| Н. А. Купина , О. В. Пушкарева
При интерпретации и оценке национальной русской картины мира нередко используется оператор странное, содержащий смысл "необычное, непонятное, непривычное, не такое, как всегда, и поэтому вызывающее удивление и недоумение". Странными не только со стороны, но и изнутри (Мы не такие, как все; Умом Россию не понять; Наш путь необычный, особенный и под., ставшие шаблонными суждения) кажутся лица, характеры, обычаи русских, некоторые участки вещного мира, мира идей, эмоций.
Русский язык выработал разветвленную систему средств, служащих для реализации значения странного. Эти средства комбинируются в поле, включающее слова, так или иначе варьирующие значение "странное"; особые синтаксические конструкции, прежде всего вопросительные; некоторые частицы, союзы (ужли, ужели, ведь, разве, но) и др. Можно говорить о том, что в русском языке существует модальность странного 1 .
В структуру модальности странного 2 входит нормативная картина мира в представлении говорящего субъекта, субъект модального отношения, объект модального отношения и само отношение к объекту как странному.
Модальность странного есть отношение к нарушению стереотипа, свидетельствующее о невозможности или неспособности субъекта объяснить кажущееся отклонение.
Модальное отношение странного охватывает многие высказывания, суждения, философские, публицистические, художественные тексты, связанные с оценкой русской жизни. Для осмысления странного в национальном бытии и характере целесообразно обратиться к А. С. Пушкину.
Анализ языка А. С. Пушкина 3 показывает некатегориальность странного в восприятии национальным поэтом русской действительности. Об этом свидетельствуют статистические данные, сведенные нами в таблицу. Дадим некоторые пояснения. В первой колонке представлены слова группы "странное" в русском языке (цифра около слова указывает номер его значения в толковом словаре 4 ); во второй приведено количество конкретных словоупотреблений во всех текстах А. С. Пушкина (или в пушкинском сверхтексте); в третьей - количество конкретных словоупотреблений в лирике поэта; в четвертой - количество конкретных словоупотреблений в романе "Евгений Онегин".
Частотность слов из ФСГ странное
| Слово из ФСГ странное
|
Количество употреблений
|
| в пушкинском сверхтексте
|
в стихотворениях
|
в "Евгении Онегине"
|
| странное
|
126
|
7
|
10
|
| странно
|
19
|
1
|
0
|
| странность
|
4
|
2
|
1
|
| странность (=странные привычки)
|
15
|
0
|
| таинственный
|
35
|
20
|
7
|
| таинственно
|
8
|
6
|
1
|
| таинственность
|
4
|
0
|
0
|
| фантастический
|
6
|
0
|
0
|
| мистический
|
5
|
0
|
0
|
| неведомый
|
35
|
13
|
0
|
| неведомо
|
8
|
0
|
0
|
| загадочный
|
3
|
0
|
0
|
| загадка
|
11
|
2
|
2
|
| невероятный
|
2
|
0
|
0
|
| невероятность
|
2
|
0
|
0
|
| невероятно
|
1
|
0
|
0
|
| невиданный
|
2
|
0
|
0
|
| небывалый (=необычайный)
|
1
|
0
|
0
|
| небывалый (=вымышленный)
|
2
|
2
|
0
|
| небывальщина
|
1
|
0
|
0
|
| необычайный
|
5
|
0
|
0
|
| необычайно
|
1
|
0
|
0
|
| исключительный
|
5
|
0
|
0
|
| чрезвычайный
|
10
|
0
|
0
|
| необыкновенный
|
67
|
1
|
1
|
| необыкновенно
|
1
|
0
|
0
|
| непостижный
|
2
|
1
|
0
|
| непостижимый
|
3
|
0
|
1
|
| непостижимо
|
0
|
0
|
0
|
| непостижно
