Сочинение: Александр Иванович Куприн

Александр Иванович Куп рин родился 26 августа (7 сентября) 1870 года в захолустном город ке Наровчате П ензенской губернии. Отца своего, умершего от холеры, когда мальчику был всего год, Куп ри н, пон ятн о, не помнил. В 1874 году он пе реезжает с матерью в Москву и поселяется в общ ей палате вдовьего дома.

Во вдовьем доме (опи сан ном впоследствии в рассказе “Святая ложь”, 1914) он, по крайней мере, не был оторван от мате ри. Вообще в формировании ли чности Куп рина громадную роль сыграла мать , которая в глазах ребен ка безраздельно зан яла место “верховного сущ ества”. Судя по свидетельствам соврем енников, Любовь Алексеевна Куприна, урожденная княжна Куланчакова, “обладала сильным, неп реклонн ым характером и высоким благородством”. Н атура энерги чная, волевая и даже с оттенком де спотизма в характере, она обладала к тому же, по словам Куприна, ре дким “инстинкти вным вкусом” и тонкой наблюдательностью. “Расскажеш ь ли или прочтешь ей что-нибудь, - вспомин ал писатель, она непременн о выскажет своё мне ние в ме тком, сильном, характерном слове . Откуда только брала она такие слова? Сколько раз я обкрадывал ее, вставляя в свои рассказы ее слова и выражения...” И у шестидесятиле тнего Купр ина образ матери вызывает восторженные признания. В своём позднейшем автобиографическом романе “Юнкера” он не называет мать Александрова иначе, как “обожаемая”.

В 1876 году из-за тяжел ого мате риал ьного по ложения Любовь Алексеевна бы ла вынуждена отдать сына в сиротское учил ище . Семи летний мал ьчик н аде л первую в своей жиз ни форму - п арусиновые п анталоны и п аруси новую ру баш ку , обшитую вокру г ворота и вокруг рукавов форменн ой кумачовой лен той”. Каз ен ная обстановка, злобные старые девы - воспитательницы, бесшабашные сверстники - всё это п ри чиняло мальчику жестокие страд ан ия. “Быва ло, в ранн ем детс тве вернёшься п осле долгих летних канику л в пансион - писал Куп ри н в оче рке “П амяти Чех ова” (1904). Всё се ро, казар менн о, п ах нет свежей масляной краской и мас тикой, товарищ и грубы, начальство недоброжелательн о. Пока день - ещ е крепишься кое-как... Н и когда настане т вечер и возня в полутемной сп альн е уляжетс я, - о, какая нестерпимая с корбь, какое отчаяние овладевают мален ькой душой! Грызёшь п одушку, п одавляя рыдани я, шеп чешь милые имена и плачешь, п лачешь жаркими слезами, и “зн аешь, что никогда не насытишь ими своего горя”.

Однако исп ытания, ждавшие маленького Куп рина, только начинались. В 1880 году он сдал вступительные э кзамен ы во Вторую московскую воен ную гимназию, которая два года сп устя была п реобразована в кадетский корп ус. И снова форма: “Чёрная суконная курточка, без п ояс а, с синими п огон ами, восемью ме дными пуговиц ами в один ряд и красными п етлицами н а воротнике”. В повести “На переломе” (“Кадеты”) - 1 907, Куприн подробно зап ечатлел калечащую детскую душу нравы, тупость начальства, “всеобщий культку лака”, отдававши й слабого на растерзани е более сильн ому. Десятилетний мальчик столкнулся в эту пору с несправедливостью , возведенн ой в закон. В его сознани и нормы честности и благородства, поддерживаемые в с емь е материнским авторитетом,п ришли в резкое несоответствие с царившим в гимназии п равом сильного, с нелепой казарменной воспитательной системой.

Третье Алексан дровское юнкерское училище в Москве, куда Куприн п оступи л осен ью 1888 года, приняло в свои стены уже не тщедушн ого, н еуклюже го подростка, а кре пкого юн ошу, ловкого гимназиста, юнкера, без меры дорожащего честью своего мундира, н еутомимого танц ора, п ылко влюбляющ егося в каждую х орош енькую партнёршу по вальсу. Р азве что “бе шеная кровь татарских князей, неудержимых и неукротимых его п редков с материн ской сторон ы” (“Юнкера”), толкавшая н а резкие и необдуманные поступ ки, выделяла его среди сверстников. Но такое впечатление, впечатление ординарности, было бы обманчивым, односторонним.

Детские и юноше ские годы Куп рин а в изве стной мере дают материал для отыскан ия истоков его характерн ых особен ностей как художника. Воспевание героического, мужествен ного начала, естественной и грубовато-здоровой жи зни соче тается в творчестве п исателя, как мы уви дим, с обострённо й чуткостью к чу жому страдан ию, с пристальным внимание м к слабому , “малень кому ” человеку, угнетаемому оскорби тельно чужо й и враждебной ему средой. Вот эта, вторая, плодотворнейшая сти хия Куприна-художника восх одит к впечатлениям маленького Саши, полученн ым в кадетском корп усе. Н ужно было ребен ком п ройти сквозь ужасы военной бурсы, п ережи ть унизительную публичную порку, чтобы так болезн ен но остро ощутить, с кажем, мучения татарина Байгузина, истязуемого на батальонном плацу (“Д ознание”, 1894), или д раму жалкого, заби того солдатика Хлебникова (“Поеди нок”,1 905).

Несмотря на мрачность быта в каде тском корп усе, име нно там родилась настоящая, глубокая любовь будущ его писателя к литературе. Среди бездарных или опустивш ихся казенн ых п едагогов счастливым исклю чени ем оказался литератор Цухано в (в пове сти “На п ереломе” - Труханов) ,“замечател ьно художественно” читавший воспитанникам Пушкина, Лермон това, Гоголя и Тургенева. К эт ому вре мени и сам Куп рин начинает п робовать свои силы в поэ зии. Сохранилось е го несколько очен ь несовершенных ученически х оп ытов 1883 -1887 годов, где ои в торит демократическим поэтам- восьмидесятникам. П оказательн а эта ори ентаци я, н есколько н еожиданная для воспитанника ка детского корп уса: он ищет обра зцы для подражания не в казённ о-патриоти ческой лирике , а в п оэ зии Надсона ,ранне го Минского, сати ре А. К. Толстого. У же бу ду чи в юнкер ском училище, Куприн впе рв ые выступит в п ечати. Познакомивши сь с п оэ том Л. И.Пальминым, он опубликовал и жу рн але “Русски й сати ри чески й ли сток” рассказ “Последний д ебют” (1889). Сл адки й яд авторства, запах ти пографской краски н овен ького номера журнал а, наконец дисцип линарное взыскание за выступл ение в печати - всё эт о запомнилось навсегда, воплотилось позднее в отдельный рассказ (“Первене ц”, 1897), стало эп изодом романа “Юнкера” и темой рассказа “Типографская краска” (1929). “Последний д ебют” не обличал сколько-нибудь таланта в его авторе, таким дешев ым мелодраматизмом был он п еренасыщен, так трафаретны были его персонажи. И когда 10 августа 1890 года, окончив “по первому разряду” Александровское училищ е, свежеиспечён ный п одп оручик отп равился в 46-й пехотный Днеп ровский полк, квартировавший в городишке Проскурове Подольской губернии, - он и сам не относился серьёзно к своему “п исательству”.

Почти четырехлетняя служба впервые столкнула Куприна с тяготами обыденной жизни, от которой он был д оселе отгорожен стенами военных уче бных заведений. Показная, нарядная сторона офицерского бытия обернулась своим исп одом: утомительно однообразны ми занятиями “слове сностью” и отработкой ружейн ых приемов с оту певшими от муштры солдатами: попойками в клубе да пошлыми ин трижками с полковыми “мессалин ами”. Однако именно э ти годы дали возможность Куприну все сторонне изучить п ровин циальный военный быт, а также познакомиться с нищей жизнью белорусской окраи ны, еврейского местечка, с нравами “заштатной” интеллигенции . Впечатления этих лет явились как бы “зап асом” на много лет вперед (материал для ряда рассказов и в перву ю очередь п овести “Поединок” и многих других п роизведений Куприн почерпнул имен но в пору свое й офицерской службы). В 1893 году молодой подпоручик заканчи вае т повесть “Впотьмах”, рассказы “Лунной ночью” и “Дознан ие”. Ужасающ ие казармен ные будни в Дне провском полку становятся для Куприна все более невыносимыми. Вот так же “взрослеет” в “Поединке” подпоручик Ромашов, еще недавно мечтавший о воинской славе, но п осле н апряжённых раздумий о бесчеловечности армейской муштры, дикости п ровинциального офицерского существования решающий выйти в отставку.

