Никитин О.В.
Алексей Иванович Соболевский — выдающийся русский ученый-славист, чьи научные интересы нашли яркое выражение во многих областях филологических знаний. Он был знатоком словесной культуры в самом широком смысле этого слова и оставил яркий след в истории русского и славянских языков, диалектологии, истории и этнографии, палеографии, народного творчества; открывателем, издателем и комментатором памятников церковнославянской и древнерусской письменности. Но более всего в лингвистическом отношении он работал с древними текстами, был четким фактографом языковых явлений и всегда опирался в этом на свои, проверенные годами кропотливой работы данные.
Общие данные о жизни и деятельности А. И. Соболевского хорошо известны, и мы перескажем их кратко. Более подробно коснемся освещения тех сторон его научной и человеческой биографии, которые представляют интерес для современного исследователя и проливают свет на закрытые ранее события. Он родился 26 декабря (по старому стилю) 1856 г. в Москве в семье чиновника. В 1874 г. окончил 1-ю Московскую гимназию, поступил на историко-филологический факультет столичного университета, где учился у таких корифеев отечественной науки, как Ф. И. Буслаев, Ф. Е. Корш, А. Л. Дювернуа, Ф. Ф. Фортунатов, В. Ф. Миллер и др. По завершении университетского курса А. И. Соболевский работает над диссертацией по русской грамматике, которую защитил в 1882 г. Дальнейшая деятельность ученого была связана с Киевским и Харьковским университетами. В первом из них он получил должность доцента по кафедре русской литературы, а уже после защиты в 1884 г. в Харькове докторской диссертации "Очерки по истории русского языка", он стал ординарным профессором. С 1888 по 1908 гг. А. И. Соболевский заведовал кафедрой русского языка и словесности С.-Петербургского университета, где читал лекции по старославянскому языку, истории русского языка и диалектологии, палеографии. По свидетельству Д. К. Зеленина, в 1906–1907 гг. А. И. Соболевский приготовил специальный курс "русской этнографии", который "читался тогда впервые за всю столетнюю историю здешнего… университета"[1] . Кроме того, он преподавал и в Археологическом институте. В 1893 г. его избирают членом-корреспондентом Императорской АН по Отделению русского языка и словесности, а в 1900 г. — действительным членом АН. В 1908 г. А. И. Соболевский вышел в отставку и вскоре переехал в Москву, где продолжал свою педагогическую и научную работу. "По свидетельству П. К. Симони, — пишет М. Г. Булахов, — С<оболевский> в 1918 г. читал лекции по исторической этнографии Руси в Московском университете, по истории русской культуры в Московском археологическом институте, по палеографии и актовому языку на Архивных курсах, открытых Московским областным управлением архивного дела"[2] .
А. И. Соболевский был избран членом-корреспондентом Белградской и Софийской Академий наук и состоял во многих столичных и провинциальных исторических, археологических и филологических обществах и комиссиях. Так, он принимал участие в работе 9–11 археологических съездов (Вильно–Рига–Москва), славяно-русской палеографической выставке (1899 г.), предварительном съезде русских филологов (СПб., 1903 г.), некоторое время находился в составе Орфографической комиссии АН. По данным его фонда в РГАЛИ, ученый занимался и благотворительной деятельностью.
Статью памяти А. И. Соболевского видный лингвист Н. Н. Дурново справедливо начинает с рассказа о диспуте 1882 г., состоявшемся в Московском университете по случаю защиты А. И. Соболевским магистерской диссертации "Исследования в области русской грамматики", на котором выступил "ученик 6-го класса Московской 2-й гимназии Шахматов Алексей". "Почти все, что после этого диспута в течение следующих 40 лет выходило в России в области изучения русского языка, — пишет далее Н. Н. Дурново, — было связано с каким-нибудь из этих двух имен: это были по большей части их собственные труды и лишь изредка — работы их учеников или последователей, исходивших из положений, выработанных ими, и применявших их методы"[3] .
Это примечательное наблюдение говорит не только о роли крупнейших исследователей в истории русской науки, но и об их влиянии на развитие лингвистических и в целом историко-филологических взглядов нескольких поколений ученых, впитывавших прогрессивные идеи своих учителей. И если А. А. Шахматов, по мнению Н. Н. Дурново, был "конструктивистом", то А. И. Соболевский, напротив, "реалистом". Этим отчасти объясняется характер и направленность большинства трудов ученого, изучавшего только те факты, "которые можно извлечь из непосредственного изучения памятников"[4] .
В 1888 г. А. И. Соболевский выпускает первый опыт систематического изложения истории звуков и форм русского языка под заголовком "Лекции по истории русского языка", которые переиздавались при его жизни три раза. По словам А. А. Шахматова, "выход Лекций является едва ли самым видным моментом в истории нашей науки после появления Исторической грамматики Буслаева"[5] . В них получили тщательный анализ и систематизацию главные звуковые особенности русского языка и древнерусских говоров. Здесь также немало места уделено изучению морфологии и, в частности. истории форм склонения и спряжения. В этой же работе содержатся и важные диалектологические наблюдения А. И. Соболевского, который, например, полагал, что "Русский язык в значительной части своих черт, звуковых и формальных, был уже тем, чем он является в наши дни. После этого времени к числу особенностей русских говоров не прибавилось ничего важного, точно также ничего и не убавилось. Изменения произошли только в территориальном расположении разных частей русского языка"[6] .