|
0
|
0
|
0
|
| непонятный
|
32
|
6
|
3
|
| непонятно
|
0
|
0
|
0
|
| неизъяснимый
|
32
|
5
|
2
|
| неизъяснимо
|
2
|
0
|
0
|
| озадачить
|
1
|
0
|
0
|
| непривычный
|
1
|
0
|
0
|
| непривычно
|
0
|
0
|
0
|
| недоумение/-нье
|
28
|
3
|
3
|
| недоумевать
|
3
|
0
|
0
|
| смутный (=неясный)
|
7
|
3
|
1
|
| смутный (=вызывающий смятение, беспокойство)
|
9
|
2
|
0
|
| темный (=неясный, непонятный)
|
34
|
10
|
3
|
| темный (=вызыв. недоверие, сомнительный, подозрительный)
|
3
|
0
|
1
|
| темно (=туманно, непонятно)
|
7
|
1
|
1
|
| чудесный - 1
|
11
|
3
|
1
|
| чудесный - 2
|
10
|
5
|
0
|
| чудесный - 3
|
16
|
8
|
1
|
| чудесно
|
4
|
1
|
0
|
| чудный - 1
|
13
|
1
|
0
|
| чудный - 2
|
24
|
12
|
3
|
| чудный - 3
|
21
|
11
|
2
|
| чудно
|
11
|
1
|
3
|
| чудо
|
82
|
13
|
1
|
| чудесить
|
2
|
1
|
0
|
| чудеснее
|
1
|
1
|
0
|
| причудливый
|
0
|
0
|
0
|
| причуда
|
9
|
0
|
2
|
| причудник
|
0
|
0
|
0
|
| причудница
|
3
|
0
|
2
|
| дивный
|
40
|
22
|
1
|
| дивно
|
4
|
1
|
0
|
| дивить
|
2
|
2
|
0
|
| дивиться
|
52
|
15
|
2
|
| чудотворный
|
5
|
1
|
1
|
| чудотворец
|
6
|
1
|
0
|
| чудотворица
|
1
|
0
|
0
|
| чудотворно
|
0
|
0
|
0
|
| диковинный
|
0
|
0
|
0
|
| диковина/-нка
|
1/3
|
0/0
|
0/0
|
| удивительный - 1
|
29
|
0
|
0
|
| удивительный - 2
|
40
|
0
|
0
|
| удивить
|
22
|
2
|
2
|
| удивиться
|
15
|
2
|
0
|
| удивление
|
33
|
3
|
1
|
| удивлять
|
7
|
1
|
0
|
| удивляться
|
28
|
1
|
1
|
| потрясать - 4
|
3
|
0
|
0
|
| потрясение - 2
|
11
|
0
|
0
|
| потрясаться
|
0
|
0
|
0
|
| поразить - 4
|
65
|
3
|
4
|
| нелепый
|
17
|
1
|
0
|
| нелепица
|
1
|
0
|
1
|
| нелепость
|
16
|
0
|
0
|
| нелепо
|
0
|
0
|
0
|
| несуразный
|
0
|
0
|
0
|
| чудак
|
17
|
1
|
8
|
| чудаковатый
|
0
|
0
|
0
|
| сумасбродить
|
1
|
0
|
1
|
| сумасбродный
|
1
|
0
|
0
|
| сумасбродство
|
1
|
1
|
0
|
| сумасброд
|
6
|
0
|
2
|
| дикий - 4 //
|
28
|
9
|
0
|
| дикий - 5
|
2
|
0
|
0
|
| дико
|
8
|
1
|
3
|
| диво
|
25
|
5
|
0
|
| дивоваться
|
2
|
2
|
0
|
| надивиться
|
3
|
0
|
0
|
| изумление/-нье
|
45
|
1
|
3
|
| изумлять
|
2
|
0
|
1
|
| изумляться
|
2
|
0
|
0
|
| изумить
|
45
|
8
|
0
|
| изумиться
|
22
|
3
|
0
|
| поразительный
|
0
|
0
|
0
|
Из таблицы видно, что лексические средства выражения модальности странного в лирике относительно немногочисленны по сравнению со всем языковым творчеством поэта. Между тем именно лирика отражает авторское видение мира. Ядерный элемент поля - слово странное зафиксировано в лирических текстах всего 7 раз; многие слова группы "странное" А. С. Пушкин вообще не употребляет. Например, слово непостижимо вообще отсутствует в лексике поэта, ибо для гения А. С. Пушкина нет ничего непостижимого. Странное для поэта - это прежде всего "дивящее в силу неожиданности, восхищающее". Отсюда сравнительно высокая частотность в лирике слов чудесный (16), чудный (25), чудо (13), дивный (22), дивиться (15). Выделяется также группа слов, связанных общим значением "сверхъестественный, неразгаданный": таинственный (20), загадочный (22), неведомый (13), темный (10). Не случайна тенденция к употреблению этих слов при описании романтической ситуации: И светел ты сошел с таинственных вершин; Вы, тени мирные таинственного леса; Луна, спокойное сиянье / Твоих таинственных лучей...