Событием, несколько отсрочившим крепнущее стремление Куп рина п окинуть вое нную службу, было серьёзное увлечение девушкой, х арактером свои м напоми навшей, по свидетельству М. К. Куприной-Иорданской, Шурочку Николаеву и з “Поединка”. Заштатн ый подпоручик , с его сорока восемью рублями жалованья, не был подходящей партией. Отец деву шки давал согласие на брак лишь в том случае , е сли Куприн поступит в Акад емию генерального штаба. И вот осенью 1893 года он вые зжае т в Петербург сдавать экзамены. Столица встрети ла его неласково. Куприн сидел без денег, на одном черном хлебе, скрывая свою свирепую нищету. “Иногда,- всп оминает М. К. Куп рина - Иорданская, - он не выдерживал соблазна и отп равлялся в съестную лавочку, ютившуюся в одном из переулков старого Невского, вблизи Николаевского вокзала. - Опять моя тётушка просила меня купить обрезков для её кошки, - улыбаясь, обращался к лавочнице подпоручик. - Уж вы, пожалуйста, выберите кусочки получше, чтобы тётушка на меня не ворчала”. Получив пакетик, Куприн отправлялся в ближайший трактир, где, устроившись в уголке, уничтожал кошачий обед. Отзвуки этой голодной жизни в Петербурге мы найдем во многих его произведениях и, в частности, в рассказе “Блаженный” (1 896).

В разгар экзаменов по распоряжению командующего Киевским военным округом генерала Драгомирова Куприн был отозван в полк. Причиной послужило его столкновение на пути в Петербург с околоточным надзирателем, грубая назойливость которого закончилась для него вынужденным купанием в Днепре. Вернувшись в полк, Куприн подает п рошение об отставке, п олучает её и к осени 1894 года оказывается в Кие ве. Он много пе чатается в местных и провинциальных газетах (“Киевском слове”, “Киевлянине”, “Волыни”), пишет рассказы, очерки, заметки. Итогом этого беспокойного полуписательского, полурепортерского прозябания были два сборника: очерки “Киевские типы” (1896) и рассказы “Ми ниатюры” (1897).

Первое, что бросается в глаза, когда знакомишься с купринскими произведениями 90-х годов, это их неравноценность. Рядом с неприхотл ивыми, даже не рассказами в собственном смысле слова, а эскизами, очерками, набросками, в которых, однако, ощущаешь подлинные, ка к бы не остывшие жизненные впечатления, мы найдем многочисленные рассказы, где резко заметно тяготение к штамп у, традиционной мелодраматичности. В ранних произведениях Куприна, необычайно пестрых, разностильных, подчас несопоставимых по художественному значению, сказалось недостаточное знание жизни, да, наконец, и просто слабость общей культуры. О тех опасностях, какие подстерегали талант молодого п исателя, проницательно отозвался много позже И. А. Бунин: “... выйдя из п олка и кормясь потом действительно самыми разнообразыми трудами, он кормился, между прочим, п ри какой-то киевской газетке не только журнальной работой, но и “рассказишками”. Он мне говорил, что эти “рассказишки” он сбывал “за сущ ие гроши, разумеется, но очень легко”, а писал и того легче, “ на бегу, на лету, посвистывая” - и ловко попадая, по своей талантливости, во вкус редактору и читателям... Я сказал: “по своей талантливости”. Нужно сказать сильней: по своей чрезвычайной талантливости. Всем известно, в какой среде он рос, где и как провел свою молодость и с какими людьми общ ался главным образом всю свою последующую жизнь. А что он читал? И где и когда?”

Примеров “потрафления” вкусам публики у молодого Куприна, к сожалени ю, немало. Это прежде всего рассказы, где изображаются “р-р-роковые” страсти, где мелодрама принудительно делит героев на воплощённые благородства и злодейства. Таково уже упоминавшееся первое печатное произведение Куприна - “Последний дебют”. Эту же “душещипательну” традицию про должают некоторые рассказы 90-х годов (“ Впотьмах”, “Лунной ночью”. “Странный случай”) . Пройдет немного времени, и Куприн резко высмеет собственные литературные штампы (“По заказу”, 1901). Преодолению литературщ ины, заемных мелодраматических трафаретов и расхожих описаний способствовало подлинное познание жизни. В автобиографи и писателя приведён поистине устраш ающий список тех занятий, какие он перепробовал, расставшись с военным мундиром: был репортером, управляющим на постройке дома, разводил табак “махорку-серебрянку” в Волынской губернии, служил в технической конторе, был псаломщ иком. подвизался на сцене, изучал зубоврачебное дело, хотел было даже постричься в монахи, служил в артели по переноске мебели фирмы некоего Лоскутова, работал по разгрузке арбузов и т. д. Сумбурные, лихорадочные метания, смена “специальностей” и должностей, частые разъезды по стране, обилие новых встреч - все это дало Куприну неисчерпаемое богатство впечатлений, - требовалось художественно обобщить их.

В приведенн ом списке первым стоит: репортер. И это не случайно. Репортерская ра бота в к иевских газетах - судебная и полиц ейская хроника, писание фельетонов, передовиц и даже “корреспонденц ий из Парижа” - была главной литературной школой Куприн а. К амплуа репортера он сохранил навсегда теплое отношение.

Умение “видеть всё”, поразительные наблюдательность и память были даны Куприну от природы, работая “пожарным строчи лой”, он только развивал эти качества. Сохранился любопытный рассказ некоей дамы -писательницы, которая в ранней молодости встретилась в провинции на каком-то общественном балу с безвестным пехотным офицером Куприным. Прош ло лет двадцать, и вот уже в Петербурге писатель, увидев её, “подошел, назвал по имени-отчеству и напомнил об их знакомстве. Она удивилась: “Неужели вы меня узнали?..” Куприн засмеялся и подробно описал, какое платье, какого цвета и фасона, было на ней в тот вечер, двадцать лет тому назад.

Стоит ли поэтому удивляться, с какими поразительными подробностями запечатлены в прозе Куприна военные всех рангов - от рядового до генерала, - артисты цирка, босяки, квартирн ые хозяйки, студенты, певчие, лжесвидетели, воры. Примечательно, что в э ти х произведениях Куприна, передающих его живой опыт, интерес писателя направлен н е на исключи те льное событие, а на явление, многократно повторяющееся, на подробн ости быта, воссоздани е среды во всех её незаметных мелочах, воспрои зведение величествен ной и безостановочной “реки жизни”. Писатель не ограничивает свою задачу мет кими, но не замысловатыми “зарисовками с натуры”. В отличие от п опуля рных газетных очеркистов конна XIX века (А. В. Амфитеатрова, В. М. Дорошевича, И. Ф. Буквы-Василевского) он художественно обобщ ает действительность. И когда в 1896 году, поступив заведующим учетом кузниц ы и столярной мастерской (на один из круп нейших сталелитейных и рельсопрокатных заводов Донецкого бассейна), Куприн пишет цикл очерков о положении рабочих, одновременно с ними складываются контуры первого крупного произведения—повести “Молох”.

В прозе Куприна второй половины 90-х годов “Молох” выделяется как страстное, прямое обвинение капитализма. Повесть была не только этапом в идейном развитии писателя, но и важной ступенью в его художественной эволюции. Это была уже во многом настоящая “купринская” проза с её, по словам Бунина, “метки м и без излишества щед рым языком”. Так начинается стремительный творческий расцвет Куприна, создавшего на стыке двух веков едва ли не все самые значительные свои произведения. Талант Куприна, недавно ещ е разменивавшийся на ниве дешёвой бел летристики, обретает уверенность и силу. Вслед за “Молохом” появляются произведения, выдвинувшие писателя в первые ряды русской литературы. “Прапорщ ик армейский” (1897), “Олеся” (1898) и затем, уже в начале XX столетия, - “В цирке” (1901), “Конокрады” (1903), “Белый пудель” (1903) и повесть “Поединок” (1905).

