Во второй половине IX в. на территории Восточной Европы сложилось Древнерусское государство. Это было раннефеодальное государство, производственную основу которого составляло земледелие. Древнерусское государство не было однородным в отношении социально-экономического строя и культуры. В одних районах — в Поднепровье, в Новгородской земле процесс феодализации шел интенсивнее, в других — пережитки патриархально-родовых отношений сохранялись дольше. Это накладывало определенный отпечаток на развитие самобытной культуры Древней Руси. Однако существовали общие тенденции в развитии ее культуры.
Они заключались в тесной связи с культурными традициями земледельческих скифских, а затем раннеславянских племен, во взаимодействии-древнерусской культуры с культурой соседних народов, в складывании в рамках древнерусского государства единой древнерусской народности. Высокий уровень культуры, достигнутый в древнерусском государстве, обусловлен длительным предшествующим процессом развития культуры восточных славян. Подъем древнерусской культуры заложил прочные основы для развития в дальнейшем единства культуры русского, украинского и белорусского народов.
Политический строй древнерусского государства сочетал в себе институты новой феодальной формации и старой, первобытнообщинной. Во главе государства стоял наследный князь; киевскому князю подчинялись владетели других княжеств. Из летописи нам известны немногие из них, однако договоры Олега и Игоря с Византией содержат упоминания о том, что их было немало. Так, по договору Игоря послы отправлены от Игоря и «от всякая княжья», причем названы послы от отдельных князей и княгинь.
Князь был законодателем, военным предводителем, верховным судьей, адресатом дани. Функции князя точно определены в легенде о призвании варягов: «володеть и судить по праву». Князя окружала дружина, дружинники жили на княжеском дворе, пировали вместе с князем, участвовали в походах, делили дань и военную добычу. Отношения князя и дружинников были далеки от отношений подданства — князь советовался с дружиной по всем делам. Вместе с тем и князь был нужен дружине не только как реальный военный предводитель, но и как некий символ государственности.
Наиболее уважаемые, старшие дружинники, составлявшие постоянный совет — «думу», князья стали именоваться боярами, у некоторых из них могла быть и своя дружина. Для обозначения младшей дружины применялись термины «отроки», «чадь», «гриди». Бояре выступали в роли воевод, а младшие дружинники исполняли обязанности административных агентов: мечников (судебных исполнителей), вирников (сборщиков штрафов) и т. д. Княжеская дружина, оторвавшаяся от общины, делившая между собой дань, представляла собой нарождавшийся класс феодалов. Княжеская власть была ограничена и элементами сохранившегося народного самоуправления; народное собрание — «вече» — действовало активно в IX-XI вв. и позднее. Народные старейшины — «старцы градские» — участвовали в княжеской думе, и без их согласия было, видимо, трудно принять то или иное важное решение.
Социально-политический строй древнерусского государства находит свое выражение в Русской Правде — древнейшем своде законов Руси (он состоит из Правды Ярослава, Правды Ярославичей, Пространной Правды и дополнительных статей). Система наказаний в Русской Правде показывает, что в древнерусском государстве еще существовали пережитки родоплеменного строя. Правда Ярослава (ок. 1016 г.) допускает кровную месть — институт, типичный для эпохи, когда не существует государства, наказывающего за преступления. А в Правде Ярославичей (вторая половина XI в.) кровная месть уже запрещена, взамен нее введен денежный штраф за убийство (вира), который дифференцироваться в зависимости от социального положения убитого.
Согласно Русской Правде, древнерусское общество состояло из свободных общинников — «людей» (основное население страны), смердов (полусвободные данники князя), холопов (рабов), закупов (неполные рабы), рядовичей (дети от браков свободных с рабынями, мужья рабынь и пр.) и изгоев (люди, лишившиеся своего социального статуса). Русская Правда рисует тяжелое положение холопов, которые были полностью бесправны. Холоп, ударивший свободного, если даже господин уплатил за него штраф, мог быть при встрече убит обиженным, а в более позднее время — жестоко телесно наказан. Холоп не имел права свидетельствовать в суде. Беглого холопа наказывал сам господин, но тяжелые денежные штрафы накладывались на тех, кто поможет беглому, указав путь или хотя бы накормив. За убийство своего холопа господин не отвечал перед судом, а подвергался лишь церковному покаянию.
