Доктор исторических наук Г. ИОФФЕ.
Американский философ и историк Ральф Эмерсон утверждал: "Истории нет. Есть биографии". Мысль, конечно, крайняя, но в ней - большая правда. Наше поколение тоже могло убедиться в этом. Разве в годы последней российской смуты 90-х годов ушедшего века мы не видели, как историю "делали" люди? Вспоминая о смуте начала ХХ века, нельзя обойтись без биографических портретов белых генералов - участников и вождей жестокой борьбы, перевернувшей судьбу России. Начнем с портрета Михаила Васильевича Алексеева .
Я прикасаюсь рукою к истории,
Я прохожу по гражданской войне…
Р. Рождественский
Карьера генерала М. В. Алексеева - свидетельство глубочайших перемен в России, вызванных реформами Александра II. Они открывали дорогу выходцам из самых низов общества. Алексеев родился в 1857 году в семье солдата сверхсрочной службы, но получил хорошее образование: окончил гимназию, Московское юнкерское училище, позже - академию Генерального штаба (кстати, состоял потом в этой же академии профессором).
Коротко о его послужном списке. Участвовал в Русско-турецкой (1877-1878) и Русско-японской (1904-1905) войнах. С началом Первой мировой Алексеев становится начальником штаба Юго-Западного фронта, затем - главнокомандующим армиями Северо-Западного и Западного фронтов. В августе 1915 года император Николай II, взяв на себя верховное командование, назначает генерала Алексеева начальником штаба Ставки. И если первое решение царя встречено в высших кругах, мягко говоря, сдержанно, то назначение Алексеева в армии приветствовали: его авторитет был весьма высок.
С осени 1915 года ход войны для России переломился к лучшему. Военные действия начали принимать более позиционный характер, а летом 1916 года генерал Брусилов одержал блестящую победу на Юго-Западном фронте. И тем не менее политический кризис в стране продолжал усугубляться. Пользуясь трудностями, вызванными войной, либеральная оппозиция, форпостом которой стал Прогрессивный блок IV Государственной думы, развернула мощную антиправительственную кампанию. Власть обвиняли в бездарном ведении войны, в "распутинщине", в тайном желании заключить сепаратный мир… Лидеры оппозиции находили сочувствие в верхах армии, находили они его и у генерала Алексеева.
В конце февраля 1917 года в Петрограде начались забастовки и демонстрации рабочих, а затем разразился солдатский бунт Петроградского гарнизона. Именно тогда председатель Государственной думы М. Родзянко обратился к М. В. Алексееву и другим высшим генералам с просьбой склонить царя отречься от престола в пользу наследника, цесаревича Алексея. Оппозиция рассчитывала прийти таким образом к власти. Алексеев поддержал Родзянко, он разослал циркулярную депешу главнокомандующим фронтами, которые в ответ на нее рекомендовали Николаю II отречься от престола - "ради единства страны в грозное время войны". Слово высших генералов оказалось решающим. Николай II дал согласие, но отрекся не в пользу сына, а в пользу брата - великого князя Михаила Александровича. Это произошло вечером 2 марта, а утром следующего дня Михаил отказался принять престол до решения Учредительного собрания. События приняли неожиданный и непредвиденный оборот.
Есть свидетельства, из которых видно, что Алексеев позднее рассматривал свою роль в отречении Николая II как большую ошибку. "Никогда себе не прощу, - говорил он, - что поверил в искренность некоторых людей, послушал их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении государя от престола". Долго помнили Алексееву эту телеграмму и не прощали в некоторых монархических кругах. Кое-кто был готов даже обвинить Алексеева и других высших военачальников в измене.
Временное правительство назначило генерала Алексеева верховным главнокомандующим русской армии, в которую уже ворвались политические страсти, раскалывавшие и разваливавшие ее. Алексеев делал все возможное, пытаясь сохранить боевую мощь войск и довести войну, которой было принесено уже так много жертв, до победоносного конца. Смиряя генеральскую гордость, он апеллировал к разуму, совести и чувству долга солдат. Когда в начале мая 1917 года в Ставке собрался съезд для организации "Союза офицеров армии и флота", на который прибыли и солдатские депутаты, Алексеев пришел в казарму, где они остановились. Сняв фуражку с седой головы и низко поклонившись им как "честным великим русским гражданам", призвал забыть о "собственных интересах" и отдать все "изнемогающему Отечеству". "Вы - лучшие люди ваших полков, - говорил старый генерал, - у меня к вам, как к лучшим людям, просьба, мольба, приказ..." Тронутые, взволнованные солдаты клялись воевать до победы, до полного "выздоровления" и "воскресения" России.