Одним из первых А. И. Соболевский начал практиковать преподавание систематического курса истории русского литературного языка в вузах. И здесь он пошел дальше своих современников, в частности Е. Ф. Будде, обогатив этот курс большим количеством редких данных, извлеченных из рукописных источников XI–XVII вв., и по-новому сформулировав концепцию молодой науки. А. И. Соболевский впервые в таком объеме вводил "утилитарные" тексты, которые, по его мнению, заслуживают не меньшего внимания, чем канонические церковные, и анализировал административный язык, придавая ему особое значение. Он подметил и такую любопытную особенность делового языка домонгольского периода: "… им пользовались не одни светские лица, но и духовные, и потому иногда из-под пера выходили произведения и на церковнославянском, и на русском языке"[7] . Он впервые четко говорит о наличии в Древней Руси в домонгольского периода местных деловых языков, создававшихся на русской основе и имевших свои региональные (диалектные) особенности: "Деловой документ, писавшийся в Киеве, писался на киевском говоре; деловой документ, выходивший из Новгорода, писался на новгородском говоре. Короче: в деловой письменности было столько чисто русских языков, сколько было говоров (курсив наш. — О. Н.)"[8] . Этот курс сохранился в собрании ученика А. И. Соболевского Н. Л. Туницкого и был обнародован впервые только в 1980 г. Но до сих пор эта небольшая по объему книга остается авторитетнейшим пособием по истории русского литературного языка, сокровищницей подлинных фактов, генератором новых идей.
Еще одной областью, в которой А. И. Соболевский продолжал лучшие традиции отечественной науки, была славистика. Он начинал, как автор статей об отдельных словах: "Славянское миса" (1884) и "Славянское тысяча" (1885). Но позднее обратился к изучению фонетических и грамматических черт славянских языков. Показательны есть статьи: "Славянский префикс оз-" (1885), "Общеславянские изменения языков" (1889), "Носовые гласные в новоболгарском языке" (1890), "Заметки по славянской грамматике" (1895), и многие и другие. В них разбирались и нередко публиковались также и сами памятники письменности и делались комментарии к их переводам.
Даже небольшие по объему статьи и заметки А. И. Соболевского уже были открытием. Такова, например, его работа о церковнославянских стихотворениях IX–X вв., в которой ученый приводит редкие рифмованные тексты древнего времени, "азбучные молитвы" XV–XVI вв.[9] Или краткое сообщение о "Грамматике" И. Ужевича 1643 г., с исследованием морфологии ее текста. По мнению А. И. Соболевского, "это грамматика юго-западно-русского литературного языка XVII века, той смеси белорусского и польского языков, на которой писались в XVI веке в литовско-русском государстве документы, а в XVII в Южной Руси литературные произведения. Старая Москва знала этот язык под именем "белорусского""[10] .
Кроме того, особе место в славистических работах А. И. Соболевского занимают исследования морфологии, которые начались со времени защиты и опубликования им диссертации в 1884 г. и продолжались на протяжении почти тридцати лет. Часто он помещал рецензии с анализом работ славистов Ф. Миклошича, А. Будиловича, В. Ягича, М. Фасмера и др.
Пристальнее всего А. И. Соболевский всматривался в историю церковнославянского языка и его памятников. Из многочисленных трудов в этой области отметим прежде всего книгу "Древний церковнославянский язык. Фонетика" (1891), собравшую воедино лекции ученого, прочитанные в С.-Петербургском университете. В ней он ставит и решает такие задачи, как: "Что такое церковнославянский язык?"; его источники; "Отношение звуков церковнославянского языка к звукам родственных индоевропейских языков"; "Общеславянские изменения звуков"; "Церковнославянские изменения звуков". Отвечая на первый, пожалуй, самый важный вопрос, он дает такое объяснение: "…церковнославянский язык в своем основании есть не что иное, как солунский говор древнего болгарского языка, говор, может, быть с течением времени вымерший, может, быть, сохраняющийся доныне в остатках, в смешении с другими болгарскими говорами, в местах около родины Кирилла и Мефодия"[11] .
В славистике он выходил собственно за рамки этой науки, понимая ее значительно шире: так, его глубоко интересовали проблемы происхождения и взаимодействия славянских наречий, а также этнолингвистические, топонимические и этимологические исследования. Ими он особенно плодотворно занимался в последнее десятилетие. Приведем пример работы А. И. Соболевского с текстом этимологического словаря Э. Бернекера и самим материалом, обнаруживающий редкий дар ученого излагать сжато и ясно. Такие комментарии и сейчас не лишены актуальности и показывают большую эрудицию:
Малина — ‘кустарное растение с длинными и тонкими ветками, с алыми (всего чаще) ягодами’. Бернекер связывает это слово со словами, означающими черный цвет или что-ниб. черное, темное. Без надобности. Сл. название куста должно быть связываемо с лат. malus ‘шест, мачта’ (по веткам).
Так наз. у русских садоводов черная малина, с черными ягодами, — не что иное, как вр. ежевúка, мр. ожúка (от ёжь–ожь); хотя с собственно малиной имеет сходство, но обыкновенно от нее отличается.
Еще один пример:
Ц.-сл. мечька ‘медведь’, по Бернекеру — уменьшительное от медведь. Возможно. Русский язык теперь не знает ни мечька, ни других слов с тем же значением, близких по звукам. Но название реки в средней России Красивая Меча, в своем роде единственное, получает объяснение при понимании его первоначального значения: ‘медведь’. Срв. названия рек Медведица, Бобр, Вепрь, Тетерев, Кур и т. п. То же можно сказать о личном имени Мечислав (рядом с именами *Вълкославъ, *Вълканъ, *Вълкашинъ и т. п. от вълкъ). Форма женского р. естественна: и теперь еще польский язык знает медведь как слово женск. р. В древности то же было, по-видимому, у в<елико>руссов.
Распространение уменьшительного *меча, мечька становится понятным, когда мы припоминаем себе роль медведя в древней Руси как предмета народной забавы. Об ней говорят и др.-р. поучения, и "Рокслания" польско-русского поэта второй половины XVI в. Клёновича. <…>
Древнейшее слав. название медведя нам неизвестно. Почему же?
Бернекер говорит: дело в "эвфемизме". Едва ли. Скорее здесь перед нами страх, боязнь. Срв. Страх русских простых людей… перед чертом, лешим, водяным и т. д. и нежелание называть вслух эти существа по их подлинному имени, заменяя последнее местоимением он или эпитетами: нечистый, немытый… Такой сильный зверь, как медведь Должен был нашим отдаленным предкам внушать страх. Встреча с ним один на один в лесной тайге была опасна и для человека, и особенно для скота. Чтобы ее избежать, употребляли эпитет с значением ‘медоед’.