Жизнь рядовича защищалась минимальным пятигривенным штрафом; положение же закупа близко к статусу будущего крепостного крестьянина. В Русской Правде подробно разбираются случаи, когда община помогает попавшему в беду своему члену, когда он должен сам платить, «а людям не надобе».
Спорным остается вопрос о времени возникновения феодального землевладения в Древней Руси. Некоторые авторы относят его появление к IX-Х вв., но большинство полагает, что во второй половине XI — первой половине XII в. образуется феодальная вотчина. Поэтому преобладание среди непосредственных производителей материальных благ свободных общинников, значительная роль рабского труда и отсутствие феодального землевладения позволяют сделать вывод о том, что древнерусское государство носило раннефеодальный характер. Его дальнейшее развитие с необходимостью требовало введения на Руси христианства, ведь оно держалось не на одной военной системе — это было многонациональное государство, поэтому нужна была наднациональная, мировая религия.
Исторический акт принятия христианства византийского, православного толка был совершен князем Владимиром в 988 г., и с этого момента в сонме европейских христианских государств появилась Киевская Русь. Великий князь Владимир осуществил смелую государственную реформу, которая позволила Древней Руси встать вровень с развитыми феодальными монархиями. Ведь в эту эпоху Византия была еще в расцвете, там не умерла античная традиция — в ее школах изучали Гомера и других классиков древности, в философских диспутах продолжали жить Платон и Аристотель. Византийский вариант христианства отвечал нуждам феодального общества, что вполне соответствовало замыслам Владимира. Одновременно решалась и задача единого культа для всех племен Древней Руси. Государственная реформа Владимира как бы высвободила посте- пенно накапливавшийся в древнерусском обществе потенциал — началось бурное, стремительное развитие страны. Пригла. шенные из Визан-тии мастера строят каменные здания и храмы, расписывают их, украшают фресками, мозаикой, иконами, а рядом с ними работают русские, которые учатся неизвестному ранее мастерству. Уже следующее поколение будет возводить сложные сооружения в русских городах, почти не прибегая к помощи иноземцев. Прибывшее духовенство не только служит в новых храмах, но и готовит русские кадры для церкви, и, как следствие, распространяются знания и грамотность. Организуются школы, в которые Владимир под плач матерей собирает детей высшего сословия, молодых людей посылает на учебу за рубежи родной страны. Вводится летописание; как и всякое развитое государство, Киевская Русь начинает чеканить золотую монету.
Древняя Русь постепенно становится государством новой высокой культуры. Не следует, однако, думать, что в языческие времена она не обладала по-своему совершенной культурой. Эта народная языческая культура будет еще долго жить и продаст древнерусской культуре своеобразные и неповторимые чертыЙменно сплав достижений тогдашней мировой культуры (от сочинений Аристотеля до способов кладки каменной арки) и успехов языческой культуры и породил самобытный характер русской культуры Самобытность в чем? Прежде всего она проявляется в примате эстетического момента над философским. Кто лучшие русские философы? Державин (в оде «Бог»), Тютчев, Достоевский, Владимир Соловьев. Даже Чернышевский стремится быть философом. Можно спорить — хорошие или плохие, но русские философы — это все писатели, художники. И «умозрение в красках» — это иконы. Доказательством этому служат шедевры классической поры русского иконописания. Чтобы писать так, нужно было всем своим существом верить, что красота — категория не столько эстетическая, сколько онтологическая.
Вспомним, что Русь до XVII в. не знала школьной философии, а потому не дала таких ученых сочинений, как «Источник знания» Иоанна Дамаскина (ок. 650 — ок. 749) в Византии или «Сумма богословия» Фомы Аквинского (1225-1274) на средневековом Западе, которые подводили бы итог смысловому содержанию целой эпохи. Но это не значит, что на Руси не было своего философского осмысления бытия, только философствование осуществлялось в специфических формах — в формах иконописания. Не в трактатах, а в иконах, не в силлогизмах и дефинициях, а в зримых явлениях красоты — достаточно строгой, твердой и незамутненной, чтобы пропускать чистый свет духовного смысла, — приходится искать центральные идеи древнерусской культуры. Творчество красоты приняло на себя дополнительные функции, которые в других культурах принимало на себя абстрактное мышление.
