в литературе.
Польская литература возникает в те времена, когда в Западной Европе средневековые рыцарские замки, с распевавшими в них менестрелями, ушли уже в прошлое. Она возникает в тот период, когда по всей Европе происходили ожесточенные классовые бои, — в период создания предпосылок для развития капитализма. Она возникает в процессе политической борьбы шляхты за неограниченную власть и так тесно связана с этим процессом, что прямо рассматривалась как оружие в политической борьбе. Польская изящная литература возникает непосредственно из политической публицистики, и при зарождении этой литературы ее просто нельзя отделить от публицистики.
Культурные западно-европейские влияния на Польшу в тот период очень велики. Гуманизм, который в XV веке прививался в Польше очень медленно, в первой половине XVI века развивается очень быстро. В Польшу все чаще приезжают ученые гуманисты — итальянские и немецкие, с другой стороны — богатая шляхетская молодежь учится в заграничных университетах, особенно в Италии — в Болонье и Падуе, пренебрегая все более отстававшим Краковским университетом. Самый факт, что отечественный Краковский университет был оставлен в состоянии прогрессирующего упадка как учебное заведение для беднейших, очень характерен для шляхетской республики, которая не только не была заинтересована в массовом просвещении, но, наоборот, стремилась к тому, чтобы просвещение оставалось монополией богатейших. Такое отношение к отечественному университету определялось шляхетской борьбой против мещанства, для которого пользование иностранными ун-тами в основном было недоступно.
Языком гуманистов была латынь, но не варварская — средневековая, а изящная — классическая. И при дворе короля и в хоромах богатой шляхты господствовала латынь, как позднее — французский язык.
В первой половине XVI в. латынь в польской литературе несомненно преобладает. Серьезные научные сочинения и стихи, являвшиеся подражанием римским поэтам, написаны по-латыни. По-польски же пишутся лишь популярные книги.
На латинском языке (1519) выходит первое печатное пособие по истории Польши «Chronica Polonorum» (Польская летопись), написанная Матвеем Меховита. На латинском появляется в 1543 и сочинение Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» (Обращение небесных тел), а также и его другое, в свое время известное произведение «Optima monetae cudendae ratio» (О лучших основах чеканки монеты, 1526).
Поэтические произведения на латинском языке представляли небольшую ценность. Имен здесь довольно много, из них следует отметить лишь Клеменса Яницкого (1516—1543). Познанский крестьянин, окончивший благодаря помощи богатых господ школу в Познани, Яницкий уехал для дальнейшего обучения в Падую, где получил степень доктора философии и прославился латинскими стихами.
Первая польская книга появилась в Кракове не позднее 1514 и не раньше 1511. Написал эту книгу Бернат из Люблина, лекарь и теолог. Это был сборник песен и молитв.
Отцом польской литературы является Николай Рей из Нагловиц (1505—1596) — типичный представитель польской шляхетской публицистики. Все произведения Рея как стихотворные, так и прозаические исключительно служат целям политической борьбы. Горячий защитник шляхетских интересов, Рей в своих сочинениях давал шляхте морально-политические указания и высмеивал ее противников. Будучи кальвинистом, он значительную часть своих сатир посвятил осмеиванию ненавидимого им католического духовенства. Его манера писать иногда грубовата, но язык у него сочный и хорошо понятный читателям. Среди шляхты Рей пользовался колоссальной популярностью как писатель, вышедший из ее среды, говоривший ее стилем, выражавший ее мировоззрение и ее политические стремления.
Шляхетским писателем, менее талантливым, чем Рей, но обладавшим более основательной теоретической подготовкой, был Мартин Бельский (1495—1597), автор популярного пособия по истории Польши и всеобщей истории под заглавием «Летопись мира», а также ряда сатирическо-дидактических трудов. В противоположность Рею, который отнюдь не был сторонником науки, Бельский проповедывал необходимость просвещения, постоянно заявляя, что «нет выше блага, чем наука».
