Соколов Э.В.
В принципе, возможно рассмотрение культуры под разными углами зрения в форме различных дискурсов. Для каждого дискурса характерно особое видение культурной реальности. Переход к дискурсному пониманию культурологии влечет за собой особое понимание его предмета, то есть культуры, которая оказывается не опредмеченной и завершенной, а виртуальной реальностью, выстраиваемой каждый раз по особым правилам и с особыми целями. Существенно разграничение трех видов дискурса, относящихся к прошлому, настоящему и будущему и соответственно, трех видов культурологии - ретроспективной, презентивной и перспективной.
Культура прошлого - предмет ретроспекции - для нашего наивного взгляда кажется чем-то вполне определенным, состоявшимся. Если уже не ощутимой сегодня, то материализовавшейся в прошлом. Кажется, что лишь о прошлой культуре можно говорить, как о предмете науки: ведь настоящее еще только строиться, а будущего просто нет. Но "твердая реальность" прошлого во многом - мнимая. Во-первых, нам известны лишь документы древности. Но они постоянно вновь и вновь интерпретируются в свете открытий современного жизненного опыта. Во-вторых, экзистенциальные, то есть глубинно-психологические мотивы ретроспективной культурологии основаны на "уважении к минувшему", на культе почивших предков, на идеализации исторических событий, личностей, которые приобретают то героические, то "сатанинские" черты. Многоразовое осмысление в прошлом делает его все более связанным, монолитным. Ретроспективная культурология является по преимуществу синтезирующей, типологизирующей и индивидуализирующей. "Живая жизнь" часто не оставляет ни времени, ни сил для ее осмысления. К тому же, "злоба дня", т.е., мощные, но поверхностные веяния, отвлекают внимание от главного. Ретроспективная культурология, выходящая за рамки науки в мифологию, историографию, романистику - "оформляет" культуру прошлого в виде четко очерченных культурно-исторических типов, эпохальных событий, великих исторических личностей.
Вторая - "презентативная" ветвь культурологии имеет совершенно иные экзистенциальные, интеллектуальные и социальные истоки. По отношению к настоящему мы чувствуем себя победителями или жертвами, питаем к нему любовь, гордость, ненависть, презрение. Если мы хотим понять в какой культуре мы живем, мы не только должны черпать информацию из книг и разговоров, но должны участвовать в общественной жизни своими личными решениями и поступками. Мы имеем, как правило, некоторое схематическое видение настоящего, которое обычно сопоставляем с прошлым или с картинами жизни иных культур. Но мы сознаем его приблизительность. Выстраивание образа современной культуры неотторжимо от процесса жизни и самореализации личности - политика, романиста, философа. Уже вступление в брак, публикация книги, избрание в политический орган меняют представление человека и о себе, и о культуре. Картина культуры рисуется усилиями многих лиц, которые спорят, разоблачают или хвалят друг друга, о многом умалчивают и многое искажают. Выработка образа культуры приобретает черты напряженного диалога и идеологической борьбы.
Современная культура есть, казалось бы, самая "жесткая" реальность, не считаться с которой - невозможно. Но она кажется очень рыхлой, неоформленной по сравнению с прошлым, где все было четко, ясно, все расставлено по местам. Повседневность часто кажется "пустой", неполноценной - много времени "пропадает зря". Но как понять такое самочувствие? Видимо, существует представление о неком "фокусе жизни", полноценном бытие, которого никто не достигает. Все, что делаешь, кажется эфемерным, незавершенным, недодуманным. И чем значительней социальная роль личности, тем сильнее впечатление "неполноты бытия". Есть какое-то странное противоречие между активной и созерцательной жизнью ("vita activa" и "vita contomplativa") о котором много спорили средневековые философы. Практическая жизнь - это максимальная вовлеченность, зримые, но малые по вселенским масштабам - результаты. Созерцательная жизнь - это отстраненность, незримые, но, возможно, эпохальные результаты. Активно живущий человек "теряет себя". Созерцающий - себя находит, ибо только он способен глубоко идентифицировать себя с эпохой, культурой, политическим движением. Это ли не парадокс? Конечно, во все времена было гораздо больше людей, поглощенных заботами о "хлебе насущном", то есть, активных. И гораздо меньше - отшельников - созерцателей. Во всех обществах существовал, хотя и немногочисленный, праздный класс, некоторые представители которого не только "охотились на лис", но и размышляли о судьбах мира.