Другая черта древнерусской культуры и в Киевской Руси, и в Московской Руси — это религиозность, т. е. можно говорить о том, что древнерусская культура — это религиозная культура. В то время, когда в Западной Европе происходил кризис Реформации, сферы бытия русского человека были пронизаны православным религиозным воздействием и во многом определялись им. На Руси возникают целые города — памятники православного искусства, о которых современный человек может говорить как о городах-заповедниках: Суздаль, Ростов Великий, Переславль-Залесский, Кириллов и др. Наши храмы монументальные и веселые, украшенные. Если хотите, тут даже какой-то элемент Востока или, точнее, элемент веселой красоты: православное христианство — самое веселое христианство. Помните у Тютчева: «Я лютеран люблю богослуженье?» Но поэт подчеркивает мрачность этого богослужения, к тому же следует иметь в виду, что и католические храмы суровы в своей грандиозности. Тогда как русский храм благодаря светлому, яркому, сияющему иконостасу, благодаря очеловеченному устройству пространства, его космизму и золоту огня, просто красив и светел.
И наконец, характерной чертой древнерусской культуры является двоеверие — сочетание христианской веры и прежних языческих обычаев. Действительно, так как язычество было раздробленным, оно было уничтожено Владимиром довольно мирным путем. Столкнули в воду языческих идолов, простоявших в Киеве несколько лет, поплакали и забыли о них. И заметьте — не порубили, не сожгли, а проводили с почестями: так обветшалую икону будут класть на воду, доверяя ее реке. И все — древние боги ушли, а вот язычество в своих земледельческих и бытовых нравственных формах живо до сих пор.
(Необходимо помнить, что древнерусская культура, главным очагом которой являлся Киев, по своему происхождению и характеру была европейской культурой, но она впитала также значительные воздействия культур Востока. Древняя Русь в X-XII вв. поддерживала разносторонние связи со многими европейскими и восточными народами и странами, и этим тоже объясняется стремительный взлет древнерусской культуры. Несомненно, наиболее важными и плодотворными были связи Киевской Руси с Византией, которая в то время являлась мировым культурным центром и общим источником культурных явлений. Как полагают современные ученые, византийское культурное влияние со временем поднялось на Руси до довольно высокого уровня общения развитых культур. За сравнительно короткое время киевскими книжниками были освоены громадные литературные богатства Ви-зантии. Столь же стремительно происходило усвоение образцов византийского искусства, прежде всего архитектуры и живописи.
Непосредственно выросшая из эллинизма, византийская культура несла в себе богатое античное наследие, составляющее общую основу европейской цивилизации. Киевская Русь, осваивая литературные богатства и искусство Византии, тем самым приобщалась и к названной общей основе, она вместе с тем включалась и в процесс дальнейшего созидания и развития европейской культуры. Однако столь значительное византийское влияние отнюдь не приводило к тому, что древнерусская культура превращалась в копирование византийской, а Киев — в некий филиал Константинополя. Усваивая более развитую византийскую культуру и через нее опыт и достояние европейской и частично восточных культур, культура Киевской Руси обнаружила и яркую самобыГность. Об этом свидетельствует оригинальная литература Киевской Руси, в частности «Слово о полку Игореве» — произведение, не имеющее прецедентов в византийской литературе и отличающееся от западных эпических поэм.
Своеобразием отмечены также архитектура и другие искусства Киевской Руси. Несомненно, София Киевская немыслима без Софии Константинопольской, но она определенно говорит и о различии двух культур. Константинопольская София имеет форму базилики с одним громадным куполом. Киевская — форму крестово-купольного храма с малыми куполами вокруг центрального купола, и это многокупольное завершение характерно для древнерусского стиля. К оригинальным чертам Киевской Софии следует отнести также открытые аркады-галереи, широкое применение, наряду с мозаикой, фрески в росписи храма, наличие светской тематики в фресковой живописи.