Увы, воскресения не происходило. Страну и армию все более захватывала революционная анархия. 21 мая Алексеев направил Временному правительству телеграмму, требуя принять самые жесткие меры для восстановления дисциплины в армии. "Развал внутренний, - писал он, - достиг крайних пределов, дальше идти некуда". Но в тот же день М. В. Алексеев был смещен с поста главнокомандующего и заменен генералом Брусиловым. Не прошло двух месяцев, как Брусилова сменил генерал Корнилов.
Алексеев надеялся, что, может быть, именно Корнилов сумеет справиться с надвигавшейся катастрофой. "Дай Бог Корнилову сил, терпения, мужества и счастья", - писал он в июле 1917 года. Большинство руководителей России, считал он, "ничтожны, заняты делами личными и интересами своих партий". Генерал Корнилов во главе верных ему войск продвигался к Петрограду, надеясь предотвратить надвигающуюся революцию.
Прямого участия в корниловском движении Алексеев не принимал. Когда войска Корнилова шли к столице, он находился в Петрограде, заседал в Совете республики (Предпарламенте) - некоей форме представительного совещания при Временном правительстве. Некоторые члены Временного правительства и либеральные лидеры в момент "корниловского кризиса" уговаривали Алексеева возглавить правительство. Он согласился. Но кавалерийские части генерала А. Крымова, посланные в помощь Корнилову, до Петрограда так и не дошли. "Путч" провалился.
Сместив Корнилова, Керенский сам стал Верховным главнокомандующим, а должность начальника штаба Ставки уговорил принять Алексеева.
Позднее, в Добровольческой армии, а затем и в белой эмиграции, согласие Алексеева на предложение Керенского вызывало у многих недоброжелательное к нему отношение. Считали, что, согласившись, Алексеев проявил "антикорниловство". Дочь Алексеева, В. Борель, в письме к Деникину (апрель 1923 года) решительно возражала против самой мысли о том, что "папа был против генерала Корнилова". Она писала, что отец рассказывал ей о том, как был "посвящен в дела предполагавшегося выступления" Корнилова на Петроград. Принимая же должность начальника штаба Ставки при Керенском, он руководствовался только одним желанием - спасти Корнилова и всех иже с ним. Логика его мысли понятна: на посту начальника Ставки Алексеев мог "смягчить удар" по корниловским лидерам - возможно, уже тогда он имел в виду планы будущей борьбы. Но Корнилов и некоторые его сторонники восприняли шаг генерала Алексеева иначе. Встретив Алексеева в Ставке (в Могилеве), арестованный Корнилов наговорил ему немало резких слов. Впрочем, в том положении, в котором оказался генерал, его можно понять. И хотя по приказу Керенского Алексеев вынужден был арестовать в Ставке Корнилова и его сподвижников, он настойчиво уговаривал Керенского не предъявлять им обвинения в измене и мятеже.
5 сентября Алексеев подал в отставку. В его рапорте читаем следующее: "Страдая душой вследствие отсутствия власти сильной и деятельной, вследствие происходящих отсюда несчастий для России, я сочувствую идее генерала Корнилова и не могу пока отдать силы на выполнение должности начальника штаба". Позднее он писал П. Милюкову, что А. Керенский, Б. Савинков и другие, безусловно , были в курсе подготовки движения Корнилова, во всяком случае, участие Керенского в этом деле бесспорно. "Почему все эти люди отступили, когда началось движение, почему отказались от своих слов, я сказать не умею", - горечь в этих словах старого генерала.
Выйдя в отставку, Алексеев уехал в Смоленск. Здесь он, по имеющимся данным, создал организацию "Белый крест" (ее еще называли "Алексеевской организацией"), которая исподволь занялась нелегальной переброской на Дон главным образом офицеров, где, по замыслу Алексеева, предполагалось формирование Добровольческой армии, откуда она должна была начать миссию спасения России от революционной разрухи.
В первые дни октября 1917 года Алексеев прибыл в Петроград и поселился на Галерной улице. Официально он находился в столице как член так называемого Предпарламента, а фактически - для развертывания тайной работы "Алексеевской организации". 12 октября в письме к жене он писал: "Вчера сделал крупное дело по известному тебе вопросу". Некоторые историки белого движения считают, что речь шла о деятельности "Белого креста". 16 октября, то есть за девять дней до Октябрьского переворота, переброска офицеров и юнкеров на Дон началась.