О древнейшем слав. названии медведя мы можем говорить на основании др.-инд. rkša-, др.-бактр. arša, гр. arctos, лат. ursus ‘медведь’. По-видимому, оно до известной степени сохранилось в названии хищной росомахи <…>[12] .
Не менее поучительны его этнолингвистические зарисовки "скифов" — попытка А. И. Соболевского найти прародину славян, объяснить причины миграции населения России и Украины, дать характеристику словесной "симфонии" топонимов: Там и Черное море, Пантикап и Керчь, Бескид и Ящад и др. В этих очерках разбросаны интересные археологические и языковедческие наблюдения над названиями жилых мест, озер, рек, океанов и т. д.[13]
Его деятельность на ниве славистики получила высокую оценку учеников. Один из них, академик Б. М. Ляпунов, так охарактеризовал А. И. Соболевского:
А. И. не только был начитан, знал прекрасно и современное ему состояние филологических наук,… и изучил источники для пополнения и исправления накопленных до него сведений; он кроме того, сверх своей колоссальной эрудиции, обладал редким даром интуиции, сметливости, уменьем быстро ориентироваться в громадном печатном, рукописном матерьяле и выбирать из него самое существенное, самое характерное. Метод его исследований рукописного материала был таков, что его нельзя рекомендовать ученому средних способностей… Редкие способности научного исследователя А. И. соединял с краткостью и деловитостью изложения"[14] .
Соболевский-славист не был просто кабинетным ученым, а страстным исследователем и публицистом. В одной из работ он предлагал прогрессивную, но так и неосуществленную реформу славяно-русского образования в университетах России. Ученый с болью воспринимал происходящее и сочувственно писал:
"Общее состояние нашей высшей школы, как бы они ни называлась (университет, духовная академия, женские курсы), давно уже печально. Лекционная система, за которую упорно держатся преподаватели в этой школе, устаревшая и в Западной Европе, но там понемногу реформируемая, — ведет русскую высшую школу к полному разложению (курсив наш. — О. Н.). Отсутствие обязательности занятий в одних случаях, всякие послабления и снисхождения в других приучили русскую учащуюся молодежь пренебрегать самым посещением высшей школы и переносить всю работу по усвоению элементов науки на короткий экзаменационный период.
<…> Наше Славянское общество уже имеет поручение "ходатайствовать, чтобы в военной академии Генерального Штаба была учреждена кафедра по этнографии и истории славянских народов, для чтения хотя бы необязательных лекций по этим предметам""[15] .
А. И. Соболевский был знатоком старославянских и древнерусских памятников. Его исследования носили не только лингвистический характер, он изучал текст во всей совокупности его граней: и как факт языка, и как историческое событие, и как культурный феномен. В этом смысле показательны работы ученого по палеографии — науке, занимающейся "древлеписанием". Его перу принадлежит самый фундаментальный из имевшихся на то время трудов в этой области — курс "Славяно-русской палеографии" (СПб., 1901) с широким привлечением памятников разных жанров и эпох, богатыми иллюстрациями и — главное — своей концепцией. "В отличие от предшествующих курсов палеографии (И. И. Срезневского и др.) Соболевский описывал не отдельные рукописи, а палеографические особенности в их историческом (здесь и далее курсив наш. — О. Н.) движении (почерк от устава до скорописи, орудия и материалы письма, орнаменты, миниатюры, переплеты). Соболевский также первым раздвинул хронологические рамки изложения, описывая историю палеографии по рукописям не только XI–XIV, но и XV–XVII вв., привлекая также и данные старопечатных книг" . Опыт Соболевского-палеографа бесценен еще и в другом отношении: он собрал и обработал огромное количество рукописей, систематизировал материал, включил его в историко-культурный контекст эпохи, описал разные школы письма в славянских странах, доказал, что русские и их предки в эпоху Средневековья и ранее не были безграмотны (а такое обывательское мнение тогда часто бытовало даже в просвещенной среде). В статье памяти ученого Н. Н. Дурново подметил еще одну особенность:
Соболевский был одним из лучших знатоков славянской кирилловской палеографии во всем ее объеме и часто читал курсы по палеографии в университете и в археологических институтах. <…> Как палеограф, С. не мог обойти молчанием вопрос о взаимоотношении глаголицы и кириллицы и высказывался по этому вопросу несколько раз. Он принадлежал к числу немногих сторонников первенства кириллицы перед глаголицей и предполагал, что глаголица изобретена учениками Мефодия в Моравии. Такой взгляд на кириллицу и глаголицу помешал ему правильно оценить свидетельство Храбра и показания акростихов старших церковнославянских стихотворений, на которые он первый обратил внимание[17] .
А. И. Соболевский профессионально интересовался также древнерусским искусством, славянскими божествами, старинной поэзией, историей просвещения на Руси, древней и новой литературой, фольклором. Ему принадлежит фундаментальное издание "Великорусских народных песен" (Тт. 1–7. СПб., 1895–1902). Во всех указанных областях его исследовательский талант выразился ярко и неподражаемо.
Так, например, Гоголя он рассматривает в связи с историей русской этнографии и касается тем самым очень непростого вопроса о западном влиянии в Малороссии. А. И. Соболевский и здесь остается верным традициям и историческим корням, некогда объединявшим народы:
Василий Гоголь пользовался дома великорусским языком. На нем вели переписку он и жена с детьми, роднею, знакомыми. Великий Гоголь вырос на этом языке: великорусский язык, как теперь принято выражаться, был его "материнским" языком.
Если мы пожелаем дать нашему Гоголю этнографическое определение, мы должны будем назвать его просто русским, сыном единой пространной России, без разделения на местные разновидности.
Отсюда понятна у Гоголя любовь к великорусам и малорусам одинаково[18] .