В XI-XII вв. стольный град Руси поддерживал весьма широкие отношения и с восточными соседями, и со странами Центральной и Западной Европы. В то время Древнерусское государство занимало важное место в политической жизни всего континента, о чем, в частности, свидетельствуют разветвленные династические браки великих киевских князей. Достаточно вспомнить, что Анна, дочь Ярослава Мудрого, стала королевой Франции и принимала участие в управлении страной. Сохранилось письмо папы Николая II, написанное им Анне в 1059 г., в котором он хвалит ее добродетель, ум и советует воспитывать сыновей в чистых нравах, поддерживать короля в его заботах о государстве.
Значительным весом Древнерусского государства в европейских делах обусловлено и то, что западные послы, купцы, воины были в то время нередкими гостями Киева. Их поражали размеры столицы Руси, великолепие ее дворцов и храмов. Сообщаемые ими сведения о Киеве находили обобщенное отражение в западных хрониках и космографиях. Так, Адам Бременский, известный географ XI в., назвал Киев «соперником Константинополя и лучшим украшением греческого мира». О Руси и ее столице находим частые упоминания в эпическом творчестве народов Западной Европы — скандинавских сагах, немецких геро- ических поэмах, французских рыцарских романах. Любопытно отметить, что в эти произведения приходили отзвуки и образы эпического творчества Руси, в частности образы князя Владимира и Ильи Муром-ца, который в немецких и скандинавских эпических поэмах XI- XIII вв. выступает под именем Ильи Русского. Монголо-татарское нашествие прервало связи древнерусского государства с западными странами, они были восстановлены уже Московской Русью, хотя и не прерывались у Новгорода.
Определенное своеобразие имеет и русская литература, возникшая еще в Х в. Официальное принятие христианства древнерусским государством потребовало не только множества переводных богослужебных и просветительских книг, но и составления, собственных, русских сочинений. Из памятников гражданской литературы до нас дошло так называемое «Поучение Владимира Мономаха», обращенное к детям князя. Литературный прием обращения отца к детям был широко распространен в средневековой литературе, нет ни одной страны на Западе и на Востоке, где бы не было такого рода произведения. Разные по содержанию и окраске, они имели одну цель — дать наставления детям. Таков труд византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей». «Наставления» французского короля Людовика Святого, поучение англосаксонского короля Альфреда и др. Но «Поучение» Владимира Мономаха выделяется среди них своей целенаправленностью и высокой художественностью. Исходя из собственного опыта, Мономах четко формулирует основные жизненные принципы. Он не ограничивается простым призывом сыновей к единству и прекращению усобиц, а обращает внимание и на образ самого князя, который в его представлении должен быть мужественным и смелым, деятельным и неутомимым правителем Русской земли. Князь должен проявлять заботу о смерде, челяди, «вдовицах», не давать сильным погубить человека. Дав крестное целование, нужно блюсти его, чтобы «не погубить души своей». Нужно заботиться о хозяйстве, рано вставать, поздно ложиться, не лениться, быть всегда готовым к походу. Князь должен думать о распространении славы Русской земли, чтить «гостя, откуда бы он к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол… ибо они по пути прославят… по всем землям…» Существенно то, что Мономах стремится убедить детей своим собственным примером. В «Поучении» отразилось глубокая тревога за дальнейшую судьбу родины, стремление предупредить потомков, дать им советы чтобы предотвратить политический распад Древнерусского государства.