Наиболее превозносимым буржуазными историками политическим публицистом Польши XVI в. был Андрей Фрич Моджевский (1503—1572), представитель умеренных реформистских течений, пытавшийся примирить католицизм с протестантизмом и крестьян и мещан с шляхтой. Буржуазные историки рисуют Моджевского как защитника крестьян и мещан. Моджевский был сторонником католицизма, но проповедывал необходимость реформы костела, что возбуждало против него недовольство церкви и, с другой стороны, не встречало также одобрения и в протестантском лагере. Писал он только по-латыни, очевидно для того, чтобы его писания в защиту мещан читались исключительно в шляхетской среде. Главное его сочинение «О лучшем устройстве Речи Посполитой» прекрасно перевел на польский язык мещанин из Серадза Киприан Базилик (1577).
Самым блестящим и популярнейшим польским политическим публицистом XVI века был Станислав Ожеховский (1513—1566), писавший по-польски. Это был незаурядный гуманист, хорошо знакомый не только с римской поэзией и прозой, но и греческой. Это был необычайно талантливый защитник интересов шляхетской массы. Продолжая быть ксендзом, он вел острую борьбу против католической церкви, вернее, против ненавистного шляхте целибата, благодаря которому огромные церковные поместья не переходили в руки шляхетских семей, а непрестанно возрастали как неделимое церковное имущество. Вопреки церковным канонам, Ожеховский женился. Рассматривая свою женитьбу как политическую манифестацию и желая создать из этой женитьбы прецедент, он не сложил с себя духовного сана и не перешел в протестантство, как это делали другие ксендзы в подобных случаях, а затеял, пользуясь поддержкой широких шляхетских кругов, процесс с самим папой за признание своего брака. Борьба эта кончилась поражением Ожеховского. Ожеховский — необычайно красочная фигура, характерная для эпохи Возрождения. Он — блестящий представитель широких шляхетских слоев, олицетворение их интересов, их нравов и их политических взглядов. Буржуазные историки литературы презрительно относятся к Ожеховскому и низводят его до уровня мелкого авантюриста.
Однако в XVI в. не только шляхта пишет книжки. Мещанин Мартин Кромер (1512—1589), епископ Вармии, выступал в полемических сочинениях против протестантизма и написал историю Польши. Другой мещанин, Лукаш Гурницкий (1527—1603), — тоже образованный гуманист (получил образование в Падуе) — по примеру многих западно-европейских гуманистов написал по-польски целую книгу о нравах изящного придворного общества под названием «Придворный».
Все эти польские писатели блестяще развили польский язык, однако подлинной большой поэзии как специального вида литературного творчества еще не существовало. Создал ее только Ян Кохановский (1550—1584), зажиточный шляхтич из окрестностей Радома. Кохановский получил образование в Италии, потом жил в Париже. Писал стихи на прекрасном классическом латинском языке, но прославился прежде всего как великий польский поэт, которого до появления Мицкевича в польской литературе не превзошел никто.
Первое место среди произведений Кохановского занимают «Трены» — лирическая поэма, написанная им под влиянием смерти его любимой дочери Урсулы. Оплакивая Урсулу, поэт глубоко задумывается над проблемами жизни и смерти, причем явно колеблется между древними верованиями и христианством, не будучи в состоянии сделать решительный выбор между ними.
К популярным произведениям Кохановского принадлежит политико-сатирическая поэма под названием «Сатир, или дикий муж», в которой поэт осуждает привязанность шляхты того времени к материальным благам и упадок рыцарских добродетелей. Это шло по линии политики центральной королевской власти. На этой же принципиальной политической линии стоит Кохановский и в «Отповеди греческим послам», пьесе, написанной стихами, где в фабулу, почерпнутую из «Илиады», поэт вносит чрезвычайно актуальные политические тенденции, направленные к усилению королевской власти. Широко известны были и «Песни» Кохановского, среди которых крупное место занимают изящные по тому времени любовные стихи, являющиеся подражанием римским писателям (Горацию, Катуллу, Овидию, Тибулу и т. д., а также Петрарке).