В 1901 году Куприн приезжает в Петербург. Позади годы скитаний, калейдоскоп причудливых профессий, неустроенная жизнь. В Петербурге перед писателем открыты двери ред акц ий наиболее популярных тогдашних “толстых” журналов - “Русского богатства” и “Мира Божьего”. В 1897 году Куприн познакомился с И. А. Буниным, несколько позднее - с А. П. Чеховым, а в ноябре 1902 года - с М. Горьким, давно уже пристально след ившим за молодым писателем. Наезжая в Москву, Куприн посещает основанное Н. Д. Телешовым литературное объединение “Среда”, сближается с широкими писательскими кругами. Руководимое М. Горьким демократическое издательство “Знание” выпускает в 1903 году первый том купринских рассказов, положительно встреченных критикой.

Среди петербургской интеллигенции особенно сближается Куприн с руководителями журнала “Мир Божий” - редактором его, историком литературы Ф. Д. Батюшковым, критиком и публицистом А. И. Богдановичем и издательницей А. А. Давыдовой, высоко ценившей талант Куприна. В 1902 году писатель женится на дочери Давыдовой, Марии Карл овне. Некоторое время он деятельно сотрудничает в “Мире Божьем” и как редактор, а также печатает там ряд своих произведений: “В цирке”, “Болото” (1 902), “Корь” (1904), “С улицы” (1904), но к чисто редакторской работе, мешавшей его творчеству, скоро охладевает.

В творчестве Куприна в эту пору всё громче звучат обличительные ноты. Новый демократический подъём в стране вызывает у него прилив творческих сил, крепнущее намерени е осуществить давно задуманный замысел - “хватить” по царской армии, этому сред оточию тупости, невежества, бесчеловечности, праздно-изнурительного существования. Так накануне первой революции складывается крупнейшее произведение писателя - повесть “Поедино к”, над которой он начал работать весной 1902 года. Работа над “Поединком”, по свидетельству М. К. Куприной -Иорданской, протекала с наибольшей интенсивностью зимой 1905 года, в грозовой атмосфере революции. Ход общественных событий торопил писателя.

Уверенность в себе, в своих силах Куприн, человек крайне мнительный и неуравновешенный, находил в дружеской поддержке М. Горького. Именно к этим годам (1904 - 1905) относится пора их наибольшего сближения. “Теперь, наконец, когда уже в се окончено, - писал Куприн Горькому 5 мая 1905 года, после завершени я “Поеди нка”, -я могу сказать, что все смелое и буйное в моей повести принадлежит Вам. Е сли бы Вы знали, как многому я научился от Вас и как я признателен Вам за это”.

В повести “Поед инок” Купри н показал ужасающее состояние бесправной солдатской и опу стивше йся офицер ской массы. По своим чисто человеческим качествам офицеры купринского “Поединка” - люди очень разные. Почти каждый из них обл адает минимумом “добрых” чувств, п ричудливо п еремешанных с жестокостью, грубостью, равнодушием. Но “добрые” чувства эти до неузнаваемости искажены кастовыми военными предрассудками. Пусть командир п олка Шульгович (этот, по словам Л. Н. Толстого, “п рекрасный положительный тип”) под своим громоподобным бурбонством скрывает заботу об офицерах или п одполковник Рафальский любит животных и всё свободное и несво бодное время отдаст собиранию редкостного домашнего зверинца,- никакого ре ального облегчения, при всем своем же лании, принести они не могут.

Появившись во время русско-японской войны и в обстановке нарастания первой русской революции, произведение вызвало огромный общественный резонанс, поскольку оно расшатывало один из главных устоев самодержавного государства - неприкосновенность военной касты. Проблематика “Поединка” выходит за рамки традиционной военной касты. Куприн затрагивает и вопрос о причинах общественного неравенства людей, и о возможных путях человека освобождения от духовного гнета, и о проблеме взаимоотношений личности и общества, интеллигенции и народа. Сюжетная канва произведения построена на перипетиях судьбы, честного русского офицера, которого условия армейской казарменной жизни заставляют задуматься о неправильных отношениях между людьми. Ощущение духовного падения преследует не только Ромашова, но и Шурочку.

Сопоставление двух героев, которым свойственны два типа миропонимания, вообще характерно для Куприна. Оба героя стремятся найти выход из тупика, при этом Ромашов приходит к мысли о протесте против мещанского благополучия и застоя, а Шурочка приспосабливается к нему, несмотря на внешнее показное неприятие.

Отношение автора к ней двойственно, ему ближе “безрассудное благородство и благородное безмолвие”Ромашова. Куприн даже отмечал, что считает Ромашова своим двойником, а сама повесть во многом автобиографична. Ромашов – “естественный человек”, он инстинктивно сопротивляется несправедливости, но его протест слаб, его мечты и планы легко рушатся, так как они незрелы и непродуманны, зачастую наивны. Ромашов близок чеховским героям. Но возникшая необходимость немедленного действия усиливает его волю к активному сопротивлению. После встречи с солдатом Хлебниковым,“униженным и оскорблённым”, в сознании Ромашова наступает перелом, его потрясает готовность человека пойти на самоубийство, в котором он видит единственный выход из мученической жизни. Искренность порыва Хлебникова особенно ярко указывает Ромашову на глупость и незрелость его юношеских фантазий, имеющих целью лишь что-то “доказать” окружающим. Ромашов потрясён силой страданий Хлебникова, и именно желание сострадать заставляет задуматься подпоручика о судьбе простого народа. Впрочем, отношение Ромашова к Хлебникову противоречиво: разговоры о человечности и справедливости носят отпечаток абстрактного гуманизма, призыв Ромашова к состраданию во многом наивен.

В “Поединке” Куприн продолжает традиции психологического анализа Л.Н. Толстого: в произведении слышится, помимо протестующего голоса самого героя, увидевшего несправедливость жестокой и тупой жизни, и обличительный авторский голос (монологи Назанского). Куприн пользуется излюбленным приёмом Толстого - приёмом подстановки к главному герою героя-резонера. В “Поединке” Назанский является носителем социальной этики. Образ Назанского неоднозначен: его радикальное настроение (критические монологи, романтическое предчувствие “светозарной жизни”, предвидение грядущих социальных потрясений, ненависть к образу жизни военной касты, способность оценить высокую, чистую любовь, почувствовать непосредственность и красоту жизни) вступает в противоречие с его собственным образом жизни. Единственным спасением от нравственной гибели является для индивидуалиста Назанского и для Ромашова бегство от всяких общественных связей и обязательств.

Писатель показывает, что офице рство, независимо от своих личных каче ств, -всего лишь послушное орудие бесче ловечно категорических уставных условностей. Кастовые законы армейского бытия, осложненные материальной скудостью и провинц иальной духовной нищетой, формируют страшный тип русского офицера, получивший непосредственное воплощ ение несколько позднее, в рассказе “Свадьба”, в образе подпрапорщ ика Слезкина, который презирал все, что не входило в обиход его узкой жизни или чего он не понимал.

Слезкины, бег-агамаловы, осадчие ревностно выполняют военную обрядность, но на людей более тонкой душевной организации вроде Ромашова служба производит отталкивающее впечат ление именно своей противоестественностью и античеловечностью. От отрицания мелочных армейских обрядов Ромашов приходит к отрицанию войны как таковой. Отчаянное человеческое “не хочу!” должно, по мысли юного подпоручика. уничтожить варварский метод - решать споры между народами силой оружия: “Поло жим, завтра, положим, сию секунду эта мысль пришла в голову всем: русским, немцам, ан гличанам, японцам... И вот уже нет больше войны, нет офицеров и солдат, все разошлись по домам”. Эта пропове дь миротворческих идей вызвала сильные нападки “справа” в ожесточенной журнальной полемике, разгоревшейся вокруг “Поединка”. Особенно вознегодовали военные чины, увидевшие в повести Куприна пацифистские идеи и “пропаганду разоружения”.