Известны также сочинения церковного характера: жития русских святых Бориса и Глеба, Ольги, Владимира и др., поучения Феодосия Печерского и Луки Жидяты и, наконец, «Слово о законе и благодати» первого русского митрополита Иллариона. Последнее произведение имеет исключительное значение, по своей теме оно обращено к будущему Руси, а по совершенству формы и в самом деле как бы предвосхищает это будущее. Тема «Слова» — тема равноправности народов, резко противостоящая средневековым теориям богоизбранничества лишь одного народа, теория вселенской империи, или вселенской церкви. Илларион указывает, что Евангелием и крещением бог «все народы спас», прославляет русский народ среди народов всего мира и резко полемизирует с учением об исключительном праве на «богоизбранни-чество» только одного народа. Все «Слово» Иллариона, от начала до конца, представляет собой стройное и органическое развитие единой патриотической мысли. И замечательно, что эта патриотическая мысль Иллариона отнюдь не отличается национальной ограниченностью, ведь Илларион все время подчеркивает, что русский народ только часть человечества. Соединение богословской мысли и политической идеи создает жанровое своеобразие «Слова» Иллариона, в своем роде это единственное произведение.
Фундаментальная идея о необходимости прекращения своевольства и усобиц, о единении князей для защиты Русской земли пронизывает изумительный памятник древнерусской литературы — «Слово о полку Игореве». Строгий анализ образов этой поэмы показывает, что они порождены синкретическим мироощущением, сочетанием разнородных элементов: «Слово о полку Игореве» отражает «впечатывание» христианского мировоззрения в плоть традиционной славянской культуры. Отвечая на вопрос о том, что преобладало в образовавшемся при таком сплаве типе культуры, приходится признать следующее. Христианство присутствует в «Слове» наподобие верхнего покрова, только припорошившего древний и многовековой пласт культуры; основным корневым стержнем, породившим и питавшим «Слово», во многом оставалась самобытная мифологическая культура восточных славян. К этому следует сделать незначительное, но необходимое дополнение. Отразившееся в «Слове» язычество было уже «перезревшим» язычеством, преобразованным и значительно переосмысленным по сравнению с состоянием догосударственной поры. Выявленные же в памятнике черты христианства принадлежат христианству неортодоксального типа, христианству веротерпимому, приземленному и оптимистическому. То было избранное русскими князьями новозаветное христианство, а не христианство, ужесточенное монашеским аскетизмом и пастырскими поучениями.
Первый вариант относительно легко ложился в душу славянина-общинника и находил определенное созвучие в мирском устроении бытия, второй — пригнетал душу абсолютом карающего начала и пронизывал бытие страхом наказания за неминуемо совершаемые грехи, т. е. чаще всего за удовлетворение естественных потребностей вчерашнего славянина-язычника. Отсюда в русской культуре — устной и письменной — пойдут рука об руку два эти взаимоотталкивающихся и борющихся друг с другом начала. Из этих столкновений волевых противоречий как бы высекаются образцы высокого духовного подвига и неизмеримой глубины страдания человеческого, насыщая культуру русского народа богатой духовностью и сокровенным духовным опытом, именуемым святостью.
Среди письменных памятников древнерусской культуры первое место принадлежит летописи. Русское летописание возникает в XI в. и продолжается до XVII в. В разное время своего существования оно имело разный характер и разное значение. Достигнув значительного развития в XI-XII вв., летописание затем в результате монголо-татар-ского нашествия приходит в упадок. Во многих старых летописных центрах оно прекращается, в других сохраняется, но носит узкий, местный характер. Возрождение летописного дела начинается только после Куликовской битвы. Летописи — это не просто перечисление исторических фактов, в них воплотился широкий круг представлений и понятий средневекового общества. Летописи являются памятниками и общественной мысли, и литературы, и даже зачатков научных знаний. Они представляют собой как бы синтетический памятник русской средневековой культуры. Можно без преувеличения сказать, что у нас нет более ценных и интересных памятников прошлой культуры, чем наши летописи — от знаменитой «Повести временных лет» киевского монаха Нестора до последних летописных сводов XVII в.
При всем различии политических тенденций и стиля изложения во всех летописях XIV-XV вв. отчетливо проявляется их общерусский характер. Где бы ни составлялась летопись, какие бы местные политические интересы она ни защищала, в ней все равно красной нитью проходит тема общности Русской земли, ее борьбы против иноземных завоевателей, понимаемой летописцем как борьба в защиту православия и христианства. Интересно, что война Москвы против Новгорода была облечена также в религиозную форму борьбы против отступничества Новгорода от христианства, для чего был использован факт связей боярской аристократии Новгорода с Литвой и католической церковью. Патриотизм в его своеобразной религиозной окраске, типичной для средневековья, является ярко выраженной чертой русского летописания.