Сохранившаяся записная книжка Алексеева показывает, что его заботы касались множества дел: от политики до размещения и обеспечения довольствием прибывавших в Новочеркасск офицеров. Пунктом сбора был определен Лазарет № 2, расположенный на Барочной улице, в доме № 36. По имеющимся данным, некоторые антибольшевистские лидеры, в частности Б. Савинков, как член Совета казачьих войск, пытались привлечь Алексеева и связанных с ним офицеров к подавлению большевистского выступления 25 октября. Алексеев уклонился от этого предложения, считая его запоздало-безнадежным. По его замыслу, борьбу с большевиками теперь следует начинать и развивать с окраин, в частности с казачьего Дона. Впоследствии зять Алексеева ротмистр Шапрон писал, что генерал расценил предложение Савинкова "как безнадежное" и ответил, что на верную смерть офицеров и тем более "детей" (то есть юнкеров) не пошлет.
Между тем оставаться в Петрограде становилось все опаснее. 25 октября Алексеева перевели из общежития на Галерной, где он проживал, на квартиру члена "Алексеевской организации" инженера С. Щетинина. Сопровождали Алексеева А. Шапрон, полковник С. Веденяпин и дочь Щетинина Наталья - сестра милосердия одного из госпиталей. Наняли извозчика. Сели Алексеев и Наталья, Шапрон и Веденяпин должны были добираться сами. В арке на Дворцовой площади извозчика остановил матросский патруль. Алексеев протянул свои документы члена Совета республики с печатями Временного правительства. Между матросами начался спор. "Э-э, гляди, - сказал один, - да тут печати правительства. Старика надо задержать". "Ну и что? - возразил другой. - А у нас с тобой какие печати? Других нет". Матрос махнул рукой. Через некоторое время опять остановили, на сей раз солдаты. "Оружие есть?" - "Какое оружие! - кричала Наталья. - Не видите, на операцию едем!" И снова пропустили. Помогла форма общины Красного креста, в которую была одета спутница Алексеева.
Два или три дня Алексеев прожил на Манежной улице у Щетининых. Иногда он выходил на улицу, и однажды какой-то прохожий его узнал. Тогда решили перевезти Алексеева на Спасскую улицу, в квартиру сестры Шапрона, где было более безопасно. Но уже 30 октября сюда пришел друг Щетининых, железнодорожный инженер В. Шуберский, и сообщил, что вечером на Ростов отходит поезд, возможно последний, и что у него есть билеты в два купе 1-го класса. Решили: надо уезжать. У инженера Щетинина забрали его паспорт, которым при случае мог воспользоваться генерал. Алексеев, Шуберский, Веденяпин и Шапрон отправились на Николаевский вокзал. Все прошло благополучно, если не считать, что проводник в вагоне, ранее служивший в Ставке, неожиданно спросил: "Не желает ли Его Высокопревосходительство чайку?" Ему посоветовали унять свою предупредительность...
На юг уезжал небольшого роста старичок в круглых очках с железной оправой - бывший Верховный главнокомандующий русской армии, генерал-адъютант Алексеев. На календаре значилось 2 ноября 1917 года. В тот же день Алексеев выпустил свое воззвание с призывом записываться в Добровольческую армию "для спасения чести, веры, родины России".
Есть основания предположить: Алексеев, направляясь в Новочеркасск, знал, что Корнилов и другие корниловские генералы, находившиеся под арестом в городе Быхове, рано или поздно прибудут туда. Так и произошло. Под различными предлогами освободившись от ареста, они в конце ноября - начале декабря 1917 года вce оказались в Новочеркасске.
Формирование Добровольческой армии ускорилось, хотя шло с большими трудностями. Нужны были средства, но, как писал Алексеев, "Мининых не находилось". Мало кто верил в успех добровольцев, ряды которых (несколько тысяч) состояли тогда из офицеров, юнкеров, студентов, гимназистов. Большинство их погибнут в жестоких боях. Алексеев потом скажет, что придет время, когда Россия поставит памятник этим своим детям. И памятник он видел таким: могучая орлица распростерла крылья над гнездом с погибшими птенцами... Но тогда даже казачество косо поглядывало на добровольцев, считая, что они станут тем магнитом, который притянет на Дон большевиков. В казачьей среде был распространен сепаратизм, надежда на то, что большевистская Россия "не тронет" Дон, если Дон сам "не заденет" Россию. "Россия? - ходили разговоры в казачестве. - Конечно, держава была порядошная, а ноне в низость произошла. Ну и пущай. У нас своих делов много".