Он первый высказал обоснованное мнение по поводу сношений русских с иностранцами, которое шло в разрез с официальной трактовкой этого щекотливого вопроса. "У нас господствует убеждение, — писал он в главе "Западное влияние на литературу Московской Руси XV–XVII веков", — что Московское государство XV–XVII веков боялось иноземцев и было как бы отгорожено от западной Европы стеною до тех пор, пока Петр Великий не прорубил в Европу окна"[19] . Данной проблеме посвящен объемный труд ученого, где собраны и прокомментированы выписки из литературных памятников XIV–XVII вв., показывающих, что переводной характер многих письменных источников свидетельствует об активных и непосредственных контактах русских с иностранцами в области культурного строительства государства.
Очень ценны наблюдения А. И. Соболевского над степенью образованности людей в Московской Руси того же периода. Он говорит, в частности, о таком явлении, как равенство (!) образования, "соединявшее все сословия допетровской Руси в одно целое", которое существовало вплоть до конца XVII столетия[20] . А. И. Соболевский пишет: "…образованность для всех сословий во всех отношениях была одна и та же. И княжеский сын, и поповский, и крестьянский учились в одни и те же годы одному и тому же по одним и тем же книгам, часто у одних и тех же учителей, и достигали в школьном образовании приблизительно одного и того же — уменья читать и писать"[21] .
Есть еще одна область, которая проходит красной нитью почти во всех его работах. Мы имеем в виду этнографию. Она воспринималась им не просто как наука со своим инструментарием, а сфера пограничных исследований, без которой невозможно проникнуть в славянские древности, познать историю и топонимию родного края. И здесь он был не только хладнокровным статистом, историком народного быта и культуры, а общественным деятелем, мудрым политиком, верившим в единую Россию. Из трудов А. И. Соболевского этого цикла особо выделим одну брошюру — "Русский народ как этнографическое целое", напечатанную во Львове в 1911 г. В ней он дает характеристику народов, проживающих на территории России: поляков, немцев, татар, русских и др. Он между прочим замечает, что "русский народ нигде не называет себя великорусами, малорусами или белорусами; эти этнографические названия принадлежат науке и употребляются только образованными людьми" [22] .
Интересны наблюдения А. И. Соболевского над процессами сближения (отталкивания русских и украинцев. Так, он пишет: "Малорусы держатся крепко за свой язык и свои бытовые особенности. Столетие соседства малорусов с великорусами не превратило их в великорусов; полной ассимиляции не последовало, но начало ей положено". И далее (какой колоритный сюжет): "Причина медленности в ассимиляции заключается не столько в различии языка, сколько в различии особенностей быта и обряда. Крестьянин малорус не выдаст дочери за своего соседа крестьянина великоруса только потому, что при этом свадьба должна быть совершена не по дедовскому малорусскому обряду, а по другому великорусскому: "свои будут смеяться""[23] . А. И. Соболевский касается здесь и политических проблем, например, говорит о украинофильстве и его стремлении к "освободительному движению". Главная же особенность любой народности, по мнению ученого, — язык, который охватывает огромное пространство и позволяет везде чувствовать "себя среди своих"[24] . Иное — в Европе: "Немцы, например в разных местах немецкой территории (в Германии, Австрии и Швейцарии), несмотря на все усилия превосходной немецкой школы, остаются при своих говорах, и немец из-под Гамбурга не понимает немца из Вестфалии, а немец из Вестфалии не понимает немца под Цюрихом или под Веной"[25] . В указанной работе приводятся и богатые статистические данные, говорится о характере распространения говоров, о влиянии инородных явлений и многом другом, что специально рассматривать здесь не станем.
Приведем только в заключение слова крупнейшего этнографа, последователя А. И. Соболевского Д. К. Зеленина, который в статье, посвященной памяти ученого, так охарактеризовал его вклад в этнографию:
А. И. Соболевский был не только выдающимся историком языка и литературы, не только диалектологом, палеографом, славяноведом-филологом и археологом, но он был также и редким у нас специалистом по топонимике и особенно — этнографом. Этнографом не только в общем значении этого слова — знатоком народной жизни, но и в тесном смысле — этнографом-специалистом, посвятившим целый ряд своих специальных научных работ различным отделам той дисциплины, которая прежде носила наименование "русской этнографии", а теперь — "этнографии восточных славян"[26] .
В юбилейной статье невозможно отразить все грани исследовательского таланта и жизненного темперамента А. И. Соболевского, который, без сомнения, был очень неоднозначной фигурой того времени.
Но нельзя не сказать — и это особенно поучительно — об общественной позиции ученого и его твердой вере в прежние идеалы, разрушенные смутным временем 1917–1918 гг. А. И. Соболевский на протяжении многих лет состоял активным участником славянского движения не только в области филологических контактов — он участвовал и в политических мероприятиях. Так, по данным просмотренных нами материалов ученого в РГАЛИ, есть многочисленные отклики А. И. Соболевского на события в славянских странах и приглашения принять участие в работе того или иного заседания, съезда и т. д. Стоит заметить, что он являлся членом одной из первых русских национальных организаций "Русское Собрание". Его позиция не раз звучала с трибун монархических съездов и собраний "Союза Русского Народа". По данным современных интернет-изданий, "в 1910 г. за его монархические выступления и публикации [Соболевский] был обвинен либеральной профессурой и студентами в клевете, ему пришлось судиться, и хотя суд оправдал Соболевского, он вынужден был уйти из Петербургского университета и перебрался в Москву"[27] .