В лирике наблюдается разнообразие объектов модального отношения странного. Эти объекты принадлежат таким семантическим сферам, как "физический мир", в частности "мир природы": природа, лес, гром, лучи, равнины, сени сосен, цветок, ключи; "человек": потомки, дева, певец, Наполеон; "психический мир": мечты, мечтанье, грусть, унынье, влечение, мысль, дух, судьба, счастье и др. Значения слов, обозначающих объект модального отношения странного, колеблется от предельно обобщенного (мир, все, что мило) до частно-предметностного (ворота, колокольчик).
Странное имеет отношение к "чужой, иной стране": Ты рождена воспламенять / Воображение поэтов, / Его тревожить и пленять... / Восточной странностью речей...
Странное возникает как неожиданное ощущение поэтом гармонии там, где обыденное сознание ее не ощущает: Стихи бесстыдные приапами торчат, / В них звуки странною гармонией трещат; То звуков или слов / Нежданное стеченье... / То странность рифмы новой, / Неслыханной дотоль.
В большинстве случаев странное существует на уровне впечатления, первичного восприятия, фиксируется поэтом в отдельной фразе или строфе и не разрушает нормативно-ценностную картину мира. Странное, по А. С. Пушкину, не характеризует русскую действительность как аномальную. Достаточно сказать, что культурно-этнографические реалии не выступают как объекты модального отношения странного. Национальное скорее проявляется в изображении эмоций, часто разноречивых: тайное волнение (любовь); Дивились долгому любви моей мученью (любовь и страдания); Что ж непонятная грусть / Тайно тревожит меня? (грусть и тревога); Страшно, страшно поневоле / Средь неведомых равнин (страх, беспокойство); Непонятно счастье ваше, / Но молчите ж обо всем (счастье, тревога) и др. Чувства нередко воспроизводятся как неопределенные, нераспознаваемые, нерасчленяемые: Не страшное влеченье / Чего-то жаждущей души; Какой-то негой неизвестной, / Какой-то грустью полон я; Неизъяснимый сердца жар...
Национальное проявляется и в изображении плена фантазий - неясных, неопределенных, но неизменно притягательных: И вот уже мечтою странной / Душа наполнилась моя; Мечтанья смутные в груди моей тая, / Скитаюсь по лугам, по рощам молчаливым, / Поэтом забываюсь я; Он оживляет тайной силой / Твои неясные мечты...
Возможно, национальное можно усмотреть в модальных смыслах, передаваемых с помощью вопросительных предложений. "Альтернативность пушкинских вопросов... глубоко содержательна. Опредмечивающий ход пушкинской мысли <...> отнюдь не стирает оттенок неизъяснимого" 5 . Очевидное становится объектом сомнений:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Странное здесь составляет основу философического модального смысла текста, отражающего отношение русского поэта к жизни. Актуальны смыслы "не подлежащее разгадке, непонятное, неуловимое, тревожащее, будоражащее". Наблюдается особая значительность: вопросы, не предполагающие конкретных ответов, обнаруживают, что "окружающий мир имеет голос, что он по меньшей мере равноправен с человеком <...> и находится с ним в непрестанном диалоге" 6 . Человек же призван сам понять, расшифровать вечные мировые загадки.
