Медушевский В. В.
Немецкие педагоги XIX века, подметив, что школьное образование приняло отвлеченно-аналитический характер, возместили потерю основы, введя в программы обязательный и главный предмет, посвященный выдающимся людям истории (в их числе был и святитель Иоанн Златоуст – какое в его житии видим великое мужество стояния в истине, какие повороты судьбы, какие дары Божии, какую достойную возвышенную смерть!). Тут же дух страны воспрянул, объединил ее, вывел ее на место ведущей державы Европы.
Мысль немецких педагогов верна. Отвлеченный от истины, силы и любви, ум мертвеет. Вдохновенно измысленные персонажи искусства, хотя и оказывают воздействие на людей, все же не заменяют потребности в реальных образцах жизни. Первостепенно важно для страны: кого она возводит на пьедестал сердца, – эстрадную певичку, пронырливого политика, или человека святой жизни. Даже в «Духовном регламенте» Петра I, из России, по слову Карамзина, делавшего Голландию, утверждалось: жития святых – основа школьного воспитания. Россия, как заметил Ключевский, держалась монастырями: тысячи паломников, бороздя просторы страны, ночуя в домах, несли всем людям удивительную радостную весть о великих людях святой жизни.
Но и биографии гениев культуры несут в себе великий заряд воспитания – при правильном взгляде на них.
Какой момент биографии самый значительный? Апостасийное сознание акцентирует годы юношеских метаний, никогда не смотрит в конец жизни, не желает видеть прозрений мудрости. Справедливо ли лишать детей завершительного взгляда зрелости? Так вся историческая картина опыта человеческой жизни искажается в слабом сознании детей.
За грехи отцов-растлителей исполняются пророческие слова Библии о распоясанности молодежной культуры: «И дам им отроков в начальники, и дети будут господствовать над ними <…> юноша будет нагло превозноситься над старцем <…> Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне <…> Притеснители народа Моего – дети» (Ис. 3:4-12). О, если б знали они непреложность закона: «Смерть грешников люта» (Пс.33:22, слав.)! Мирабо перед смертью умолял: «дайте мне опиума, чтобы я не думал о вечности». Вечность – такое содержание ума, которое человек не может изъять из него, ибо это его основание! Материализм революционера оказался слишком слабым наркотиком, не способным заглушить в сознании умирающего вечную идею, вложенную в человека Его создателем. Душа, предчувствуя, в какие страшные места направляется, приходит в состояние неописуемого ужаса. Оттого визжал перед расстрелом Берия, Ленин в безумии просил прощения у стульев, и Вольтер метался на смертном одре. Как и в случае Толстого, вольнодумные друзья не допустили священника к умиравшему в душевных муках. И мятущаяся, и радостная смерть – печать прожитой жизни. По святым отцам, память о смерти – залог блаженства жизни. Она страшит того, кто на неправедном пути, и дает силу и радость жизни видящим великий ее смысл. По слову гениальной православной пианистки М.В. Юдиной, «кончина, смерть открывают как бы «вертикаль» ушедшего человека, его единое звучание, ибо все земное уже свершено».
Зачем же существует и мудрость, и воспитание, как не для того, чтобы предупредить о всем этом детей, дабы они не обрели привычки прятать свидетельств совести под легкомысленно-фальшивым оптимизмом, но могли бы наслаждаться чистотой радости жизни, познавая вечную мудрость, свидетельствующую о том, что «вера — это молодость без старости» (свт. Димитрий Ростовский).
|