“Поединок” стал крупнейшим ли тературным с обытием, прозвучавши м более злободневно, чем свежие вести “с маньчжурских полей” - военные рассказы и записки “ На войне” очевидца В. Вересаева или анти милитаристский “Красный смех” Л. Андреева, хотя купринская повесть опи сывала события примерно де вятилетней давности. Благодаря глубине п однятых п роблем, бе спощ адн ости обличения, ти пичности персонажей, “ Поединок” во многом предопределил дальнейшую трактовку военн ой темы. Его воздействие заметно и на “Бабаеве” С. Сергеева-Ценского (1907), и даже на более поздней антивоенной п овести Е. Замятина “На куличках” (1914).

Появившись в годы революционного подъема, “Поединок” не мог не оказы вать на читателей, в том числе офицеров, сильного идейного влия ния. “Ве ликолепная повесть! - заявил в беседе с корреспонден том “Биржевых ведомостей” М. Горький, - Я полагаю, что на всех честных, думающ их офицеров она должна произве сти неотразимое впе чатле ние... В самом деле, изолированно сть наших офицеров - трагическая для них изолированность, Куприн оказал офицерств у большую услугу. Он помог им до известной степени познать сами х себя, свое п оложение в жизни, всю его ненормальность и трагизм”. Незадолго до этого интервью, 18 июня 1905 года, групп а пе тербургских офицеров послала пи са телю сочувственн ый адре с за высказанные в “Поединке” мысли. В октябре того же года Куприн, отдыхавший в Крыму, выступи л на студе нческом вечере с чтени ем отрывков и з своей пове сти. За кулисы пришел морской офи цер и стал в ыражать благодарность п исателю за “Поедин ок”. Зн акомый Купри на, врач Е. М. Аспиз, вспоминал: “... Александр Иван ович, п роводив э того офицера, долго смотрел ему вслед, а потом обратился к н ам со словами: “Какой-то удивительн ый, чудесный офицер”. Через месяц, когда вспыхну ло восстан ие на кре йсере “Очаков”, возглавленное лейтенантом П. П. Шмидтом, п исатель но фотографи ям из газет узн ал в руководителе восстания разговаривавшего с ним “чудесного офицера”.

Куп ри н был очевидцем очаковского восстания. На его глазах ночью 15 ноября кре постные оруди я Сев астоп оля п одожгли революционный крейсер, а карате ли с пристани расстреливали из пулеметов и приканчи вали штыками матросов, пытавших ся вплавь спастись с пылающего корабля. Потрясённый увиденным, Куприн откликнулся на расправу вице-адмирала Чухнина с восставшим гневным очерком “События в Севастополе”, опубл икованн ым в п етербургской газете “Наша жи знь”1 д екабря 1905 года. После появлени я этой корресп онденции Чухниным был отдан п риказ о н емедленн ой высыл ке Куп рина и з Севастоп ольского округа. О дн овре менн о вице-адмира л возбудил п ротив писателя судебное п реследование ; после доп роса у судебного с ледователя Куприну разрешили выех ать в П ете рбург.

Вскоре после севастопольски х событий в окрестностях Балаклавы, где жил Куприн, появи лась групп а из восьмидесяти матросов, добравшихся до берега с “Очакова”. В судьбе этих измученных усталостью и преследованием людей Куп рин прин ял самое горячее участие: доставал и м штатское п латье, п омог сбить со следа полицию. Частично эпизод со спасением матросов отражен в рассказе “Гусеница” (1918), но там “заводи лой” выведен а п ростая русская женщ ина Ирина Платоновна, а “писатель” оставле н в тени. В воспоми наниях Аспиза есть существенное уточнение: “Честь спасения этих матросов-очаковцев при надлежит и сключительно Куприну”.

Бодростью, верой в будущее Росси и, художественной зре лостью проникнуто творчество Куп ри на этой поры. Он пиш ет рассказы “( Штабс-капитан Рыбников” (1905), “Сны” (1905), “Тост” (1906), начи нает работу над очерками “Листригоны”. В ряде п роизведени й и п режде всего и рассказе “Гамбринус” (1906) запечатлен а революц ия, ее “выпрямляющая” атмосфера. За Куп рин ым у станавли вается постоянный п олицейский на дзор. Как ни когда, высока общ еств ен ная активность писателя: он выступает на вечерах с чтением отрывков и з “Пое ди нка”, выставляет свою канди датуру в выборщи ки в п ервую Госуд арственну ю ду му. Он открыто заявляет в п ри тче “Искусство” (1906) о благотворности возде йстви я революци и на творчество художника. Однако, п ри ветствуя “п ролетарску ю весну ”. Ку прин ви дел в ней п уть к утопическому и смутн ому строю, “всеми рному анархи ческо му союзу свободных людей” (“Тост”), осуществление которого отдален о целой тысячью лет. Его революционность - это революци онность мелкобуржуазного писателя в пору общедемократического п одъёма.

В те чен ие п ервого десятиле тия 900-х годов талант Куприна достигает наивысш его расцве та. В 1909 год у писатель получи л за три тома художе ственной прозы академическую Пуш ки нскую пре мию, поделив её с И. А. Буни ным. В 1912 году в издательстве Л. Ф. Маркса выходит собран ие его сочинени й в п ри ложении к популярному журналу “Ни на”. В против ове с в сё си льнее свиреп ст вовавш ему декадансу, талант Куприн а остается и в эту пору реалистическим , в в ысшей степени “земн ым” художническим даром.

Однак о годы реакции н е прошли бессле дно дл я пи сателя. После разгрома революции у него заметно падает интерес к п оли ти ческой жизни страны. Не было и прежней бли зости к М. Горь кому. Свои новые прои зведения Купри н поме щает н е в выпусках “Знани я”, а в “модных ” альманахах -арцыбашевской “ Жи зни”, символис тском “Шиповни ке”, э клектичн ых сборни ках Московского кни гоиздательства п исателе й “Зе мля”. Если говори ть об известности Куприна - писателя, то она в эти годы все продолжает расти , дости гая своей высшей точки . По суще ству же, в е го творчестве 910-х годов уже заметны тревожные си мптомы кризи са. Прои зведе ния Куприна э тих ле т отли чаются кра йней неравноценностью. После прони кн утого актив ным гумани змом “Гамбринуса” и поэтичн ой “Суламифи” (1908 ) он выступает с рассказом “Морская болезнь” (1908), вы звавши м протест демократическо й общественности. Рядом с “Гранатовым браслетом” (1911), где воспевается самоотв ерженное, святое чувство, он создает блеклую утоп ию “Королевский парк” (1911), в которой н адежда на добровольный отказ правителей от власти звучи т особен но фальшиво, так как п оявилась она вскоре после жестокого подавления революци и 1905 -1907 годов . Вслед за полнокровно - реалистическим циклом о че рков “Листригоны” (1907- 1911), прони кнутым жизне радостным чувством и нап оенным ароматами Черного моря, появ ляется фантасти ческая п овесть “Жи дкое солн це” (1912), несколько необычная для Куп ри на по э кзотичн ости мате риала (де йствие её про исходит сн ачал а в Лондоне , а зате м в Южн ой А мери ке, на верши не потухш его вулка на), в которо й звучит отчаяние пе ред в сем огущей вл астью капи тал а, неве рие в будущ ее чел овечества, сомнения в возможности социального переустройства общества.

Атмосфера, в которой жил Куприн в эти годы, мало способствовала серьёз ному литературному труду. Современники с неодобрением рассказывают о бурных кутежах Куприна в “литературных” ресторанах “Вена” и “Капернаум”, возмущаются упоминанием его имени в бульварном альбомчике, изданном рестораном “Вена”. А дешёвый литературный кабачок “Давыдка”, по словам Е. М. Аспиза, одно время и вовсе “стал резиденцией Куприна... куда, как говорили, направляли даже корреспонденцию на его имя”. К популярному писателю льнули подозрительные личности, репортёры жёлтой прессы, ресторанные завсегдатаи. Время от времени Куприн замыкался для работы в Гатчине, либо Ф. Батюшков приглашал его в своё имение Даниловское, или сам писате ль “спасался” от петербургских “друзей” в Балаклаве.