Лирический мир А. С. Пушкина чужд тривиальностей. Поэт избегает прямых номинаций странного, развивая и углубляя модальные обертоны. Используя модальное отношение для характеристики принятого нормативного положения вещей, А. С. Пушкин, в частности, трактует норму как право на индивидуальность. Это ярко выражается в романе "Евгений Онегин".
В тексте романа 8 раз употребляется слово чудак. Чудак - прямой носитель странного, анормального, и смотрит на него Пушкин прежде всего глазами света 7 : Мелькают профили голов / И дам, и модных чудаков. Нормативно-социальная оценка охватывает то, что бросается в глаза - внешность, манеру поведения. Оценочное слово чудак используется как ярлык. Чудака отличает эпатирующее поведение; чудак "надевает" на себя маску странного; он притягивает взгляды своей необычностью.
Онегин как объект модального отношения странного характеризуется словосочетанием опаснейший чудак, передающим негативную оценку (в сочетании с агрессивностью), пронизывающую оппозицию Онегин - все. Онегин, разумеется, не такой, как все. В то же время для Татьяны Онегин - пасмурный чудак, чудак печальный и опасный, не лишенный романтического обаяния, одинокий, непонятый, совершивший непоправимое. Попутное замечание автора "я сердечно люблю героя моего" говорит о том, что чудаковатое поведение, с точки зрения Пушкина, не повод для того, чтобы отвергнуть человека. Выражения прослыть чудаком, корчить чудака передают идею масочности. Маска - это еще не лицо. В словах мой неисправленный чудак скрыта снисходительность к чудачествам. Способность на сумасбродство противостоит посредственности. Притяжательное местоимение мой создает тональность доверительности и понимания. Чудак - "человек, способный на неожиданные поступки, разрушающий стереотипы поведения, верный себе без оглядки на мнение света". Таковы грани чудачества как варианта странного. Странность встает в один ряд с мечтательностью и холодной аналитичностью. Такое соединение несоединимого можно расценить как одобряемое А. С. Пушкиным выражение национального в характере героя: Мне нравились его черты, / Мечтам невольная преданность, / Неподражательная странность / И резкий охлажденный ум.
Итог лирического размышления А. С. Пушкина парадоксален: И... посредственность одна / Нам по плечу и не странна? Модальное отношение странного приписывается собирательному субъекту, некоему обобщенному обывательскому сознанию. Странное, с точки зрения автора, становится синонимом неординарного.
Странность, непохожесть, способность оставаться верным себе, даже совершая непредсказуемые поступки, наконец, неординарность - знаки любимых героев А. С. Пушкина.
Странное утверждается А. С. Пушкиным как право на индивидуальность и отрицается как максималистское аксиологическое средство. А. С. Пушкин не приписывает странное всему русскому; для него не характерна реакция недоумения и отталкивания при восприятии странного.
Список литературы
1 См.: Вольф Е.М. Оценка и странность как виды модальности // Язык и логическая теория. М., 1987. С. 179-186. 
2 См.: Малышева А.А. Норма и модальность странности // Нормы человеческого общения: Тез. докл. межвуз. науч. конф. М., 1987. С. 17-19.
3 См. по изд.: Пушкин А. С. Полное собр. соч.: В 10 т. 3-е изд. М., 1962 - 1964.
4 См.: Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Под ред. В.В. Виноградова . М., 1956.
5 См.: Грехнев В.А. Этюды о лирике Пушкина. Н. Новгород. 1991. С. 89-90.
6 См.: Непомнящий В.С. Лирика Пушкина. Статья 4 // Литература в школе. 1995. № 1. С. 7.
7 См.: Лотман Ю.М. Пушкин. Спб., 1997. С. 577.
|