Философы-созерцатели жили чаще всего одиноко и поэтому не могли испытывать чувства заброшенности или героического миссионерства. Они должны были формировать какой-то компенсаторный психический комплекс, а то и просто "сходить с ума" как Ницше. Герман Гессе задумал соединить активную и созерцательную жизнь. Он населил созерцателями целую провинцию. Они были заняты исключительно "игрой в бисер". Гессе предусмотрел, что это должны быть избранные, лучшие люди: они должны быть свободны от деловых забот; огорожены от треволнений борьбы за существование, не иметь семьи. В Педагогической Провинции личные и социально-ролевые отношения совпадают. Но люди живут, мыслят, говорят по определенным правилам. Игра в бисер - не труд, а образ жизни. Это - полноценная, здоровая активность, в которой нет специализации, нет недостатка в общении и одиночестве. Это сообщество, напоминающее одновременно научный институт, монастырь, аристократический курорт в швейцарских Альпах. Однако по сравнению с жизнью игроков в бисер жизнь ученых, отдыхающих и монахов кажется скудной и односторонней. Игра в бисер активизирует человека целиком, активизирует его личные и родовые свойства. Поэтому она трудно представима. Игра в бисер - нечто среднее между шахматной партией, музыкальной импровизацией, научным диспутом, доказательством теоремы, стихосложением. Зная этот язык, можно проникнуть в любую часть культурного пространства, но овладению этим языком нужно посвятить всю жизнь. Гессе хотел показать, как совмещаются и преодолеваются друг в друге - жизнь, созерцание, наука, спорт, искусство, философия и молитва. Это был смелый замысел и вряд ли Гессе его осуществил. Но все-же его роман задает какое-то новое направление духовным и социальным исканиям.
Презентативная культурология, подобно игре в бисер, сочетает в себе теоретизирование и практический опыт - творчества, любви, власти, хозяйствования и т.п. Опыт важен не только своими результатами, но и тем, что формирует особенный тип ума. Власть формирует "властный ум", любовь - "любящий ум", наука - "познающий ум". На пересечении жизни и созерцания складывается культура, как реальность, которую можно назвать виртуальной потому, что она всегда только становиться, и никогда не бывает такой, какой хочет и могла бы стать. И еще в большей степени является виртуальной культура будущего, служащая предметом перспективной культурологии, которую можно также назвать футурологией или утопией. Утопическая культурология - ценная и нужная область познания. В отличие от ретроспективной она скорее аналитична, панорамна, образна и диалектична. Нужно честно сказать, что будущее не познаваемо методами классической науки. Но представлять себе будущее - чрезвычайно важно.
Экзистенциально мы относимся к будущему с надеждой и пониманием. Интеллектуально мы строим его, экстраполируя в будущее тенденции настоящего, выявляя "вызовы" будущего и возможные ответы на них. Мы не должны обольщаться мыслью, что будущее будет "светлым". Свет и тьма будут чередоваться в нем как всегда. Однако сегодня человек должен взять на себя и практическую заботу о будущем - в большей степени, чем когда-либо раньше. Поэтому утопическая, проектирующая культурология становиться наиважнейшей областью социальной работы, в которой ничто не должно откладываться на потом. Основная цель проективной культурологии - выработка стратегии деятельности, выявление наиболее перспективных целей, достижение такого состояния общества, в котором доминировали бы мир, сотрудничество, следование закону, открытость, свободное развитие личности. Эти и другие цели могут быть реализованы только при условии, если мы сегодня начнем вкладывать в них свои силы и ресурсы. Наши стратегические цели - это воспитание, наука, образование, искусство. Рыночные отношения не могут, и не должны сколько нибудь широко распространяться на область культуры.
Культура вырастает из семени, подобно растению. И если ухаживать за ней, заботясь о ее здоровых ростках и вовремя отбрасывая больные, уродливые, то можно многого достигнуть.
|