В сложные 1910-е гг. А. И. Соболевский принимал самое активное участие в сборе средств на военные нужды братьям-славянам и оказывал помощь пострадавшим. Он писал 18 октября 1914 г.:
"Я занят по горло военными делами. Бываю там, где никак не ожидал себя видеть. Сегодня б<ыл> представлен сербской королевне Елене Петр<овне> (замужем за Ю<рием> Константиновичем). Сдавал сшитое для поезда в Вост<очную> Пруссию белье — 68 штук. Сейчас буду беседовать о продаже билетов на концерт в пользу пострадавш<их> от войны русских в Холмской Руси, в Галиции и на Волыни. Вести ужасные. Кажется, придется стать во главу угла. А далее в пользу их эе уличный сбор. Это похитрее. А сверх того, от Союза р<усского> н<арода> сбор белья и т. п. ("неделя белья"). Придется и здесь играть роль. <…>[28]
В фондах РГАЛИ сохранились отношение председателя Государственного Совета Ив. Щегловитова и список с печатного указа императора Николая II о назначении А. И. Соболевского членом Государственного Совета. В первом из указанных документов говорилось:
Милостивый Государь,
Алексей Иванович.
Именным ВЫСОЧАЙШИМ указом, в 1 день сего января Государственному Совету данным, Вам ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ повелено быть членом Государственного Совета, с оставлением ординарным академиком.
О таковой МОНАРШЕЙ милости сообщая Вашему Превосходительству, имею честь препроводить при этом список с означенного ВЫСОЧАЙШЕГО указа.
Примите, милостивый государь, уверение в истинном моем уважении и совершенной преданности.
Ив. Щегловитов[29] .
Сохранилось любопытное письмо А. И. Соболевского родителям, где он рассказывает об этом событии: "Сегодня я начал службу. Зала Г<осударственного> Сов<ета> — в слуховом отношении очень плоха, слышно мало. Заседание, с 4 до 6 ч., б<ыло> чисто деловое и скучное. Следующее в понедельн<ик>"[30] .
Это случилось накануне Февральской революции, которую он не мог принять и понять. Сохранившиеся письма А. И. Соболевского 1916–1917 гг. — уникальные свидетельства того смутного времени. Вот эти "хроники" в изображении ученого[31] :
4/XI 1916
<…> Гос. Дума скандалит; та часть, кто тянет к немцам, работает изо всех сил. Удивительно хорошо у немцев поставлена агентура. Теперь, когда немцам плохо, у нас бунты, скандалы, голодовки.
Запасся разными крупами и сегодня ел пшенную кашу[32] .
21/I 1917
Хороший мороз, с туманом. Купил еще сажень дров, довольно мелких, 28 р. Смесь: елка, ольха, береза. Но что делать? Не могу ходить сам: приходится возлагать покупку на других, в данном случае на рассыльного Слав<янского> о<бщест>ва; ну, они — темна вода во облацех[33] .
4/II 1917
<…> Я уже дней 10 не покупал белого хлеба и питаюсь одним черным. Сегодня купил ячной крупы. Гречневой муки нет. Эту неделю я сделал себе мясную — ем грудинку (со щами). <…>[34]
12/II 1917
<…> Сметаны достал, но на сметану не очень похожую.
<…> В последнее время я проповедую славянский союз; происходят прения. Пришлось побывать у мин<истра> ин<остранных> дел и побеседовать о чехах; очень мне понравился. <…>[35]
18/II 1917
<…> Славяне — грызутся между собою (особенно чехи); надоели. <…>[36]
26/X 1917
Вчера Петербург очутился во власти депутатов. Подробности вы можете видеть из Н. Вр. Я мог заметить только закрытые двери банков и магазинов да гуляющий по Невскому броневой автомобиль. Никольский пригласил меня пообедать с ним в центре событий — в ресторане при офицерск<ом> магазине, и я пошел. Было свободно (в 2 ч.). Рассольник и жарен<ый> поросенок с тушеной капустой, без хлеба (я принес своего) — 5 р. 15 к. Вкусно и сытно. Прислуга не берет на чай. Раздеваться не надо (так я и сидел в шубе). <…>[37]
30/X 1917
<…> Ясно: нужно себя эвакуировать; нужно прибрать имущ<ество>; нужно попробовать застраховать; нужно поискать человека, чтобы поселить в квартире. Ломбард перестал брать в заем[38] .
В первые месяцы и годы Советской власти А. И. Соболевский испытал на себе весь трагизм случившегося. Его академическая квартира в Петрограде была опечатана; только неимоверные усилия А. А. Шахматова, лично руководившего работами, ездившего с "ломовым подрядчиком" за библиотекой А. И. Соболевского, позволили частично сберечь уникальное собрание ученого[39] . Но, вероятно, его политическая деятельность и непримиримая позиция в прежние годы не остались без внимания большевиков: "…летом 1918 г. [Соболевский] был арестован, от расправы его спасло только заступничество ученых. Однако "дело Соболевского" продолжало числиться за ревтрибуналом. Есть сведения, что Соболевский подвергался репрессиям и незадолго до своей кончины"[40] .
Общественную ситуацию тех лет пронзительно рисует письмо академика В. М. Истрина А. И. Соболевскому 1918 г.:
"Как Вы поживаете и чувствуете себя? Прибываете ли в забытьи или готовите какую-нибудь работу, пользуясь длинными каникулами, и надеетесь на восстановление научных интересов? Мы же пережили немало тревог с 17 по 27 янв<аря> старого стиля. <…> насчитывают <…> 18 ударов с большими повреждениями стен, окон и крыши. Пришлось спасаться в житных подвалах. Один из наших соседей настолько пострадал, что через несколько дней скончался"[41] . И далее: "Оправилась ли Москва после разорения? Как же <…> Вы не уберегли патриаршей ризницы при существовании в наличности патриарха? Были ли Вы у него? Как московские архивы и библиотеки?"[42] .
Приведем еще один отрывок из другого письма В. М. Истрина А. И. Соболевскому того же времени:
Многоуважаемый Алексей Иванович!