Огромной популярностью в шляхетской среде пользовались «Фрашки», очень короткие, нередко двустрочные эпиграммы, в которых Кохановский неоднократно остро осмеивал католическое духовенство. Затем следует упомянуть «Собутки» и «Псалтирь», являющийся вольным переводом библейского Давидова псалтыря. Этот псалтырь ценится высоко, как памятник классического польского языка.
Кохановский был выдающимся представителем той части зажиточной польской шляхты, которая, сидя в своих богатых поместьях, занимала промежуточную позицию в политической борьбе того времени. Близкий по взглядам Моджевскому, Кохановский в молодости склонялся к протестантизму, однако он не отошел от католицизма — этой вернейшей опоры общественного строя Польши того времени.
К классикам принадлежит также Петр Кохановский (1566—1620) — племянник уже упомянутого Яна Кохановского, оставивший после себя превосходные переводы «Неистового Орландо» и «Освобожденного Иерусалима».
Из польских писателей мещанского происхождения мы упомянули только Кромера и Гурницкого, которые, несмотря на свое происхождение, в своем творчестве были представителями шляхетской литературы.
Из писателей, представлявших мещанское мировоззрение, на первый план выдвигается Себастьян Кленович (1550—1602), великопольский мещанин из-под Калиша. Одаренный достаточно большим поэтическим талантом и обладавший немалой эрудицией, Кленович выступил в своих произведениях как защитник прав мещан и деревенского люда, жестоко угнетаемого шляхтой. Главными являются четыре произведения Кленовича. Два из них написаны по-латыни — «Roxolania» (поэтическое описание так наз. Червонной Руси, сегодняшней Западной Украины) и «Victoria deorum» (Победа богов) — и два по-польски — «Флис» и «Иудин мешок». В «Победе богов» (Victoria deorum) Кленович широко проводит идею равенства мещан со шляхтой, защищает ремесла, которые презирались шляхтой, и делает ряд сатирических выпадов против католического духовенства и шляхты.
Наибольшей популярностью пользовался «Иудин мешок», длинное сатирическое произведение, состоящее из четырех частей. В этом произведении сильно достается ксендзам, бесчестным купцам и т. д. Однако четвертая часть, которая повидимому должна была быть целиком посвящена открытым разбоям и насилиям, которые практиковались вельможами, состоит едва из нескольких строк, ибо, как признался сам Кленович, «страшно об этом писать», можно вызвать ненависть «зубастых Иуд». Стоит привести хотя бы двустишие из «Иудиного мешка». Описывая подробно несчастную долю кмета, Кленович говорит:
«Даже, если бог разгневается на изнеженного пана,
Все равно этот гнев должен вынести на себе крепостной».
Из других мещанских поэтов следует упомянуть львовского мещанина Шимона Шимоновича (1558—1629), затем Шимона Зиморовича — тоже львовского мещанина (умер в 1629 на двадцатом году жизни) и его старшего брата Иосифа Бартоломея Зиморовича (1597—1673). Все трое известны прежде всего своими идиллиями, в которых мы находим проникнутые большей или меньшей сентиментальностью и насыщенные большей или меньшей классической ученостью описания нравов украинского люда из окрестностей Львова. Эти трое писателей несомненно были выразителями симпатий мещанства к деревенскому люду.
Совершенно исключительное положение в истории польской литературы XVI в. занимает ультраклерикальный политический деятель, иезуит, известный под псевдонимом Петра Скарги (1536—1612). В то время как все вышеупомянутые писатели если и не боролись прямо против католицизма, как Рей, то по крайней мере не были врагами реформации, Скарга выступает как страстный политический боец за интересы церкви, на которую пытались опереться центральная королевская власть и аристократия. Скарга — яростный противник реформации и шляхетской демократии, проповедник абсолютизма. Своим устным и письменным политическим выступлениям он придавал форму церковных проповедей. Известнейший сборник его проповедей носит название «Сеймовых проповедей». Это — блестяще построенные и написанные великолепным польским языком политические речи, направленные исключительно к одной цели — к торжеству абсолютизма и католицизма в Польше.
Скарга считается одним из классиков польского языка. Позднейшие историки не только считали его политическим оратором и публицистом, но превратили его в нечто вроде пророка, дававшего указания польскому народу на много веков вперед.