Ведущим направлением общественно-политической мысли XIV- XV вв., отразившейся в летописях и других литературных произведениях, была выраженная в религиозной форме идея общерусского единства и сильной княжеской власти в союзе с церковью. Это была феодальная идеология по своему классово-политическому содержанию, выражавшая прогрессивное в то время движение к созданию единой феодальной монархии. С наибольшей силой эта идеология развивалась в произведениях московской общественно-политической мысли. После образования единого Российского государства в центре общественно-политической мысли стояли прежде всего вопросы самодержавной власти, места и значения церкви в государстве, его международного положения. В начале XVI в. оформилась тесно связанная с версией о происхождении московских великих князей от римских императоров идея о «Москве — третьем Риме». И наконец, в XVII в. возник «Новый летописец», главная идея которого — обоснование законности избрания на русский престол династии Романовых.
Религиозное мировоззрение было господствующим в средние века, однако господство христианства в средневековой Руси было далеко не всеобъемлющим. В народных массах устойчиво сохранялись пережитки языческих верований, что сказывалось в разных праздниках и обрядах и против чего упорную, но довольно безуспешную борьбу вела церковь. В народных обычаях и обрядах было много проявлений невежества, суеверий, вроде колдовства, волхвования и пр., но в устойчивости этих явлений вместе с тем сказывалось и стихийное сопротивление христианской церкви с ее установлениями, освящавшими отношения господства и подчинения. Народные массы были той средой, которая в конечном счете питала многообразные проявления антицерковной идеологии в русской культуре XIV-XVI вв. Одним из важнейших и интереснейших явлений антицерковной идеологии были ереси.
Представляет интерес ересь так называемых стригольников, возникшая в Новгороде (середина XIV в.). Они сосредоточивали все свое внимание на внутреннем, духовном состоянии человека. Стригольники считали, что религия во всей ее полноте доступна восприятию каждого человека, — а не только особой касте церковников, что религиозное миропонимание должно быть основано на разуме человека, а не на вере в необъяснимые чудеса и таинства. В этом заключался важный сдвиг средневекового мышления в сторону рационализма, в сторону освобождения человеческого духа от беспомощного преклонения перед таинственной силой «высшего божества», в конечном счете учение стригольников подрывало основы религии, хотя сами они оставались еще в целом в рамках религиозного мировоззрения. О распространении рационалистического мышления на Руси свидетельствует и сочинение тверского купца Афанасия Никитина. Он не был еретиком, но в его «Хождении за три моря» высказаны мысли, противоречащие официальной религиозной догме и рационалистические в своей основе. Прежде всего — это мысль о равноправии языков и вер. Интересно и то, что в сочинении Никитина нет упоминания Троицы, ему ближе понятие единого бога (как и стригольникам). Рационалистические идеи, несогласие с церковью и ее догматами были проявлением развития прогрессивной общественной и философской мысли.
В начале XVI в. в Москве собрался церковный собор для суда над еретиками, которые с согласия великого князя были приговорены к смертной казни. В Москве и Новгороде еретиков сожгли на кострах; так русская церковь, не отставая от католических инквизиторов, жестоко расправлялась со своими противниками. Не только в католических странах Запада, но и в России в средние века пылали зажженные церковниками костры, на которых гибли смелые мыслители, провозвестники будущей победы науки над религией, гуманизма над аскетизмом.