Существовали трения и в верхах Добровольческого командования, между Алексеевым и Корниловым. Они имели довольно давние корни. Еще в 1915 году Алексеев намеревался отдать Корнилова под суд за невыполнение приказа об отходе его 48-й дивизии с Карпат, в результате чего она была окружена и частично пленена вместе с Корниловым. Позднее, когда Корнилов геройски бежал из плена, Алексеев не согласился назначить его на Северо-Западный фронт со значительным повышением. А в "корниловские дни" уже Корнилов затаил обиду на Алексеева за согласие стать начальником штаба при Керенском. Теперь появились стратегические разногласия: Корнилов считал, что армия должна уйти за Волгу, Алексеев полагал - надо двигаться на Кубань.
В конце концов соглашения все же достигли, создали триумвират: Корнилову вручалась военная власть, Алексееву - гражданское управление, финансы, внешнеполитические вопросы, за атаманом А. Калединым осталось управление областью войска Донского.
Как политический руководитель Алексеев заявил, что главная цель добровольцев и его последнего "земного дела" - "очищение России от большевизма", после чего будет созвано Учредительное собрание, которое и решит все проблемы государственного и общественного бытия России. Несмотря на сильное давление, Алексеев, даже будучи монархистом, отказался "поднять монархический флаг", так как считал, что в тот момент его не поддержит большинство населения.
"Последнее земное дело" обернулось для Алексеева неимоверной тяжестью. В начале декабря в Новочеркасск прибыл генерал Корнилов, затем другие генералы. Сюда потянулись видные общественные деятели бывшего либерального лагеря: М. Родзянко, А. Гучков, П. Милюков, П. Струве, В. Шульгин и другие. Это радовало Алексеева. Как писала его дочь, он намеревался создать на юге "здоровый центр", Юго-Восточный союз, собрать здесь "мощные умственные и культурные силы". Алексеев твердо верил, что этот центр обязательно поддержат союзники, так как не в их интересах раскол России.
Но жизнь оборачивалась своими темными сторонами. В созданном "Совещании общественных деятелей" не прекращались политические разногласия "эпохи Керенского": одни склонялись к монархизму, другие считали необходимым остаться верными февральским лозунгам.
Расчет части казачества на то, что Дону удастся избежать столкновения с большевиками, не оправдался. Красная армия развивала наступление на Ростов. Оборону держали фактически только добровольцы, казаки не хотели сражаться. 29 января атаман Каледин заявил: "Сил у нас нет, и сопротивление бесполезно". Когда среди членов правительства Дона начались дебаты, Каледин с раздражением сказал:
- Господа, говорите короче. Ведь от болтовни погибла Россия!
В тот же день он застрелился. 9 февраля Добровольческая армия - около трех тысяч человек - уходила в степи. Впереди с винтовкой за плечами шел Корнилов. В старой извозчичьей пролетке ехал совершенно больной Алексеев. Перед тем он писал родным: "Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы..."
Начался так называемый Ледяной поход Добровольческой армии, вошедший в летопись Белого движения. Добровольцы пробивались на Кубань.
В конце марта 1918 года Добровольческая армия подошла к Екатеринодару и попыталась штурмом овладеть им. Во время боя от разрыва случайного снаряда в своем штабе на ферме погиб генерал Корнилов. Алексеев был стар, тяжело болен. Командование принял А. Деникин. Он приказал снять осаду Екатеринодара. Поредевшая Добровольческая армия двинулась в обратный путь, так как пришло известие об антибольшевистском восстании на Дону. Это восстание фактически спасло Добровольческую армию. Она возвратилась на Дон, отдохнула, пополнила свои ряды, и к осени 1918 года под ее контролем уже была обширная территория от Донской области до Туапсе на Черном море и Ставрополья на Северном Кавказе. Но до еще более громких побед Добровольческой армии Алексеев не дожил. Он скончался в Екатеринодаре 25 сентября 1918 года.
"В годы великой смуты, - писал о нем А. Деникин, - когда люди меняли с непостижимой легкостью свой нравственный облик, взгляды, ориентации, когда заблудившиеся или не в меру скользкие люди шли окольными, темными путями, он шагал твердой старческой поступью по прямой кремнистой дороге. Его имя было тем знаменем, которое привлекало людей самых разнообразных политических взглядов обаянием разума, честности и патриотизма".
|