Как противник шляхетской диктатуры, сторонник королевского абсолютизма, проводивший буржуазные тенденции, Скарга выступал и в защиту городов и отчасти даже крестьянства. Впоследствии это привело к созданию вокруг имени Скарги легенды о его якобы широком демократизме.
3. Разложение шляхты (XVII в.)
XVII и XVIII века — это период все глубже развивающегося процесса разложения шляхты. Победив города и совершенно поработив крестьянство, шляхта продолжает стремиться к упрочению своей позиции как сословия, имеющего монопольную власть в стране. Но производство хлеба силами крепостных, сплав его в Гданск (Данциг) и завоевание в украинских степях новых пахотных территорий и новой даровой рабочей силы ни в какой мере не вызывали необходимости в техническом прогрессе. Сельскохозяйственная культура не только не развивалась, но, наоборот, падала. Города, политически разбитые и быстрым темпом шедшие к полному разорению, с ремеслами и торговлей, парализованными шляхетскими антигородскими таможенными законами, совершенно не развивались в средоточия культурной жизни. Шляхетская и магнатская потребность в роскоши покрывалась почти полностью заграничным импортом. Краковский университет погрязал в средневековьи, и даже поездки шляхетской молодежи в заграничные университеты становились все более и более редкими.
Победив в политической борьбе, шляхта стала фактором общественной реакции. Все усилия шляхты были обращены к подавлению крестьянских бунтов и к дальнейшему подчинению ненавистных шляхте городов. XVII в. — это период крестьянских бунтов, находивших поддержку в антишляхетской борьбе казаков. Шляхта живет в страхе перед крестьянскими бунтами и свое спасение видит в еще большем порабощении крестьян и в еще большей опеке над ними католической церкви. Сама шляхта становится суеверной, темной, ультраклерикальной.
Решающим фактором во всей польской культурной жизни становится теперь орден иезуитов, который держал в своих руках все школы, впрочем очень немногочисленные и доступные исключительно для шляхетских сынков. Период этот называют даже иногда иезуитским периодом.
Как напоминание об уже угасающей эпохе выделяется Вацлав Потоцкий (1625—1693), последний польский арианин, который к старости, под угрозой изгнания, принял католицизм. Его поэтическое наследство колоссально: оно содержит около трехсот тысяч строк. Главное его произведение — поэма «Хотимская война», в двенадцать тысяч строк, принадлежит к классическим произведениям польской литературы. Поэма эта долгое время сохранялась в рукописи и была издана только в 1850.
Этот период однако дал много сатириков, из которых самым выдающимся был велико-польский магнат Кристоф Опалинский (1610—1656), человек очень образованный, подражавший римским сатирикам. Его многочисленные сатиры обращены прежде всего против шляхетского своеволия. Сатиры Опалинского дают очень мрачную картину Польши того времени. В них находим картину страшного угнетения крестьянства, удерживаемого в темноте и принудительно спаиваемого (крестьяне были обязаны потреблять известное количество производимого шляхтой пива или водки), жалкого состояния школ, продажности чиновников, особенно судей, упадка городов, ремесел и торговли. Из сатир Опалинского явствует, что депутаты и сенаторы в сейме всегда пьяны, что при дворе короля Владислава IV нужно все время остерегаться, чтобы вместе с едой не проглотить мышьяку, и т. д. Самой любопытной является сатира «На крестьянские тяготы и гнет», в которой Опалинский рассказывает о страшном угнетении крестьян, о том, как их вешает первый попавшийся господский чиновник по любому поводу или совсем без повода, ибо ведь «крепостной — не человек». — Автор предостерегает шляхту, что такое обращение с крестьянами должно вызвать крестьянские бунты, угрожая гибелью всему государству.
Сатириком был и брат Кристофа, Лукаш Опалинский (1612—1662). Из писателей этого периода можно упомянуть еще следующих: Андрея Максимильяна Фредро (1621—1679), Иеронима Морштына (1581—1645), Андрея Морштына (1613—1693), Самуэля Твардовского (1600—1660), Веспасьяна Коховского (1633—1700), Станислава Ираклия Любомирского (1642—1702).