Литературному труду Куприна мешала ещ е и постоянная нехватка денег, к тому же прибавились и се мейные заботы. После поездки в 1907 году в Финляндию он жен ится вторично, на племяннице Д. Н. Мамина-Сибиряка, Елизавете Морицовне Гейнрих. Растёт семья, а вместе с ней — долги. Поневоле на вершине своей литературной славы писатель вынужден был возвращ аться к молниеносным темпам чернорабочей журналистики времён свое й неустроенной киевской жизни. В таких условиях работал он над созданием большой повести “Яма”.

Эта новая повесть Куприн а раскрывала мрачный, мало освещеиныи литературой ми р официальных притонов, из нанку большого города. Она будила сочувствие к положению “белых рабынь”, заточённых в домах терпимости и подвергавшихся каждодневным у нижениям. Од нако ни гуман истиче ская устремленность повести, ни выпуклые характеристики многочисленных персонажей - ничто не могло восполнить основного недостатка “Ямы” - её натуралистичности, мелодраматизма, некоторой сентиментальности, нар яду с журналистской очерковостью в обработке огромного жизненного материала. Произведе ние получи лось рыхлым, перегруженным описаниями, побочными эпизодами .

Противоре чивость творчества Куприна 91 0-х годов отражала растерянность писателя, его неуве ренность и непонимание происходящего. И когда началась русско-германская война, он оказался в числе тех литераторов, которые восприняли её как “отечественную” и “освободительную”. В патриотическом у гаре Куприн вновь надевает мундир поручика. Призванный в армию, писатель, по словам корреспондента, “накупил уставов, собрал все циркуляры, мечтает попасть со своей дружиной в дело”. Приподнятое душевное состоян ие, ожидание благотворных последствий “очистительной” войны продолжается у Куприна до конца 1915 года. Демобилизовавшись по состоянию здоровья, он организует на личные средства в своём гатчинском доме военный госпиталь. В эту пору Куприн пишет ряд патриотических статей, художестве нное же его творчество почти иссякает, причем в немногочисленных его произведениях этих лет знакомые по прежнему творчеству темы утрачивают социальную остроту.

Персонажи прежних произведений писателя, как ни била их жизнь, были окрылены возвышенными желаньями, они мечтали о необыкновен ной любви, воинской доблести, о творческом даре. Помыслы подпоручика Ромашова, прапорщика Лапшина, почтового чиновника Желткова, инженера Боброва неосуществимы, они терпят страшное крушение в столкновении с жестокой действительностью. Но вот силой колдовских чар исполнимо “каждое желание” крошечного канцелярского служащего. Однако фантастические ситуац ии, в которые попадает Иван Степанович Цвет, вы зы вают у него лишь одно желание: вернуться в свою комнату-гроб, к своей жи лкой должности, уютн ому прозябани ю (повесть “Звезда Соломона”, 1917).

Так в предреволюционную пору, в обстановке творческого кризиса, завершается главный период писательской деятельности Куприна, когда были созданы самые значительные его п роизведения.

В обширном литературном наследии Куприна то оригинальное, купринское, что прине с с собой писатель, лежит на поверхности. По мнению современников, его всегда спасает инстинкт природного здоро вого дарования, органический оп тимизм, жизне радостность, любовь к жиани. Такое мнение , бесспорно, имело основание. Через всё творчество Куприна проходит гимн природе, “натуральной” красоте и естественности. Отсюда его тяга к ц ельным, простым и сильным натурам. Борец Арбузов, спокойный и добрый гигант (“В цирке”); бесстрашный конокрад Бузыга, у которого “все рёбра срослись до самого пупа” (“Конокрады”), отважный атаман рыбачьего баркаса Коля Костанди, “настоящий солёный грек, отличный моряк и большой пьяница” (“Листригоны”, 1907—1911); тяжёловесный и могучий “балагула”, ямщик и контрабандист Мойше Файби ш (“Трус”), —писатель откровенно любуется этими отважными людьми, как любуется он серебристо-стальным красавцем, четырёхлетним жеребцом Изумрудом, у которого ноги и тело “безупречные, совершенных форм” (“Изумруд”, 1907), или прекрасной рыжеку дрой Суламифью, “высокой и стройной, в сильном расцвете тринадцати лет” (“Суламифь”). П ри э том культ внешней, физической красоты становится для писателя средством обличения той недостойной действительности, в которой эта красота гибнет. Уми рает атлет Арбузов, само совершенство телесной гармонии. Отравлен замечательный рысак Изумруд, унижена и сломлена красавица Щербачева, до полусмерти избитая извергом мужем (“Мирное житие”, 1904).

И всё же, несмотря на обилие драматических ситуаций, в произведениях Куприна бьют ключом жизненные соки, преобладают светлые, оптимистические тона. Он радуется бытию детски непосредственно, “как кадет на каникулах”, по меткому замечанию В. Львова-Рогачевского. Таким же здоровым жизнелюбцем, что и в творчестве, предстаёт и в своей личной жизни этот крепкий, приземистый человек с узенькими зоркими серо-синими глазками на татарском лице, которое кажется не таким круглым из-за небольшой каштановой бородки. Впечатление Л. Н. Толстого от знакомства с Куприным: “Мускулистый, приятный... силач”. И в самом деле, с какой страстью отдастся Купри н всему, что связано с испытанием крепости собств енных му скулов, воли, что сопряжено с азартом и риском. Он словно стремится растратить запас не израсходованных в пору его бедного детства жизненных сил. Организует в Киеве атлетическое общ ество. Вместе с известным спортсменом Сергеем Уточкиным поднимается на воздушном шаре. Опускается в водолазном костюме на морское дно. Летит с Иваном Заикиным на самолете “Фарман”. Сорока трех лет вдруг всерьёз начинает учиться стильному плавани ю у мирового рекордсмена Л. Романенко. Страстный любитель лошадей, цирк предпочитает опере.

Во всех этих увлечениях что-то азартно-детское. Вот, живя в деревне, он получает из Петербурга охотничье ружье. Тут же заброшена работа над новым крупным произведением - романом “Нищие”. “... Присылка ружья, - с тревогой сообщает Мария Карловна 22 июня 190 6 года Батюшко ву, - произвела неожиданный перерыв в рабочем настроении Александра Ивановича, и он целыми днями бродит по окрестностям с ружьем”. Его друзья: борцы Иван Поддубный и Заикин, спортсмен Уточкин, знаменитый дрессировщик Анатолий Дуров, клоун Жакомино, рыбак Коля Костанди. Живя из года в год в Балаклаве, Куприн сразу “сдружился с некоторыми рыбацкими “атаманами”, которые славились своей отвагой, удачливостью и храбростью. Он охотнее работает на баркасе веслом или сидит среди рыбаков в кофейне, чем встречается с местной интеллигенцией, жаждущей поговорить о “высоких материях”. Та же картина и во время поездки Куприна в 1912 го ду за границу. В Ницце, например, он быстро подружился с синдикатами кучеров, шоферами, рабочими...

Но есть что-то лихорадочное, напряженное в поспешной смене все х этих увлечений - французской борьбой и погружением в скафандре под воду, охотой и стилем “кросс”, тяжёлой атлетикой и свободным воздухоплаванием. Словно в Куприне жило два человека, мало друг на друга похожие, а современники, поддавшие”, впечатлению одной, наиболее явной стороны его личности, оставили о нём неполную исти ну. Лишь наиболее близкие писателю люди, вроде Ф. Д. Батюшкова, сумели разглядеть эту двойственность.

Если же мы обратимся к творчеству Куприна, то здесь бросается в глаза знаменательное противоречие: те сильные, здоровые жизнелюбцы, к которым как будто был так близок писатель по складу своей личности, в его произведениях оттеснены на задний план, преиму щественное же внимание уд елено героям , внеш не имеющим с ними мало общего . Вот они перед нами - п ерсо нажи, которым Купри н доверяет все свои самые заветные помыслы, которые разделяют его сокровенные мысли, радости, страдания: инженер Бобров, н аде лённый “нежной, почти женственной натурой” (“Молох”), “стыдливый... очень чувствительный” Лапшин (“Прапорщик армейский”); “добрый”, но “слабый” Иван Тимофеевич (“Олеся”); “чи стый, милый”, но “слабый” и “жалкий” подпоручик Ромашов (“Поединок”). Где уж тут “неисправимый оптимизм”, “неистре бимый дикарь”, “особенное жизне радостное здоровье”!