Очень рад Вашему избавлению, но не знаю, что сказать в утешение, ибо утешаться решительно нечем: все погибло и погибает. Поедете ли Вы в П<етрогра>д? Мы в полном отчаянии — что делать? Вести из П<етрогра>да ужаснейшие: <…> голодная смерть. Но и здесь теперь не лучше: по мнению сведущих людей, в ближайшем будущем и здесь <…> голод. Да и теперь платить 300 р. за пуд муки и 40 р. за меру [картофеля] [43] — не хватит содержания, которого, кстати сказать, уже два месяца не присылают. <…>
Отовсюду только слышишь утешение: умершим теперь лучше. <…>
Ваш В. Истрин[44]
О реальном положении А. И. Соболевского в начале 1920-х гг. красноречиво говорит и письмо А. А. Шахматова: "…мы сильно опасаемся за то, что Вы можете лишиться жалованья. Вы один из всех отсутствующих получаете жалованье в силу того, что Вы были обязаны подпиской о невыезде из Москвы. Для нас было бы чрезвычайно больно дождаться отказа Вам в жалованье"[45] .
В посланиях А. А. Шахматова А. И. Соболевскому сообщается и о других неотложных делах, которые, несмотря на все невзгоды, для них — поколения истинных ученых-интеллигентов и патриотов своей страны — были первоочередным делом:
"Пользуюсь случаем просить Вас навести справки об оставшейся рукописи труда А. Г. Преображенского, содержащей окончание его Этимол<огического> словаря. Мне кажется, рукопись надо было бы сохранить (выделено нами. — О. Н.). Быть может, мы со временем решим допечатать окончание Словаря, в котором немало достоинств, при всех его недостатках"[46] .
В непростые для ученого 1920-е годы он не прекращал письменного общения с коллегами и учениками, которые нередко просили о помощи, рассказывали о своих судьбах, искали научного покровительства. Среди "корреспондентов" А. И. Соболевского были многие известные ученые: В. А. Богородицкий, Е. Ф. Будде, В. Н. Перетц, М. Н. Сперанский, Н. М. Каринский, М. Фасмер, С. П. Обнорский, А. М. Селищев, Б. М. Ляпунов, Д. К. Зеленин, И. Г. Голанов и др. Так, давний знакомый ученого профессор Казанского университета В. А. Богородицкий писал в 1925 г.:
Глубокоуважаемый Алексей Иванович!
Очень был рад получить от Вас весточку о Вашем житье. Да, мы похоронили почти всех стариков-учителей, а теперь сами стали стариками, а я сверх того и многонемощным. Очень благодарю Вас за присылку Ваших воспоминаний о Ваших стариках. Моя научная работа, поскольку позволяет старость, направлена пока главным образом в сторону экспериментальной фонетики и отчасти тюркского языкознания. Имею два часа лекций по экспериментальной фонетике и заведую Кабинетом; это несколько восполняет мой бюджет. <…> Мой коллега Е. Ф. Будде жалуется на ноги, плохо ходит и лекции читает на дому. <…>[47]
На протяжении многих лет, еще со времени ученичества и работы будущего крупного слависта академика Б. М. Ляпунова в Одессе, а затем в Ленинграде, продолжалось его общение с А. И. Соболевским, опекавшим своего питомца. Приведем фрагменты их переписки:
Б. М. Ляпунов — А. И. Соболевскому
<…> Большое спасибо за сообщение о Прологах. Я знал, что ими занимались многие с точки зрения историко-литературной, но ведь в словарном отношении и вообще со стороны языка они почти совсем не тронуты. Я припоминаю, как много интересного представилось мне в Лобковском (Хлудовском) Прологе 1262 г., кода я занимался им лет 30 тому назад. А так как списков Пролога древних довольно много, то является вопрос, как использовать их в словарном отношении, чтобы избежать повторений. Приходится пожалеть, что нет сводного издания частей Пролога. <…>[48]
<…> Теперь, пользуясь свободным от лекций и заседаний временем, спешу написать Вам и поблагодарить за Ваше внимание и предложение новой темы — исследование жития Илариона Великого, за которую могу приняться, однако, лишь по окончании исследования Жития <…>. Мне очень совестно, что я никак не могу усвоить тех быстрых приемов исследования, которыми обладаете Вы и даже многие слависты средней величины, и я понимаю, как должны Вы досадовать на меня за мою медленность. <…>
Со смертью Ягича некому поощрять меня к печатанию, а потому я не тороплюсь, сознавая скороспелость своих заключений и недостаточность материала, привлеченного мною для исследования. Благодарю Вас за постоянные добрые советы, которыми и впредь прошу не оставлять. <…>[49]
Для А. И. Соболевского, "отставленного" от дел и находившего не в лучшем положении в первые годы советской власти, было принципиально важно сохранить накопленные годами материалы. И самое ценное из них, пожалуй, это выписки с фрагментами текстов разных жанров XV–XVII вв. для предполагавшегося проекта по подготовке к изданию древнерусского словаря. Кстати, с октября 1925 г. "он возглавил "Комиссию по собиранию материалов по древнерусскому языку" АН"[50] . По подсчетам Л. Ю. Астахиной, им было написано более 100 тысяч карточек. Его справедливо вместе с академиком М. Н. Сперанским называют основателями Картотеки ДРС.
В 1926–1929 гг. А. И. Соболевский предпринимал попытки сбора материалов и для других лексикографических начинаний, которые, к сожалению, остались незавершенными: так, он был инициатором работы над словарем древнего церковнославянского языка, дополнившим бы знаменитые "Материалы" И. И. Срезневского; готовил материалы для словаря старого языка Московской Руси XI–XVII столетий и словаря Польско-Литовской Руси XIV–XVII вв. Всего же за пятидесятилетнюю деятельность на ниве историко-лингвистической науки он опубликовал более 450 работ. Многие из них стали доступны широкому читателю только сейчас[51] .
В 1927 г. научная общественность отметила 70-летие А. И. Соболевского, а Академия наук "по почину его учеников" под редакцией академика В. Н. Перетца издала "Сборник статей" в честь знаменитого слависта, где, в частности, говорилось:
Глубокоуважаемый Алексей Иванович!
Ваша полувековая научная работа на поприще славянской вообще и, в частности, русской филологии обогатила науку во всех ее отраслях, куда заглядывал Ваш пытливый взор.