Для средневековой русской религиозной культуры типичным было мистико-символическое объяснение явлений природы. Например, солнечное затмение 1366 г. объяснено в летописи божьим гневом за то, что египетский султан преследовал христиан, «и сего не терпя, солнце лучи свои скры». Но наряду с этим в летописи заметны признаки зарождающегося свободного наблюдения над природой, не связываемого религиозно-мистической символикой. Так, в записи 1419 г. при описании сильной бури с грозой сказано, что гром является результатом «столкновения облаков». Интерес к строению Земли и вселенной привел к появлению особых сочинений. В одном рукописном сборнике Кирилле-Белозерского монастыря (1424) содержатся статьи: «О широте и долготе Земли», «О стадиях и поприщах», «О земном сустроении», «О расстоянии между небом и Землей», «Лунное течение» и т. п. Исследователь истории русской науки Т. И. Райнов отмечает, что все эти статьи «отличаются совершенно трезвым натуралистическим характером». В них содержатся цифровые данные о некоторых астрономических объектах. Устройство вселенной понималось как геоцентрическое и уподоблялось яйцу: Земля — это желток, воздух — белок, небо — скорлупа. Небо всюду отстоит от Земли на равном расстоянии и вращается над Землей, причем Луна и планеты помещаются на особых вращающихся поясах. Объясняется, почему Солнце выглядит небольшим — вследствие расстояния, при котором человеческое зрение («зрак») видит все в уменьшенном виде. И хотя эти представления наивны, существенна сама попытка натуралистически-конкретного объяснения вселенной на основе практических наблюдений.
Образование Российского государства способствовало дальнейшему накоплению знаний о природе и формированию рационалистического мировоззрения. Начавшееся ослабление позиций церкви, развитие ремесленного производства и торговли, рост связей с зарубежными странами также сыграли роль в развитии научных знаний в XVII в. Конечно, и в это время продолжала распространяться старая литература о природе с ее богословско-мистическим истолкованием различных явлений. Но наряду с этим появляется интерес к научной литературе западноевропейского Возрождения с ее рационалистическим подходом к явлениям природы. Именно в это время в России появляются переводы целого ряда произведений, оказавших существенное влияние на формирование и распространение научных взглядов в области астрономии, математики, химии, географии, биологии и пр. Сами условия жизни Российского государства XVII в. требовали перехода к более конкретному и реалистичному изучению природы, отказа от богословско-символического и мистического ее истолкования. При этом развивалась чисто практическая сторона научных знаний, в то время как ее теоретическая сторона оставалась в совершенно неразвитом состоянии, что в значительной мере объясняется позицией церкви, враждебной научному знанию. И тем не менее развитие рационалистического мышления подтачивало устои русской религиозной культуры, способствовало ее обмирщению.
В ходе своего развития достигает расцвета древнерусское искусство. Во второй половине XIV — первой половине XV в. работали два великих русских художника — Феофан Грек и Андрей Рублев. Феофан, выходец из Византии, во второй половине XIV в. работал в Новгороде, а затем в Москве. Для стиля фресковых росписей Феофана и его икон характерна особая экспрессивность, эмоциональность. Он не всегда тщательно прорисовывал свои изображения, но достигал огромной силы воздействия на чувства зрителя. Этот характер живописи соответствовал и темпераменту художника, о котором говорили, что он «изограф нарочитый и живописец изящный во иконописях». Современник рассказывает, что во время работы он никогда не стоял на месте («ногами беспокоя стояще»): вероятно для того, чтобы все время видеть, как смотрится мазок издали. Не прерывая работы, Феофан вел беседы с друзьями — и об искусстве, и о философии.
Иной характер носит живопись Андрея Рублева (ок. 1360-1430). Великолепный колорист, Андрей Рублев создавал умиротворенные композиции. В годы кровавых феодальных междоусобиц, вражеских набегов он отразил в живописи народную мечту о мире, спокойствии, благополучии, человеческой близости. Эти черты особенно ярко проявились в самом знаменитом произведении, созданном им совместно с учениками, — «Троице». На иконе изображены три прекрасных юноши, ведущие неторопливую, дружескую и вместе с тем печальную беседу. Андрей Рублев работал и в области книжной миниатюры; во времена, когда искусство было большей частью безымянным, он оставил после себя прочную память. Даже в середине XVI в. в одном из завещаний среди множества икон без указания авторов особо выделяется образ «Ондреева письма Рублева». Традиции Андрея Рублева продолжались в живописи второй поло- вины XV-XVI в. Особенно выделяются фресковые росписи Дионисия (лучше всего они сохранились в Ферапонтовом монастыре в Белозер-ском крае), не только своеобразные по композиции, но и с неповторимо нежным колоритом. Искусство иконописания сохранило для нас не только имя Дионисия; но и имена Прохора с Городца, Даниила Черного, Прокопия Чирина, Истомы Савина, Симона Ушакова. Об их уровне иконописания грек, диакон Павел Алепский, побывавший в 1666 г. в России, писал: «Иконописцы в этом городе не имеют себе подобных на лице земли по своему искусству, тонкости письма и навыку в мастерстве… Жаль, что люди с такими руками тленны». Во второй половине XVI в. в живописи появляются уже и портретные изображения с чертами реального сходства. Достижения искусства средневековой Руси вошли в. плоть и кровь русской культуры XVIII-XIX вв.