В каждом из этих героев повторяются сходные черты: душевная чистота, мечтательность, пылкое воображение, соединенное с полнейшей непрактичностью и безволием. Но, пожалуй, яснее всего раскрываются они, освещенные любовным чувством. Все они относятся к женщине с сыновней чистотой и благоговением. Устами армейского ницшеанца Назанского, в одном из его бурных монологов (“Поединок”), Куприн демонстративно идеализирует безнадежно платоническое чувство: “... сколько разнообразного счастья и очаровательных мучений заключается в... безнадежной любви? Когда я был помоложе, во мне жила одна греза: влюбиться в недосягаемую, необыкновенную женщину, такую, знаете ли, с которой у меня никогда и ничего не может быть общ его. Влюбиться и всю жизнь, все мысли посв ятить ей”. Вместо сильной личности п еред нами в окружении жестокого бесчеловечного мира появляется неле по трогательный со свое й жаждой “святого” чувства ущемленный че ловек.

Любовь до самоунижения и - даже - самоуничтожения, готовность погибну ть во имя любимой женщины, - тема эта, тронутая неуве ренной рукой в ра ссказе “Странный случай” (1895), расцветает в волнующем, мастерски выписанном “Гранатовом браслете” (1911). Стремясь воспеть красоту высокого, но заведомо безотве тного чувства, на которое “способен, быть может, од ин из тысячи”, Куприн, однако, наделяет этим чувством крош ечного чиновника Желткова. Его любовь к княгине Вере Шеиной безответна, не способна “выпрямить”, окрылить его. Замкнутая в себе, эта любовь не обладает творческой, созидательной силой. “Случилось так, что меня не инте ресу ет в жизни ничто: ни политика, ни н аука, ни философия, ни забота о бу дуще м счастье людей, - пише т Же лтков перед смертью пре дмету своего поклоне ния, - для мен я вся жизнь заключается только в вас”. Богатство души Желткова не оборачи вае тся ли её бедностью?

Романтическое поклонение женщине, рыцарское служение ей п ротивостояло в произведениях Куприна циничному глумле нию над чувством, живописанию разврата, который под видом освобожд ения от мещанских условностей проповедовали в годы общественной реакции Арцыбашев или Анатолий Каменский. Но в целомудрии купринских героев есть что-то надрыв ное, а и их отношении к любимой зачастую поражает од на знаменательная аномалия. “Роман наш, -сообщает подруге хищн ая коке тка Кэт (“Прапорщик армейский”), - вышел очень простым и в то же время оригинальным. Оригина ле н он п отому, что в нём мужчина и женщина поме нялись своими постоянными ролями. Я нап адала, он защищался”. П оменялись ролями и энергичная, волевая “п олесская колдунья”.Олеся с “добрым, но только слабым” Иваном Тимофе евичем (“Олеся”), и у мная, расчётливая Шурочка Николаева с “чис тым и добрым” Ромашовым (“Поединок”). Недооцен ка себя, неверие в свое право на обладание женщиной, судорожное желание замкнуться -э ти черты дорисовывают купринского героя с хрупкой душой, попавшего в жестокий мир. Своей беззащитной ранимостью, своей способностью болезненно остро переживать любую несправедливость, тонкостью душевной организации они напоминают нам не жизнерадостного, грубовато - здорового “взрослого” Куприна в традиционном описании современников, а чуткого к страданиям, мечтательного Куприна - ребенка, заточённого в мрачные казарменные стены.

Пройдя еще в детстве через ряд разнообразных жизненных испытаний, принуждённый при спос обиться к же стокой среде, Куприн сберег в душе неспособность причинять боль, сохранил в чистоте бескомпромиссный гуманизм. “Мускулистый, п риятный силач”, кутила, жизнелюбец - это, очевидно, было лиш ь полправды (недаром, чи тая “Поединок”, Л. Н. Толстой обронил фразу: “Куприн в слабого Ромаш ова вложил свои чувства”). Ее доп олняет обостренн ая жалость к страдающим людям, давш ая такие поразительные страницы, как встреча Ромашова в “Пое дин ке ” с затравленным и больным солдатом Хлебников ым, ищущим с мерти на железнодорожных п утях. Кастовые офицер ские предрассудки,вбивавшиеся в голову Ромашову и в кадетском корпусе , и в юнкерском училище, падают в мгновение ока, когда подпоручик, мучимый виноватой жалостью и ответственностью за человеческую жизнь, изу родо ванную н а е го глазах, обращае тся к Хлебникову со словами: “Брат мой”. И тот же купринский гуманизм ярко окрашивает всепроизведения о детях, с отзывчивостью приходит на п омощь их горю “Белый пудель”, “Слон” (1907), “Храбр ые беглецы” (1917) и т. д). Небезынтересно отме тить, чтоКуприн - писательидёт и здесь св ои м путём. Стоит тол ьк о сопоставить, к примеру , горьковского “Деда Архипа и Л ён ьку” с “ Белы м пуделем”, как становится очевидной разн иц а уже в п одходе к с амой теме. У Горького - протест нищего мальчи ка п ротив стяжательства, которое разъе дает по-своему доброго деда Архипа , п робуждение человеческого достоин ства в мал ен ькой душ е Ле ньки. У Куприн а -воспевание честной бедности, сол идарнос ти “гуттаперчевого мальчика” Сере жи, че твероногого артиста Арто и весёлого, бескорыстного босяка дедушки Лодыжкина в столкновении с богаты ми, п ерекормленными дачниками и их прислугой. Мир Горького жёс тче, трагичнее, а герои активнее. У Куп рина же -добрая грусть и сострадани е к бездомным артистам не мешает “счастли вому” концу.

Едва ли не наи более “традиционный” писатель ре алистического крыла рус ской литературы, Куп рин зап ечатлел п сихологию героя - правдолюбца, родственного п ерсонажам Турген ева, Толстого, Чехова. Гаршина. Однако как ярко сказалась в его творчестве, п ринадлежащем у же н овому , XXс толетию, недостаточность традицион ного подхода к действи тельности и традиционного героя! Эп оха требовала от художника актив но воздействовать н а жизнь, всемерно п оддерживать ве ликие социальные преобразования. Горьковские рабочие, бун тари и агитаторы, уже несли динамит своих идей в св оекорыстн ый и затхлый ми р, а Купри н в ту же пору был вынужден беспомощно наблюдать, как одни за други м ги бнут его герои во вражде бной им среде.

Для стиля Куп рина характерна верность реалис тиче ским заве там. Даровитейший пи сатель, он обладал многообразие м стилевых манер, но даже во мн огих лучш их е го произведен иях заметно сле дов ание какой-либо уже проложе нной традиции. Так, рассказ “Ми рное жити е”, высоко оценен ный Л. Н. Толстым, близок “Человеку в футляре”; “Собачье счастье ” (1896) заставляет всп омни ть ранние аллегориче ские произведен ия М. Горькою, эп играф к “Изумруду” (“П освящаю памяти не сравне нного пегого рысака Холстомера”) уже у казывает на п роизве дение, которое оказало влияние, - п овесть Л . Н. Толстого.

Прослежив ая хронологически п роизве ден ия Купри на, видно, как постепен но все у вереннее и резче становится его п еро, как отс тупают банальные опи сания и п очти на нет св од ятся краси вости и мелодраматиче ски е и здержки. В его творчестве все очевидн ее становитс я приверженнос ть к отложившимс я напластованиям быта . Художествен ному д ару писателя было в высшей степени свойственно подробное изображен ие какого-либо устойчивого, прочн о сложивш егося профессионального уклада - военного, заводского, рыбац кого, циркового, чиновничьего, или нац ионального быта - русского, украи нского, ев рейского, белорусского. Купринский стиль форми руется отличным образом от чеховского и ли, скажем, бунинского. Впечатле ние у чи тателя рождае тся уже от одной точности назыв ании . Изредка и у Купри на останавли вае т внимание меткая метафора - “узенькая сёмговая п олос ка зари”,- так и видишь отливающ ую оранжевым тяжелым жиром полость неба. Обычно же он накапливает множество бытовых чёрточек , необходимых в том художественном ансамбле, в той величественной картине повседневности, какая складывается в резу льтате. Ху дожническая наблюдательность Ку при на далека от, условно говоря, импрессионизма в прозе, чужда ще дрой метафоризации. Там, где Бунин напи шет: “чайки, как яичная скорлупа”, “море пахло ар бузом” и т. д., Куп ри н скажет просто: “среди мусора, яичной скорлупы, арбузных ко рок и стад белых морски х чаек”. В его п розе почти не возможно найти далеких уподоблений, н о э та локальная, частная безобразность (при безукоризненной точности языка) не мешает создани ю итогов ого образа- в данном случае образа огромного морского порта в “Гамбринусе”.