До Вас были попытки охарактеризовать особенности древнерусского языка, но Вам принадлежит бесспорно честь быть первым историком его. Вами создана русская палеография как система знаний. Вы объединили материал и построили схему русской диалектологии как древнего времени, так и нового, положив твердую базу для дальнейших изучений. В области славянской филологии Вы значительно углубили сделанное Вашими предшественниками и подарили науке ряд ценных наблюдений, гипотез и выводов. Русская этнография обязана Вам, кроме единственного в своем роде свода великорусских песен, — рядом остроумных и значительных, несмотря на краткость, исследований и статей. История русской литературы, как древней, так и новой, — всегда занимала Вас; но в особенности важны Ваши работы для освещения переводной литературы домонгольского и московского периода. Немало времени и сил отдали Вы изучению проблемы славянской и русской археологии, в частности же — древнерусскому искусству[52] .
Таким образом, А. И. Соболевский получил заслуженное признание почитателей и учеников, которые "вместо шумных юбилейных оваций" преподнесли ему скромный дар — книгу.
В заключение скажем несколько слов и о другой стороне личности А. И. Соболевского. Некоторый консерватизм был присущ ему при решении ряда вопросов по Отделению русского языка и словесности, где он состоял действительным членом и иногда конфликтовал с коллегами. В чем-то, возможно, он был резок и очень педантичен — это особенно чувствуется при ознакомлении с рецензиями А. И. Соболевского (например, на исследования своего более гармоничного "соперника" А. А. Шахматова, на труд С. К. Булича по истории русского языкознания и первую работу В. В. Виноградова о звуке "ять" и др.)[53] . Известный славист Г. А. Ильинский признавался в письме Б. М. Ляпунову от 30 апреля 1929 г.: "…взамен благожелательства Ф<ортунатова> и Ш<ахматова> я встречал у него (Соболевского. — О. Н.) обыкновенно лишь злопыхательство…"[54] . В таких случаях, видимо, сказывались и личные предпочтения А. И. Соболевского, его обиды, иногда зависть, доводившие его просто до убийственных формулировок и оценок (особенно по отношению к молодому В. В. Виноградову, ученику академика А. А. Шахматова). И здесь он был также неоднозначен. Но проникать в тайны человеческой души — дело психолога. Мы лишь стремились дать по возможности объективный портрет А. И. Соболевского, естественно, далеко не полный.
О сокровенных симпатиях ученого, его терзаниях и сомнениях, душевных переживаниях он мог поделиться только с самыми близкими людьми и прежде всего — с матерью. С ней на протяжении нескольких десятилетий он переписывался вплоть до трагических событий 1917 г., когда ее не стало. А. И. Соболевский трепетно относился к изучению истории своего рода: хранил письма деда и документы еще более древних времен, имевших отношение к генеалогии собственной фамилии. Много нераскрытого таят в себе эти и другие материалы, находящиеся в фондах личного архива ученого (ф. 449) в РГАЛИ и других, пока еще неисследованных собраниях.
Символично, что Алексей Иванович Соболевский скончался в день прославления равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, просветителей славянства, 25 мая 1929 г.
Научная общественность откликнулась на это печальное событие изданием специального выпуска "Известий АН СССР", где ведущие отечественные ученые по достоинству оценивали вклад А. И. Соболевского в разные отрасли филологии и истории культуры. Примечательно высказывание В. Н. Перетца о годах становления научного метода покойного:
Как языковед А. И. воспитался под влиянием главным образом Ф. И. Буслаева и А. Л. Дювернуа, в эпоху когда только начиналась борьба между идеями Шлейхера, с его схематизмом и генеалогизмом, с одной стороны, и нарождавшейся новограмматической школой. К ней впоследствии примкнул А. И., но и в первых, и в некоторых последних работах он находился под влиянием идей Иог. Шмидта. Последнее сказалось в его морфологических исследованиях и в работах по диалектологии[55] .
К счастью, он избежал участи многих своих коллег, вынужденных покинуть Родину или гнить в ссылках и лагерях. Сохранились, по большей части, его семейный архив, переписка, но богатая книжная коллекция ученого и многие рукописи были утрачены в годы революционного лихолетья.
Известно, где находился дом А. И. Соболевского в Москве: "Его превосходительство" (так обращались к нему в письмах коллеги) жил и работал рядом с пресненскими прудами, на Верхнепрудовой улице "в собственном доме (№ 8)" (позднее ее переименовали в Конюшковскую улицу).
Известно, и где А. И. Соболевский был похоронен: совсем недалеко, на Ваганьковском кладбище, за церковью Воскресения Словущего, справа, около центральной аллеи он нашел свой последний приют. Там покоится прах его родителей, самого А. И. и его брата С. И. Соболевского, известного филолога-классика.
В памяти всплывает фрагмент из чудом сохранившегося и прочитанного когда-то письма одного из самых ярких славистов XX в. — Григория Андреевича Ильинского. Он вспоминал, что великий ученый ушел тихо, почти безвестно; в последний путь его пришли проводить только самые близкие ученики, и то немногие, "в газетах не было даже объявления об его смерти и ни строки о заслугах красы и гордости русской науки: странно, что не было даже венка от А<кадемии> Н<аук>".
Нестора славянских филологов не стало.
Список литературы
1. Зеленин Д. К. А. И. Соболевский как этнограф // Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. 1930. № 1. С. 54.
2. Булахов М. Г. Восточнославянские языковеды: Биобиблиографический словарь. Т. 3. Мн., 1978. С. 200.
3. Дурново Н. Н. Академик Алексей Иванович Соболевский [Некролог] // Slavia. 1930. Roč. VIII. Seš. 4. С. 831.
4. Там же. С. 832–833.
5. Цит. по изд.: Дурново Н. Н. Академик Алексей Иванович Соболевский [Некролог] // Slavia. 1930. Roč. VIII. Seš. 4. С. 836.
6. Соболевский А. И. Лекции по истории русского языка. — Изд. 4-е. — М., 1907. С. 282.