Особого внимания заслуживает также шляхтич из окрестностей Равы, воспитанник иезуитской школы Ян Пасек (1636—1701). Это — необыкновенно характерная фигура. Чрезвычайно талантливый рассказчик, он оставил очень живо написанные мемуары, которые навсегда останутся красноречивым памятником нравов польской средней шляхты XVII в. Пасек — это человек, считающий поляков избранным народом, которому специально покровительствуют богоматерь, бог и ангелы. Шляхта, ее взгляды и нравы представляются ему верхом совершенства, и поэтому он с полной откровенностью рассказывает множество таких деталей из собственной жизни и из жизни собратьев-шляхтичей, которые могут вызвать сейчас лишь отвращение. Высокопарная патриотическая фразеология переплетается у него с откровенным рассказом о бесстыднейшем обкрадывании «возлюбленной отчизны», о чем он сообщает как о явлении, само собой разумеющемся. Свои методы обращения с крестьянами он также не только не скрывает, но даже гордится ими. Уже самый факт, что Пасек так охотно рассказывает о них, неопровержимо свидетельствует, что это были общепринятые методы обращения с крепостными. Шляхта того времени зачитывалась этими мемуарами, написанными с «юмором» и темпераментом. Да и не только шляхта того времени. Мемуары Пасека вплоть до настоящего времени выходят все новыми изданиями и постоянно находят своих читателей. Мицкевич очень высоко ценил мемуары Пасека из-за их литературных достоинств.
4. Разложение шляхетского государства (XVIII в.).
В XVIII веке быстро развивается процесс разложения шляхетского государства. Города доведены уже до разорения, ремесла почти исчезли. Эксплоатация крестьянства возросла до чудовищных размеров; по свидетельствам современников, крестьяне были похожи больше на зверей, чем на людей.
Изменилось также и положение Польши среди европейских государств. В то время как раньше Польша была могущественнейшим государством на востоке Европы, гранича на западе с раздробленной хаотической Германией, а на востоке со слабым Московским государством, при открытых для всех «диких полях» Украины, — теперь она очутилась между двумя быстро крепнущими и способными к дальнейшему развитию государствами — Пруссией и послепетровской Россией.
Наиболее распространенной литературой того времени является панегиристская литература в стиле напыщенного барокко, бесконечные панегирики, сочиняемые придворными поэтами в честь вельмож, их жен, их лошадей, их садов и т. д. Писались они испорченным польским языком, с обильным употреблением латинских слов и оборотов, которые должны были свидетельствовать об утонченном образовании пишущего.
Документом эпохи могут служить мемуары брестского кастеляна Мартина Матушевича (ум. 1784), изданные в первый раз только в 1876. Эти мемуары во всей наготе раскрывают ужасное политическое, умственное и моральное разложение в Польше в первой половине XVIII века. Подобно Пасеку, но в еще большей степени, автор являет собой пример человека, настолько разложившегося, что им утрачено всякое чувство морали. О самых позорных явлениях — о продажности судей и вообще высших чиновников, о срыве сеймов за денежные взятки, получаемые из-за границы, о разврате и разнузданности — автор говорит как о вещах, совершенно обыкновенных и естественных.
Не менее знаменательным для этой эпохи является изданный в тот период «научный» труд — огромный гербовник, т. е. книга, заключающая в себе точный список всех польских шляхетских семей, с рисунками их гербов и со сведениями обо всем, что могло послужить к прославлению шляхетских родов. Автором этого произведения, завоевавшего длительную и широкую популярность среди всей польской шляхты, был иезуит Каспер Несецкий (1684—1744). Когда речь шла о женитьбе сына или о выдаче замуж дочери, прежде всего справлялись, что говорит Несецкий о роде претендента или претендентки, о их предках и их родстве. Лицу, которое не попадало в этот альманах Несецкого, был закрыт доступ в родовитое общество, если только это лицо не было щедрым представителем «северной Семирамиды», как называли тогда Екатерину II, или же короля Фридриха Прусского. Перед такими персонами двери польских магнатов были раскрыты широко и их никто не спрашивал о происхождении.