Подобно большинству свои х совре менни ков, писателей -реалистов XX века, Куп рин яви лся ма стером “малых” форм прозы - рассказа, короткой повести, оставив нам кл асси ческие образцы э тих жанров . Часто, ведя художе ственный пои ск, писател ь отправляе тся от факта, который сам по себе незначи тел ен, - от “сл учая из жизни”, анекдота и т. д. Но, обрастая великолепными подробностями , запоминающимися мелочами, каждый факт п ри обретает дополнительную глубину и емкость.

Февральская революция, котору ю Куприн встре ти л восторженно, застала его в Гельсингфорсе. Он не медленно выезжает в Петроград, где вме сте с критиком П. Пильским некоторое время редакти рует эсеровскую газету “Свободная Россия”. В его художественных произведениях этой поры (рассказы “Храбрые беглецы”, “Сашка и Яш ка”, “Гусеница”, “Зве зда Соломона”) нет прямых откликов на бурные события, переживаемые страной. Сочувственно встретив Октябрьскую революцию, Куприн сотрудничает, однако, в буржуазных газетах “Эра”, “Петроградский ли сток”, “Эхо”, “Ве чернее слово”, где выступает с п олитиче скими статьями “Пророчество”, “Сенсация”, “У могилы” (памяти видн ого большевика М. М. Володарского, у битого э сером), “Памятники” и т. д. В этих статьях сказывается противоречивая позиция писателя. Сочувствуя гранди озной программе пре образования старой Росси и, разработанной В. И. Лениным, он сомневае тся в своевременности п ровед ения этой программы в жизнь.

Ещё в рассказе “Тост” (1906) Куприн приветствовал будущее свободное общество “гордых, сме лых, равных, веселых” людей, сбросивш их цепи угнетения, перестроивш их мир, относя это общество к 2906 году. Когда же на его глазах были заложены основы нового строя, Куприн оказался в положении колеблющегося и выжидающего “товарища - интеллигента”. Правда, к концу 1918 гола в позиции Куприна прои сходят известные сдви ги. Речь идёт не только о его сотрудничестве в организованном М. Горьким издательстве “Всемирная литература” (Куприн перевёл для издательства белыми стихами трагедию Ф. Шиллера “Дон Карлос” и написал обширное преди словие к подготавливаемом у Собранию сочинений А. Дюма -отца), но прежде всего о замысле специальной газеты для крестьян - “Земля”.

Стечение случайных обстоятельств приводит Ку прина, однако, в стан эмиграц ии. Летом 1920 года он оказывается в Париже.

Творческий спад, вызванный эмиграцией, продолжался до середины 20-х годов. В первое время после революции появляли сь лиш ь статьи Купри на, чернящ ие советскую выставку в Париже, Г. Уэллса за его правдивую книгу об СССР, Ф. Нансена за организацию помощи голодающ им Поволжья и т. д. И лишь приблизительно с 1927 года, когда выходит сборник Куприна “Новые повести и рассказы”, можно говорить о последней полосе е го относительно напряженного художественного творчества. В след за этим сборником появляются книги “Купол св. Исаакия Далматского” (1928) и “Елань” (1929). Рассказы, публиковавшиеся в газете “Возрождение” в 1929 -1933 годах, входят в сборники “Колесо времени” (1930) и “Жанета” (1932 - 1933). С 1928 гола Куприн печатает главы из романа “Юнкера”, вышедшие отдельным изданием в 1933 году.

Писатель чувствовал, что оторванность от родины губительно сказывается на его творчестве. “Прекрасный народ, - заметил он о французах, - но не говорит по-русски, в лавочке и в пивной - всюду не по - нашему... А значит это вот что - поживешь, поживешь, да и писать перестанеш ь. Есть, конечно, писатели такие что и х хоть на Мадагаскар посылай на вечное поселение - они и там будут писать роман за романом. А мне все надо родное, всякое - хорошее, плохое - только родное”. В этом, быть может, проявилась особенность художественного склада Куприна. Он накрепко, больш е, нежели даже И. А. Бунин, Б. К. Зайцев или И. С. Шмелев, привязан к малым и великим сторонам русского быта, многонационального уклада страны.

Но теперь родной быт исчез, - и счезли рабочие, подневольные страшного Молоха, исчезли великолепные в труде и разгуле крымские рыбаки, философствующие армейские поручики и замордованные рядовые. Перед глазами Куприна не привычный пейзаж оснеженной Москвы, не п анорама дикого Полесья, а чистенький “Буа-булонский лес” или такая, нарядная и такая чужая природа французского Сре диземноморья. Он дел ает очерковые зарисовки, создает цикл миниатюр “Мыс Гурон” (1929), очерки о Югославии, “Париж домашний” , “Париж интимный” (1930) и т. д.

Однако самое “вещество поэзии” Куприн способен найти только во впечатлениях от родной, русской действительности. Напрасно художник старается по памяти восстановить знакомый уклад и силой воображения вдвинуть его в чужой мир. Быт уходит, как сквозь пальцы песок. Он дробится на мелкие крупинки, на капли. Недаром цикл своих миниатюр в прозе, вошедших в сборник “Елань”, писатель так и называет: “Рассказы в каплях”. Он помнит множество драгоценных мелочей, связанных с родиной, - помнит, что “еланью” зовется “загиб в густом сосновом лесу, где свежо, зелено, весело, где ландыши, грибы, певчие птицы и белки” (“Елань”); что “вереей” куртинские мужики называют холм, торчащий над болотом. Он помнит, как с кротким звуком “Пак!” (словно “дитя в задумчивости разомкнуло уста”) лопается весенней ночью набрякш ая почка (“Ночь в лесу”, 1931) и как вкусен кусок черного хлеба, посыпанный крупной солью (“У Троице - Сергия”). Но эти детали подчас остаются мозаикой - каждая сама по себе, каждая - отдельно.

Прежние, “купринские”, мотивы вновь звучат в его прозе. Новеллы “Ольга Сур” (1929), “Дурной каламбур” (1929),“Блондель” (1933) как бы завершают целую линию в изображении писателем ц ирка, в прославлении простых и благородных людей - борцов, наездников, акробатов, дрессировщиков, клоунов. Вслед знаменитым “Листригонам” он пишет в эмиграции рассказ “Светлана” (1934), вновь воскрешающий колоритную фигуру балаклавского рыбачьего атамана Коли Костанди. И природа, в тихой красоте её весенних ночей и вечеров, в разнообразии повадок её населения - зверя, птицы, вплоть до самых малых детей леса, - по-прежнему вызывает у Куприна восхищение и жадный художнический азарт (“Ночь в лесу”, “Вальдшнепы”, 1933). Уже тяжел обольной, Куприн замышляет создать книгу о животных - “Друзья человечества”. Ему удалось написать для задуманной книги лишь один рассказ - “Ральф”.

Прославлению великого “дара любви”, чистого, бескорыстного чувства (что было лейтмотивом множества прежних произведений писателя), посвящена повесть “Колесо времени” (1930). Герой её, русский инженер “Мишика” (как его называет прекрасная француженка Мария),- это всё тот же “проходной” персонаж творчества Куприна, добрый, вспыльчивый, слабый. Он поздний родной брат инженера Боброва , прапорщика Лапшина , подпоручика Ромашова. Но он грубее их, “приземлённее”, и его жгучее, казалось бы, необыкновенное по силе чувство лишено той одухотворенности и целомудрия, какими освятили свое отношение к любимой знакомые нам персонажи . Это более заурядная, плотская страсть, которая, быстро исчерпав себя, начинает тяготить героя, не способного к длительному чувству. Недаром сам “Мишика” говорит о себе: “Опустела душа, и остался один телесный чехол”.