7. Соболевский А. И. История русского литературного языка / Изд. подготовил А. А. Алексеев. — Л., 1980. С. 38.
8. Там же. С. 39.
9. Соболевский А. И. Церковнославянские стихотворения конца IX – начала X веков. Отд. оттиск. СПб., 1892.
10. Соболевский А. И. Грамматика И. Ужевича 1643 г. // Отд. оттиск: Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. 1906. Кн. 19. Вып. 2. Отд. V. С. 1.
11. Соболевский А. И. Церковнославянский язык. Фонетика. М., 1891. С. 10.
12. Соболевский А. И. Этимологические заметки: По поводу "Славянского этимологического словаря" Э. Бернекера // Slavia. 1927. Roč. 5. Sv. 3. С. 448–449.
13. См. подробнее: Соболевский А. И. Русско-скифские этюды // Отд. оттиск из ИОРЯС РАН. Тт. XXVI и XXVII. — Л., 1924.
14. Ляпунов Б. М. Исследования А. И. Соболевского по истории восточнославянских языков // Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. 1930. № 1. С. 32.
15. Соболевский А. И. Славяноведение в русской высшей школе // Отд. оттиск из "Славянских известий", 1909, № 5. С. 3; 7.
16. Цейтлин Р. М. Алексей Иванович Соболевский // Славяноведение в дореволюционной России: Биобиблиографический словарь. — М., 1979. С. 312.
17. Дурново Н. Н. Указ. соч. С. 838–839.
18. Соболевский А. И. Гоголь в истории русской этнографии. Харьков, 1909. С. 3.
19. Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV–XVII веков. Библиографические материалы. СПб., 1903. С. 38. То же мнение он высказал в книге "Западное влияние на литературу Московской Руси XV–XVII веков" (СПб., 1899. С. 8).
20. Соболевский А. И. Образованность Московской Руси XV–XVII веков. Речь… СПб., 1892. С. 22.
21. Там же. С. 21.
22. Соболевский А. И. Русский народ как этнографическое целое. Харьков, 1911. С. 7.
23. Там же. С. 7.
24. Там же. С. 15.
25. Там же.
26. Зеленин Д. К. А. И. Соболевский как этнограф // Там же. С. 54.
27. http://www.rusk.ru/ppcalendar.php?date=2006-05-24
28. РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 67. Л. 182. Автограф.
29. Там же. Ед. хр. № 42. Подлинник (1 января 1917 г.).
30. Там же. Ед. хр. № 67. Автограф (14 февраля 1917 г.).
31. В 1913 г. А. И. Соболевский испытал еще одно потрясение, бывшее, кажется, знамением того времени. В письме родителям от 19 декабря 1913 г. он сообщал: "Сейчас меня обокрали. Без меня связали мою бабу (прислугу. — О. Н.), взломали комод и сундук и взяли серебр<яные> ложки, солонку и запонки <…>, пиджак нов<ый> коричн<евый>, пиджак домашний, брюки черные и серые. Словом, я остался в том, в чем ушел из дома <…> (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 67. Лл. 160 об.–160).
32. Там же. Л. 249. Автограф.
33. Там же. Л. 258. Автограф.
34. Там же. Л. 260. Автограф.
35. Там же. Л. 261. Автограф.
36. Там же. Л. 263. Автограф.
37. Там же. Л. 268. Автограф.
38. Там же. Л. 269. Автограф.
39. Из письма А. А. Шахматова А. И. Соболевскому от 12 (25) мая 1919 г. (автограф): "Мы говорили вчера о перевозке Вашей библиотеки и Ваших бумаг в Академию. Средства на перевозку, если сумма потребуется не очень большая, обещает дать Из Пушк<инского> дома Н. А. Котляревский. Ив. Савв. Будет на днях у комиссара Кудрявцева, если им не опечатана <…> Ваша комната, мы начнем искать ломового подрядчика" (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 397. Л. 32).
40. http://www.rusk.ru/ppcalendar.php?date=2006-05-24
41. РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 176. Лл. 2–2 об.–3.
42. Там же. Л. 3 об.
43. Запись неразборчива. Прочтение предположительное.
44. РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 176. Лл. 37–37 об.
45. РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 397. Л. 35. Автограф (2 июля 1920 г.).
46. Там же. Лл. 29–29 об. Автограф (25 мая 1919 г.).
47. РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Ед. хр. № 95. Лл. 1–1 об. Автограф (3 октября 1925 г.).
48. Там же. Ед. хр. № 238. Лл. 11 об. Автограф (21 июля 1925 г.).
49. Там же. Лл. 15, 17. Автограф (28 декабря 1925 г.).
50. История Картотеки "Словаря русского языка XI–XVII вв.". Авторский состав и источники / Авт-сост. Л. Ю. Астахина. — М., 2001. С. 208.
51. Монографии по истории русского языка, а также отдельные статьи и рецензии по вопросам сравнительно-исторического и славянского языкознания были собраны, тщательно прокомментированы и опубликованы В. Б. Крысько в изд.: Соболевский А. И. Труды по истории русского языка. Т. 1–2. — М., 2004–2006.
52. Из посвящения учеников и почитателей, предварявшего юбилейный "Сборник статей в честь академика Алексея Ивановича Соболевского" (Л., 1928. С. I).
53. Ср. высказывание Н. Н. Дурново: "Все они [рецензии] очень невелики по объему и, по большей части, отличаются резкостью, причем нередко, давая отзыв о книгах, обладающих большими достоинствами, Соболевский отмечает в них только недостатки" (Дурново Н. Н. Академик Алексей Иванович Соболевский [Некролог] // Slavia. 1930. Roč. VIII. Seš. 4. С. 833).
54. Цит. по изд.: Баранкова Г. С. Григорий Андреевич Ильинский (1876–1937) // Русская речь. 2001. № 2. С. 73.
55. Перетц В. Н. Академик А. И. Соболевский // Изв. АН СССР. Отделение гуманитарных наук. 1930. № 1. С. 18.
|