Об интеллектуальном уровне того времени еще ярче, чем Несецкий, свидетельствует четырехтомный труд ксендза Бенедикта Хмелевского (ум. 1763) под заглавием, заполняющим почти целую страницу. Это — беспорядочный набор сведений из области теологии, истории, географии, политики, математики, зоологии, ботаники, минералогии и т. д., смешанных с советами и сведениями, не превышающими уровень суеверной старухи. Например, как отогнать градовую тучу: «градовой туче показать большое зеркало и выставить против нее — она обратится в другую сторону». Между географическими сведениями вкраплена подробная информация о находящихся в разных городах религиозных реликвиях. Например в одном итальянском городе «под стеклом находится платье пресвятой богородицы, плитка, на которой она готовила себе, Исусу Христу и Иосифу еду», и т. д.
Известным рифмоплетом того времени был иезуит Иосиф Бака, имя которого потом вошло в пословицу. «Стихи а ля Бака» — это обозначало стихи, совершенно лишенные смысла.
При всем том однако и в этом гнилом веке раздавались голоса, призывающие критически взглянуть на существующее положение вещей. Для того чтобы разобраться, хотя бы приблизительно, в источниках, питающих эти голоса, надлежит сказать несколько слов о своеобразных условиях того времени. В XVIII веке польская шляхта не только количественно, по сравнению с общим населением, превышала шляхетское сословие других стран, но и экономическая диференциация внутри нее была так велика, как нигде. Привилегированное сословие в Польше в конце XVIII века составляло 8,5% общего количества населения (всего населения 8,8 млн.) и разделялось на поместных, являвшихся собственно господствующим классом, — 318 тыс. — и серячков — 407 тыс., частично совершенно безземельных, частично обладавших мелкими клочками земли, обрабатываемыми самими собственниками. По этой причине в шляхетское сословие в Польше входили такие общественные элементы, которые никак нельзя подвести под категорию помещиков-крепостников. Кроме того между самими владельцами фольварков существовали крупные различия не только в отношении количества земли, но и в отношении способа ведения хозяйства. В то время как одни, представлявшие тогда значительное большинство, считали, что единственное средство увеличения падающей рентабельности фольварков и укрощения крестьянских бунтов — это усиление барщинной эксплоатации, другие, наоборот, предпочитали предоставление крестьянству некоторых минимальных льгот, не затрагивающих шляхетских привилегий, а также хозяйственное укрепление городов, находившихся в состоянии упадка.
К этому следует прибавить, что к тому времени, особенно под конец XVIII столетия, в Польше уже существовали основанные магнатами мануфактуры. В последнем тридцатилетии XVIII в. в Польше уже насчитывалось до трехсот мануфактур. Имелась уже также, особенно под конец существования польского шляхетского государства, довольно многочисленная интеллигенция, чаще всего шляхетского происхождения, занимавшая места в сильно разросшемся государственном аппарате, на военной службе, в поместьях магнатов и т. п. К этой интеллигенции следует причислить также известную часть ксендзов, нередко мещанского происхождения. Принимая живое участие в общественной жизни, эти ксендзы выступали как представители того направления, которое для успокоения крестьянства, а позднее и бунтов якобински настроенных городских подмастерьев, считало необходимым проведение некоторых очень умеренных и приспособленных к интересам шляхты буржуазных реформ по французскому образцу; эти реформы всегда связывались с сильно подчеркнутым стремлением к усилению королевской власти.
Эти шляхетские реформаторы и эти ксендзы в роли реформаторов имели очень небольшое влияние и были чрезвычайно слабы по сравнению с реакционной массой шляхты — не только потому, что общественная база, на которую они опирались, была очень узка, но и потому, что они и не хотели и не могли двинуть на борьбу широкие народные массы. Они хотели не уничтожить, а лишь реформировать сословное шляхетское общество, обреченное на гибель.