В жизни людей Древней Руси большое место занимали музыка, песни и пляски. Песня сопровождала работу, с ней ходили в поход, она была составной частью праздников, входила в обряды. Плясками и инструментальной музыкой сопровождались «игрища межю села», княжеские развлечения. Красочная картина описания пира богача дается в «Слове о богатом и убогом», где описывается выступление артистов-музыкантов «с гусьльми и свирельми», певцов, танцоров, шутов. Артисты-скоморохи занимали особое место среди древнерусских профессиональных исполнителей. Они ездили из города в город, из села в село и выступали на торгах, ярмарках или празднествах. Скоморохи были артистами — профессионалами-танцорами, акробатами, фокусниками, водили медведей и других дрессированных животных. Церковные круги отрицательно относились ко всем этим развлечениям, видя в них «пакость», «бесовство», связанное с языческим религиозным воззрением, отвлекающим людей от церкви.
К числу наиболеезамечательных археологических достижений нашего времени по праву относится открытие берестяных грамот в Новгороде. Береста играла на Руси такую же роль, как папирус в Египте или вощеные таблички в Риме. Феодальные акты, подлежащие вечному хранению, писались на пергаменте, но повседневные нужды в письменном слове удовлетворялись с помощью березовой коры. Именно на ней запечатлевали хозяйственные распоряжения, долговые расписки, заметки для памяти и частные письма. Авторами и адресатами их были лица разного достоинства и сословной принадлежности — и бояре, и представители знати, и рядовые ремесленники, и крестьяне, и служилые люди.
Характерными чертами русского быта в XVI в. оставались консервативность и большая, чем в предыдущие периоды, но все еще незначительная дифференцированность: разница в быте между господствующим классом и «черными» людьми по-прежнему была скорее количе- ственной, чем качественной. Мало отличались друг от друга в это время городские и сельские жилища. Город был комплексом усадеб, на улицы и переулки выходили не дома, а высокие глухие заборы. В каждой усадьбе были изба, хозяйственные постройки, небольшой огород с садом. Боярская усадьба имела большие размеры, разнообразными были хозяйственные постройки: кроме господского дома стояли «людские» избы, в которых жили холопы. Горожане держали также домашний скот, а потому за городской чертой обязательно устраивались выгоны.
Семейный быт строился на основе безоговорочного подчинения главе семьи всех домочадцев — жены и детей. За непослушание следова-то телесное наказание. Это не удивительно: телесные наказания применялись широко, им подвергали даже бояр, они не считались позорящими. И все же было бы неверным считать русскую женщину XV- XVI вв. абсолютно бесправной. Разумеется, браки совершались по воле родителей, «сговорные» и «рядные» записи о будущем браке заключали не жених и невеста, а их родители или старшие родственники. Но соображения материальные и престижные преобладали в феодальных семьях, где выгодный брак сулил приращение вотчин или установление добрых отношений с влиятельными лицами. Среди крестьян и посадских людей, где к тому же ранняя трудовая деятельность помогала общению юношей и девушек, основы брака бывали иными. Важные обязанности лежали на жене; она была распорядительницей всего домашнего хозяйства, в богатых домах ей подчинялась вся женская прислуга. Не случайно «Домострой» включает особую главу «Похвала женам», где утверждается, что добрая жена дороже «камени многоценного», что «жены рады добры блажен муж».
|