Куприн - великолепный рассказчик, замечательный по естественности и гибкости интонаций. Он охотно обращается к историческим анекдотам и преданиям, берет готовую канву, расцвечивая её россыпями своего богатого языка. Так рождаются новеллы “Тень Наполеона” (192В), “Четверо нищих” (1929),“Геро, Леандр и пастух” (1929), “Царев гость из Наровчата” (1933). Писатель перебирает в памяти встречи с интересными людьми, своими давними знакомыми - клоуном Жакомино, летчиком Феденькой Юрковым, обаятельным бонвиваном Яшей Бронштейном и т. д. Однако Куприн постоянно чувствует себя заключенным в некий магический круг мелкотемья. И, подобно другим русским писателям, которые оказавшись на чужбине, обращаются к художественным мемуарам (И. А. Бунин создает “Ж изнь Арсеньева” (1933 -1937), А. Н. Толстой пишет в 1920 году в Париже “Детство Никиты”, И. С. Шмелев в 1930 и 1933 годах - “Богомолье” и “Лето господне”, Б. К. Зайцев - “Путешествие Глеба”), Куприн посвящает своей юности самую крупную и значительную эмигрантскую вещь - роман “Юнкера” (1928 -1932).

Военная тема, столь широко представленная в творчестве дореволюционного Куприна, завершается романом о юнкерских годах в Александровском училище. Это лирическая исповедь, в которой писатель передоверяет свои воспоминания, тронутые эмигрантской тоской, наивному юнкеру. Отсюда - ощутимый в романе идиллический привкус. Время сгладило мрачные воспоминания, и, переходя от повести “На пере ло ме” (“Кадеты”) к “Юнкерам”, попадаешь в совершенно друго й ми р, пол ный света и поэзии, где царствует жизнерадостный в своей ограниченности Александров. Быт юнкера романтизирован и подкрашен, а вместе с ним розовые блики ложатся и на всю армейскую службу. Однако “Юнкера” - не просто “домашняя” история Але ксандровского военного училищ а, рассказанная одним из ее питомцев. Это повесть о старой, “удельной” Москве - Москве “сорока сороков”, Иверской часовни и Екатерининского инсти тута благородных девиц, вся сотканная из летучих воспоминаний. Сквозь романтическую дымку проступают знакомые силуэты Арбата, Патриарших прудов, Земляного вала. Картины московской жизни в “Юнкерах” - “яростная тризна по у ходящей зиме”, великолепие бала в Екатерининском институте, быт александровцев — как 6ы снимают с жизни клише, передающее только розовую краску. К лучшим страницам роман а относятся как раз те, где лирика обретает свою внутреннюю оправданность - таковы эпизоды поэтичного увлечения Александрова Зиной Белышевой. И, несмотря на обилие света и празднеств, это - печальная книга. Вновь и вновь, с “неописуемой, сладкой, горьковатой и нежной грустью”, писатель мысленно возвращается к родине.

“Живешь в прекрасной стране, среди умных и добрых людей, среди памятников величайшей культуры, - писал он в очерке “Родина”. - Но всё точно понарошку, точно развертывается фильма кинематографа. И вся молчаливая, тупая скорбь в том, что уже не плачешь во сне и не видишь в мечте ни Знаменской площ ади, ни Арбата, ни Поварской, ни Москвы, ни России”. Этим чувством безудержной, хронической ностальгии прони зано последнее крупное произведение Куприна -повесть “Жанета” (1932 -1933).

Не задевая, “точно раз вертывается фильма кинематографа”, проходит мимо старого профессора Симонова, когда-то знаменитого в России, а ныне ютящегося в бедной мансарде, жизнь яркого и ш умного Парижа. Смешной и нелепый старик одиноко и бесцельно влачит в чужой стране остаток дней и, чтобы заполнить их пустоту, привязывается к маленькой полунищей девочке Жанете. В старике Симонове есть что-то от самого Куприна. Один из его друзей, писатель Н. Рощин, вспоминал: “Знаменитый русский писатель жил в великой бедности, питаясь подачками от тщеславных “меценатов”, жалкими грошами, которые платили хапуги-издатели за его бесценные художественные перлы, да не очень прикрытым нищенством в форме ежегодных “ благотворительных” вечеров в его пользу”.

Литературное наследие позднего Куприна гораздо слабее его дооктябрьского творчества. Это признавали даже враждебные голоса из лагеря эмиграции. Однако лучшие произведения писателя, созданные на чужбине, бесспорно, сохраняют свою немалую эстетическую и познавательную ценность. Характерно, что его художе ственное творчество почти не замутнено тенденциозностью, обычной для белой публицистики. Как художник Куприн и в эмиграции остался реалистом, пусть сильно ограниченным шорами “того берега”, но верным жизненной правд е.

До конца своих дней остался Куприн и русским патриотом, которому любовь к родине помогла в конце концов побороть все колебания и сомнения. Писатель твердо решил вернуться в Россию. Все предварительные переговоры взял на себя художник И. Я. Били бин (у же получивш ий разрешение на въезд в СССР). Предотъездные хлопоты держались семьей Куприна в глубокой тайне. Александр Иванович очень волновался. Уже перед самым отъездом он сказал дочери, что готов был бы пойти в Москву пешком, лишь бы туда вернуться.

31 мая 1937 года Москва встретила старого писателя.Вся страна тотчас же узнала о его приезде:

Возвращение А.И. Куприна в Советский Союз.

“ 29 мая выехал из Парижа в Москву возвращающийся из эмиграции на Родину известный русский дореволюционный писатель - автор повестей “Молох”, “Поединок”, “Яма” и другие. Александр Иванович Куприн (ТАСС)”. “Правда”, 1937, 30 мая, № 148.

А. И. Куприн в Москве.

“ 31 мая в Москву прибыл вернувшийся из эмиграции на Родину известный русский дореволюционный писатель Александр Иванович Куприн. На Белорусском вокзале А. И. Куприна встречали представители писательской общественности и советской печати (ТАСС)”. “Правда”, 1937, 1 июня, № 149.

У Куприна.

“Около двадцати лет находился за рубежом известный дореволюционный писатель А. И. Куприн. И теперь, возвратившись в СССР, с нескрываемой горечью и глубоким раскаянием вспоминает он о тяжелых годах эмиграции.

- Я бесконечно счастлив, говорит А. И. Куприн, - что Советское правительство дало мне возможность вновь очутиться на родной земле, в новой для меня, советской Москве”. “Литературная газета”, 1937, 5 июня, № 30 (666).

Однако это уже был совсем не тот Куприн, каким его помнили современники. Уехал он крепким и сильным, а вернулся совсем больным, беспомощным. Тем не менее Куприн надеется написать о новой России. В беседах с корреспондентами советских газет он делится замыслами, радостно переживая возвращение на родину. Он поселяется в голицынском Доме творчества писателей, гд е его навещают старые друзья, журналисты и просто почитатели его таланта. В конце декабря 1937 года писатель переезжает в Л енинград и живет там, окруженный заботой и вниманием.

Тяжелая болезнь помешала Куприну возобновить творческую работу. 25 августа 1938 года Александр Иванович Куприн скончался.

Свой реферат я решил посвятить жизни и творчеству великого русского писателя Александра Ивановича Куприна, потому что в его произведениях звучат доброта, гуманизм, душевная мудрость и романтическая любовь. В них раскрываются близкие мне темы, говоря словами Высоцкого “ Я не люблю насилья и бессилья”, “Не выношу, когда невинных бьют”. А в повседневной жизни эти проблемы можно увидеть чуть ли не на каждом углу. Ещё мне понравилось то, как Куприн характеризует своих героев. Например, Ромашов думает о себе в третьем лице, и когда читаешь, сразу возникает образ молодого человека, немного смешного, но в то же время жалкого и неуверенного в себе. Картины природы написаны такими яркими, сочными красками, что начинаешь любоваться ими, когда их себе представляешь.

У Куприна можно научиться только хорошему, и за это он мне нравится.

Использованная литература :

1) О. Михайлов. Вступительная статья к сочинениям в двух томах А.И. Куприна. М.; Худож. лит., 1981. Т. 1. Повести; Рассказы. 1981.

2) Все произведения школьной программы в кратком содержании /Авт.-сост. И.О.Родин, Т.М.Пименова, 1997.

3) Данные всемирной компьютерной сети INTERNET.