Они оставили после себя обширную литературу, но эта литература не отражала действительного состояния умов шляхетского общества. Между ними и этим обществом был большой разрыв. Позднее, вплоть до сегодняшнего дня, польская буржуазия широко использовала эту литературу для создания и популяризации легенды о том, что в Польше будто бы не было классовой борьбы, ибо шляхта якобы сама проводила реформы в пользу народа.
Шеренгу писателей, провозглашающих буржуазные реформы, опирающиеся на усиление королевской власти, открывает уже в первой половине XVIII в. бывший король Польши Станислав Лещинский (1677—1766), который, находясь в эмиграции во Франции, написал книгу под названием «Свободный голос, обеспечивающий свободу». В этой книге он требует облегчения положения крестьян и высказывается за ограничение привилегий шляхты. Работа Лещинского распространялась в Польше только в рукописных копиях, отпечатана же была за границей.
Тенденция повышения уровня просвещения нашла свое выражение в школьной реформе, связанной с именем ксендза Станислава Конарского (1700—1773), который реформировал польские школы, приблизив их к французским образцам, но сохранил при этом их сословный, исключительно шляхетский характер. Основанная им школа — collegium nobilium, — как уже видно из самого названия, была предназначена только для шляхетских сынков. Для нужд школьного театра он переводил пьесы Корнеля, Расина, Вольтера и сам написал стихотворную пьесу «Трагедия Эпоманонды», направленную против шляхетского своеволия. Самым известным трудом Конарского является однако обширный политический трактат под заглавием «О действительном способе советов».
Польская литература XVIII в., поскольку она находилась под влиянием французского просвещения, носит дидактический характер. Особенное развитие получила басня. Публицистические жанры (политический трактат, памфлет) преобладали над чисто художественными.
В то время развивались и журналы. Первый польский периодический журнал появился еще в 1651 в Кракове, но расцвет журнального дела начался только в конце XVIII в., когда в Польше число журналов дошло до 90. Самым известным был «Монитор», редактором которого был иезуит Франциск Богомолец из Белоруссии (1720—1784), считающийся также первым польским сценическим писателем; он — автор 25 театральных пьес, частью являющихся переработкой французских классиков, частью оригинальных. Это — морализующие пьесы, написанные для шляхетских школьных театров.
Польша была знакома также с воззрениями на литературу французских теоретиков. Франциск Ксаверий Дмоховский (1762—1808) написал поэму под заглавием «Искусство рифмотворчества» (1788), являющуюся частично переводом, частично переработкой «Поэтического искусства» Буало. Дмоховский однако выступал против известных «трех единств» классического французского театра.
Из выходивших в то время журналов литературный характер имели «Приятные и полезные забавы» (1770—1777), редактором которых был иезуит Адам Нарушевич (1733—1796), известный прежде всего как автор многотомной «Истории польского народа», написанной по поручению короля Станислава Августа. Политическая тенденция, проникающая историю Нарушевича, — это стремление к усилению королевской власти.
Превосходнейшим подражателем французским образцам и одновременно вполне оригинальным польским писателем, самым выдающимся представителем литературы того времени был Игнатий Красицкий (1735—1801). Красицкий, происходивший из разорившейся аристократической семьи, стал ксендзом, а затем епископом и архиепископом. Вольтерианец, человек энциклопедических знаний, он был прежде всего исключительно талантливым писателем-сатириком. Писал он по-польски, простым, ясным и одновременно изящным языком. Как и все выдающиеся представители того времени, он, осмеивая пороки шляхты, призывал к созданию сильной королевской власти. Его вольтерьянство было очень умеренным и предназначенным исключительно для внутреннего употребления высшего общества. Он держался того мнения, что «неверие» подрывает нравственность, особенно у «темных людей», и был далек от мысли о каком бы то ни было отделении «католической церкви от отчизны».
Из его чрезвычайно богатого литературного наследства на первый план выдвигаются «Басни», по форме являющиеся подражанием Лафонтену, но по содержанию совершенно оригинальные. Необыкновенная лапидарность соединяется в них с ясностью стиля, простотой, изяществом и безукоризненностью польского языка. При всем блеске юмора и остроумия «Басни» овеяны духом пессимизма. Красицкий видит пороки умирающего шляхетского мира, но не видит выхода. Заслуживают также быть отмеченными героическо-комические поэмы Красицкого: «Мышейда», «Монахомахия» и «Антимонахомахия», в которых осмеиваются бездельничество, пьянство, чванство и ужасающее невежество католических монахов. Красицкий однако оговаривался, что его сатира ни в коей мере не обращена против самой католической церкви. Прозаических сочинений Красицкий оставил значительно больше, чем стихотворных. Он составил первую общедоступную польскую энциклопедию в двух больших томах (1781), большинство статей которой принадлежит ему самому. Написал также восемь комедий, подражаний Мольеру, но они не имели большого успеха. Очень популярны были его повести и романы, носившие также сатирический характер. Басни Красицкого читаются и до сегодняшнего дня.
Талантливым польским баснописцем был и Станислав Трембецкий (1735—1812). Мицкевич, сочиняя свои известные басни, шел скорее по следам Трембецкого, чем Красицкого. Трембецкий выступал в защиту угнетенного крестьянства. О шляхтичах, живших в варшавских дворцах, Трембецкий писал: «Пьют кровь и жрут тело стонущего люда». Это не препятствовало ему однако писать длинные поэмы в честь милостивых к нему магнатов. Трембецкий был вольтерьянцем, издевался над католическими святынями и прямо ненавидел католическую церковь.
Вольтерьянцем и необыкновенно острым сатириком был также Фома Каетан Венгерский (1755—1787), писавший вольнодумные стихи в честь «разума без предрассудков» и беспощадно осмеивавший христианские святыни.
Человеком совершенно иных убеждений являлся Франциск Карпинский (1741—1825), набожный и сентиментальный преромантик, пользовавшийся огромной популярностью, особенно среди беднейшей шляхты. Он является автором сентиментальных и религиозных песен, из которых некоторые поются в Польше до сегодняшнего дня.
Особенного внимания заслуживает самый выдающийся из охарактеризованных выше общественных реформаторов Станислав Сташиц (1755—1826). Человек огромных знаний, горячий защитник крестьян и мещан против гнета шляхты, Сташиц описывал положение польских крестьян, отброшенных к такому уровню жизни, что они, как уже отмечено, «стали скорее походить на зверей, чем на людей». Однако Сташиц не требовал полного освобождения крестьян, он домогался лишь перевода их на чинш и то лишь с согласия самой шляхты. Непоследовательным и половинчатым был Сташиц и в вопросах религии. После научной работы в Париже, куда он поехал после своего посвящения в ксендзы, он совершенно утратил веру в католические догматы, но однако не перестал быть ксендзом, хотя и не совершал служб. Перу Сташица принадлежат поэтическое произведение под заглавием «Человеческий род — дидактическая поэма» и ряд политических трактатов, из которых главнейшие — «Замечания о жизни Яна Замойского» и «Предостережения Польше». Имя Сташица сыграло большую роль как политический символ в радикальном кулацком крыле крестьянского движения в Польше после 1905.
Не менее выдающимся общественным реформатором был ксендз Гуго Коллонтай (1750—1812). Образование он получил в Париже и находился под сильным влиянием просветительства. Сыграл большую роль как реформатор школы. Упорно и долго стремился к реформе шляхетской республики. Свои взгляды изложил в известном сочинении «Несколько писем анонима». Кроме многочисленных актуальных политических брошюр Коллонтай является автором философского сочинения, в котором пытается найти основу этики не в догматической религии, а в опыте и мышлении.
В заключение этого обзора истории польской литературы до конца XVIII в. следует упомянуть имя человека, стоявшего на рубеже двух эпох, — Юлиана Урсына Немцевича (1757—1841), умершего в эмиграции в Париже после поражения восстания 1830. Немцевич принимал деятельное участие в политической жизни шляхетской Речи Посполитой в последние годы ее существования, но лит-ую деятельность начал развивать уже после раздела Польши.
|
